Читать книгу Иная планета (сборник) - В. В. Кадыров - Страница 2

Скажу прямо: Машина Времени очень вредная штука. И не дай Бог кому-нибудь ею воспользоваться! Простому гражданину, вроде меня, пять дней вкалывающему на Отчизну и имеющему два законных выходных, никаких путешествий во времени не нужно. В рабочие дни мне приходится горбатиться, чтобы на жизнь средства добыть – жене обнову справить, детей одеть-обуть, а в выходной святое дело с друзьями встретиться. Ну и зачем мне разрывать эту жизненную цепь? Куда мне лететь на Машине Времени: вперед, в Прекрасное Далёко, или назад, в эпоху доисторического материализма, как говаривал товарищ Бендер? Даже подумать страшно, что я могу оказаться один в другом времени. Пусть и с друзьями, все равно дух заходит от одной мысли об этом. Только представлю себе орды татаромонголов или гуннов, несущихся на меня с дикими глазами и с обнаженными саблями, вмиг всякие фантазии, типа Машины Времени, тошнотворными становятся.

Сказать по правде, мысли о путешествиях во времени никогда мне в голову не приходили. До одного совершенно необычного случая.

Как-то в выходной бреду я по Дубовому парку, а навстречу мне идут два моих бывших одноклассника. Сто лет их не видел, как-никак почти тридцать лет назад последний звонок для нас в школе прозвенел. Обнялись мы, радуемся страшно. Чувствую я: от них запах идет винный. Ребята, Серега и Мишка, слегка поседевшие и располневшие, толкуют, что, как и меня, друг друга со школьной скамьи не видели, вот и посидели в кафе, отметили встречу. Свернули мы к «Бакалее», взяли бутылочку, закуски всякой и в парке на скамеечке пристроились.

Выпиваем потихоньку, ведем беседу. Ведь сколько воды утекло, сразу и не вспомнишь. Страна наша великая, Отчизна, Родина-мать, Советский Союз исчезла с просторов нашей планеты, и мы, ее дети, словно сироты, маемся по углам бывшей империи, ищем, где преклонить голову, а кто и подальше подался – на чужие хлеба. Сидим, горюем, вспоминаем прошлое житье-бытье. Как светлое будущее – коммунизм – строили, да не достроили. Как обещали нам социализм с человеческим лицом, а получили капитализм со звериной мордой.

Пока делились воспоминаниями, бутылка опустела. Пришлось нам за новой бежать. Выпили еще «по одной», Мишка расчувствовался, говорит, едва не рыдая:

– Ребята, я же чуть докторскую не защитил. Все уже готово было, а тут пошло-поехало. Союз, словно карточный домик, развалился. Такой смерч завертелся, я вместо института на базаре оказался. Шубами торговал, чтобы с голоду не помереть. Вот как!

Мы с Серегой посочувствовали Мишке, своими горестями поделились: всем несладко было. Все предприятия, заводы закрылись. Всяк сам, как мог, выживал. Матери Родины-то уже не было. Кому мы на хрен стали нужны?

Серега говорит:

– Эх! Хорошо было в стране советской жить. Одна у всех людей цель была. Мораль строителей коммунизма в сердцах билась. А теперь мы граждане разных государств. Ты Витек – киргиз, я – россиянин, а Мишка – украинец. У них вообще не разберешь, за красных они или за белых.

Мишка заерепенился:

– Мы за справедливость, за независимость!

– Ты уже и так этой независимостью по горло наелся. Кому ты нужен со своей независимостью? От кого? – осадил его Серега.

– Да, ребята, отняли у нас родину, – с грустью заметил я. – Променяли светлые идеалы на порнуху, ужастики кошмарные да на шмотки импортные, которые на поверку китайским дерьмом оказались. Старики на пенсию даже свои поминки справить не смогут, не говоря уже о нормальной жизни. При Союзе старики были в почете.

Мужики горестно покивали головами.

Мишка размечтался:

– Вот бы назад вернуться лет на тридцать, когда мы только из школы вышли в жизнь. Сколько огня было, сколько мечтаний!

Мы с Серегой усмехнулись:

– Если бы ты, Мишка, знал, чем будущее светлое обернется, что бы делал? Куда бы свой огонь дел, не скис бы?

Мишка разгорячился, кричит:

– Я бы всем рассказал, к чему Беловежский заговор приведет. Как Горбачев, а потом Ельцин великую державу развалят. Людей по миру с сумой пустят!

– Так тебе бы и поверили! – с сарказмом заметил я. – В психушку посадили бы и правильно сделали бы. Кто бы в такую ахинею поверил?

– А кто такую ахинею в жизнь воплотил? – не унимался Мишка.

– Это, может быть, Пентагон такую стратегию разработал, – предположил Серега. – Американцы только и мечтали, чтобы Союз грохнулся.

– Жаль, что Машину Времени придумать нельзя, – взгрустнул Мишка. – Я бы в прошлое вернулся. Я бы его изменил.

Едва он проговорил это, как до нас донеслись звуки музыки. Играл духовой оркестр. Мы затихли и прислушались. Оркестр играл на старой площади. Мы различили гул многотысячной толпы и с недоумением посмотрели друг на друга.

Мишка первый нарушил молчание:

– Вы что-нибудь понимаете?

Мы с Сергеем переглянулись ошарашенно.

– Похоже на парад, – дрожащим голосом произнес Сергей.

– Какой, к черту, парад на старой площади? – возмутился я. – Там уже, почитай, лет тридцать никаких парадов не проводят. С тех пор, как «Белый дом» и новую площадь отстроили. Да и какие сейчас парады? У нас люди только на митинги или мародерствовать собираются.

Оркестр выводил «Прощание славянки», раздавались приветственные лозунги, и им отвечал многотысячный рев толпы: «У-р-р-а-а!!!» На старой площади что-то происходило. Мы с испугом посмотрели в ту сторону, но деревья парка скрывали площадь. Виднелись лишь толпы людей, которые проходили мимо старого дома правительства.

И тут грянул гимн Советского Союза. Нас словно ветром подхватило со скамейки и понесло в сторону старой площади.

На прилегающей улице было полно народу. Люди стояли большими группами, громко разговаривали и смеялись, где-то пели нестройными голосами, в одном месте даже пытались танцевать под гармошку. То тут, то там мы замечали, как бутылка ходила по кругу и раздавался звон стаканов. Но что поразило нашу троицу больше всего, так это плакаты в руках стоящих на дороге людей. С замершим от удивления сердцем мы вглядывались в лики давно забытых «вождей».

– Суслов, Громыко, Подгорный… – словно молитву шептал тихо Мишка. – Этого не помню, кажется, Рашидов. А это – Кунаев.

Человек с плакатом, стоящий впереди ближайшей к нам группы, повернулся в нашу сторону, и нашему взору предстал бровастый портрет «дорогого Леонида Ильича Брежнева», грудь которого была увешана орденами и медалями. Мы ахнули.

Гам томящейся в очереди толпы перекрывал грохот музыки со старой площади, куда потихоньку подвигались все стоящие. Время от времени слышны были зычные возгласы громкоговорителей: «Слава Коммунистической партии Советского Союза! У-р-а-а!», «Слава советскому народу – строителю коммунизма! У-р-а-а!», и им отвечал мощный хор полупьяных людей, гордо вышагивающих по площади.

Мы потеряли чувство времени и шли к старой площади совершенно ошарашенные. Тут грянул новый лозунг: «Да здравствует Первое мая, День солидарности всех трудящихся! У-р-а-а!» Мы непонимающе переглянулись. Я встретил своих давних приятелей 24 сентября 2000 года. Листву деревьев уже тронуло золото наступившей осени. Какой может быть май?! Мы почти бегом добрались до площади.

На втором этаже мощного серого здания правительства, построенного в эпоху сталинского классицизма в форме трибуны, увенчанной каменными флагами, стояли какие-то люди и приветственно махали руками проходившим мимо здания демонстрантам. Те поднимали головы, жадно ели стоящих на трибуне восторженными глазами и в ответ тоже махали руками. Развевались знамена, плыли мимо нас плакаты давно почивших в бозе «великих старцев».

Внезапно я вздрогнул. На меня словно вылили ушат холодной воды. Я осознал весь ужас происходящего. На одной из машин, плотно увешанной щитами и транспарантами, я заметил надпись: «1973 год». Я, не в силах произнести ни слова, только тыкал вытянутым пальцем в направлении надписи и толкал своих друзей в спину. Хмель, словно туман в лучах солнца, испарялся из моего мозга.

Что, если моя жена и дети остались там, в 2000 году? Как я их встречу?! Через 27 лет?! Да и как появятся мои дети, если меня не будет в тот момент, когда я их зачал?! Да и будет ли моя дорогая Клава моей женой?! Вопросы, как обухом топора, били по моей несчастной голове, выбивая невольно наворачивающиеся на глаза слезы. Я оглянулся на товарищей. Мишка как зачарованный смотрел на плывущих по площади демонстрантов, и по его лицу тоже струились слезы. О чем он думал? Я представил себе, как Мишка говорит пламенные речи, осуждает Горбачева, Ельцина, Акаева, и на душе стало тягуче-тоскливо и страшно. Ведь нас запишут в диссиденты и во врагов народа! Психушка нам обеспечена, если не зона в Магадане.

Я бросил взгляд на Сергея. Он был красный как рак, вращал выпученными глазами, и по его лицу градом катил пот.

– Ребята, если это не белая горячка, – просипел он, – тогда это массовый психоз. Давайте выпьем, пока у нас крышу вконец не снесло.

Мы тут же допили остаток водки, и нам малость полегчало. И даже общее веселье передалось нам. С каким восторгом смотрели люди из колонн на стоящих над ними партийных вождей, какой огонь полыхал в одухотворенных лицах, объединенных одной идеей. Казалось, и мы прониклись чувством сопричастности к Великому делу, которое доверила партия этим людям. Как же мы соскучились по таким идеям, которые делали наше существование осмысленным и нужным. Как же мы были заброшены и потеряны все это время!

«Все-таки нас трое, – подумал я. – Не пропадем».

А как выжить в условиях развитого социализма, мы еще помнили.

Обнявшись, мы шагнули на площадь и двинулись впереди очередной группы людей. Нас охватил такой душевный порыв, что мы заорали слова «Интернационала»:

Наше мушкетерское внедрение в массы внесло некоторый диссонанс в общее движение. Двигавшиеся за нами люди застыли от неожиданности на месте. В них врезалась задняя колонна.

За нами образовался вакуум. И в этом вакууме и во внезапно наступившей звенящей тишине раздался рык, льющийся откуда-то с небес:

– Идиоты!!! Кто выпустил эту троицу на съемочную площадку?! Уберите немедленно!!!

К нам подскочили какие-то люди и поволокли в сторону, заламывая руки.

И тут я все понял. Это же снимали кино!!! А мы-то думали! Я разрыдался от волной нахлынувшего счастья, что я вновь очутился в своем времени. И вновь обрел своих родных, которых чуть не потерял безвозвратно. Рядом со мной вырывался Мишка. «Сволочи, проведите меня к Усубалиеву, я открою ему страшную тайну! Вселенский заговор!» Сергей обнимал сопровождавших, выкрикивая: «Братцы, а я думал белая горячка!»

Нет, скажу я вам, Машина Времени вещь не только вредная, но и ненужная. Нам хорошо там, где мы живем. И никакого другого времени нам не надо! Уверяю вас, что бы там ни говорили фантасты и мечтатели. Я понял это, на мгновение попав в 1973 год. И этого мгновения мне хватило на всю мою оставшуюся жизнь.