Читать книгу Барин-2. Повести и рассказы о любви - Вадим Андреев - Страница 6
Пацифистка
ОглавлениеПацифи́зм (от лат. pacificus – миротворческий, от pax – мир и facio – делаю) – идеология сопротивления насилию ради его исчезновения. Пацифистское движение, движение за мир – антивоенное общественное движение, противодействующее военным методам решения политических конфликтов, в частности осуждением аморальности таких методов.
Часто смыкается с антимилитаристским и антивоенным движением.
Пацифисты осуждают всякую войну, отрицая саму возможность войн быть правомерными, освободительными, священными и т. п.
Материал из Википедии – свободной энциклопедии
За окном был какой-то шум, который проникал даже на второй этаж моего (точнее родительского) дома в Санкт-Петербурге. По делам, которые у меня накопились в городе, я вынужден был коротать в столице, – вдали от своей любимой деревни и ее обитателей. Обычно тихая улица сегодня словно взорвалась криками и шумом. В окно кабинета, что выходили на нее, я рассмотрел толпу женщин всех возрастов, которые шли нестройными рядами с какими-то плакатами в руках. Среди низ я смог рассмотреть и представительниц высокого полета, и простых работниц. Всё бы ничего, но они скандировали какие-то слова хором, что на давало мне расслабиться и сосредоточиться после прошлой ночи в театре. Ночь была интересная, закончилась почти сегодня утром… Впрочем, сейчас меня интересовала тишина, а не хоровые крики за окнами.
Потом крики стали более чем истошными, – ну не убивали же их там никого!… В кабинет вбежала Маша. Я ей не разрешал обычно покидать свою половину, но сегодня мои служанки отпросились на какое-то богослужение, и я разрешил ей побродить по дому. Мы поболтали после их ухода о том – о сем, и потом я уединился в кабинете. Но вот не получилось…
– Барин! Барин! Какая-то женщина сильно стучится в боковую дверь и что-то кричит, просит открыть, молит о помощи, – с испугом почти прокричала она.
Если бы не она, я бы не стал открывать той женщине. Даже к дверям бы не пошел. Но оставлять такого напуганного ребенка с мыслями о чем-то плохом, что может произойти с той демонстранткой не хотел. Потому спустился к черному ходу и через приоткрытое окно за решеткой рядом с дверью поинтересовался, что там с ней случилось.
– Пустите, Бога ради пустите! Нас разогнала конная полиция, и я совершенно случайно спряталась от них! Но они скоро начнут обыскивать улицу и тогда изобьют и меня, как и моих…
Я не стал дослушивать ее сбивчивые слова и впустил ее в приоткрытую дверь. Маша стояла за моей спиной и зажала руками свой рот. Она чуть не плакала, пока та говорила, и с облегчением вздохнула и улыбнулась, когда снова захлопнулась дверь.
Перед нами стояла вполне представительная молодая дама в длинном темном платье и шляпке с вуалью. Больше я ничего особо и не мог разглядеть, т. к. изначально не стал освещать эту комнату, чтобы не привлекать внимание со стороны улицы. Я махнул рукой Маше, и та успокоенная ушла на свою половину дома. А «спасенную» женщину провел во внутренние комнаты.
– Я совершенно не понимаю, как можно было топтать толпу женщин лошадьми, – распаленная происходящими на улице событиями возбужденно говорила та, направляясь за мной по длинному коридору. – Вы понимаете, это просто зверство какое-то, вандализм! Эти казаки!…
– Мадемуазель, пройдите, пожалуйста сюда, – показал я ей на дверь.
– Мадам, – поправила она меня. И вошла. Когда она огляделась по сторонам, то удивленно повернулась ко мне, всё еще стоящему в дверях. – Что это?
– Это купальный комплекс моего дома. Ваше платье совершенно запачкалось, Ваше лицо и руки в какой-то вонючей субстанции, обувь я даже не рискую описать. Прошу Вас сначала принять ванну, переодеться в ту одежду, которую Вы найдете в этом шкафу, а потом присоединитесь ко мне в гостиной, и мы поговорим.
Дама оглядела себя и стушевалась.
– Простите, я в запальчивости не оценила состояния своего гардероба и очень Вам признательна за заботу. Вот только испачканную одежду…
– Не беспокойтесь. Через несколько часов придут из храма мои слуги и приведут всё в порядок. Домой Вы пойдете в приличном состоянии. Я удаляюсь. Если возникнут вопросы или когда Вы закончите приводить себя в порядок, позвоните в этот колокольчик. Я специально буду в соседнем помещении и приду к Вам на помощь, чтобы проводить во внутренние покои.
– Вы сама любезность, – улыбнулась дама и сняла шляпку с вуалью.
Я покинул комнату и прикрыл дверь. Никто кроме меня не знал, что из соседней комнаты есть очень удобное обозрение всего того, что происходит в этой просторной купальне. В стену купальни вделано большое зеркало во весь человеческий рост, позволяющее купающимся любоваться или не любоваться собой, глядя в зеркало, при этом демонстрируя себя во всей красе тому, кто находится по другую сторону этого дьявольского изобретения, – зеркала Гезелла!
Полупрозрачное зеркало, зеркало Гезелла – стекло, выглядящее как зеркало с одной стороны и как затемнённое стекло – с противоположной. Полупрозрачное зеркало в действительности представляют собой стёкла, покрытые тонким слоем металла – так, что часть падающего на поверхность зеркала света отражается, а часть проходит насквозь. При этом насквозь свет проходит в обоих направлениях.
Если таким стеклом отгородить хорошо освещённое помещение от слабо освещённого, то со стороны светлого помещения оно будет казаться зеркалом, а с другой стороны оно будет выглядеть затемнённым окном. Это объясняется тем, что со стороны освещённого помещения отражение будет маскировать свет, проходящий сквозь стекло из тёмного помещения. А со стороны тёмного помещения картина будет обратная: проходящий сквозь стекло свет будет более интенсивным, чем отражённый
Материал из Википедии – свободной энциклопедии
Чтобы наблюдать за ней с удобствами, я принес кресло к этому зеркалу с другой стороны и уселся в него с бокалом легкого вина.
Дама сначала огляделась кругом, проверила все занавески, заглянув за них, потом подошла к зеркалу и стала раздеваться, попеременно любуясь в него собой. Она стала сама себе расстегивать и развязывать многочисленные застежки, пуговички и шнурки, постепенно освобождаясь сначала от шляпки, потом сняла накидку, заменяющую пальто, и осталась в неброском платье, расшитом яркими нитками. Нитки сложились в сложный узор на груди. Потом она сняла и это платье, – не спеша, не торопясь, временами так же внимательно разглядывая себя в зеркало. Потом стала снимать и бросать на пол остальные детали своего одеяния, – благо они уже не требовали столь большого числа расстегивания и развязывания.
Когда на ней остались только трусики и лифчик, она стала строить зеркалу рожицы и гримасы, от чего я даже представил себе, что она понимает, что стоит практически голая передо мной и строит эти рожицы именно мне. Мне стало смешно, – это просто невозможно. А женщина продолжала раздеваться: из снятого лифчика освободились весьма солидные груди зрелой женщины. Не то чтобы большого размера, но вполне сформированные такие «дыньки» с торчащими вперед сосками. Дама сняла трусы и подошла вплотную к зеркалу, чтобы разглядеть на себе какие-то морщинки на животе, которые попыталась словно пригладить или разгладить. Я даже не понял для чего, – но отнес этот факт к тому, что она женщина, и нам, мужчинам, этого не понять.
Зато я с удовольствием разглядел не только эти складочки, но и соски, и растительность между ног, и ряд родинок на груди, животе, бедрах и ягодицах. Постарался запомнить их расположение.
Больше ничего интересного не было и не предвиделось. Дама забралась в теплую ванну и некоторое время там блаженствовала. Когда вода стала остывать, она выскочила оттуда и сначала нашла в шкафу большое полотенце, вытерлась. Пока вытиралась, оглядела остальные отсеки шкафа и вытащила оттуда длинный халат, который после осушения волос сразу и надела. И позвонила в колокольчик.
– Вы сегодня играете роль моего пажа? – с улыбкой сказала она мне, когда я вошел в купальню.
– Нет, я только добросердечный хозяин дома, и никакую другую роль больше играть не хочу. Если честно, то у меня есть некоторые дела, но некое время я могу Вам уделить, – и повел ее по коридорам в столовую. Мы поужинали тем, что мне оставили на обеденном столе мои усердные слуги до своего ухода. За обедом она рассказала о своих делах и подругах в «Обществе мира», потом рассказала мне о Первом европейском Конгрессе пацифистов, созванным Лондонским «Обществом мира» по инициативе Американского общества. Потом я просто перестал фиксировать в памяти ее болтовню.
После обеда мы остались сидеть в столовой, но только пересели в глубокие кресла.
– А чем занимаетесь Вы? – вдруг спросила дама меня.
– Я занимаюсь угадыванием деталей человеческого тела, – улыбнулся я ей в ответ.
– Не поняла, – это как?
– Если я назову на Вашем теле какую-то деталь, сможете ли Вы показать мне эту деталь или пустое место на том месте, которое я назвал неправильно?
– Ну, какую такую деталь Вы можете назвать? И так понятно, что на месте груди кроме груди не может быть ничего другого.
– Например родинку, или бородавку, или…
– Это просто невозможно, – улыбнулась дама.
– Тогда покажите мне вот здесь, – я ткнул пальцем и обвел место ей на груди. – Здесь может быть только небольшая бородавка в виде рисового зернышка, и ничего другого.
Дама отогнула борт халата и так и смотрела на меня во все глаза, показывая бородавку.
– Не закрывайте пока халат. На левой коленке у Вас небольшая родинка размером с копеечную монету, но вытянутая по горизонтали в виде кофейного зерна.
– Ну, это Вы могли увидеть, когда я сидела перед Вами в кресле, – и, нагнувшись, показала мне коленку.
– Хорошо. Тогда покажите мне на левой лопатке абсолютно круглую родинку размером с маковое зерно и расскажите, как и когда я мог ее увидеть.
– Но я сама таких подробностей не знаю, – расхохоталась дама.
– Я еще у Вас родинки вот здесь, здесь, здесь и здесь, – и она невольно, словно под гипнозом стала открывать обе груди, живот и переход живота в бедро. Я аккуратно сначала потрогал родинки на ее грудях, потом поцеловал сначала их, потом соски, потом живот и распахнул халат совсем, заранее зная, что под халатом больше ничего нет. Халат соскользнул на пол к нашим ногам. Так и взял ее на руки и понес в расположенную за дверью столовой спальню для гостей, где заранее расстелил кровать. Я положил ее на живот, совсем голую, и погладил по ягодице. – А вот здесь целая группа родинок, которые я тоже хотел бы Вам продемонстрировать.
Мне показалось, что дама меня уже не слушала. Она повернулась на спину и совершенно не обращала внимание на то, что уже совершенно голая лежала передо мной на кровати. Я тоже скинул я себя домашний халат, в котором мой отдых прервали крики демонстранток, и прилег рядом. Стал гладить родинки на груди, прихватил пальцами соски и стал их тихонько растирать. Потом обхватил ладонями груди и стал их…
Дама отбросила мои руки, быстрым движением опрокинула меня на спину и оседлала. Решительность и сноровка выдавала в ней умелую наездницу. Член, готовый к работе и новым приключениям, словно сабля, брошенная в ножны, вошел в нее по самый пах. Оказалось, что ее влагалище было готово к этому, – видимо она и сама только об этом и думала.
– Ты знаешь, я смотрела в зеркало, – ты помнишь, что у тебя в купальне есть большое зеркало? – и представляла себе, что я стою перед тобой, сидящим на стуле верхом. И что ты смотришь на меня во все глаза. Но я даже до сих пор не знаю, как тебя зовут. Как-то в суматохе купания, обеда и спора о родинках ты не представился, а я – не ответила тем же.
Я назвал себя, но она, как мне показалось, даже не обратила внимание на мои слова. Сама не назвалась, потому для себя я продолжил называть ее «дама». Она говорила-говорила-говорила и покачивалась на мне в такт своим словам. Сначала она «ехала» неторопливо, потом стала ускоряться до галопа, но вскоре гналась по весь опор, как на охоте или в атаке на врага. Вот мы словно в кавалерийской атаке стали мять друг другу руки, соски, груди, бедра… Я взорвался потоком в нее, а она зарычала и стала рвать мою кожу, щипая и поглаживая ее попеременно. После чего свалилась рядом со мной на живот и расхохоталась.
– Что случилось смешного? – спросил я тоже с улыбкой.
– Ничего, ничего, – просто мне в настоящее время очень хорошо. И внутри, и снаружи. Даже не знаю, как это описать. Ну да ты это понимаешь, я уверена.