Читать книгу Не зря… Роман в стихах - Вадим Бесов - Страница 3

Город древний на русской равнине

Стал мне местом прихода в сей мир.

В сердце он навсегда и отныне,

Город этот всегда меня примет,

Мой учитель, наставник, кумир!

Мать моя не из этих просторов,

Родилась на Урале, в горах.

В прошлом время такое: без споров.

У войны ведь не ласковый норов,

Предки город бросали в слезах.

Вот и бабка с прабабкой собрались,

Мать ещё не родилась на свет.

От войны люди все убирались,

Власти точно тогда не игрались,

За Урал всех спасали от бед.

Моя бабка, ребёнок-подросток,

Прямо с детства хлебнула сполна.

В наше время дебил-переросток,

А тогда быт и хлесток, и жёсток,

Детства бабка была лишена.

Кое-как кое-где ночевала,

Хлеб ей снился обычный во сне,

И фуфайкой себя накрывала,

И от голода часто не спала.

Все так жили тогда при войне.

ЧэТэЗэ и тринадцать годочков,

Нюрка звали подростка тогда.

Пара чёрных горящих глазочков,

Цех от детских звенел голосочков —

Не чурались девчата труда.

«Всё для фронта!» – одна только фраза.

Нет ни слёз, ни капризов, ни сна.

Ювенальная мимо зараза,

Слово «есть», и не слышно отказа,

Ох, далече победы весна:

Танки нужно ковать для победы,

Расширяли уральский завод.

У станка без отрыва обеды,

А на ужин о мире беседы,

Сон тревожный – и снова вперёд.

Слава богу, фашистов разбили,

Всей страной поломали хребет.

Май победный слезами умыли,

Жертвы страшные мы не забыли,

И в веках подвиг этот воспет!

Что же бабушка? Как поживает?

Тот же труд: нужно строить страну.

И Челябинск родным уж считает,

Мужа там же себе выбирает:

Дед Володька, прошедший войну.

Весь израненный, в общем, калека,

Мужиков дефицит был тогда.

Дед не прожил и трети от века,

Вот такая судьба человека,

Память в сердце о нём навсегда.

Но успели родить двух девчурок:

Моя тётка и мама моя,

Баба Аня растила дочурок,

Обладательниц тощих фигурок,

Без отца и без мужа семья.

Не прошла без последствий для бабы

Вся военная доля трудов.

Стали ноги бессильны и слабы,

И детишки не умерли дабы —

В интернат с малолетних годов.

И слегла лет на пять баба Аня,

Каждый день порываяся встать

И бессильно ночами горланя:

«Я кукушка, плохая маманя,

Мне скорее их нужно забрать!»

И смогла, поднялась, захромала

И до смерти ногу волоча,

Двух сестричек обратно забрала

И одна подняла, воспитала,

Всё сама, на весь свет не крича.

А потом захотелось обратно

На равнину вернуться, домой.

Жить на родине явно приятно,

Силы там восполняются кратно,

Да и город отстроен другой.

Я не видел слезинки ни разу.

И попозже, когда я подрос,

Не хотела отдаться рассказу,

Обрывала вопросы все сразу

И не ставила к власти вопрос.

Никогда ничего не просила,

В годы тяжкие виден закал,

И невзгоды спокойно сносила,

Это только душевная сила

Может дать такой в жизни запал.

Крест свой приняла, будто так нужно,

Не ругала бабуля судьбу,

И общалась приветливо-дружно,

Хоть и с палкой ходила натужно,

И потом улыбалась в гробу.

Там и мне получилось родиться,

Это Псковщина, край мой родной.

Город часто в разъездах мне снится,

Но продолжим – и дальше страница

Поспешает одна за одной.

Нужен батя, чтоб сын появился

(Про отцовскую ветку рассказ),

И любви чтоб поток заискрился,

Стрел пучок чтобы в сердце вонзился.

Опишу всё потом, не сейчас.

Вся родня по отцовской сторонке

Белорусских, восточных корней.

Кровь такую смешали в ребёнке,

Дед мой рад не девчонке, мальчонке:

«Пополнение рода мужей!»

Не прошла и война мимо деда,

Зацепила подростка сполна.

Детства-юности нету и следа,

Долгожданная наша победа

Для него и для всех ох ценна.

С первых дней той войны кровожадной

Наша армия чуть отошла,

Оккупанты армадою жадной

Ночью летней, июльской, прохладной

Деда вёску спалили дотла.

Много жителей просто убили,

Партизан там искали следы.

Юных, сильных в вагоны сгрузили,

Номера на одежду пришли —

Страшный знак неизбежной беды.

Вот и дед мой попал в те вагоны,

Долго, сволочи, деда везли.

И людей там считали на тонны,

Крики были от боли и стоны,

Многих в яму потом и снесли.

На работы пригнали насильно,

Миску супа гнилого взамен.

Бюргер жрал регулярно, обильно.

Эта нация жила цивильно:

«Раб обязан мне! Я джентльмен!»

Труд тяжёлый и каторжно-рабский,

Ночевал дед на ферме, как скот.

Голод, холод ночами был адский,

К лошадям прижимался по-братски,

В них нашёл выживанья оплот.

Так два года и жил до победы,

Нашу армию в мае встречал!

Видел, как унеслись дармоеды,

С лошадьми на прощанье беседы,

А с людьми дед всё больше молчал.

Так вернулся домой в голодуху,

Немец всё обглодал до костей.

Вместо сёл увидал он разруху,

Хату чудом сложил, развалюху,

Там женился на бабке моей.

Там и батя на свет появился,

С детства тоже хлебнул не медку.

В хате той он и жил, и крестился,

Дед с ним нехотя прошлым делился,

И всю жизнь был старик начеку.

Там сестрёнка отца народилась,

В шутку «девкой» её называл.

Та за братом как хвостик носилась,

Но в коллеги совсем не годилась:

«Человек, мол, для дел моих мал».

Я уверен: в стране нашей лучшей

Эта боль есть у каждой семьи,

И не может та скорбь быть уснувшей,

Помнит всё с детства горя хлебнувший.

Современник, всё это пойми!

И историй таких тьма без края,

Нет сравнений, где больше, где нет.

Не сломалась отчизна большая

И, врага благородно прощая,

Не держала обид на весь свет.