Читать книгу По следу «Серого». Автобиографическая повесть (книга первая) - Вадим Дёмин - Страница 9

IV. В одном эшелоне

Оглавление

…Теплый августовский полдень сорок второго. Село Большое Болдино14. То самое, где около 190 лет тому назад творил великий Пушкин.

На привокзальной площади царила суета. Повсюду стоял шум, гомон, в котором смешались песни провожающих и отъезжающих на фронт, людские разговоры, крики мальчишек, бегающих стайками в этом водовороте и лавирующих между стоящими группами, собранных со всего района призывников, паровозные гудки прибывающих и отъезжающих эшелонов. Пожалуй, никогда еще не было так многолюдно на вокзале за всю историю его существования как сегодня.

Где-то за деревянным штакетником забора станции «хромка»15 переливчато сыпала «Камаринского». Пожилой мужчина неуклюже, но с удовольствием пошел по кругу в пляс.

А на противоположном конце перрона другая гармошка играла «Русского», под мелодию которого две девушки в ситцевых платьицах, с платочками в руках, легко и воздушно танцуя, работали каблучками, выдавая куплет за куплетом. Причем частушки рождались тут же, во время танца, вылетая, словно искры из-под каблучков:

                      Меня милый провожал,

                      На прощание руку жал.

                     Тут я и расплакалась —

                     Сказала, чтобы сватался!


                     Паровоз стоит готовый

                    К отправлению в дальний путь,

                   Я бы рельсы разобрала —

                   Лишь бы с места не столкнуть!


Каждое четверостишие сопровождалось смехом или аплодисментами благодарных слушателей, с интересом ожидающих очередной «перл» исполнителя.

Из-за поворота, со стороны реки Арзинки, медленно показалась дымная голова пыхтящего трудяги-паровоза, тянущего за собой длинный состав.

Подошел эшелон с призывниками-горьковчанами. От станции к станции собирал он молодых парней, отрывая их от семей, любимых, матерей, жен, невест, сестер.

С его появлением на перроне сразу все пришло в броуновское движение. Прощальные объятия, слезы расставания, рыдания и всхлипывания матерей, невест, сестер, напутствия и наставления отцов, обещания и клятвы призывников биться насмерть с врагом – все разом вылилось наружу, словно долго ожидая, и, наконец, дождавшись своего момента.

Был среди молодых парней, которым выпала честь в те дни эта нелегкая военная доля, и молодой паренек-большебодинец Володя Воронин.

Немного грустный – тягостно все-таки покидать родные края, но гордый тем, что теперь и ему выпала честь с оружием в руках защищать Родину, он ожидал прибытия эшелона. Но, несмотря на всю его кажущуюся серьезность, лукавинки в глазах – признак неугомонного, широкого по натуре, веселого характера озорника – проступали наружу.

Провожали его отец и мать – Иван Васильевич и Анастасия Ильинична, сестры Вера и Шура, братья Николай и Анатолий. Была здесь и любимая девушка Володи – Надя. Она стеснительно стояла несколько поодаль от его родных и скромно ждала, когда ее суженый подойдет к ней попрощаться.

Провожали своего товарища и его школьные друзья. Провожало в тот день своего гармониста и плясуна все Черновское, ведь без него не обходилось ни одно гулянье, ни один праздник в селе.

…Потускнел августовский вечер. Убегали назад станционные постройки, леса, поля, реки. Поезд стремительно мчался навстречу войне. Позади остались Саранск, Рузаевка. Проехали по земле Мордовии. А вот и старинный русский город Пенза. Здесь – небольшая остановка.

Едва поезд замер у перрона, как все призывники разом высыпали из вагонов, побежали в сторону водопроводного крана. Облепили его со всех сторон: кто с чайником, кто с котелком, кто с кружкой. Каждому хотелось побыстрее набрать воды, оттого и толчея образовалась вмиг.

Но стоило только призывному гудку паровоза прокричать, как вся очередь как по команде распалась.

Счастливчики, которым повезло больше других, бежали к вагонам, расплескивая на ходу воду. Остальные, под смех и улюлюканье своих товарищей, возвращались в вагоны ни с чем.

С самого начала движения в теплушке установилась какая-то гнетущая тишина. Не было слышно былых разговоров. Все призывники притихли. Близился вечер. До утра никаких остановок не ожидалось. Возможно, поэтому у каждого из нас было пасмурно на душе. А может быть, всем нам просто хотелось в этот момент побыть немного наедине со своими мыслями, переживаниями, оценить свершившееся.

У каждого перед глазами еще отчетливо стояла встреча расставания, которая тупой болью отдавалась в сердце.

На двухъярусных нарах – 18-20-летние призывники – гагинцы, дальнеконстантиновцы, лукояновцы. Добавились в Ужовке и большеболдинцы.

Мы еще не успели как следует перезнакомиться, а тем более сдружиться, поэтому вначале так и сидели – маленькими группами.

Проголодавшись, многие достали на ужин домашнюю снедь, разложив аппетитно пахнущие продукты.

И вдруг, откуда-то с верхнего яруса послышалось пение:

– Последний нынешний денечек

Гуляю с вами я, друзья.

А завтра раньше, чем цветочек

Заплачет вся моя семья…


Но, песни не получилось. Никто не поддержал ее. То ли мотив был не подходящим для этой аудитории и настроения, то ли слова слишком грустные.

И с другого конца вагона, словно соревнуясь с предыдущим исполнителем, кто-то запел другую песню:

– На позицию девушка провожала бойца,

Темной ночью простилася на ступеньках крыльца.

И пока за туманами видеть мог паренек,

На окошке, на девичьем все горел огонек…


Плавная, певучая, лирическая мелодия как нельзя лучше соответствовала нашему состоянию души. Разлука с домом, родными, друзьями вызвала в сердце тоску, но не обреченность, подавленность.

И стоило было только зазвучать этой песне, как многие представили себя на месте того самого бойца, уходящего на передовую. Да, мы были этими бойцами, и нас сегодня проводили на фронт любимые. И в нас жила надежда скорой встречи с любимой.

Едва стих последний куплет «Огонька» М. Исаковского, как вслед за ним разухабисто грянули веселые, задорные частушки и припевки. Неизвестный гармонист лихо пробежал по клавишам пальцами, рассыпая искорки радости. Его виртуозные переборы взяли за душу каждого из нас, вмиг подняли настроение.

– А ну-ка, поддай! Врежь нашенского! – послышался сверху голос весельчака и балагура Саши Мохрякова из Большого Казаринова.– Эх, развернись, душа!

Потом в «разговор» вступила гармошка Володи Воронина. Не смог он удержаться, чтобы не ответить на «вызов» в этой своеобразной музыкальной «дуэли». Музыка была частью его жизни, его настоящей страстью. Он жил музыкой, а музыка – в нем. Владел Володя инструментом великолепно, мастерски. И не только этим инструментом.

С малых лет, когда Воронин учился еще в начальных классах, он на слух подбирал на балалайке несложные мелодии, мотивы, песни, наигрыши. Вместе со старшим братом Василием он ежедневно по несколько часов в день учился игре на балалайке.

В репертуаре парнишки к тому времени были уже русские народные песни: «Выйду ль на реченьку…», «Коробейники», «Светит месяц». Позднее он стал постигать и нотную грамоту, самостоятельно научился настраивать инструмент на оба лада – минорный и мажорный.

В приобщении Володи к музыке и, прежде всего к народной, большую роль сыграл его школьный учитель… математики, Лев Иванович Успенский, настоящий знаток и энтузиаст русской музыки. Страстно любящий детей, Лев Иванович создал в школе на общественных началах оркестр народных инструментов, подолгу занимался с ребятами, отдавая им не только все свое свободное время, но и сердце, душу, свои знания и любовь. И питомцы в свою очередь отвечали учителю взаимностью.

Все, кто однажды пришли на его первую репетицию, остались в оркестре до конца. Мальчишки и девчонки принесли с собой свои собственные балалайки, мандолины, гитары, гармони. Так и родился ансамбль народных инструментов.

У самого Льва Ивановича был старенький, но находящийся в отличном состоянии баян. Учитель свободно владел и многими другими инструментами, обладал прекрасным музыкальным слухом и памятью.

Весть о создании оркестра народных инструментов разнеслась далеко окрест Большого Болдино. Через некоторое время начались и первые «гастроли». Вначале это были поездки в близлежащие села: Свирино, Апраксино, Кистеневку, Малое Болдино. Затем стали выезжать и в соседнюю Мордовию. Последним концертом, на котором играл Володя Воронин, был прощальный школьный вечер 23 июня 1942 года…

И вот теперь, в вагоне-теплушке, удаляющемся от дома все дальше и дальше, гармонь вновь напомнила ему о былом.

Услышав игру первого исполнителя, Воронин не выдержал:

– А ну, ребята, дайте мне попробовать «Сормача»!

Спрыгнув с верхней полки-нар на пол вагона. Володя подошел к гармонисту. В сумеречном освещении лампы-трехлинейки16 он казался еще ребенком из – за своего небольшого роста.

– Смотри, парень, как бы тебя гармонью не придавило! – беззлобно съязвил кто-то сверху, внимательно наблюдая за происходящим.

– А ты не смотри, что мал, зато – удал! – вступились за болдинца его друзья-односельчане, не давая Володю в обиду. -Жми, земляк! Дай им на всю катушку! Пусть знают наших! Мы тоже не лыком шиты!

Рванув меха, Воронин пробежал пальцами по рядам, проверил звучание гармони, опробовал мягкость кнопок, и выдал первые аккорды.

Все притихли. Смолкли даже голоса остряков. Сразу видно, что парень – не новичок в этом деле, а имеет определенный опыт.

– Ты сыграй-ка мне, товарищ,

– «Сормача» повеселей…, —


запел мягким голосом Воронин.

– Чтобы фрицам было туго,

– Наступил «капут» быстрей! —


подхватил припевку Саша Мохряков.

Следующим принял эстафету Миша Кузнецов из Пересекино:

– Стели, мать, постелюшку

Последнюю неделюшку.

А на той неделе, мать,

На шинели буду спать.


Мы даже не заметили, как под одну и ту же мелодию каждый из нас исполнил по несколько куплетов. А ехало в вагоне нас человек шестьдесят. Вот так, в песнях, задорных частушках, шутках-прибаутках, дружеских розыгрышах прошел наш первый день в пути следования.

Утром мы проснулись в хорошем настроении. Потому что в наших отношениях отныне все было ясно и светло. Песня сдружила нас.

Позади остались Ртищево, Кирсанов. Обозначился путь на Тамбов, хотя до него оставалось еще 95 километров. Мы не знали, где будет наша следующая остановка. И как потом оказалось – конечная.


14

3 сентября 1830 года Александр Пушкин приехал в свое родовое имение Болдино Нижегородской губернии. За три осенних месяца, прожитых здесь он написал более 30 произведений различных жанров. Всего же в Болдине Пушкин провел три осени (1830, 1833 и 1834 гг.) и написал около 50 произведений. Среди них «Повести Белкина», «Маленькие трагедии», «Медный всадник», «История Пугачева», «Пиковая дама», «Анджело», две последние главы «Евгения Онегина», «Домик в Коломне», «Сказка о попе и о работнике Балде», «Сказка о рыбаке и рыбке», «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях», около 30 стихотворений (в том числе и бессмертная «Осень») и др.

15

Русские гармони делятся на два вида по типу извлечения звука: во-первых, гармони, у которых при растяжении и сжатии мехов каждая кнопка при нажатии даёт звук одной и той же высоты, и, во-вторых, гармони, у которых высота звука меняется в зависимости от направления движения мехов. К первому типу относятся такие гармони как «ливенка», «русская венка», «хромка» (самая распространённая).

Материал из Википедии – свободной энциклопедии

16

Традиционно, до сих пор, керосиновые лампы, стёкла к ним и фитили указываются в линиях. 1 линия – это 1\10 дюйма. Применительно к керосиновой лампе означает ширину фитиля. Например, диаметр лампового стекла в нижней части – 20 линий (50,8 мм). Лампа с шириной фитиля 7 линий (около 18 мм) получила название семилинейная керосиновая лампа или семилинейка, соответственно, трехлинейка – 7.62 мм.

Материал из Википедии – свободной энциклопедии

По следу «Серого». Автобиографическая повесть (книга первая)

Подняться наверх