Читать книгу Дегустаторы смерти - Вадим Филоненко - Страница 3

Пятью месяцами ранее, май 20.. г.

Новосибирская Зона

Никогда не понимал фразу: «Удача от меня отвернулась». Если это означает, что она повернулась задом, то не вижу в такой позе ничего плохого. Лично меня подобная позиция устраивает – в большинстве случаев. Но не сейчас. Капризная девочка-удача поворачивалась ко мне своей филейной частью, а я пока не видел возможности что-либо предпринять.

Вообще, я считаю, что выпутаться можно из любой передряги. Главное, не тормозить, а быстро соображать и не бояться действовать, чтобы изменить обстоятельства под себя.

В пиковой ситуации все методы хороши. Если боя не избежать – бей первым! Когда потребуется – затихарись и жди. Совсем прижмет – терпи. Даже если кожа рвется в лохмотья и кровавые сопли по лицу – держись! Зубы стисни, но не скули. Когда же ничего другого не остается – иди на риск, ломись напролом и ни о чем не жалей. Короче, не ной, а действуй!

Я всегда следую этим правилам, и они не подводили еще ни разу. Большинство знакомых считают меня безбашенным везунчиком, легкомысленным авантюристом. Недаром и прозвище у меня – Трын-трава. Типа мне все по фиг. Но это не так. Я редко действую очертя голову. Сначала всегда просчитываю ситуацию до мелочей, взвешиваю все варианты и выбираю оптимальный. Правда, делаю это быстрее, чем окружающие, поэтому мои решения частенько кажутся необдуманными. И рисковыми. Но без последнего никак. Потребность в адреналине у меня в крови. Именно поэтому я сталкер.

Хотя, было дело, пришлось и менеджером попахать в конторе типа «продаю-покупаю-примусы починяю». Но не выдержал долго – ушел. Скучно было так, что хоть башкой о камень. Не по мне рутина.

Впрочем, в такие дни, как сегодня, всерьез подумываю о том, чтобы вернуться в менеджеры…

Нет, поначалу-то всё шло гладко – периметр миновал чисто и потопал себе по отмеченной вешками тропе прямиком к Сосновке. Дорога хоженая-перехоженая. Здесь у меня каждый куст как родной. Местность, по большой части, открытая – поля да луга с перелесками. Трава, правда, вымахала по пояс так, что в ней всякую пакость вроде «зеленки» хрен разглядишь. А вот она тебя учует запросто.

Эту аномальную хищницу не зря прозвали именно так. Внешне она напоминает раствор брильянтовой зелени – той самой, которой смазывают ссадины и порезы. Только аномальная «зеленка», в отличие от медицинской, не лечит, а калечит. Двигается она на звук шагов или иное колебание почвы, на возвышенности не лезет. Спастись от нее можно легко – просто-напросто поднявшись на пригорок. Вот только пригорков у меня сейчас поблизости не наблюдалось. Поэтому оставалось молиться, чтобы наши дорожки с «зеленкой» не пересеклись.

Но в тот момент удача была ещё на моей стороне. Стояло такое мирное и погожее утро, что казалось, не по Зоне идешь, а к себе на дачный участок топаешь. Или по грибы.

Тут и крыши Сосновки показались. Не успел в село войти, как вижу, что-то в кустах блестит. Присмотрелся, а это «браслет» – тот самый, который здоровье поправляет. Кроме хорошей цены у него есть и еще одно важное достоинство – он небольшой и легкий, такого хабара за один раз можно много унести. Не то что, к примеру, «пустышку». Это довольно распространенная штуковина, но здоровая, зараза, и весит прилично. «Пустышку» через периметр тащить то еще удовольствие. Я их редко беру, только когда совсем уж не подфартило более легкий хабар найти.

Сегодня же, напротив, еще и полдня не прошло, а я уже при добыче. Причем хабар мне словно на блюдечке преподнесли. Нашел я его почти на тропе – исхоженной вдоль и поперек. Такое неслыханное везение напрягало. Бесплатный сыр, он сами знаете где бывает. Да и вообще, Зона, как известно, дама капризная, подарки делать не любит. А вот ударить исподтишка – запросто.

Засосало под ложечкой от предчувствий. И правое ухо зачесалось. Оно у меня всегда чешется к неприятностям.

Так, думаю, влип. Похоже, подлюга моя ненаглядная – Зона – уготовила для меня что-то страшное. Сталкеры знают, хабар даром не дается. За все в этой жизни надо платить.

Не успел подумать о плохом, как услышал голос. Кричал человек:

– Эй! Кто-нибудь! Помогите!

Я завертел головой, пытаясь определить, откуда кричат. Но звук шел сразу с нескольких сторон – казалось, что слушаешь стереодинамики.

– А-а-а-а!!! – на одной ноте заревел голос. Видать, на слова сил уже не осталось. Совсем бедолага надежду потерял.

Человек издал еще пару воплей и затих, но я сумел определить, что кричат с территории бывшей скотофермы, прозванной среди сталкеров Коровником. Стремное местечко. Лично я предпочитаю обходить его стороной. Хотя там, в одном из зданий, хабар имеется – зашибись! Не знаю, как эта штука называется, но по виду похоже на зажженный бенгальский огонь. Только не на стерженьке, а сама по себе в воздухе висит и искры разноцветные рассыпает. Красиво – жуть. Барыги наверняка за эту красотень кучу бабла отвалили бы.

Кроме «бенгальского огонька» в Коровнике и другие сокровища имеются – «белые вертячки» – забавные и очень дорогие штуки. Нечто вроде аномального вечного двигателя. Аж три штуки! Сам видел. Издалека, правда. Близко не подходил – мне ж еще пожить охота.

«Белые вертячки» лежат себе этакими светлыми и вроде как металлическими колечками прямо на грязном, замызганном полу склада кормов и словно зовут: «Подойди, сталкер, возьми нас!»

Но пока никто не рискнул. Руки коротки. Говорю же – стремное местечко.

Начать с того, что тамошние постройки отбрасывают неправильные тени. К примеру, солнце в зените, стало быть, тени должны быть короткими, а они, собаки, длинные, словно к вечеру дело идет. И смотрят не в ту сторону. В полдень солнце находится на юге, соответственно, тень должна указывать на север, а здешние тянутся на запад. Но такое может быть, когда солнце на востоке, то есть на рассвете. А тут в полдень длинные тени на западной стороне лежат! Ну не бывает такого в природе. Это противоречит законам физики.

Кстати, физику и химию я всегда уважал – без них в Зоне сталкеру никак. Не распознаешь аномалию – и вляпаешься по самое «не хочу». Да и анатомия штука полезная. Ее надо учить хотя бы для того, чтобы в случае чего себе любимому суметь оказать первую помощь. А то не будешь знать, в каком месте артерию пережать, и сдохнешь от потери крови.

Что до теней в Коровнике, они имеют и еще одну странность. Цвет у них не естественный. Как по мне, так в синеву отдает. Хотя кореш мой Ким по этому поводу ржет надо мной. Говорит: «Дальтоник ты, Игорек, и не лечишься. На самом деле тени розовые, как попка Марго».

Ага, розовые. Что я, розовый от синего не отличу?

Мы как-то данную тему прилюдно перетирали в «Радианте». Это кафешка такая в Искитиме. Там обычно собираются сталкеры. Так вот каждому, как выяснилось, у тех теней мерещится свой цвет. Кто-то считает, что они с зеленцой, а кому-то кажутся чернее ночи. В одном только сошлись: ни один из нас в здравом уме на ту тень не наступит, хоть лимон баксов ему заплати. Да и вообще скотоферму лучше стороной обходить. Здоровее будешь.

Но, видно, какой-то отчаянный сталкер все же решился. Смертничек, одно слово. Уж не знаю, в какую дрянь он там вляпался, зато теперь ему явно не позавидуешь – вон горло уже от криков сорвал. А нечего было жадничать. Меня, к примеру, в этот Коровник и пряником не заманишь. И вообще, хороший сталкер точно знает, какой хабар можно и нужно брать, а о каком даже и мечтать не стоит.

А этот отморозок пусть подыхает – платит за жадность свою непомерную. Ради такого камикадзе точно не стоит головой рисковать. И на выручку ему идти – себя не уважать.

Я презрительно сплюнул и собирался двигать дальше в Сосновку, но тут заметил еще кое-что и встал как вкопанный.

Под кустом лежала фляга.

Удобная, плоская, прочная и легкая. Такую в ларьке за сто рублей не купишь, она намного дороже стоит. Знаю, потому как сам ее покупал – год назад в Новосибе. Брал для себя, но затем она к другому челу попала. Не к корешу, боже упаси. Так, к слизняку одному. Я б такому, как он, даже прикурить от моего бычка не дал, если бы не одно «но». Серьезное такое. Весомое…

Наклонился над флягой, в глубине души еще надеясь, что это не та – другая, просто похожая. Не я же один в Новосиб за всяким нужным барахлом езжу. Взял в руки, перевернул, увидел выгравированный смайлик.

Она. Та самая.

Плохо у меня на душе стало. Муторно. Ситуация тупиковая: идти в Коровник не хочется до смерти, а не идти нельзя. Вдруг это как раз мой знакомый орал? Хотя, может, и другой кто-то, ведь фляга могла потеряться намного раньше. А если даже ее обронили и сегодня, не факт, что в Коровнике именно он. Этот слизняк, в отличие от меня, в одиночку в Зону не ходит, а подвизается в шестерках у некоего Коли Сумрака.

Сумрак – неприятный и опасный тип. Из братков. Поговаривают, он из близкого окружения самого Хазара. Это смотрящий за наркобизнесом в Искитимском районе – большая шишка в уголовном мире, поэтому с ним лучше не связываться.

Я машинально вертел в руках флягу и прикидывал ситуацию. Коля Сумрак слывет отличным сталкером, хоть и добывает хабар чужими потом и кровью. Его всегда сопровождает пара-тройка шестерок, которых он при необходимости использует в качестве отмычек. Так что мой знакомый у него в подручных не один, и, возможно, он уже погиб, а в Коровнике надрывался его напарник или, чем Зона не шутит, сам Сумрак.

Я прислушался, но человек молчал. Значит, придется идти, проверять, кто там, в Коровнике, застрял.

Крякнув с досады, пошел в сторону стремных построек по следам, оставленным в примятой траве, надеясь, что, раз Сумрак с компанией до меня прошли, значит, аномалий здесь нет. Наверняка впереди двигался кто-то из шестерок и проверял путь.

Так и есть. Чьи-то останки обнаружились метрах в двадцати от входа на огороженную территорию Коровника. Уж не знаю, что за аномалия разметала бедолагу, да только осталась от человека кучка окровавленного шмотья. И рука. Вернее, оторванная кисть. Она вцепилась в куст лебеды, словно пыталась удержаться за него, как за соломинку.

Я достал бинокль, пригляделся к кисти. На грязных пальцах с трудом различались две тюремные наколки с перстнями. Один, так называемый перстень баклана – перевернутая пиковая масть на белом фоне, – означал, что его владелец был осужден за хулиганство. Второй перстень изображал игральную карту с двумя рядами темных дырочек. Насколько я знаю, их там должно быть шесть штук. Тут все понятно и без объяснений – такие наколки носят, естественно, шестерки. Значит, чел и в тюрьме шестерил, и на воле той же дорожкой пошел. Хотя по-другому и быть не могло. Если ты привык склоняться перед сильным и жопу ему лизать, то так всю жизнь в шестерках и пробегаешь. Натура, значит, у тебя такая – рабская.

Как бы там ни было, в аномалии погиб не мой знакомый, у него наколок нет. Придется идти дальше, хочешь не хочешь.

След примятой травы обогнул кровавые останки по широкой дуге и устремился к скотоферме.

К счастью, до входа было уже рукой подать. И запашок тут витал соответствующий. Уже давным-давно здесь коров нет, а запах свежего навоза никуда не делся. Причем с каждым годом он только ядренее становится. Как по мне, так это полный беспредел со стороны пришельцев, или кто там оставил после себя эти Зоны. Нет чтобы розами пахло, а то дерьмом!

– Паскуды вы, вот кто, – громко заявил я в пространство.

Ответа не последовало. Оно и к лучшему. Некогда мне сейчас в разборки с инопланетянами встревать, пора делом заняться.

Но прежде, чем соваться в Коровник, надо выяснить, что с тем чуваком. Может, он уже загнулся? Или это не мой знакомый, а кто-то другой, на кого мне плевать с высокой колокольни. Наркоша какой-нибудь – они чаще всего в отмычки идут. Тогда развернусь и уйду обратно к периметру. Даже в Сосновку не пойду. Хабар кое-какой собрал – хватит на сегодня. Не буду судьбу дразнить. Хороший сталкер должен уметь вовремя остановиться. А я, скажу без ложной скромности, хороший, раз жив до сих пор. И если сейчас по глупости не вляпаюсь, то, глядишь, еще поживу. Вернусь в Искитим, завалюсь в «Радиант» и раздавлю с мужиками пузырь, а то и несколько.

Эта соблазнительная картинка так живо нарисовалась в моем мозгу, что я даже запах водки почуял. И вкус ее на языке ощутил. Вот что значит воображение.

На душе малость полегчало. Показалось на миг, что и впрямь в Коровнике уже некого спасать. Опоздал я. Бывает. Раз так, с меня какой спрос?

Я остановился у забора скотофермы и бодро гаркнул:

– Эй! Есть кто живой?

И тут же пожалел, что крикнул так громко. Здесь почему-то сильное эхо, словно в горном ущелье. Вернее, не совсем эхо, а хрень какая-то. Иногда такое отмочит, что хоть стой, хоть падай. Вроде как оно безопасное, много раз проверяли, а все ж таки неуютно его слушать. До кишок пробирает.

– Эй! Вой! Ой! – подхватило эхо и внезапно разразилось злобным уханьем, словно леший захохотал.

Звук окружил меня почти осязаемой волной, будто брал в кольцо, а потом неожиданно затих, как не бывало.

Я подавил нервную дрожь и крикнул снова:

– Слышишь меня?

– Ийя! Ийя! Ийя! – на этот раз по-ослиному развопилось эхо, да так громко, что у меня зазвенело в ушах, поэтому не сразу расслышал человеческий голос, вернее, хрип:

– Игорь… Трын-трава… Ты?.. – Слова дались бедолаге с трудом. Он явно держался из последних сил.

– Ы-ы-ы!!! – завыло эхо.

– Да, Сало, это я, – теперь не узнать голос было невозможно.

Призрачная надежда, что удастся избежать неприятностей, развеялась, как дым. А еще я ощутил злость. На него, на себя, на весь мир. Даже скулы на миг свело. Понял, что влип. Ведь теплилась же надежда, что это не он, а кто-то другой. Тогда повернулся бы спиной и ушел. Без колебаний. И угрызений совести не испытывал бы. Но все сложилось, как сложилось.

– Сало, ты где? – уточнил я.

– В бороде… – ехидно отозвалось эхо и тут же предложило другую рифму, на этот раз матерную.

Сало подождал, пока эхо перестанет изощряться в сомнительном остроумии, и ответил:

– В колодце. Возле кормовой.

– Боровой… Дармовой… Суповой… – расхулиганилось эхо.

Возле кормовой, значит. Очень плохо. Это ж в центре двора. Я-то надеялся, что Сало застрял почти у самого входа. Тогда шанс был бы. А так…

К зданию бывшего склада кормов живым дойти – что-то из области фантастики. Многие пытались, ведь именно там и лежит ценный хабар – «бенгальский огонек» и три «вертячки». Теперь останки этих самоубийц разбросаны по всему Коровнику. А от некоторых даже мокрого места не осталось.

Я быстро прикинул шансы. Ноль целых, ноль десятых. И тысячных тоже ноль. Если сунусь туда, будет у нас с ним на двоих братская могила. Без вариантов. Так что извини, приятель, но ничем помочь не могу. Надо уходить, ведь выше головы не прыгнешь и все такое. Да, надо уходить.

Но я не тронулся с места. Так и стоял столбом и флягу в руке вертел.

– Игорь, – окликнул меня Сало. – Ты еще там?

– И там и сям… – задумчиво протянуло эхо.

– Здесь я.

– И я, – грустно заявило эхо и, кажется, надолго заткнулось.

– Слышь, Игорь…

– Ну чего тебе? – резко откликнулся я. Злость еще бурлила во мне, прорываясь в интонациях.

– Ты, это… Моим не говори, что видел меня… Пусть думают, что живой еще… Что вернусь… Лады?..

Он ни секунды не сомневался, что я вот-вот уйду и даже не попытаюсь помочь. И дело не в том, что Сало думал плохо конкретно обо мне. Нет. Насколько я его знал, он уже давно не питал иллюзий, ясно сознавал, что жизнь – дерьмо, и отчетливо понимал, что ни один сталкер в здравом уме не сунулся бы сейчас на скотоферму. Любой на моем месте поболтал бы с ним напоследок, посочувствовал, спросил, кому и что передать из близких, а потом ушел бы.

– Игорь, – вновь окликнул невидимый с моего места Сало, – ты чего молчишь?

Ответить я мог только матом. Безнадежная глупость ситуации бесила меня до крайности.

Я ведь всегда презирал его – вечно униженного неудачника, шестерку, мальчика на побегушках. Я даже имени его не помнил, хотя мы с ним вместе учились в школе, а позже стали соседями по дому. Но все его так и звали – Сало, от фамилии Салонников. Он никогда не смотрел в лицо собеседнику – только в сторону, словно боялся – всех и вся. Ходил сгорбленным, втянув голову в плечи, будто бездомная собака в вечном ожидании пинка. И его пинали, дразнили, издевались, помыкали. А он терпел. И ни разу не дал отпор обидчикам.

Да, он полное чмо. Но некоторые обстоятельства мешали мне сейчас развернуться и уйти. И это приводило в бешенство.

Внезапно в голову пришла ошеломляющая мысль: «Этот никчемный чмошник сумел дойти до кормовой! Прошел полета метров по смертельно опасному двору! Сделал то, что оказалось не по силам лучшим из сталкеров! А может, еще и „бенгальский огонек“ взял?!»

– Ты хабар из кормовой взял? – напрямик спросил я.

– Да.

– Весь?

– Почти. «Огонек» и две «вертячки». А еще одну не успел.

Вот это да! Может, он не такой уж и чмошник?..

– Как в колодце-то оказался? – почти доброжелательно поинтересовался я.

– Отбросило… – Сало замолчал на мгновение, переводя дух. – Хорошо, что колодец неглубокий… И без воды… Его землей засыпало. Осталось метра полтора всего…

– А чего ж не выберешься?

– У меня, это… рука сломана… или вывихнута… и с ногой что-то… а еще в животе больно и в спину отдает…

– Ясно. Тебя как зовут-то? – внезапно для себя самого спросил я.

– Ты чего, Трын-трава? Сало меня зовут, – в усталом, измученном голосе прозвучало изумление.

– А имя у тебя есть?

– Э… Да… Толя. А что?

– Ну надо ж мне знать, чего писать на твоей могиле. А то «Сало» как-то несерьезно, – пошутил я. Юмор черный, согласен, но не сюсюкаться же с ним. И вообще, он вызывал во мне острое раздражение.

– Я Анатолий Салонников, – Сало явно воспринял мои слова всерьез и всхлипнул. Плачет, что ли?

Пришлось признаться:

– Слышь, Толян, это я пошутил. Мы с тобой сейчас вот что сделаем. Ты подробно расскажешь, как шел по Коровнику. Шаг за шагом.

– Зачем? – не понял он. – Ты ж не собираешься…

– Еще как собираюсь, – перебил я.

– Зачем? – повторил Сало. Теперь в его голосе явственно прозвучала затаенная надежда.

– Хабар у тебя хочу отобрать, вот зачем, – то ли в шутку, то ли всерьез ответил я. Он промолчал.

Злость во мне сменилась веселым отчаянным куражом. Если уж Сало по Коровнику протопал, то что ж, я не смогу? И вообще, все трын-трава!

– Погоди, Толян, сейчас место сменю, чтоб видеть и двор, и тебя… Ты чего молчишь, спишь там?

– Нет… Жду… – Кажется, ему стало хуже. Голос ослаб, звучал почти на пределе слышимости.

– Эй, ты там не загнись раньше времени, – забеспокоился я, быстро прошел чуть вперед, поднялся на небольшую возвышенность. Отсюда двор скотофермы был виден как на ладони. Именно с этой точки сталкеры обычно рассматривали лежащий в кормовой хабар, утирали слюни и шли дальше по своим делам.

Вооружившись биноклем, я всмотрелся в знакомые распахнутые ворота постройки, где раньше держали корма для скотины. «Бенгальского огонька» нет, а «вертячка» и впрямь осталась всего одна. Значит, не врет Сало. Кстати, а где же он сам?

Я перевел бинокль левее. Вот колодец, а внутри что-то шевелится…

Ох, ты ж, мама дорогая! Да на нем живого места нет! Рукав ветровки и левая брючина потемнели от крови. Волосы над правым ухом слиплись в бурый колтун, а лицо покрывали грязновато-красные разводы.

«Если пойду в Коровник, как пить дать разделю его участь. Так, может, не стоит рисковать?» – мелькнула было мыслишка, но я задушил ее в зародыше.

Поздняк метаться. Решение принято. А как говорили два очень умных брата: «Нельзя перерешать решенное. Сомнения – первый шаг к гибели». Цитата не дословная, но смысл передан верно.

– Толян, слышишь меня?

– А меня? – проснулось эхо и завопило на все лады: – Ме-ня! Ме-е-ня! Меня-я-я! Ме-е-еня-я-я!

Блин! Солист хора «Отдай мою немытую горбушку». Только его мне для полного счастья и не хватало.

– Эй, как там тебя? Помолчи, а? – всерьез попросил я эхо. – Не мешай. Будешь паинькой, конфетку дам.

– Ам, – внезапно согласилось оно и заткнулось. Вот и умничка.

– Толя!

– Слышу, – отозвался Сало. Он даже попытался встать, но тут же рухнул обратно, разразившись стонами.

– Ты чего, совсем придурок? – заорал я. – Сиди себе в колодце и не дергайся! Я сейчас к тебе приду, понял?

– Угу.

– Давай рассказывай, как идти.

Наш разговор продолжался несколько минут. Все это время я рассматривал в бинокль двор, прикидывая путь. Потом Сало внезапно замолчал и перестал шевелиться. Надеюсь, не помер, а лишь сознание потерял. Вот ведь не вовремя. У меня остался невыясненным еще один – последний – участок пути.

Ладно, на месте разберемся. И будем надеяться, что Сало все-таки скоро очнется и подскажет.

Я убрал бинокль, поправил рюкзак и пошел вниз.

Коровник состоял из нескольких зданий. Некоторые предназначались собственно для скота. Кроме того, была постройка, куда складывали навоз, а также пресловутый склад кормов. Наверное, среди зданий имелось и административное, но, что и где размещалось конкретно, теперь с уверенностью могли сказать лишь бывшие работники скотофермы. Я же не заморачивался пустяками. Для меня важнее было, что шестерки Коли Сумрака зашли во двор со стороны вот этого строения, с крыши которого свисали пышные гирлянды «ржавого мочала».

Впрочем, другого пути внутрь и не существовало. Территорию Коровника окружал покосившийся, а все ж таки еще крепкий забор с воротами, закрытыми на ржавый амбарный замок. Вроде ничего необычного, если не считать маленькую деталь – иней. Он искрился на всех секциях забора и на створках ворот, а замок даже покрылся блестящей прозрачной корочкой, похожей на лед. Но всем известно, что зимы в Новосибирской Зоне не бывает. Даже в декабре или в феврале, когда Сибирь утопает в снегу, внутри периметра царит лето. И потому иней на заборе на фоне зеленой травы смотрится диковато. Даже в пьяном бреду ни одному из сталкеров не пришла бы в голову мысль сигать через этот забор.

Проход оставался один-единственный – в том месте, где несколько секций забора отсутствовали, уж не знаю почему.

Я остановился в двух шагах от прохода, вспоминая рассказ Анатолия.

Первым из шестерок Сумрака в Коровник пошел отнюдь не Сало, а некто Чубайс – прожженный наркоша, получивший свое прозвище за ярко-рыжий цвет волос. Я видел его прежде в Искитиме, но знакомы мы не были.

Сам Толян и еще одна отмычка поначалу остались вместе с Колей в том месте, где сейчас стою я, и наблюдали за Чубайсом.

Тот сумел беспрепятственно войти во двор и обогнуть здание с «мочалом». Я повторил его путь и, как и он, остановился перед ямищей, заполненной «ведьминым студнем». Мерзкая штука. Вляпаешься в такой – и капец. Руки-ноги, да и все тело станет будто резиновое. Кости, мясо, жилы – всё превратится в желеобразный студень, недаром прозванный «ведьминым». Так и останешься в той яме.

Вот Чубайс и остался…

Нет, конечно, он не сам туда полез. Он, как порядочный, вознамерился ловушку обойти. Только с обходом наметились проблемы.

С правой стороны от ямы стояла лопата – обычная штыковая – с потемневшим деревянным, отполированным сотней рук черенком. Плоский, заостренный к низу лоток был перемазан не то землей, не то навозом, а может, и тем и другим. Короче, самый заурядный инструмент, знакомый каждому. Лежи она где-нибудь тихо-смирно, на нее и внимания бы не обратили. Но эта конкретная лопата стояла, причем не воткнутая в землю, а сама по себе – ее острие едва касалось земли. Не знаю, что за сила держала заступ вертикально, но, по виду, стоял он прочно. Как колонна.

Но это еще не все. Я уже рассказывал, что в Коровнике странные тени? Так вот лопата в этом смысле переплюнула всех. На земле рядом с ней чернел силуэт человека. Казалось, будто неведомый землекоп уперся ногой в край заступа, сжимая ладонями черенок. Причем, с какого бы ракурса ни смотрели, тень выглядела одинаково: человек с лопатой в руках. Только вот на самом деле никого рядом с чертовым инструментом не было.

Я уставился на заступ во все глаза. От такого зрелища мурашки побежали по коже. Показалось на миг, что тень вот-вот оживет. Ну а дальше будет как в плохом фильме ужасов – призрак пойдет рубить своей адской лопатой всех подряд на кровавый фарш.

Заступ с тенью хрен обойдешь – за ним выстроились в ряд три молоковоза, зловеще поблескивая инеем и упираясь бамперами в забор. Кошмарная тень вольготно раскинулась на земле, полностью занимая двухметровое пространство между ямой и ближайшим молоковозом.

Понятно, что Чубайс предпочел обходить яму со студнем слева – с противоположной от лопаты стороны. По виду там всё чисто – ни ямок, ни бугорков. Ну рыжий дурачок и шагнул…

…Мы с Кимом, было дело, обсуждали варианты, как добраться до кормовой. Прикидывали возможный путь. И тормознулись у этой самой ямы. Через лопату идти, нам казалось, не вариант. А обходить там, где пошел Чубайс, – еще хуже. Ким первым обратил внимание на неудачное расположение двух зданий. Проход между ними узкий – едва один человек пройдет. И смотрит этот проход как раз на яму. «Словно ствол у ружья со взведенным курком, – сказал тогда Ким. – Хрен знает, чем и когда оно выстрелит».

И аномальное ружье выстрелило…

По словам наблюдающего со стороны Сала, Чубайса словно ураганом смело. Едва шестерка Сумрака поравнялся с тем самым проходом, как из него вырвался резкий шквалистый ветер. Рыжий будто угодил в аэродинамическую трубу. Его отбросило прямиком в «ведьмин студень». Он и сейчас лежал в яме – среди зеленоватого колышущегося желе. Лицо белое, будто мелом вымазано. Рот перекошен, словно в момент смерти Чубайс заходился в истошном крике. Похожие на проволоку рыжие волосы прилипли ко лбу, а мертвые остекленевшие глаза вылезли из орбит. На груди аккуратная красная дырочка – пуля вошла точно в сердце. Меткий выстрел…

Похоже, в яму со студнем Чубайс плюхнулся живым. Интересно, кто его добил? Сало мне не говорил о том, что в рыжего стреляли. Просто сказал, что тот погиб в яме.

Я прикинул траекторию выстрела. Палили примерно с того места, где ждали Коля и компания. А стало быть, это мог сделать любой из них, хоть тот же Сумрак.

Ладно, не суть. Вспомним рассказ Сала дальше.

После гибели Чубайса пошел Лютый. Это не прозвище – у чувака фамилия такая – сам в паспорте видал. Я знал его лично. Некогда хороший сталкер, он с полгода назад подсел на дурь и скис. Подался в отмычки, отрабатывая ежедневную порцию «экзо» – абсолютно улетного наркотика, который получается из выросшей в Зоне конопли. И вот вам закономерный результат…

Как сталкер Лютый был опытнее Чубайса. Он знал, что в Зоне имеется такой закон – закон парадокса, который гласит: безопасное в опасном. То, что на первый взгляд выглядит страшновато, иногда есть единственный безопасный путь. Ключевое слово тут «иногда», потому что, чаще всего, все пути ведут в тупик, читай в могилу.

Тем не менее понукаемый Колей и обещанием порции «экзо» Лютый решил идти мимо лопаты – прямиком через тень.

Он бросил гайку перед самой тенью. Чисто. Бросил вторую за тенью – чисто. И тогда Лютый бросил третью – прямо на тень…

М-да… Обычно гайки спасают сталкеру жизнь – помогают вычислить аномалию и выбрать безопасный путь. Гайка для нас лучший друг. Если бы кто-нибудь решил поставить памятник безымянному сталкеру, то это, несомненно, была бы гайка…

…Она срикошетила от тени, обретая скорость и смертоносность пули. Вошла Лютому точно в лоб, пробивая череп, снесла полголовы и плюхнулась на землю, покрытая кровью и мозгами.

Любой нормальный человек уяснил бы, что это тупик, что к кормовой не пройти, и повернул бы назад. Сумрак не стал исключением – собирался уходить, громко матерясь на все лады. Но Сало остановил его. Сказал, что попробует пройти.

«Понимаешь, Трын-трава, я вдруг ясно осознал, как именно надо обходить эту яму, – рассказывал мне Толик. – Типа уверенность, что ли, появилась. Знаю, и все тут. И очень захотелось проверить…»

Я, как услышал, аж крякнул с досады. Нет, ну какой идиот! Догадался, как яму обойти, так и молчи себе в тряпочку. Потом вернулся бы без Коли и хабар себе забрал.

Могу понять, когда за свой карман жизнью рискуют, но таскать каштаны из огня для пахана! Нет, мне никогда не понять психологию шестерок. Почему они подчиняются своим хозяевам, выполняя зачастую неприятную или смертельно опасную работу практически даром?!

Как бы там ни было, Сало принял парадоксальное решение: идти через тень. «Я чувствовал, что там можно пройти, – пояснил мне Толик. – Нельзя только сильно наступать, и уж тем более гайки кидать. А если по шажочку – медленно и осторожно…»

Медленно и осторожно Сало прошел. Теперь его подвиг предстояло повторить и мне.

Я сглотнул абсолютно сухим ртом. Идти не хотелось до такой степени, что сводило судорогой ноги. Взгляд упорно возвращался на труп оставшегося с половиной головы Лютого. Я старался на него не смотреть, но глаза словно жили собственной жизнью – не слушаясь меня, пялились на кусочки мозга и сгустки крови, на осколки черепа с остатками темных волос. Этот живописный «натюрморт» лежал прямо на моем пути.

«Только бы не наступить на эту мерзость, – проскочила мысль. – Эх, перекреститься, что ли? Да нет, некрещеный я. И в Бога не верю. А он, похоже, уже давненько не верит в меня…»

В голове, откуда ни возьмись, навязчиво закрутилась песня: «Стыдно мне, что я в Бога не верил. Горько мне, что не верю теперь».

– Ладно, так и быть. Вернусь из Зоны, первым делом в церковь пойду – креститься, – громко пообещал кому-то я.

– В кабак пойдешь – упиться, – внезапно объявилось эхо.

Это и в самом деле более реальный вариант. Воображение тут же нарисовало запотевшую, только что из холодильника бутылку водки.

Я хмыкнул:

– Похоже, ты хорошо меня знаешь, да?

– У-a… у-а… – подхватило эхо и заухало лешим. Вроде как захохотало.

– А ты ничего, забавное, – я достал из кармана шоколадку. Маленькую, сладкую «Аленку». Всегда беру несколько штук в Зону Если что, вот тебе и обед, и ужин. И вкусно, и калорийно. Положил одну из шоколадок на камешек, пояснил: – Обещанная конфетка. А теперь молчи, не отвлекай меня, ладно?

– Накладно… – непонятно протянуло эхо и затихло.

Я некоторое время обдумывал, что оно хотело этим сказать, а потом сам себе удивился: воспринимаю эхо как разумное существо! Смысл в его словах ищу. Совсем, сталкер, с катушек слетел. Как в том анекдоте: «Первая ступень помешательства – если вы разговариваете со своим изображением в зеркале. Вторая – изображение начинает вам отвечать».

Ладно, повеселились и хватит. Я сделал глубокий вдох, медленно выдохнул и пошел к лопате. На пути лежал труп Лютого. Надо перешагнуть через него. Мужик он был не хилый, поэтому шагать пришлось широко. И ногу ставить как раз на край тени – на локоть аномальному работяге.

Утрамбованная земля под ботинком ощутимо сжалась, будто пружина. Опаньки! Кажись, сейчас ракетой полечу, как та гайка. Только она об лоб Лютого тормознулась, а я, скорее всего, в забор впечатаюсь – в тот самый, с инеем. Останется от меня кровавая лепешка. Вот ведь блин!

Я так и замер раскорякой – одна нога на тени землекопа, вторая еще на нормальной земле, а между ногами труп Лютого.

Пот заструился по лбу, заливая глаза, но я боялся поднять руку и смахнуть его. Вообще опасался шевелиться. А ну как пружина под ногой распрямится?..

Вспомнилось вдруг, как Пашка-взводный на мину наступил. Дело было в Дагестане. Противопехотная мина нажимного действия. Встанешь на такую, сработает детонатор. Взрыв получается не сильный – разве что ногу оторвет. Если успеют спасти, останешься калекой. Пашку не успели… М-да… Хорошим лейтенантом был Пашка. Земля ему пухом…

– Иди, не бойся! – внезапно крикнул мне Толик. Оказывается, он очнулся. Сумел встать в своем колодце, опираясь о край здоровой рукой, и наблюдал за мной. – Иди! Я же прошел.

Он говорил очень уверенно. Даже с ноткой превосходства. Никогда раньше его таким не видел. Я настолько удивился, что перенес вторую ногу на тень и заскользил прямо по мужику с лопатой, стараясь ступать как можно мягче, ощущая, как под ногами проседают невидимые «детонаторы». Будто и впрямь по минам идешь.

Наконец вышел на твердую землю – мокрый от пота так, что хоть трусы выжимай. Дико захотелось водки. Многие сталкеры берут с собой в Зону заветную фляжку. И я не исключение. Всегда ношу при себе баклажку с медицинским спиртом. Носить – ношу, но в Зоне никогда не пью. Пьяный я дурным становлюсь. Такое могу отчудить, что аж чертям в аду завидно. Поэтому все веселье будет потом – за периметром. Вот там оторвусь по полной. Я похлопал рукой по висящей на боку фляге, но снимать ее не стал. Сначала работа.

– Тут где-то должен быть «колобок», – подсказал Сало.

– Помню, – отрезал я.

«Колобком» Толя назвал мячик из сухой травы или слежавшегося сена размерами чуть побольше мужского кулака. Сейчас его не было видно, а когда тут проходил Сало, «колобок» лежал возле старой смятой канистры. Аномальный травяной шарик покатился, вроде как ветром гонимый, прямо к ногам Сала.

«Его ко мне будто магнитом притянуло. Вцепился, как репей, – рассказывал Толик. – По виду сухая трава, а на деле хуже колючей проволоки. Режет и кислотой жжется. Штанину порвал и ногу исцарапал. Хорошо, не глубоко. Хотя до сих пор кровоточит. И ожоги остались».

Сало еле отодрал его от себя. Повезло, что на руках были плотные перчатки. И все равно они в клочья, а с ладоней будто кожу содрали.

Я завертел головой в поисках «колобка». Затаился где-то, гад. Но надо двигать дальше. Не ждать же его!

По словам Сала, следующие пять метров безопасны. Необходимо только держаться подальше от дренажной канавки. Ну этого он мог бы и не говорить – среди сталкеров таких дураков нет, чтобы по канавам шарить. А те, кто были, в тех самых канавах и лежат.

Довольно быстро дошел до указанной Анатолием контрольной точки – вернее, кучки – засохшего навоза. Остановился. Где-то тут притаилась «комариная плешь». Сало выявил ее гайками. И мне стоит так поступить.

Как выяснилось, обосновалась аномалия среди разбросанного навоза. Когда-то он лежал на телеге. Теперь же «комариная плешь» раскатала это средство передвижения на листы. Целым осталось лишь одно колесо – случайно оказалось на краю аномалии. А вот навоз под давлением утрамбовало в плоскую площадку.

Я тщательно обозначил аномалию гайками, кинул еще одну – проходную – и двинулся к ней. Дошел. Остановился.

Куда идти дальше, Сало мне рассказать не успел – потерял сознание. Зато теперь сможет.

– Толян, а теперь куда?

Он замялся, сказал растерянно:

– Дальше я в кормовую пошел. Только…

Сало замолчал. Я тоже молчал. Понимал, что приплыли. Если до сих пор Толян меня словно за ручку вел, то теперь всё – халява кончилась.

Сало мог рассказать, как прошел к кормовой, но мне-то туда не надо. Колодец правее. Толя попал в него, отброшенный аномальным «трамплином». Мне что ж, его путь повторять?

– Не вариант, – вслух произнес я.

От колодца меня сейчас отделяло каких-то десять метров. Вроде пустяк. Но их еще надо пройти…

– Сзади! – внезапно завопил Сало.

Я среагировал мгновенно – развернулся, присел и заслонился рукой. Тотчас ощутил резкую боль в предплечье. Оказывается, в мою руку вцепился тот самый «колобок». Он, видно, метил в спину, но я успел повернуться и принять его на рукав.

Аномальный репейник времени даром не терял – мигом разрезал плотную прорезиненную ткань куртки, прожег рукав толстовки и опалил мою кожу кислотой, а потом и чем-то острым кольнул. Блин! Больно-то как!

Я сорвал с себя ветровку вместе с зацепившимся за нее «колобком». Он попытался отвалиться, как насосавшаяся крови пиявка. Ага, щас! Одним движением я замотал его в куртку, словно гадюку закатал, и швырнул прямо в «комариную плешь».

Это я сдуру, конечно. Не подумал. Очень уж захотелось от этой мерзости избавиться. Да только нельзя вот так две аномалии стравливать. Каждый сталкер это знает. Эффект может быть непредсказуемым.

Сало издал крик ужаса и спрятался в своем колодце, стараясь стать маленьким и незаметным. А мне и затихариться было негде. Так и остался на месте. Присел только и голову руками закрыл.

Раздался громкий «пух», вроде как гиря упала. На самом деле это плюхнулась моя ветровка с «колобком». Угодила аккурат в центр аномалии. На коричневой навозной корочке «комариной плеши» добавилась плоская – толщиной с лист бумаги – подстилка из сена и ткани.

И всё.

Неужто повезло? Я перевел дыхание. Уф! Считай, заново родился. Удача, девочка моя капризная, только что аж дважды продемонстрировала свою очаровательную мордашку: сейчас вот, а до того с «колобком». Он ведь мне в спину летел. Оттуда его хрен отдерешь – так и прожег бы мясо до кости.

Кстати, в «Радианте» поговаривали, что находили трупы сталкеров с развороченной спиной. Но причину не знали. До сих пор. А ведь и я мог сейчас их участь разделить. Хорошо, что Сало глазастым оказался. Вовремя предупредил.

– Спасибо, Толян! – с чувством сказал я.

– За что? – Всклокоченная, измазанная в подсохшей крови голова вновь появилась над краем колодца. Его глаза настороженно оглядывали меня с ног до головы, словно пытались понять, что во мне изменилось.

– Ты же предупредил, что сзади «колобок» летит, – напомнил я.

– Я не предупреждал, – после паузы откликнулся Сало.

– Погоди, – я ничего не понимал. – Ты же крикнул: «Сзади!»

– Кричал не я.

– А тогда кто?!

– Дед Пихто, – появилось эхо.

Челюсть у меня упала до колен. Я подобрал ее и выдавил:

– Э-э-э… спасибо.

– Игорь! – Сало вдруг дернулся, вытаращил глаза и вытянул руку в мою сторону, указывая на что-то мне не видимое: – Трын-трава, что это?!

«Где?» – хотел спросить я.

Не успел.

Голова раскололась пополам от резкого удара. Даже слезы из глаз брызнули. Я зарычал, почти ослепнув и оглохнув от боли. Сжал голову руками, удивляясь, что она цела. Это продолжалось несколько мучительных мгновений, а потом прекратилось также внезапно, как и началось. Я лежал, измученный, на земле, подтянув колени к подбородку, и не хотел вставать. Казалось, сквозь меня только что пропустили хорошенький разряд электротока. Каждая поджилка тряслась, мышцы сводила судорога, во рту словно кот насрал, а в голове было пусто, как в бутылке водки после застолья.

– Игорек… Трын-трава… – как сквозь вату, донесся до меня голос Сала. – Ты живой? Эй! Погоди, я сейчас тебе помогу…

Он явно собирался выбираться из своего колодца. Помощник хренов! Сам на ладан дышит, а туда же!

Пришлось сесть – на большее я пока был не способен, и прикрикнуть на него:

– А ну-ка замер, бородавка пупырчатая! Ты сейчас тут сдохнешь от активности своей, а что я с твоим трупом буду делать? А? Нет, ты мне скажи, что? Вот оно мне надо, со всяким дохляками возиться? – Меня явно понесло течением, причем к каким-то не тем берегам. – Ты не молчи, ты отвечай: оно мне надо?!

– Не знаю, – Сало неуверенно пожал плечами и посмотрел с опаской, подозревая, что у меня не все дома. Вернее, дома вообще никого нет – всех разметала та самая головная боль.

Я вдруг отчетливо осознал, что съезжаю с катушек. Похолодел и резко вскочил на ноги. Напрасно. Голова тут же закружилась так, что я чуть не грохнулся обратно. Но ничего, устоял. Зубы стиснул, но устоял. Переждал головокружение. Машинально нащупал ладонью заветную флягу. Сейчас бы глотнуть! Нет, будет только хуже. Ничего, и без водки справимся. Не впервой.

– Так, – сказал я себе, – спокойно. Вдох-выдох, вдох-выдох.

Вскоре мне полегчало. Можно двигаться дальше. Но прежде надо кое-что выяснить.

– Сало, так что ты такого заметил перед тем, как меня вырубило?

– Не знаю точно… Может, мне померещилось…

– Да перестань ты мямлить, – я поморщился. – Говори уже.

– Над твоей головой будто рой возник. Красноватый такой. Словно красные мушки. Или капельки крови в воздухе. Не знаю. Мгновение всего и было-то. А потом ты закричал и на землю упал.

Рой, значит. А я ничего такого не видел. И откуда ж он взялся? Неужто от «колобка», брошенного в «комариную плешь»? Выходит, рано я радовался, что все обошлось.

Каждый сталкер знает: в Зоне ни один поступок не остается без последствий. Иногда они ощущаются сразу. А порой через день. Или месяц. Или год. Но расплата в любом случае неизбежна.

Чем же для меня обернется этот красный рой? Минутной головной болью или чем-то большим? На душе стало тревожно. Да еще как. Но я прогнал эти мысли прочь – привычно засунул их в самый дальний уголок подсознания. Сейчас не о будущем надо думать, а о насущных делах. И главное из них: как дойти до колодца.

Я осмотрелся. Все пространство передо мной усеивали какие-то белые кляксы, или, скорее, неглубокие лужи. Словно тут ездил кругами дырявый молоковоз, щедро расплескивая молоко.

Лужи имели разную форму и размер. Самые маленькие были не больше ладони, а самые большие вымахали аж полметра в поперечнике. И расстояния между ними разнились. Некоторые наползали друг на друга, но таких было мало. Большинство все-таки расположились в метре-полутора от соседних. Выглядели лужи свежими, словно «молоко» пролили совсем недавно. И в землю не впитались абсолютно, хотя тут почва рыхлая – перемешанная с навозом. Короче, плохие лужи. Не нравятся они мне. Попробуем держаться от них подальше.

Я бросил гайку на полметра вперед между двумя белыми пятнами. Она поначалу ровненько пошла, а возле самой земли внезапно взорвалась с громким треском, как петарда. Я даже присел от неожиданности, а Сало в своем колодце громко охнул.

– А никто и не обещал, что будет просто, – сказал я вслух, скорее для себя, чем для Сала. Он в ответ лишь вздохнул.

Еще одна гайка отправилась в полет. И тоже не сумела коснуться земли. На этот раз бабахнуло тише. Или так показалось? Подспудно мы ожидали взрыва и были к нему готовы.

Я взял из мешочка на поясе целую горсть гаек и принялся методично «обстреливать» пространство между белыми кляксами в поисках безопасного пути.

Но его не было!

С каждым новым взрывом Сало все больше спадал с лица. Его надежда на спасение таяла, как шоколад на солнце.

Вскоре стало окончательно ясно, что к колодцу не пройти. По земле не пройти…

Мысль пришла к нам с Толиком одновременно.

– Тень, – сказал он.

– Принцип парадокса, – в унисон ему откликнулся я.

Безопасное в опасном. Если нельзя пройти по земле, остаются лужи. Возможно, это как с тенью работяги с лопатой. На вид страшновато, а на деле – единственно возможный путь.

– Или пути вообще нет, и мы в тупике, – вслух возразил я. – Из лужи в лужу придется прыгать, а значит, во время прыжка пролетать над землей, как те гайки.

– Они взрывались в двадцати – тридцати сантиметрах над поверхностью. Можно запросто прыгать выше, – возразил Сало.

– А если нет?

– Тебе решать, Трын-трава, – Анатолий сказал это настолько тихо, что я скорее угадал, чем расслышал его слова.

Он прав. Решать мне. И жизнью рисковать тоже мне. Ему-то по-любому терять нечего.

– Эхо, – окликнул я. – А ты что скажешь?

В ответ – молчание. Вот обормот. То все болтало без умолка, а когда надо, воды в рот… или что там у него есть… набрало!

Я подкинул в руке гайку. Поймал, снова подкинул. Хотел бросить ее в молочную лужу и не смог себя заставить – а ну как срикошетит и прямо мне в лоб. В памяти назойливо маячил окровавленный труп Лютого с разбросанными по округе мозгами.

Гайка взлетала и опускалась обратно мне в ладонь. Я следил за ней взглядом. Надо на что-то решаться. Или идти дальше, или возвращаться к забору.

– Так говоришь, «бенгальский огонек» у тебя? – спросил я Толика.

– Да. Здесь, в контейнере, в рюкзаке, – он указал куда-то вглубь колодца.

– Рюкзак – это хорошо, – я сгрузил собственный на землю, присел рядом на корточки и начал отбирать необходимые предметы.

Так… Берем с собой нож, веревку, без них никуда. Еще несколько мелочей, включая «браслет». Остальное пусть пока полежит тут, чтобы лишний вес не стеснял движения.

Я сбухтовал веревку и повесил за спину на манер рюкзака. Очень удобно. Так она не будет мешать прыгать.

Ну все, я готов. Теперь осталось наметить оптимальный маршрут. Я обвел взглядом усеянное кляксами пространство, прикидывая путь.

– Пойдешь все-таки? – разгадал мои намерения Сало.

– А как же. Не бросать же… такой ценный хабар, – серьезно заявил я.

Сало переменился в лице. Хотел спросить: «Только хабар? А меня?» Этот вопрос был написан у него на лице крупными буквами. Но он промолчал. Не спросил.

Я хмыкнул и решительно бросил гайку в ближайшую молочную лужу. Во все стороны полетели брызги. И… ничего. Целая и невредимая гайка лежала посреди кляксы, возвышаясь торцом над белой жидкостью. Я машинально задержал дыхание и сиганул следом за гайкой. Раздался чавкающий звук, из-под подошв фонтанчиками взметнулись молочные капли. По ощущениям, будто и впрямь в лужу угодил. В самую что ни на есть обычную лужу.

Я перевел дыхание. Уф! И тут же, не мешкая, сиганул на следующее пятно. А потом еще. И еще.

Сало высунулся из своего колодца и следил за мной с таким напряжением, словно это не я, а он изображал козла, прыгая по лужам на скотоферме.

Прыжок! Белые брызги щедро оседают у меня на одежде. Некоторые долетают до груди. Эта лужа на диво большая и глубокая. Пожалуй, самая глубокая из всех. А вот следующие две – крохотулечки, будто кот накакал, размерами с носовой платок, не больше. До первой метра полтора. Приземляться придется на одну ногу, сразу отталкиваться и прыгать дальше – благо до второй крошки всего-то сантиметров сорок, если мой глазомер не врет.

Я прикинул, как буду прыгать. Только б не оступиться!

Э-эх! Как там поется? «Пусть боимся мы волка и сову. // Дело есть у нас, в самый трудный час, // мы волшебную косим трын-траву!»

Толчок! Правая нога плюхается в лужу, скользит по ней. Я балансирую, пытаясь сохранить равновесие. Очень хочется опустить на землю левую ногу, чтобы обрести устойчивость. Но нет, нельзя. Это верная смерть, причем мучительная – взрывом мне голень оторвет. Или раздробит. Тогда буду кровью истекать, пока не сдохну.

Чудом удается оттолкнуться и прыгнуть дальше – на следующую крохотулю, а затем без задержек перескочить на огромную кляксину. Вернее, это после «носовых платков» она кажется мне гигантской, а на самом деле на ней едва помещаются две ступни. Но тут я хотя бы могу пристроить обе ноги.

Пара секунд передышки. Нужно унять дрожь в мышцах – они едва не звенят от напряжения. И снова вперед.

Еще две лужи – и вот я на твердой земле рядом с колодцем.

– Ты прошел! – Сало выглядел совсем плохо. Словно, пока я добирался до него, он держался на адреналине, за меня болел, а теперь размяк, поплыл.

Толик смотрел воспаленными глазами больного теленка. Так глядят коровы на мясника: мол, сразу прирежешь или еще погулять отпустишь? Эта телячья покорность бесила до крайности. Захотелось вмазать ему так, чтобы раз и навсегда выбить из него рабскую натуру. Еле сдержался, честное слово. Остановило только то, что он и так уже был избит Зоной дальше некуда.

– Чего вылупился? Хабар давай, – резко сказал я.

Куртка у него была расстегнута, а на поясе висела кобура с пистолетом. Взгляд Анатолия изменился. Он посмотрел на меня сквозь прищур. В глазах на миг появилась жесткость. В какой-то момент мне показалось, что Сало выхватит ствол и всадит в меня весь магазин.

Но нет. Его рука потянулась не к рифленой рукояти «макарыча», а к рюкзаку, который лежал на дне колодца. Толик молча протянул его мне.

Я открыл клапан, заглянул внутрь. Просвинцо-ванный контейнер и еще два каких-то свертка.

– «Бенгальский огонек» тут? – деловито уточнил я, указывая на контейнер.

Сало молча кивнул и тяжело опустился на дно колодца, привалившись спиной к стенке.

Я проверять не стал, поверил на слово. А один из свертков развернул. Там и впрямь оказалась «белая вертячка». Я надел ее на палец, крутанул. Она пошла нарезать круги. Вот так крутиться может вечно – если вручную не остановишь.

– Порядок, – удовлетворенно кивнул я, убрал «вертячку» обратно в рюкзак и велел Толику: – Ствол давай.

Сало упрямо мотнул головой:

– Нет… Мне он еще понадобится.

Небось чтобы застрелиться, когда я уйду. Или мне в спину пальнуть. А что, вполне возможно. Перед смертью люди меняются… э… наверное… Хотя вряд ли. Как говорится, рожденный ползать, червем и подохнет.

Я вспомнил еще кое о чем и спросил:

– Чубайса кто пристрелил? Коля?

– Нет.

– А кто?

– Я. Чтоб не мучился. Он так орал…

Вот так-так! Интересно, Сало случайно с первого раза в сердце попал или по жизни меткий стрелок?..

– Пожалел, значит, – с долей сарказма сказал я.

Сало не ответил. Закрыл глаза, теряя ко мне интерес.

Это он зря.

– Вставай! – приказал я. – Чего расселся?

– Отстань, – внезапно проявил характер Сало. – Хабар получил? Вот и вали.

– Дурак ты, Толян, и не лечишься, – развеселился я. – Вставай, говорю. Ну! Руку протяни.

– Зачем?

– Отрежу и как трофей себе заберу, – не удержался я. Заметил, как у него округлились глаза. Поверил, что ли? Пришлось уже серьёзно пояснить: – Лечебный «браслет» наденешь.

– Зачем? – напряженным голосом повторил Толик. В нем опять проснулась надежда, но он боялся поверить в нее.

– Да что ты заладил: зачем да зачем? Других слов, что ли, не знаешь? – проворчал я. – К периметру без «браслета» я тебя живым не доведу – вот зачем.

Сало расплылся в идиотской улыбке, но вдруг спохватился:

– Погоди, Игорь. Он же тогда разрядится, и ты его не продашь.

– Давай быстрее, а то передумаю.

Он поспешно протянул мне здоровую руку. Я нацепил на нее аномальное колечко, велел:

– Вылезай. Я тебе сейчас помогу.

Пришлось забраться в колодец, подсадить его. Через край он перевалился тяжело, словно куль с дерьмом. Рухнул на землю, почти теряя сознание.

Я смотрел на Сало, ощущая растерянность. Да он и идти-то не может, не то что прыгать! Даже с «браслетом» Толя сейчас балласт, пассажир.

Аномальные колечки не могут заменить врача. Они не способны залатать почку, зашить артерию или зарастить сломанные кости по мановению волшебной палочки. «Браслеты» помогают заживлять рану при условии, что она обработана по всем правилам медицины. А если у Сала, к примеру, разорвана селезенка, то без хирурга ему хана.

Впрочем, «браслет» в любом случае окажет на Толика тонизирующее действие, притупит боль и придаст на время сил. Но это случится не сразу. Чтобы начать действовать, требуется время. А его-то у меня и нет. Я не могу торчать в Коровнике несколько часов, ожидая, когда Толику станет лучше настолько, что он сможет прыгать сам. Но и тащить его по лужам в таком состоянии возможности нет. С ним на закорках я не сумею прыгать достаточно высоко и далеко, да еще, когда требуется, приземляться всего на одну ногу. Толик хоть и хилый на вид, а все ж таки не пушинка. Нет, с ним на шее мне равновесия при приземлении не удержать.

Короче, приехали. Вернее, припрыгали. Что же делать? Забрать хабар и уйти? А он пусть остается, дождется, пока «браслет» придаст ему сил, и попытается выбраться самостоятельно. Ничего с ним не случится. Не маленький. И в Зоне наверняка не новичок.

– Толь, а ты давно сталкеришь? – на всякий случай уточнил я. И получил ошарашивающий ответ:

– Год и три месяца.

Вот это да! Я знал, что Сало на Колю давно спину гнет, но, что именно делает, даже не догадывался. У Сумрака часто появлялся очень ценный хабар. Ходили слухи, что это он сам такой крутой сталкер. Правда, добывает сокровища, устилая свой путь трупами отмычек. Но, кажется, молва ошибается. Теперь я знаю, кто именно приносит Коле Сумраку и хабар, и репутацию отменного сталкера.

Я посмотрел на Сало по-новому. Вот тебе и чмо! Вот тебе и слизняк!

– Толь, а почему для Сумрака? Почему не для себя?

– Там все сложно, – Сало скривился.

– А вообще, зачем ты в Зону ходишь? Вот я за деньгами и острыми ощущениями. А ты? Денег с этого не имеешь. За драйвом?

– Нет, – Анатолий помолчал, а потом признался: – Я боюсь Зоны. Очень. Прямо-таки до рвоты. Но… Знаешь, Игорь, только здесь я чувствую себя свободным.

Я задумался над его словами.

А что на самом деле Зона дает мне? Действительно ли только адреналин и деньги? И что я даю ей взамен? Уверен, обмен обоюдный. Мы ведь нужны Зоне не меньше, чем она нам. Зона ждет нас, скучает, зовет. Я это чувствую. Уверен, многие сталкеры ощущают то же самое, только никогда не говорят вслух. Не принято у нас такое обсуждать. Плохая примета.

А еще я вдруг подумал: «Неужто Сало и впрямь как сталкер лучше меня? Ведь он единственный, кто сумел пройти по Коровнику. Многие пытались, а сумел только он. И я. Хотя меня-то Толик, считай, за ручку вел».

М-да… Он вел меня сюда. А я выведу его обратно. Только тогда докажу, что как сталкеры мы равны. Да, делать нечего, придется его выводить.

Хотя кого я обманываю! Все рассуждения, кто лучше сталкер, а кто хуже, – полная фигня. Мне это глубоко фиолетово. Основная причина, почему я рискую из-за него жизнью, в другом… И по этой самой причине я не брошу его. Если понадобится, зубами потащу. Так что хватит лирики. Надо искать решение.

Мой взгляд рассеянно скользил по десятиметровому пространству, усеянному разнокалиберными молочными лужами. Толику необходимо его миновать, не касаясь земли. И не прыгая. А как тогда?..

– Приди к царю не голая, не одетая, не верхом, не пешком, – машинально забормотал я.

– Чего? – удивился Сало.

– Да это я так. Детскую сказку вспоминаю. Если подумать, хорошие штуки – эти русские сказки. Учат нестандартно мыслить… Слушай, Толян, а ты когда-нибудь альпинизмом занимался?

– Нет. А что?

– Сейчас займешься, – пообещал я, снимая с себя веревку.

Данный предмет экипировки я всегда выбираю с особой тщательностью. Возможно, именно он однажды спасет мне жизнь.

Веревку я, естественно, покупаю не бельевую, а профессиональную – предназначенную для промышленных альпинистов и спелеологов. Беру не динамику, а статику. Динамическая веревка хороша для гор – если сорвешься со скалы, она провиснет под твоим весом, растянется, спружинит, тем самым смягчая рывок. А в Зоне нужна другая веревка – так называемая статика. Она практически не тянется, так что переправу из нее делать – самое то. Предпочтение я отдаю французской фирме «Беал», марке «Спелениум Голд» – незаменимая вещь для спелеологов и… сталкеров.

Ножом я отрезал от мотка приличный кусок. Оплетка веревки, что характерно, в месте среза почти не расползлась, как это было бы со многими другими марками.

Из куска веревки сделал Толику полную альпинистскую обвязку[2]. Проще говоря, обвязал ему руки-ноги-туловище по определенной схеме[3]. Пришлось действовать осторожно, чтобы не разбередить его раны и травмы.

Процедуру Толик перенес стоически, без единого стона, хотя я пару раз задел его по больной ноге весьма ощутимо.

– Молоток, – одобрил такой героизм я.

– Промедол, – пояснил Сало, доставая из внутреннего кармана куртки помятую, но целую пластиковую коробочку с одноразовыми шприцами.

– Тоже вариант, – согласился я.

Ладно, теперь займемся изготовлением силового кольца – того самого приспособления, на котором, собственно, и висят. Оно соединит обвязку Толика с транспортной веревкой. Обычно в качестве силового кольца используют карабин. Но, чего нет, того нет. Его заменит мой ремень – крепкий, кожаный. И пряжка что надо. Ремень, как и веревку, я покупал не абы какой. Выбирал долго, потому что его предназначение – не только на брюках красоваться. Он у меня многоцелевой. Например, в качестве того же карабина сойдет.

Ну вот. Подготовка к транспортировке раненого по сложной местности практически завершена. Осталось последнее, и самое важное – соорудить саму навесную переправу. Обычно для нее используют две основные веревки: одну – так называемую грузовую или транспортную, по которой собственно и переправляется человек, и вторую – страховочную. Но нам придется обойтись только грузовой. На обе у меня длины веревки не хватит.

Я взял оставшийся моток и огляделся, прикидывая, куда привязать конец.

Колодец, в который угодил Сало, некогда имел кровлю, ворот, цепь, ведро и все остальное, полагающееся приличному гидротехническому сооружению. Но цепь, ведро и ворот бесследно исчезли. А вот крыша осталась. Правда, один ее скат Сало проломил своим весом, когда прилетел в колодец. Теперь поломанные доски торчали в разные стороны, как гнилые зубы курильщика. Зато поддерживающие остатки крыши перекрытия и вертикальные, вкопанные в землю бревна выглядели прочными – не сопрелыми, целыми, разве что немного покосившимися. Ладно, будем надеяться, что вес Толика они выдержат.

Я закрепил один конец веревки на перекрытиях. А для второго самое место на ковше экскаватора. Эта строительная техника стоит как раз за пределами десятиметровой области с молочными лужами – неподалеку от того места, где я оставил свой рюкзак. Если сумею дотащить туда Сало, считай, дело сделано.

Вот только к большей части техники в Зоне лучше не подходить. Хотя данный конкретный экскаватор не выглядит стремным – покрылся следами коррозии от дождей, перекосился, «ржавым мочалом» не порос.

Ладно, рискнем. Все равно другого выхода нет. Правда, чтобы добраться до экскаватора, придется снова прыгать по лужам.

Я оставил рюкзак с «бенгальским огоньком» Толику, смотал веревку бухтой, примериваясь, как буду прыгать и одновременно разматывать ее. Нельзя, чтобы веревка слишком сильно провисла, иначе она взорвется. Или сгорит.

Один хрен.

Толчок, прыжок. Веревка опасно просела, но земли не коснулась. Едва не коснулась! Надо быть осторожнее.

Дальше дело пошло веселее. Опыт у меня, что ли, появился по этим кляксам сигать? Допрыгал до экскаватора, что твой стрекозел. На всякий случай гаечки в ковш покидал. Чисто вроде. А, была не была! Всё трын-трава! Плюнул и полез на экскаватор.

Закрепил веревку, отлично понимая, что без системы полиспаста [4] не смогу натянуть ее достаточно сильно. Тут бы очень пригодились жумары [5], но, чего нет, того нет. Пришлось использовать схватывающий узел [6]. В конце концов решил, что натянул довольно туго. Толик – парень поджарый, под его весом веревка сильно не провиснет. Все равно без спецсредств мне в одиночку переправу туже не натянуть.

Припрыгал обратно к Толику, объявил:

– Аэробус подан. Пассажирам просьба занять свои места согласно купленным билетам.

К моему удивлению, Сало поддержал шутку:

– Ну у меня-то явно билет класса VIP, – он указал на рюкзак с «бенгальским огоньком» и «белыми вертячками», – так что жду шампанское с икрой. И омаров.

– Получите и распишитесь, – я протянул ему шоколадку.

– Ладно, сойдет, – продолжал дурачиться Толик. Я прямо-таки его не узнавал. – А стюардесса где?

Я открыл было рот, чтобы достойно ответить. Не успел.

– Командир корабля и экипаж приветствуют вас на борту, – внезапно раздался самый настоящий женский голос, необычайно мелодичный и приятный.

Мы с Толиком как по команде вздрогнули и посмотрели друг на друга. Минута расслабления и передышки прошла – Зона ненавязчиво напомнила о себе.

– Эхо, это ты? – догадался я.

– Ы-ы…ы-ы… – Женский голос сменился уханьем филина.

– Где пропадал? Я уж соскучился.

– … Ссучился – ил-ся-лся-ся… – пробормотало в ответ эхо.

– Не хами, – укорил я его и посмотрел на Сало: – Ты как?

– Получше. «Браслет» начал действовать. – Улыбка из его взгляда и голоса ушла. Он вновь превратился в того серьезного, если не сказать угрюмого, типа, которого я знал много лет.

Я зацепил импровизированный карабин за грудную обвязку Толика, подсадил его вверх, к транспортной веревке. Он попытался закрепить на ней ремень, но с одной здоровой рукой ему никак не удавалось застегнуть пряжку. Толик все возился и возился. Я уже устал его держать.

Пряжка сдалась на мгновение раньше меня. Теперь Сало висел на обвязке и силовом кольце под транспортной веревкой. Теоретически, перебирая по ней руками, Толик мог миновать опасную область и сам. Так альпинисты иногда перебираются через расщелины. Только у них обвязки не веревочные, а ременные, причем изготовленные на производстве. И карабины сделаны не из кожи, а из металла. Это и надежнее, и удобнее. Но нам не до выбора. Что есть, то есть.

Я еще раз придирчиво осмотрел все узлы и крепления самодельной обвязки. Вроде крепко. И веревка под весом Толика провисла допустимо – от его ног до земли еще осталось примерно полметра, может чуть меньше. Сойдет.

А как там сам Толик? Ему явно стало лучше, но травмированная рука не позволит самостоятельно ехать по переправе. Придется впрячься мне – тащить на буксире. Из остатков неизрасходованной веревки я соорудил нечто-то вроде поводка, зацепил за обвязку Толика. Получился буксировочный трос. Свободный конец троса взял в руку и приготовился прыгать, фиксируя взглядом ближайшее «молочное пятно».

Ох уж эти белые лужи! Они мне по ночам сниться будут. Стопудово. В кошмарах.

– Ну что? Поехали? – не оборачиваясь, спросил у Толика.

– Кто поедет, а кто и попрыгает, – поправил меня он.

– Рожденный скакать, ездить не может, – согласился я.

Но хватит лясы точить. Эх, понеслась кривая в баню!

Прыжок. Буксировочный трос вначале пошел слишком туго и чуть не дернул меня назад. Но мне удалось выправиться. Встал в белое пятно прочно, обеими ступнями. Подтащил за собой Сало. Смотал веревку и снова прыгнул.

До безопасного участка земли оставалось чуть меньше половины, когда я поскользнулся. И лужа-то была немаленькая. Но подошвы ботинок поехали по раскисшей мокрой земле, едва не вынеся меня за пределы спасительного белого пятна. Я забалансировал на самом краю, размахивая руками, пытаясь вернуть себе равновесие. Буксировочный трос вырвался из рук и полетел к земле…

На этот раз бабахнуло сильнее. И вспышка была. Нижний край веревки разлетелся волокнами, а уцелевшая часть загорелась. Огонь занялся мгновенно и побежал к Толику так резво, словно это была не альпинистская веревка, а трут!

Я ничего не успевал предпринять. Просто стоял и смотрел, как язычок пламени добирается до обвязки Сала. Он закричал, задергался, сильно раскачивая веревку, и принялся бить себя здоровой рукой по животу. К счастью, этого хватило, чтобы потушить огонь. Но тут раздался подозрительный треск. Он доносился со стороны экскаватора. Кажется, тому ржавому блоку, к которому я прицепил веревку, не понравился бешеный гопак, который только что «танцевал» в борьбе с огнем Сало.

– Замри! – прошипел я Толику. – Даже дыши через раз!

Несколько мгновений мы напряжённо молчали, опасаясь услышать, как ломается блок или рвется переправа. Но нет, обошлось.

Но тут во всей красе встала новая проблема. Буксировочного троса у нас больше не было. И веревка закончилась. Так что новый не сделать. Тащить Сало больше нечем.

– Я сам доберусь, – пообещал он. – Тут уж немного осталось.

Эти пять метров Толик преодолевал мучительно долго. Даже самая тормознутая черепаха по сравнению с ним могла считать себя быстроногой ланью.

День потихоньку приближался к вечеру, и я занервничал. Конечно, мне доводилось, и не раз ночевать в Зоне, но все же я предпочитал делать это в менее опасных местах, чем Коровник.

Толик тащил себя по переправе одной рукой и кряхтел от усилий.

Солнце скрылось за тучами. От земли между кляксами начал куриться подозрительный зеленоватый туман, и это мне очень не нравилось. К счастью, он вился возле поверхности, не переходя пресловутую границу в двадцать – тридцать сантиметров, – именно на этом уровне взрывались гайки и веревка.

«Возможно, этот туман и есть аномалия, – пришла мне в голову мысль. – Наверное, при ярком солнце ее не видно, а сейчас злодейка показалась во всей красе».

Наконец Сало миновал опасную область и повис рядом со мной у экскаватора. Ножом я перерезал обвязку, помог ему спуститься на землю. Ремень вернулся на пояс моих брюк, а транспортную веревку я оставил висеть – снимать ее было бы проблематично.

– Сейчас малость отдышусь, и пойдем, – пообещал Толик, но я отрицательно покачал головой, сказал резко:

– А вам, пассажир, слово не давали. С твоей покалеченной ногой ты и шагу не пройдешь.

Он вздохнул, соглашаясь. Несмело спросил:

– А как же тогда?

– Вот так, – я поднял с земли свой собственный рюкзак, достал из него спальник. Он у меня с собой на случай ночевок в Зоне.

Спальный мешок, как и веревку с ремнем, я покупал не абы какой. Выбирал суперлегкий – всего два кило – и потому недешевый. Если потащу в нем Толика по земле, нижняя ткань, как пить дать, превратится в лохмотья, и спальник придется выбрасывать. Эх, жалко-то как! Придется за новым в Новосибирск ехать, и то не факт, что куплю.

Вообще, с этим Салом сплошные расходы: вначале «браслет», потом веревка и спальник. Ладно, «бенгальским огоньком» все компенсирую.

Я повеселел, велел Толику:

– Залезай в спальник. Чего ждешь?

Ножом я проковырял дырку в головной части мешка, пропустил в отверстие ремень, застегнул пряжку. Получилась петля. Не слишком удобно, но сойдет. До выхода из Коровника нам тут осталось всего ничего. Раз плюнуть.

М-да… Мечты-мечты…

На деле тащить куль с Салом оказалось то еще удовольствие. Мы прошли метров тридцать, а я взмок и запыхался, словно пробежал до Владивостока и обратно. Зверски болели поясница и ноги – тащить Сало пришлось в полусогнутом состоянии гусиным шагом, а этот способ передвижения легким не назовешь.

Перед лопатой с тенью сделали вынужденный привал.

Я присел рядом с Толяном на землю, утирая пот и с наслаждением выпрямляя гудящие от напряжения ноги. Спросил:

– Ты как?

– Нормально. – Его лоб прорезала морщина. Какая-то неприятная мысль явно не давала ему покоя. Наконец он высказал ее вслух: – Трын-трава… Тут такое дело… Если Коля узнает, что я вернулся, он захочет получить хабар…

– Да? А ничего, что он оставил тебя подыхать? Бросил в колодце и сбежал? – начал раздражаться я. – Ты и после этого продолжишь перед ним шестерить?

Лицо Сала исказилось.

– Ты не понимаешь, – с тихим отчаянием прошептал он.

– Не понимаю, – согласился я. – И никогда не смогу понять.

Мы замолчали. Так и сидели молча, а потом я скомандовал:

– Подъем, – ухватил ременную петлю и потащил спальник с Толиком через тень работяги с лопатой.

Земля под нами качалась и проседала, готовая в любой момент отправить двух непрошеных гостей в полет без возврата. Не знаю, как Сало, но я страха больше не испытывал – усталость притупила все чувства.

Наконец тень, а за ней и Коровник остались позади. Мы миновали забор и остановились передохнуть. Я поискал взглядом шоколадку, которую оставлял для эха. Она должна была лежать вон на том камешке. Но угощения не было. Я даже думать не хотел, куда делось лакомство, и кто именно его забрал. Не эхо же в самом-то деле! Оно вроде только звук – без тела. Хотя надо проверить…

– Эй! – окликнул я эхо. – Ну как шоколадка? Понравилась?

– Понравилась-вилась-ась! – подтвердило оно.

Вот тебе и звук без тела! Меня пробрала нервная дрожь, но я справился с собой, сказал:

– Это хорошо, что понравилась. Ну все. Прощай. Мы уходим.

И, чем дальше, тем лучше. У меня от этого эха мурашки по спине бегут.

– Вернешься, – внезапно огорошило меня оно.

– Вернусь? – не понял я. Хабара в кормовой больше нет, кроме одной «вертячки», а вот смертельно опасные аномалии остались. – Зачем?

– Насовсем, – зловеще пообещало эхо и затихло.

Сказать, что я не воспринял его слова всерьез, – значит нагло соврать. У меня снова засосало под ложечкой, а в душе вдруг возникло странное щемящее чувство, будто я только что запустил обратный отсчет на бомбе с часовым механизмом, и время неумолимо приближается к нулю.

Сало искоса посмотрел на меня:

– Думаешь, это из-за красного роя? Да?

Я не ответил. Какая разница из-за чего? Если ты сталкер, то рано или поздно останешься в Зоне – навсегда. Плох ты или хорош, но этой участи тебе не избежать.

Уже без малого три года мы с Зоной проверяем друг друга на прочность. Она, подобно заклятому врагу, неустанно следит за каждым моим шагом и ждет, когда я оступлюсь, допущу промах, чтобы нанести свой удар. Одна-единственная ошибка отделяет меня от смерти. Возможно, именно сегодня, в Коровнике, я допустил ее. Быть может, Зона уже считала Толика своей добычей. А я отнял трофей – вырвал буквально из когтей хищницы. Если это так, то мне несдобровать. Я совершил роковую ошибку. А Зона не прощает ошибок, жестоко карает за слабость и безжалостно мстит за глупость. Если ты слаб, глуп или невнимателен – ты мертв. Это главный закон Зоны. И никто не в силах изменить его…

– Что будем делать? – первым нарушил молчание Сало. – До ночи не успеем выйти из Зоны. Давай переночуем тут, а утром уж пойдем.

Утром… Я оценивающе посмотрел на него. А если он не переживет ночь? «Браслет» уже потихоньку начал действовать как тонизирующее, поэтому Толе кажется, что его самочувствие улучшилось. На самом деле все может быть не так. Если у Толика, к примеру, внутреннее кровотечение, то к утру ему хана – с «браслетом» или без.

– Нет, – вслух сказал я. – Никаких ночевок. На сегодня с меня Зоны достаточно. Хочу как можно быстрее оказаться за периметром, завалиться в кабак, напиться в хлам и снять телку. А лучше двух.

– И что ты предлагаешь?

Несколько мгновений я анализировал ситуацию. Тот путь, которым я сам этим утром миновал периметр, сейчас не годился. Там и здоровый-то человек едва пройдет – надо скакать по крыше полуразрушенного дома, балансируя на балках перекрытия. Зато место глухое, даже патрули его не жалуют. Я этим путем уже давненько пользуюсь и ни разу еще не нарвался.

Но нам сейчас придется искать другой способ выбраться из Зоны. Причем тут есть подвох: чем проще выход, тем больше шансов угодить прямиком в теплые «объятия» патруля. Вернее, под их пули. Они редко берут сталкеров живыми, предпочитают стрелять, потому что, во-первых, боятся нас – дескать, все, кто выходит из проклятых земель, сами становятся проклятыми. А во-вторых, опасаются попасть на мушку черным сталкерам. Эти отморозки частенько вступают в перестрелки с войсками ООН, которые охраняют периметр.

Получается, выбор у меня невелик – с раненым по оврагам-буеракам не поскачешь. Остается двигать через просматриваемый, простреливаемый луг и молиться.

Я покосился на Сало. И черт меня дернул заметить его флягу! Прошел бы себе мимо, глядишь, уже через пару часов в Искитиме был бы.

Кстати, о фляге.

– Держи. Твоя.

– Где ты ее нашел? – удивился Толя.

– Под кустом лежала. Недалеко от Коровника.

– Странно… Я ее месяца два назад потерял, у Маяка.

– Не путаешь? – Маяк от Коровника совсем в другой стороне.

– Да нет. Точно у Маяка.

Удивительно, конечно, но в Зоне еще и не то бывает.

– Ладно, пошли. Чего сидеть? – Я примерился вновь играть роль тяглового транспорта, но Сало остановил:

– Погоди, Игорь. Сегодня утром в Зону ушли караванщики Щебня за коноплей. Вечером пойдут назад. Я знаю маршрут.

– О-па-на! Откуда такая осведомленность? Тебе Щебень что, лично докладывается? – наполовину в шутку, наполовину всерьез спросил я. Обычно маршрут, дату и время хранят в глубокой тайне, а то наверняка найдутся желающие слить такую лакомую инфу патрулю. Тем более Щебень – один из самых крутых бригадиров. Насколько я знаю, своих он держит в ежовых рукавицах и с кем попало на такие темы трепаться не станет.

Толик шутку не оценил, ответил серьезно:

– Щебень с Сумраком вчера при мне базарили. Коля решал, как ему сегодня утром безопаснее переходить периметр: с караваном или самому. Так что информация точная. Давай перехватим их у Кривой Березы. Попытаемся выйти с ними.

– Можно попробовать, – с сомнением протянул я. – А у тебя там кореша?

– Нет. Я даже не знаю, кто от Щебня пойдет. Но попробуем сослаться на Сумрака, авось проскочит.

Идея в целом неплохая. Караванщики помогут тащить раненого. Да и периметр вместе легче миновать – кто-то один проверит, нет ли ооновских машин поблизости, и даст отмашку остальным. Вот только с какого перепуга им нам помогать? Если бы с нами был Сумрак, другое дело. А Толик всего лишь шестерка, пешка, разменная монета. Разве что предложить в качестве платы «белые вертячки». Я поморщился. Рискованно. Пацаны Щебня могут и хабар отобрать, и нас прямо там под березкой прикопать.

А, ладно, на месте разберемся. Всё трын-трава!

Я решительно ухватился за ремень и потащил импровизированные носилки в сторону Кривой Березы.

Усталость и торопливость едва не сыграли со мной злую шутку – чуть было не пропустил какую-то бяку. В самый последний момент заметил, что трава перед нами как-то странно раскачивается.

Порывы ветра налетали с севера, а травинки клонились на запад.

Пришлось остановиться и проверять путь гайками. Дальше уже пошел не спеша, внимательно оглядывая окрестности. А Зона подкидывала сюрприз за сюрпризом. Чтобы обойти все ее подарки, нам с Толиком пришлось петлять, как убегающим от охотников зайцам.

Я бросал гайки, тащил за собой Сало и скрипел зубами. Вот Зона подлюга! Не дает ни минуты передышки. Словно и впрямь обозлилась на меня за Коровник и теперь нарочно выматывает ловушками, ждет, когда я устану и потеряю бдительность. Тогда-то она и нанесет свой удар. Нанесет, когда меньше всего ждешь этого. Один-единственный удар…

– Не сегодня! – яростно выдохнул я. – Обломаешься, сука! Я тебе не по зубам!

И Зона внезапно отступила, словно и впрямь поверила в наглое бахвальство, – вдалеке показался закрученный гигантским штопором черно-белый березовый ствол с редкой пожелтевшей листвой.

Похоже, удача опять показала нам свою смазливую мордашку.

До Кривой Березы, правда, еще идти и идти. Я чуть было не припустился со всех ног, но тут же затормозил. Э, нет, подруга моя ненавистная, Зона. Второй раз не обманешь. Мы пойдем медленно и осторожно, словно по минному полю.

Только успели дойти и, на всякий случай, затихариться в соседних кустах, как показался пресловутый караван. Я настороженно присмотрелся к контингенту. Вон те трое с объемистыми рюкзаками за плечами явно мулы – так называли тех, кто тащил баулы с коноплей. Остальная часть народа – отмычки и братки. Вот последние меня интересовали больше всего. Именно им решать, взять ли нас собой.

Так-так-так… Кто у нас тут?..

Братков оказалось двое, и один из них, плечистый крепкий парень Антон по прозвищу Панда, был мне знаком.

– Ну ты и везучий, сукин сын, – обрадованно сказал я Толику, вылезая из кустов.

– Или ты, – откликнулся Сало.

Хм… Вообще-то у меня с паршивкой удачей отношения сложные: она то балует сверх всякой меры, то метелит не по-детски…

Я вышел на открытое место, держа руки на виду. И тотчас оказался на мушках двух стволов сразу. Пришлось срочно представиться:

– Антон! Не стреляй, это я, Трын-трава.

– Игорек? – Панда узнал и опустил пистолет.

Тот, кто нарек его этой кликухой, явно был неглупым человеком, потому что прозвище удивительно точно отражало внешность и суть характера Антона. На вид улыбчивый здоровяк-балагур, этакий забавный мишка под два метра ростом – белый и пушистый. А на деле – матерый хищник, для которого человека убить – раз плюнуть. Ну прямо как настоящая китайская панда – симпатичный и смертельно опасный.

Не сказать что мы с Антоном кореша, скорее приятели – вместе пару раз водку пили. Это не означает, что он захочет мне помочь, но, надеюсь, хотя бы не пристрелит… э… если не прознает про «бенгальский огонек», конечно. Иначе его реакцию я не берусь предсказать.

– Ты туда или оттуда? – поинтересовался Панда. Выглядел он неважно: землистого цвета лицо, мешки под глазами и покрасневшие белки.

– На выход, – подтвердил я.

– Панда, чего тут? – К нам подошел его напарник, незнакомый мне пацан. Он настороженно поглядывал на меня и держал пистолет в руке, не спеша убирать в кобуру.

– Все ништяк, Кирюха, – успокоил его Антон. – Знакомого встретил. Ща перетрем и двинем дальше.

– Ага, – парень отошел в сторонку.

Отмычки и мулы воспользовались внезапной передышкой и уселись прямо на землю. Незнакомый мне Кирилл стоял поодаль и курил, посматривая то на подопечных, то на нас с Антоном. Пистолет он так и не убрал.

– А ты чего такой помятый? – для поддержания разговора спросил я Панду.

Тот страдальчески скривился и принялся делиться наболевшим.

Оказывается, ему пришлось срочно выходить за коноплёй после нескольких дней беспробудного пьянства. Панда вообще не отличался трезвостью, а тут неделю назад отмечали чей-то день рождения, он уже и не помнил, чей именно, только с тех пор полностью протрезветь ему никак не удавалось. А нынешним утром Щебень внезапно разбудил Антона звонком и «обрадовал», что надо срочно идти в Зону.

– Прикинь, Игорек, даже опохмелиться не дал! – возмущался браток. – И времени за пивком в лабаз заскочить не было. Так всухую и иду. Голова трещит, мочи нет.

– Дело поправимое, – пообещал я и снял с пояса флягу с медицинским спиртом. – Чистейший. Слегка разбавленный, но надо еще водой разводить.

– Зачем портить хороший продукт? – вытаращил светло-карие, будто выцветшие, глаза Панда. Он торопливо протянул руку к заветной емкости, но я сразу не дал, попросил:

– Слышь, Антоха, можно выйти с вами?

– С чего вдруг? – озадачился он. – Ты ж вроде одиночка, к стаям не прибиваешься?

– Сегодня я не один. Мой приятель вон, в кустах лежит. Помяло его. Один не дотащу.

– Кто такой? Я его знаю?

– Сало. Шестерка Сумрака.

Панда пожал плечами: дескать, всех шестерок не упомнишь – и перешел на деловые рельсы:

– Отбашляешь?

– Нечем, кроме спирта.

Панда с сомнением почесал затылок:

– А с хабаром что, не подфартило? Пустые?

Был очень сильный соблазн соврать, сказать, что да, идем без добычи. Обыскивать нас вряд ли стали бы. Но потом, в «Радианте», все равно кто-нибудь да проболтался бы, что Трын-трава с Салом вынесли «бенгальский огонек». Такой хабар не скроешь, он слишком заметный. И Панда узнал бы, что его обманули. Тогда конфликт неизбежен.

Нет, врать нельзя. Сейчас такой случай, когда надо идти ва-банк – говорить правду.

– Хабар есть, – спокойно сказал я. – Только он не для оплаты. Так поможешь, нет?

Браток задумался, а потом решил:

– Лады. Давай спирт. Потом еще поляну накроешь.

– Заметано, Антоха, – не стал спорить я. – Проставлюсь в «Радианте», когда скажешь, хоть завтра.

– Не, лучше «У Петра», – поправил Панда.

Его выбор удивления не вызвал. Кафе «Радиант» предпочитают белые и красные сталкеры. Аискитимский криминалитет данное питейное заведение своим вниманием не балует. Хабар Парфюмеру – хозяину «Радианта» – сдают, а пить предпочитают в ресторанчике «У Петра». Это заведение для своих – так называемых реальных пацанов. Если кто со стороны сюда придет, живым обратно может уже и не выйти.

– «У Петра» так «У Петра».

Фляга перекочевала к Антону.

– Ну, будем! – Он присосался к баклаге. Его опухшее, зеленовато-землистое лицо начало приобретать нормальный цвет, а в глазах опять появилась жажда жизни.

После выпитого спирта Панду отпустило, он повеселел, окликнул:

– Цыба, подь сюда.

– Чего, Панда? – Один из наркош поспешно подошел.

Антон развернул его спиной к себе, открыл клапан рюкзака, который висел у отмычки за спиной, и извлек… полевые носилки!

– Супер, – восхитился я. – Вот это предусмотрительность!

– Учись, салага, как надо в Зону ходить, – самодовольно изрек Панда.

И пню ясно, носилки не для отмычек. Но, если с одним из двух братков что-то случится, его понесут к периметру. А пока носилки достались Толику.

Подчиняясь приказу Антона, двое наркош уложили Сало на носилки и приготовились нести. Люди привычно выстроились в цепочку друг за другом, и обоз двинулся в путь.

Панда пошел рядом со мной, крепко держа спасительную флягу. Время от времени он делал по глотку и принимался жестикулировать, рассказывая мне о своей злосчастной судьбе:

– Прикинь, Трын-трава. Погнать в Зону без опохмела! Соображать же надо! Это ж Зона, а не гулькина свистулька. – Обозник сделал широкий жест, пытаясь охватить окружающий нас пейзаж. – Как можно человека в таком состоянии отправлять по грибы?!

Выражением «по грибы» местные братки называли поход за коноплей.

Я слушал его стенания и соглашался, мол, да, начальники звери, нелюди. Так над человеком измываться! А про себя думал, что очень часто чужие проблемы оборачиваются ддя нас неожиданным подарком. Если бы не его болезненное состояние, то путь домой стоил бы мне намного дороже, чем фляга спирта.

Первым в нашем обозе шел один из нариков, молодой на вид парень с длинными нечёсаными патлами, собранными в хвост, – проверял, чист ли путь. Видно, делал он это уже давно, потому что Панда решил сменить его другим. Браток окликнул парня:

– Эй, Рубик! Давай назад. Отдыхай, заслужил. Кегля, а ты выходи вперед. Твоя очередь.

Длинноволосый Рубик сперва даже не поверил своему счастью. Он расплылся в улыбке, обнажив скуренные пеньки зубов, и потрусил в хвост колонны, а в авангард нехотя вышел прозванный Кеглей парень. На его голове не было ни единого волоска. Действительно как кегля!

Он обошел всех и понуро побрёл первым, время от времени проверяя путь гайками и втягивая голову в плечи при каждом шорохе.

Все наркоши в обозах наркоторговцев отлично знали, на что идут. По дороге каждый из них становился живой отмычкой. Конечно, весь путь уже был отмечен вешками, но Зона – барышня непредсказуемая. На знакомой, сотню раз исхоженной тропе запросто можно нарваться на свежую «комариную плешь» или чего похуже.

Кегля шёл медленно, но с упорством приговорённого. Остальные приноравливались к его шагам и особо по сторонам не глазели, доверившись отмычке. И только я некоторое время по привычке напряженно сканировал взглядом пространство перед обозом, а потом одернул себя: какого черта я делаю? Можно чуть-чуть расслабиться, дать отдых глазам и нервам под бормотание Панды, рассказывающего о нелегкой жизни русских братков.

Но Зона, как обычно, не дала заскучать. Внезапно впереди раздался истошный крик.

Оказывается, Кегле не повезло. Нарик шел себе потихоньку, пока не вляпался в ржавого цвета паутину, уж не знаю, откуда она взялась. Ветром ее принесло, что ли? Небось из ближайших развалин. Мы как раз проходили мимо одинокого недостроенного здания. Насколько я помню, и до прихода Зоны оно выглядело точно так же. У нас в стране такое бывает – начали строить, а потом и сами забыли, что хотели. Вот и остались торчать остатки сооружения непонятного назначения, стыдливо прячась в редколесье.

Скорее всего, паутина прилетела оттуда. Местечко то еще, похуже Коровника.

Как бы там ни было, похожая на проволоку паутина накрыла бок, часть спины и грудь Кегли тонким слоем матовых нитей.

Парень перестал кричать, резко остановился, словно его дернули сбоку за веревочки, и повернулся к нам. Смотрел жалостливыми глазами и надеялся на чудо: вдруг кто-нибудь его спасёт в последний момент.

Напрасно ждал. Никто не сделал даже попытки что-то предпринять. Застыли на месте, пялились на обреченного, затаив дыхание, и тихонько благодарили судьбу, что сами не оказались на его месте.

Несколько мгновений Кегля стоял неподвижно, а потом его тело изогнулось в каком-то жутком, непостижимом танце. Казалось, невидимый кукловод и впрямь дергает его за ниточки. Кегля пытался кричать и не мог. Только хрипел. С ним происходило нечто страшное.

…Самое удивительное, что крови не было. Ни капли. Не знаю, как остальных, а меня это поразило больше всего.

Мы молча смотрели на то, во что превратился Кегля, и зрелище было тошнотворным. Больше всего он походил на уродливую скульптуру. Руки, ноги и голова остались, а вместо туловища теперь была та самая паутина. Ее нити затвердели, обрели прочность металлических штырей. Два нижних заканчивались срезанными по колено ногами Кегли. На боковых висели кисти рук, а верхний держал на себе голову. Куда делось туловище и почему округа не залита кровью, лично для меня так и осталось загадкой.

Но самым страшным оказалось не это. Чудовищнее всего выглядело лицо мертвеца: рот перекошен в сатанинской усмешке, один глаз открыт, а веко второго, наоборот, опущено, словно Кегля подмигивает нам.

Я почувствовал, как волосы у меня встают дыбом. Причем не только на голове, а абсолютно везде, включая пах, ноги, грудь и подмышки.

Люди сперва онемели от ужаса, а потом кто-то тоненько завыл на одной ноте. От этого звука у меня сразу заломило зубы.

Панда встряхнулся всем телом, присосался к моей фляге, шумно выхлебывая спирт, затем протянул баклагу мне:

– Хлебни.

– Не надо, – отказался я. Насколько бы страшно, больно или туго ни приходилось, я никогда не пью в Зоне. Это один из немногих принципов, которые не нарушаю ни при каких обстоятельствах.

– Ну как знаешь, – Панда обернулся и прикрикнул на кого-то: – Пасть закрой!

Вой прекратился. Зато раздался мат. Это выражал накопившиеся эмоции Кирилл. Ему вторил кто-то из отмычек. Первый шок прошел, и люди принялись обсуждать произошедшее.

– Что за хрень? – заикаясь на каждом слове, спросил длинноволосый Рубик. Он явно благодарил судьбу, что так вовремя сменился, а то запросто мог оказаться на месте Кегли.

– Паутина вроде. Кажется, из развалин прилетела, – я кивнул на недострой.

– Нет, – категорически отверг мое предположение Кирилл. – Она из травы поднялась. Кегля на нее наступил, что ли. Вот она на него и набросилась.

Панда полностью взял себя в руки и оглядел своё перепуганное насмерть воинство.

– Так, пацаны. Что случилось, то случилось. Надо двигаться дальше. Кто-то должен идти первым.

Отмычки хмурились, мрачновато посматривали исподлобья. Не знаю, как Антон, а я отчетливо понимал, что добровольно первым никто не пойдет. Интересно, как Панда и этот второй Кирилл станут выкручиваться? Они явно ходят уже не первый раз, и наверняка у них имеется схема поведения на такой случай.

Я не ошибся.

– За повышенный риск смельчак получит вот это, – Панда помахал в воздухе пакетиком с «экзо».

Теперь глаза отмычек были прикованы к его руке. Но все равно никто не торопился выходить вперёд. Ситуация, кажется, выходила из-под контроля. Второй браток, Кирилл, положил ладонь на кобуру пистолета. Если желающих не найдется, их погонят силой. Сложность только в том, что страх зачастую сильнее пистолета. Многие предпочтут получить пулю, чем остаться стоять вечной безобразной скульптурой, как Кегля.

Панда прекрасно понимал это. Он был хоть и пьяница, а далеко не дурак. Поэтому его и ставили в обозе главным.

Он сделал шаг вперёд, сокращая дистанцию между собой и нариками, и высоко поднял руку с зажатым пакетиком:

– Смотрите! Я хочу, чтобы все вы внимательно посмотрели сюда. Вы знаете, что за периметром каждый из вас получит по чеку. Но тот, кто сейчас пойдет первым, ширнется прямо здесь. А потом он получит не только свою долю, но и тех, кто не дошёл. – Панда вытащил из кармана второй пакетик. – Он получит за Кеглю. И за Малыша. – В руке братка появился еще пакетик. – Всего четыре дозы и возможность словить кайф немедленно. Короче, думайте!

Внутри черепушек каждого из отмычек сейчас шла утомительная внутренняя борьба. С одной стороны, можно накачаться прямо сейчас. А если выживешь, то дадут ещё несколько заветных пакетиков. В то же время, если история гибели некоего Малыша могла уже выветриться из памяти, то страшная скульптура Кегли маячила перед глазами. Поэтому в душе у нариков шла жестокая война хотелки и остатков разума.

Они, естественно, были испуганы до последней степени, но для наркомана есть нечто более страшное, чем рыжая паутина или любая другая аномалия Зоны, – ломка.

Вперёд шагнули сразу двое. Оба явно уже были на грани и хотели скорее ширнуться.

– Цыба, – выбрал одного из них Панда.

– А почему он? – завопил отвергнутый и попытался завоевать право пойти на смерть кулаками. Он вознамерился заехать конкуренту кулаком в челюсть, но Панда подавил бунт в зародыше – отбросил бузотера в сторону и пригрозил: