Читать книгу 17. Сборник рассказов - Вадим Фёдоров - Страница 3

Когда я был маленький, наша семья часто переезжала с места на место. И не потому что это была семья военного. Нет. Сугубо гражданские люди. Но переезжали часто. Вначале, когда мне было 3 годика, снялись с места и переехали на Ставрополье.

На Ставрополье прожили почти 10 лет. Родители как многодетные получили 4-комнатную квартиру. У них была хорошая высокооплачиваемая работа. Я с братом ходил в музыкальную школу. У нас были друзья. Устоявшийся круг общения.

Я до сих пор не понимаю, для чего было уезжать из этого круга. Как и не понимаю, для чего было уезжать из Алма-Аты, где я родился. Какая-то неведомая сила гнала моих родителей. Причём новое место жительства почему-то всегда было хуже предыдущего.

Когда я вырос, я задавал этот вопрос про смену места жительства. И ни разу не получил внятного ответа. Точнее, ответы были, но это было похоже на отговорки.

– Почему мы уехали из Алма-Аты?

– Потому что ты часто болел, сынок. Там плохой климат.

– Почему мы уехали со Ставрополья?

– Потому что там зимы без снега, сынок. Без снега. Дождливые и грустные.

А где у нас снег? Правильно. В Тульской области зимой много снега. Именно туда мы и поехали.

Точнее, вначале туда отправился отчим. Он каким-то образом узнал, что в Заокском районе есть деревня Миротино. И что там есть вакансия на должность заведующего котельной, на которую он и устроился. Справил все необходимые бумаги и вернулся за семьёй – за женой и шестью сыновьями. Я был неродным. Старшим. Остальных мама рожала ему раз в два года по младенцу мужского пола.

Отчим приехал, рассказал о прекрасной русской зиме, и мы принялись собирать вещи. Мне шёл 13-й год. А на дворе была предолимпийская зима восьмидесятого года. Февраль.

Но переезд не прошёл гладко. Что-то не сложилось. То ли кто-то из младших заболел, то ли у отчима на работе с увольнением сложились проблемы и его обязали отрабатывать положенные два месяца. Но первыми в заснеженную тульскую деревню поехали я, мама и мой брат Вася. Васе на тот момент было 3 или 4 года.

Ехали мы долго. Вначале до Москвы на поезде. Пейзаж за окном менялся, как и рассказывали родители, с осенней хляби на заснеженные поля.

Из Москвы до станции Пахомово мы ехали на электричке. Три часа. В электричке было холодно и постоянно откуда-то дуло.

На станции до конечного пункта мы добирались на машине с брезентовым верхом. Это была местная разновидность рейсового автобуса. В нём было ещё холоднее. Но не дуло.

Приехали в деревню. Выгрузились. Снега действительно было много. Он искрился на солнце и скрипел под ногами.

Зашли в местный сельсовет, где выяснилось, что жильё для нас готово. Но оно холодное. Надо протопить. И вообще, дров напилить и наколоть.

Чтобы мы не мёрзли на улице, нас отвели к соседям погреться.

Вышли из сельсовета. Прошлись по деревне, по единственной улице, расчищенной от снега трактором. Наш дом оказался крайним. Около него суетился какой-то мужичок с брёвнами и бензопилой.

Меня с Васей завели в предпоследний дом. Мать сняла с нас верхнюю одежду и куда-то убежала.

Мы с братом вошли в большую комнату. Посередине комнаты стоял стол. В углу гудела печка, потрескивая горящими дровами. В комнате было грязно и воняло. По углам короткими перебежками сновали тараканы.

Кроме нас в комнате обнаружилось ещё четверо детей от года до семи лет роду. Все они были одинаковыми: большие удлинённые черепа, глаза навыкате, короткие ноги и руки. И все были лысыми. Самый младший ползал по брошенному на пол одеялу в углу комнаты. Остальные возводили вокруг этого одеяла укрепления из подушек и стульев, чтобы малый не уполз из своего угла.

Дети с интересом уставились на нас.

– Вы кто такие? – спросил старший из них.

– Мы новенькие, – пояснил я, – соседи ваши.

Старший хмыкнул и витиевато выругался. Матом.

Это произвело на меня впечатление. Мат я слышал за свою жизнь пару раз от старших ребят во дворе. А тут вдруг пацан младше меня в два раза использовал ненормативную лексику как будто само собой разумеющееся.

– А мы Росляковы, – поковырявшись в носу, сказал старший. – Девки наши в школе. Мамка на ферме. Меня Вовка зовут.

– А отец где? – зачем-то спросил я.

– Отец тоже на ферме, – ответил Вовка и опять залез пальцем в нос.

В это время один из мальцов подошёл к ведру, стоявшему около входа, снял штаны и пописал туда. Судя по звуку, ведро было наполовину полным. Запахло смрадом. Судя по всему, в ведро ходили не только по-маленькому.

– А туалет у вас где? – спросил я.

– На улице, но там холодно, – ответил Вовка и добавил: – Будете с нами играть? В тюрьму.

– Спасибо, – вежливо ответил я, – я не хочу.

Вася тоже отказался играть. Судя по всему, он просто-напросто испугался лысых яйцеголовых, похожих на инопланетян.

Мы сели с ним около стола и стали ждать маму.

– А почему вы лысые? – спросил я спустя час.

Молчать надоело. Мы согрелись. Да и запах из помойного ведра был уже не такой ужасный.

– У нас вши были, – сказал Вовка, – вот нас мамка и постригла. А потом ещё и побрила.

– А вши это что? – спросил его мой брат.

– Это такие букашки, – ответил Вовка, – они в волосах от грязи заводятся.

– Очень интересно, – сказал Вася. – А что другие твои братья не разговаривают?

– Не умеют ещё, – авторитетно сказал Вовка, – маленькие.

И добавил пару матерных слов, характеризующих его братьев.

– Понятно, – сказал мой 4-летний Вася и замолчал.

Мама пришла за нами, когда на улице уже стемнело и в дом Росляковых вернулись три старшие сестры с такими же лысыми вытянутыми головами.

– Пошли домой, – сказала она нам, – там тепло уже. Дров напилили.

Мы сказали семье Росляковых «до свидания» и перешли в соседний дом, где нам предстояло жить.

Мама сразу же уложила нас спать. Кровати не было. Было два спальных мешка и чья-то шкура. То ли оленя, то ли коровы. В один из мешков залезла мама. В другой я с братом. Уснули все сразу, утомлённые длинным днём и холодом.

Проснулись поздно.

Мать растопила печь. Накормила нас. Сходила в местный магазин, принесла два пакета продуктов.

– Сынок, – сказала она, – мне надо уехать. За остальными. Через два дня мы вернёмся. Я попросила дядю Серёжу, который дрова нам попилил, чтобы он за вами присмотрел. Ты уже взрослый. Проследи за Васей. Хорошо?

– Хорошо, – сказал я. – А когда ты вернёшься?

– Я же сказала, через два дня, – ответила мама. – Правда, тут здорово?

– А туалет тут тоже во дворе? – спросил я.

– Во дворе, – кивнула мать, – но вы можете ведро поставить в комнате и в него ходить. А потом выплеснуть. Обещают морозы.

– Мама, а зачем мы сюда переехали? – спросил я. – У нас же была квартира. И туалет в квартире. И дети там не ругаются. И друзья у меня там остались.

– Заведёшь тут себе новых друзей, – сказала мама.

Она поцеловала нас и уехала. А мы с Васей остались.

Днём я топил печку и смотрел в окно. За окном было солнце и много снега. В стороне от нашего дома строители что-то сооружали. Наверное, ещё один дом.

Вечером мы легли спать. Теперь у нас у каждого был свой спальный мешок.

Вася попросил рассказать сказку. Я рассказал. Про девочку Машу и трёх медведей. Вася слушал мою сказку, слушал и уснул. За ним уснул и я.

Проснулись мы ранним утром от холода. Дрова прогорели, печка затухла.

По дому гулял ветер. Дом был сборно-щитовой. И построили его, судя по всему, недавно. Везде дуло.

Я вышел во двор. Рядом с входной дверью был прибит термометр. Показывал он минус 26 градусов.

Я схватил охапку дров и забежал в дом. Затем ножом состругал с одного полена мелких щепок, побросал их в печку, положил газету, сверху добавил тонких поленьев.

Поджечь дрова и растопить печку мне удалось только с третьего раза, когда вся имевшаяся в доме газета уже была использована, а в коробке осталась только одна спичка.

Вася всё это время сидел в спальном мешке и следил за моими действиями.

– Нельзя, чтобы печка гасла, – сказал он.

– Молодец, соображаешь, – похвалил я его.

Постепенно комната наполнилась теплом. Вася вылез из мешка и принялся помогать мне готовить есть.

Из еды у нас были макароны, три буханки хлеба и стеклянная банка зелёного горошка. Были ещё банки с тушёнкой. Но мама забыла оставить нам консервный нож.

Мы поели хлеба. Я попытался сварить макароны. Получилось не очень, поэтому мы их отложили на потом.

Весь день сидели с братом и смотрели в окно, жуя хлеб.

За окном был снег. И рабочие. Было уже точно видно, что они строят дом по соседству с нами. Рабочие постоянно матерились. Я за всю предыдущую жизнь не слышал столько мата.

Вечером рабочие ушли. И у нас закончились дрова.

Обещанный дядя Серёжа не пришёл. Вообще никто не пришёл. Всем было наплевать, что в крайнем доме живут два ребёнка. Или просто никто не знал про нас, а дядя Серёжа забыл? Не знаю.

Закинув в печку последнее полено, я оделся. Натянул шапку поглубже и вышел на улицу. Было холодно. Очень и очень холодно. Холоднее, чем днём. В мои ботинки сразу же набился снег.

Переваливаясь через сугробы, я пробрался к строительной площадке. Там лежали плиты, доски и бруски, из которых возводился дом.

Я выбрал длинные деревянные рейки и потащил парочку из них в сторону своего дома. Протащил пару десятков метров и понял, что не осилю такую ношу.

Бросил один брусок, второй дотащил до дома. Вернулся за вторым. Сделал ещё несколько ходок.

Чувствуя, что замерзаю, ввалился в дом, волоча за собой один из брусков.

Вася встретил меня с заплаканными глазами.

– Я думал, что ты замёрз, – сказал мне брат.

– Я тоже думал, – сказал я, стараясь разжать окоченевшие пальцы.

– А я в сумке чай нашёл, – обрадовал меня Вася. – Начал вещи собирать в поход, чтобы за тобой идти. И пачку чая нашёл.

– Молодец, – похвалил я брата.

В печи догорало последнее полено.

Топора у меня не было. Пилы тоже. Пила и топор были у далёкого дяди Серёжи.

Тогда я положил брусок на порог и прыгнул на него. Брусок сломался. Я отломил кусок бруска и засунул его в печь.

Опять прыжок. Треск. Кусок бруска как раз по размерам для печи.

Наломав таким образом дров, я с братом попил чай и лёг спать.

Ночью я периодически вставал и подбрасывал в печь парочку-другую брусков, из которых должны были строить дом рядом с нашим.

Утром мы встали, поели хлеб, попили чай, пожевали окаменевшие макароны.

Я сходил во двор в туалет. Но туалет был занесён всё тем же снегом. Пришлось помочиться рядом. Вася составил мне компанию. Мочиться в ведро он отказался из солидарности.

Термометр показывал всё те же минус двадцать пять.

– Это много? – спросил брат.

– Очень, – ответил я. – Разве сам не чувствуешь?

– Чувствую, – сказал Вася и поспешил в дом.

Остаток дня мы сидели у окна, слушая мат рабочих и изредка подбрасывая в печку бруски.

Ночью я опять отправился за топливом. Натаскал брусков с запасом, чтобы не экономить. Затем ломал их, прыгая со всего размаха на эти самые бруски.

Родители с остальными братьями приехали на пятый день. То ли билетов на поезд не было, то ли ещё что-то.

К этому времени мы съели весь хлеб и все макароны.

Моя правая нога от постоянного долбления по сворованным брускам с соседней стройки распухла и болела.

Странно, но строители так и не хватились этих брусков.

– Ну как вы тут? – спросила мама.

– Вадик мне каждую ночь сказки рассказывал, – похвастался брат, – и каждый раз новые.

– Молодцы какие, – обрадовалась мама. – Вот ногой ты зря дерево ломал. Может трещина в кости образоваться.

– А мне нечем было дрова рубить, – попробовал оправдаться я.

– Надо было дядю Серёжу попросить, – возразила мама, – он бы напилил и нарубил.

– Дяди Серёжи не было, – сказал я, – а спичка у нас оставалась одна.

– К соседям бы сходили, – махнула рукой мама, – двадцать метров идти-то всего.

– У них вши, – сказал Вася, – и они писают в ведро. А мы не такие.

Я промолчал.

В конце концов, всё обошлось же. Да и нога после йодистых сеток перестала болеть, и опухоль прошла.

Спустя несколько дней, когда быт постепенно начал налаживаться, я спросил маму:

– Зачем мы сюда приехали?

– Тут настоящая зима, – как заклинание, начала повторять мама, – снег вон какой. Настоящие морозы. Не то что там, где мы жили.

– И до Москвы всего 150 километров, – поддакнул ей отчим.

Когда я вырос, я понял, что он был обыкновенным подкаблучником, который делает только то, что хочет его прекрасная половина. И оправдывает её и свои поступки, не задумываясь. Это очень удобно было – свалить всё на зиму и близость Москвы.

Так этот вопрос и остался открытым. Никто мне на него не ответил.

А я… Я постепенно привык к местным нравам и вездесущему мату. Завёл приятелей в школе. Дёргал девчонок за косы. Потихоньку рос. Обычным мальчишкой.

Когда окончил 8 классов, то уехал учиться. В город. И больше не возвращался.

Родители же до сих пор живут в этой деревне. Они уже старенькие.

А у меня при сильных морозах иногда болит правая нога.

Это как напоминание о тех пяти днях, когда я с братом сидел в занесённом снегом сборно-щитовом доме.

Сидел и рассказывал ему сказки.

Вначале те, которые читал в книгах.

А потом стал придумывать свои.