Читать книгу Мир который не изменить - Вадим Головченко - Страница 3

Сегодня я родился заново. Я вышел на собственный уровень выше, гораздо выше, чем был раньше. Мой начальник, босс, знавший меня целую жизнь, одобрил мое повышение, и повысил мне ставку. На целый доллар! Я попросил его тайно и лично, никому об этом не рассказывать. И это было мое собственное решение. Чтобы сделать ему комплимент, я утром зашел в магазин по продаже цветов и купил ему букет алых роз. Их я отправил его ему на дом, наложенным платежом. Взяв с него лишь половину от того, что по-настоящему, как мне казалось, причиталось мне. Искренности моей не было тогда предела, хоть я и знал, что таким большим людям как мой начальник, не стоит раскрывать все свои тайны. «А» это было не прилично (и тут вы сами, наверное, меня поймете, ведь вы не первый день на это свете. «Б» – не было причины нарушать нашу рабочую этику, а значит и сами отношения, которые мы выстраивали всю жизнь. Он мне часто говорил. Его жене это не понравиться. Его жена будет не довольна. Поэтому я и выбрал розы. Вроде бы вполне нейтральный подарок, а по слухах, ну те, то есть что я видел по телевизору в мелодрамах и шоу, розы дарили кому-либо из семьи. Обычно, женщинам.

Я вообще человек склонный постоянно гулять или шататься по улицам, для меня это первое дело в жизни. Я прошел по бульвару, где стояли розы и снова несколько задумался, над тем, правильно ли я поступил со своим боссом. Рядом стояли женщины, и у лотка примеряли розы к своим платьям. Чуть поодаль дети игрались с розочкой. Казалось все вполне обыденно. В духе, подумал, просто в духе моих с начальством отношений. Я закурил табачную сигарету. Босс и очень любил. Подумал я, «будет что рассказать, если вызовет, и как минимум, начну свою историю как обычно – гулял, увидел, задумался, закурил».

Из всех зол я предпочитаю меньшее. Самое разумное это оставить некоторые дела в покое, которые мне особенно не важны. Так я склоняюсь над некоторыми фактами в моей жизни. Во-первых, это мой кружок, куда я часто заходил. Вернее, я в него сначала был включен. Я подолгу стоял на улице возле входа. Большого ресторана, где собирались люди для непродолжительных бесед. Я знаю, что сейчас многие говорят про непродолжительные беседы, да, стоя тут на улице я и сам собой могу включится в такой разговор. Суть обстояла следующем образом: мы садились за стол с неким партнером и перекидывались одной или двумя фразами. По итогу нашего которого диалога, мы выяснили что мы друг о друге думаем. Ну так, как бы невзначай. После этого партнер уходил, и на его места садился официант этого официального, конечно на наш строгий политический взгляд, мероприятия. Один раз, был случай, когда ко мне подсел незнакомый мужчина, который выглядел как постоянный покупатель магазина сигарет. Он меня заинтриговал своим взглядом, из-за чего я как бы невзначай (не путайте, пожалуйста, это с нелепым, а уж тем более ненавязчивым взглядом!), как бы посмотрел на официанта. Он искосился и стал говорить мне фразы вразнобой, якобы тот являлся первым встречным или первым кто когда-либо приходил на эти встречи. Я от него услышал, да довольно точнее было бы выразиться именно так – он мне сказал прямым текстом, что я Никчёмен, и добавил, что это мое прозвище тут, наверное, по его, как он выразился «усмотрению». Я долго выжидал своего ответа, а затем просто встал и вышел, как принято у нас, прямо через парадный выход. Я узрел в нем не то политика, не то просто какого-то мелочного барыгу, который пытается мне вложить свои идеалы. Мне это не понравилось. С тех пор, я не могу даже и думать о нем, поскольку чувство опасности и ответственности за свои жизнь, у меня и так не просто нарастало, а вообще, стало расти очень быстро. Моя должность этого бы не простила. Что я и заметил.

Моя работа не считается обыденной. Не в коем случаи! Я всем так говорю. Мой знакомый, за которым я веду наблюдения финансовой отчетности работает в своем магазинчике, у меня на соседней улице. Ровно в шесть часа утра я захожу на свой пост. Передо мной всегда стоит монитор, справа принтер для распечатки отчётности. Мой стол, всегда чист и опрятен. Приемлемые нормы казались мне чем-то нужным и необходимым в работе над бумагой. Каждый листик был на вес золото, за что начальник меня и любил. Ровно в восемь-ноль-ноль я отдавал отчет о двух часах работы секретарю своего босса. Она никогда не отдавала мне той улыбки, которую она демонстрирует первому встречному в офисе. В ней было нечто уникальное, не поддающееся даже моему описанию. Однажды наш разговор затянулся, и. Я обратился к ней немного неловко, понимаете, по имени, ее ведь звали Сара, а меня интересовал Саровский отчет по недвижимости. Тот самый, понимаете, которые котируют (то есть издают публично как индексную газеты для профессиональных сотрудников) – я как будто сказал ей это не вслух, то есть подумал. Но я так улыбался и так на нее искренне смотрел, надеясь, что наши долгие, длительные отношения коллег не испортятся. Что она подумала, что я к ней пристаю? Ведь она бы не подумала обо мне ничего плохого, так как знает меня как человек занятого. Я все это время надеюсь, что она не подумала обо мне нечто каверзное, мерзкое, превратное. А Саровский отчет до сих пор висит в моей голове как напоминание, о том, что мой тон, пожалуй, надо бы выбрать более верный, каждый раз, когда я попадаю в необычные для себя, ситуации.