Читать книгу Вечник - Вадим Кирпичев - Страница 3

Пылало Время. Огонь вихрями крутился на его кольцах, теребил за хвост, нырял под брюхо, налетал на чудовище стеной, но змей и не думал сдаваться. Двадцатиголовый Стеллос, бог Времени, выдувал из своих пастей клубящиеся струи огня, пламя схлестывалось с пламенем, сбивалось, стелилось над толпой и языками улетало в ночное небо.

– Дайте посмотреть, мне ничего не видно. Дайте посмотреть! Ну дайте…

На животике – маска морийского дракончика, пухлые ручонки задраны вверх: маленький мальчик канючил за спинами взрослых, но никто из стоявших вдоль балюстрады не обращал на него внимания.

– Дайте посмотреть, дайте посмотреть, ну дайте… ух ты!

Сильные руки подхватили карапуза, подняли над головами зевак, и сказочно прекрасный карнавальный мир миллионами своих волшебных огней вспыхнул перед глазами ребенка. Через фигурные просветы в резных пальмовых листьях было хорошо видно, как река праздничного шествия в берегах из огненных гирлянд выхлестывала на площадь, там ее поток раздваивался, обтекая Стеллоса. Оставив бога Времени умирать на очистительном огне, людской поток устремлялся дальше, где и пропадал за кронами деревьев.

Бум-бум-бум-бум.

Йозер Великий, грандиозных размеров стелло-полис, карнавалом отмечал праздник Двух Лун. И поэтому глаза слепило невиданное разноцветье огней от горизонта до горизонта, а слух тревожил неотвязный, грозный рокот барабанов.

Бум-бум-бум-бум.

Ударили пушки. Между зелеными, красными и фиолетовыми дымами мелькали: то танцовщицы в розовых шнурах вместо платьев, то жонглирующие факелами циркачи, то вдруг проплывала шестерка белых лошадей, управляемая чернокожей жрицей с точеной, обнаженной до пояса фигуркой.

– А почему жгут время? А нам время останется?

Мальчик задрыгал ногами, и молодой монах опустил ребенка.

Огонь на площади догорал, смотровая площадка вдоль белокаменной балюстрады ресторана опустела. Народ потянулся к столикам.

– А вдруг нам не хватит времени? Зачем его жгут? Я не хочу!

– Это сгорело старое время, прошедшее, – монах осторожно погладил детскую головку. – А теперь настанет новое время, хорошее. Тебе его хватит, поверь.

Мальчишке стало скучно.

– Хочу пить, хочу к бабушке.

Он отпустил монашескую куртку и убежал, а молодой монах остался одиноким наблюдателем у балюстрады. Проходившая внизу брюнеточка в кудряшках подняла голову вверх, распахнула курточку. Мелькнули смуглые обнаженные груди с ярко поблескивающими сосками. Украшать крохотными фонариками соски было модно в этом сезоне. Брюнеточка кокетливо улыбнулась монаху, но волосатая ручища тут же накрыла плечи смуглянки и утащила ее в толпу.

Бум-бум-бум.

Барабаны зачастили гуще, старательно поднимая температуру карнавала к градусу истеричного веселья, а то и легкого безумия. Близился главный момент празднества – стэлс Безвременья, когда ни за что не надо будет платить, и публика торопилась занять места у столиков.

Ударили пушки – прямо с небес. Подсвеченные прожекторами воздушные шары гигантскими тортами плыли в небе и швырялись фейерверками во все стороны. Огненный дождь вспыхивал над толпой, чертил наискосок в сторону двух полных лун, летел прямиком в звездное, без единого облачка небо.

На каждую вспышку толпа отвечала гулом, дети тянули ручки к падающим звездам, и только молодой монах, усевшийся за самый дальний от балюстрады столик, не любовался зрелищем, он отвернулся в сторону гор. Заснеженная гряда Норта Верде холодной угрозой нависала над древней столицей Второго Юга. Норта Верде – страна вечных льдов, с золотым шариком станции космического слежения на самой высокой вершине.

Монах сидел один. Может быть, благодаря одиночеству он видел ту невысказанную зачарованность, которой дышало сочетание праздничного, бурлящего жизнью карнавального мира и ледяного космоса гор, затаенного в темноте.

Вдруг все мужские головы на ресторанной террасе, как по команде, повернулись к мраморной лестнице. Со стороны парка спускались две длинноногие карнавальные дивы в откровенных костюмах богинь Первого Юга. Одна из богинь была ослепительной блондинкой, волосы второй горели чистым золотом. Свободный столик они выбрали за спиной монаха.

Общее внимание привлекала блондинка. Она была настолько красивой, что на нее было больно смотреть. Но смельчаки нашлись. К девушкам сразу подсели двое парней в цветастых рубашках, и мужские головы приняли прежние направления.

От картины заснеженных гор Норта Верде молодой монах оторвался, когда за его спиной стали разговаривать на повышенных тонах.

Спорили блондинка и бровастый здоровяк, один из смельчаков, выглядевший этаким свитым из мускулов бочонком. Она что-то зло говорила бровастому в лицо, а тот выворачивал ей руку. Бровастый строил невозмутимую улыбочку, но раскалившиеся глазки-гвоздики выдавали его бешенство. Дружок здоровяка был патлат, сутул, вял и опасен. За его взгляд вообще нельзя было зацепиться, но монах к этому и не стремился. Он наблюдал за манипуляциями сутулого.

Патлатый осторожно, буквально не дыша, открывал под столом картонный коробок. Ядовито-зеленого цвета жук бешено замолотил по воздуху своими острыми, как лезвия, лапками, а патлатый, крепко держа его за панцирь, любовался морийской тварью. Коринтас. Жук-татуировщик. Стоит такого швырнуть в лицо, и синюшная печать гарантирована на всю оставшуюся жизнь. Именно коринтасом подростковые банды Черного квадрата клеймили свои жертвы.

Вырвав наконец руку из лапищи бровастого, блондинка вызывающе захохотала ему в лицо. Оно пошло пятнами. Улыбочки бровастого – как не бывало. Казалось, он сейчас бросится на девушку, но тут раздался жалобный вопль:

– Проклятье! Тебе жить надоело, монах?

Потирая локоть, патлатый с ненавистью смотрел на служителя господа. Никто, кроме них двоих, не понял, что легкий треск – это и был коринтас под грубым монашеским каблуком.

– Простите меня, сын мой. Видно, я недостаточно ловко зашиб вас, – ласково пропел монах. И совсем другим, грубым, как дерюга его куртки, голосом добавил: – А теперь пошли отсюда вон. Оба. И быстро.

– Что? Кто это там скулит?

Бровастый повел богатырскими плечищами, обернулся. Накатанные мышцы шеи залились в камень, глаза – в щелочки. Увидев монаха, заскучал.

– Вали, преподобный, от греха подальше, – сказал он, а когда до него дошла собственная острота – захохотал.

– В последний раз повторяю: пошли вон отсюда. Оба.

Интонации молодого человека были прежние, далеко не монашеские. Здоровяк поднялся.

– Ну, ты сам этого захотел.

– Врежь ему, Мятый, врежь! Ну врежь!

Сутулый дружок его буквально подпрыгивал на месте, показывая, как бы он сам это сделал.

За соседними столиками стали оборачиваться. Кое-кто поспешил отойти в сторону, а девушки и не думали уходить. Они с откровенным любопытством ждали, чем все закончится.

Обходить стол? Зачем! С невероятной для его туши легкостью бровастый махнул прямо через него, но монах уже исчез. Дерюга с треском полетела на пол, и, выйдя из вихревого пируэта, бровастого встретил, прилаживая на темные волосы фуражку, визкап полиции.

Офицер швырнул любителей цветастых рубашек к плоскому гранитному камню – одному из тех, что украшали террасу, – заставил упереться в него руками, широко расставить ноги, считал стэлсы, сноровисто обыскал, после чего под общее улюлюканье и свист спустил с лестницы. Громче всех свистела забравшаяся в кресло с ногами блондинка.

Тряся кулачком, патлатый еще что-то кричал с нижних ступенек, явно угрожая, но барабаны ударили сильней, и дружок поспешил вдернуть его в карнавальный водоворот.

Девушки переглянулись. Блондинка медленно вытянула свою безукоризненную ногу и, зацепив носочком ажурной туфельки кресло, толкнула его к офицеру.

– Давай, визкап, причаливай, только не воображай, что спас нас. С нами никогда и ничего не случается.

Под ногой блондинки как раз виднелось темное пятнышко – все, что осталось от раздавленного жука-коринтаса, – но молодой человек промолчал и повернулся, чтобы уйти.

– Постойте, офицер.

Золотоволосая девушка живо поднялась, взяла его за руку, и тут свершилось маленькое чудо. До этого мгновения она была в невидимой тени своей ослепительной белокурой подружки, но стоило ей сделать одно-единственное движение, чуть улыбнуться, как блондинка застыла, словно манекен за пыльным витринным стеклом.

– Прошу вас, садитесь. Вы ведь не оставите нас без защиты?

Девушка улыбнулась доброй королевой, и офицер покорно, как зачарованный, сел в кресло. С такой улыбкой она имела право повелевать.

На столике появились три бокала с ярким рубиновым напитком. Золотоволосая незнакомка, опередив офицера, прикоснулась своими изящными стэлсами к голубому фонарику в центре стола, и тот погас. Счет был оплачен. Девушка явно не собиралась ждать, пока оставшиеся считанные мгновения дохромают до стэлса Безвременья и когда уже не придется платить. Судя по ее порывистым движениям, она не любила ждать.

Зазвенели бокалы, и она спросила:

– Как вас зовут, офицер?

– Визкап полиции Бруно Джагрин.

– А нас…

Договорить ей не удалось. Мир задрожал до самых основ. Канонада фейерверка загромыхала с новой силой. Вся громада Йозера Великого завулканировала разноцветными огнями.

Огни летели наискосок вверх, падали с небес с воздушных шаров, расцвечивали горизонты. Ресторанный пол качнуло – так охнула утробно многомиллионная толпа, увидев, как большая из двух лун украсилась разноцветными вспышками. Это было приветствие из космоса.

Стэлс Безвременья начался.

– Феста, Феста, Феста, – звучало на разные голоса. Все лица были обращены к желтой луне в короне из фейерверков. И тут же столики стали заполняться бокалами, блюдами, хрусталем – начинался самый долгожданный стэлс карнавала. Время было отменено, и шум стоял невообразимый.

Золотоволосая что-то кричала, показывая то на себя, то на подружку, ушедшую любоваться космическим фейерверком к балюстраде, но разобрать нельзя было ни слова.

– Что? Не слышу.

– Вы поняли, как нас зовут?

Шум начал стихать.

– Нет. Но я уже дал вам имена.

– Интересно, какие?

Убедившись, что блондинка далеко, Бруно наклонился к золотоволосой девушке. Глаза ее тоже были золотистыми, по моде сезона, но с оттенком солнечного золота.

– Золото и Серебро.

На миг девушка закрыла свое лицо маской-спектром. Надменный лик богини Первого Юга мелькнул перед молодым человеком и исчез.

– Карнавальные маски у нас есть. Теперь будут и имена-маски. Золото и Серебро – мне нравится, но… – она приложила палец к губам и еле заметно кивнула в сторону блондинки, которую молодой офицер назвал Серебром. Та с бокалом в руке возвращалась к столику.

Бруно стал складывать куртку монаха, чтобы спрятать ее в котомку.

– Так какой из ваших костюмов карнавальный? Полицейского? Монаха?

– Оба настоящие.

– А это что? – Золото ткнула пальчиком в желтую секирку, вышитую на монашеской робе прямо напротив сердца.

– Знак монаха-вечника. Только что закончилось мое последнее полицейское дежурство, и с этого стэлса я наконец-то могу стать монахом. Этого момента я ждал целых два года. Можно сказать, сбывается моя мечта. Испытательный срок в миру истек, завтра пишу рапорт и возвращаюсь в Джампилангр давать обет, а сюда вернусь уже проповедником.

– Жаль, мундир вам больше к лицу. Нет – к глазам. Я сразу заметила, что глаза у вас интересные, необычные. Говорят, у меня абсолютный взгляд на такие вещи. А Джампилангр – это где?

– Боюсь, вам это неинтересно.

– Не обижайтесь, Бруно. Здесь юг Юга, здесь все заняты только собой, а многие и вообще думают, что мир заканчивается за стенами Йозера Великого. Джампилангр, что это? Мне действительно интересно.

– Одна из семи древних столиц Восточного архипелага. Там я прошел обучение в Храме Вечности. Моя специальность звучит довольно внушительно: «Храмостроитель-проповедник восточных территорий, архипелагов и всего Юга». Плюс пять дипломов к ней, из которых два гражданских.

– Санфар меня раздери! – Серебро, до этого спокойно курившая змейку, вдруг резко хохотнула и со стуком поставила бокал на столик. – Тут бы один получить.

Она повернулась к Бруно, и он впервые заметил, насколько бесцветны ее глаза. Их просто не было. Такими пустыми глазницами могла на него смотреть мраморная богиня, украшающая площадь тысячи лет тому назад затонувшего города.

Затянувшись, Серебро спросила:

– А как ты вообще попал в наш ухоженный вертеп, монах? Что ты тут ищешь?

У блондинки явно был особый талант. Она умудрилась задать Бруно самые неприятные для него вопросы.

– Что замолчал, монах?

– Хорошо. Отвечу так: наставник решил, что я не готов к труду проповеди Вечности и положил мне два года испытаний. Я выбрал работу полицейского. Своеобразный пост духа. Теперь срок истек, и я возвращаюсь в монахи-вечники.

– Постники, вечники – бред какой-то. – Серебро решительно загасила змейку. – Надоело. Люди развлекаются, народ валит на вертикалку, а мы? Не понимаю, что вообще можно проповедовать в век биокомов?

– То, что монахи-вечники проповедуют уже восемь тысяч лет – идею Вечности. Время не должно разделять людей. Мир, разделенный стенами времени, всегда в шаге от гибели. Вечники и должны найти слова, которые сокрушат эти стены.

– Словами? Стены? Еще один болтун. Господи, как все они надоели.

– Но разделенный мир несправедлив. Его надо изменить.

Закурив очередную змейку, Серебро выдохнула дым в лицо офицеру.

– Мальчик, а у тебя хватит силенок?

– Не надо так, – Золото поспешила положить руку на плечо подружки, – а то наш бравый офицер пожалеет, что спасал нас.

– Плевать. Сегодня карнавал, я развлекаться хочу, а не трепаться. Меня уже тошнит от вашей болтовни и от сопляков, в уютных ресторанах и барах перестраивающих миры.

– Зачем ты так? Вдруг у Бруно получится.

– Ха! – блондинка хохотнула. Затем выгнулась молодым сильным телом, наклонилась к офицеру и постучала пальчиком по плоской гранитной плите за его спиной. Пустые безумные глазницы красавицы смотрели в упор.

– Запомни, мальчик, наш мир сделан из дерьма, но дерьмо это – из гранита. И ни монахам, ни полицейским его не перешибить. Понятно? А я еще думала взять тебя на вертикальный стадион. Пошли!

Ухватив подругу за руку, она резко встала. Золото помедлила, а затем, извинившись улыбкой, поднялась следом.

Две карнавальные богини, ночные дивы, от красоты которых слепли глаза, шагали к выходу, но – редкий случай – никто не смотрел им вслед. Все посетители ресторанной террасы повернулись к молодому офицеру.