Читать книгу Пограничники Эфы - Вадим Кирпичев - Страница 5

Золотой клюв. Изумрудные глаза. Угольные перья в алмазной крошке. Самый обыкновенный ворон-падальщик сидел на засохшем дереве и наблюдал за своей скорой добычей.

За триста лет ворон порядком насмотрелся на людей, но такое странное черное оперенье на человеке видел впервые. В руке – черный прямоугольник, а где сучковатая стреляющая палка? Как он вообще собирался выживать? Думал, что здесь жизнь сладкая, как труп зебрянки? Чужак. Обреченный чужак.

Ворон перепрыгнул на короткий нижний сук.

Палило солнце, ноги человека вязли в песке, но он упрямо взбирался на пологий бархан. Может быть, там, за песчаной пирамидой, спасение: зеленая долина, речка, дома. И он брел из последних сил, которых в этом тщедушном и сутулом до горбатости человеке оставалось совсем не много.

Черный костюм клерка. Белая рубашка. Строгий галстук. В руке – кейс. Словно шел человек на совещание руководства фирмы, да открыл не ту дверь и вместо того, чтобы попасть в кабинет шефа, вдруг вывалился на другую планету. Впрочем, где-то так оно и было.

На вершине холма пришелец остановился и попытался проморгаться. Тщетно. Ничего не получалось. Взгляд упирался в огненную меланжевую пелену. И тогда от навернувшихся на глаза слез резь усилилась нестерпимо, пелена замутилась и внезапно сгинула. Зрение вернулось. Человек стал осматриваться.

Песчаное море желтело до горизонта. Ни клочка зелени, ни пятнышка воды. Куда ни повернись – застывшие волны барханов. Среди волнистых линий нашлась лишь одна прямая – полосатый столб на соседнем склоне. Человек побрел к нему.

С верхушки столба слепил глаза щит: прямоугольный лист металла, выкрашенный белой краской. На щите чернели четыре пока неразличимых слова. Человек брел на щит со слепым упрямством, будто надеялся на нем прочесть волшебное заклинание. Произнеси четыре заветные слова – и ты спасен.

Человек в черном костюме уже бредил.

Шаг. Еще шаг. Еще. Путь пошел вверх. Ноги чужака подкашивались, кейс выкручивал руку чугунной гирей, но пришелец упрямо тащился к щиту. Мазки слов разбегались отдельными буквами, те подпрыгивали, кувыркались и никак не желали становиться в строчный строй.

До столба оставалось метров десять. Человек сделал последний шаг. Сквозь хоровод темных пятен человек наконец-то прочитал заветные слова. И рухнул лицом вниз.

По песку скользнула тень. Заскрежетали когти по металлу, и на щит взгромоздился алмазнокрылый ворон. Сверкнул золотой клюв. Изумрудное око уставилось на добычу.

Рано. Еще жив, еще опасен. Надо ждать. Нахохлившаяся птица чучелом замерла на железном насесте. Падальщики умеют ждать.

Через полчаса ворон спрыгнул на песок и заковылял вокруг головы умирающего. То и дело птица ныряющим движением вытягивала шею, заглядывала жертве в лицо, примерялась, как ловчей добраться до самого лакомого, до глаз человечьих. Опытный падальщик всегда начинает трапезу с десерта, с самого вкусненького, ибо никому не дано знать, когда завершиться пиршество, уж больно велика конкуренция в этом жадном до падали мире.

Вдруг ворон вывернул клюв в зенит, завертел башкой. Надо было смываться. Громадный двуглавый орел со звездами на крыльях парил в небесах, а за века своей жизни ворон вызубрил твердо: ежели где объявилась эта диковинная двуглавая птица, падальщикам надо срочно давать деру. Ворон в два скока взлетел и сгинул в желтом мареве.

С тихим посвистом звездокрылый орел начал снижаться. Вскоре над пришельцем зазвучали голоса его спасителей, а можно сказать, и ангелов-хранителей, ведь еще пять минут назад у умирающего не было практически никаких шансов.

Первый ангел хрипло и разочарованно выматерился:

– Опоздали. Видишь – следы, ворон резвился здесь.

– Не торопись, он удачно упал. Голова целая. Погоди. Дышит. Давай, поднимаем и осторожненько в машину. Р-р-аз, – голос второго ангела был не в пример первому спокоен и кроток.

Характерный посвист вновь зазвучал в небесах, и двуглавый орел исчез в редких облаках. На песчаном склоне остались полосатый столб, да на нем чуток искореженный чьими-то гигантскими зубами металлический щит с четырьмя словами:

ПОГРАНЗАСТАВА ИМЕНИ АНТОНИО САЛЬЕРИ

– Получи, дем! Вот так – и башка отлетела! И ты получи! Я бесстрашный гала!

Максим рубил бурьян направо и налево. Бамбуковая палка, служащая мечом, позеленела от сока измочаленных верхушек.

Еще несколько ударов – и степь закончилась, уперлась в зеленую стену леса.

Мальчишка обернулся на далекие белые домики, на миг задумался и шагнул под кроны.

Он продирался сквозь чащу, рубил своим мечом загораживающие путь ветки и не замечал того, что уже не один в лесу. За кустами мелькали едва различимые рогатые тени. Они бесшумно появлялись то сбоку, то за спиной Макса, и их становилось все больше, а они – все ближе.

Рубанув последнюю ветку, подросток выбрался на широкую поляну. И только он очутился посредине солнечного пятна, как вздрогнули, зашумели кусты от пробиравшихся сквозь них теней, и громадные черные рогатые псы стали по радиусам сходиться к центру поляны.

Небольшой беспилотный дирижабль висел над городком пограничников серебряным яйцом. Белые здания казарм, отрабатывающие на плацу строевую подготовку солдаты, суслик в степи, замерший у своей норки, – все видели камеры, закрепленные на брюхе дирижабля.

Следил небесный наблюдатель и за мальчишкой в лесу. Нитяные микропередатчики, вшитые в одежду подростка, работали для видеокамер как маячки, а картинка с дирижабля поступала прямо на монитор, расположенный в кухне одной из квартир аккуратного двухэтажного домика для офицерских семей.

Бурлил на плите борщ, висевший над холодильником монитор слежения показывал, как мальчишка выходит на лесную поляну, а склонившаяся над портативным комкомом молодая женщина набирала слова «Махатрама и подсознание». Она напечатала название главы и задумалась. Первое предложение текста ну никак не хотело ложиться на экран.

Звали молодую женщину Наташей.

Разобравшись с десятком утренних дел, по которым не смог помочь как назло сломавшийся домашний робот, она сейчас оставила себе только три: следила за племянником мужа, варила борщ и пыталась писать диссертацию.

– Обед готов?

Наташа быстро поднялась, на лету подхватила капитанский китель и поторопилась за мужем в ванную.

– Горячую воду отключили, Алексей, но я пару кастрюль нагрела. Давай солью.

Капитан снял зеленую рубашку, майку. Торс, широкие плечи офицера походили на капитель коринфской колонны, увитую лозами крепких бицепсов.

Через пять минут капитан навалился на дымящийся на столе в широкой белой тарелке борщ. Когда муж закончил со вторым и принялся за чай, Наташа спросила:

– Что там у вас произошло?

– Ничего.

– Алексей, я ведь чувствую.

– У нас все штатно, а вот в космопорте – нет. Лайнер «Андромедей» упал в Раму. Да, почти двести человек с экипажем. Сорок лет ничего подобного не случалось.

– Но ведь вы не виноваты?

– Формально – нет.

– Как же все случилось?

– Самым глупейшим образом. Произошла встреча человеческой ошибки с неблагоприятной случайностью: капитан «Андромедея» почему-то забыл, что у нас не обычный портал, скорость, как положено, не сбросил, на посадку зашел с опасного направления, а тут Рама возьми и полыхни микровспышкой. Масса у лайнера приличная, попробуй тут в динамике сманеврировать, вот «Андромедей» и ухнул в Раму на всем ходу.

– А почему капитан так поступил?

– Может быть, торопился, или решил, что десятки лет тихой Рамы – это гарантия безопасности. Настоящей причины теперь никто не узнает.

– Кто-то остался в живых?

– Да кто там может остаться…

– Я так и знала.

– Не понял. О чем ты?

– Чувствую. Рама просыпается. Всерьез. И скоро эта тьма ударит. Что же с нами будет, Алеша? И на рынке о том же поговаривают.

Наташа знала, чем рисковала. Думала, муж сейчас взорвется, мол, знаю, что ты эфанка, что бабка твоя – вила, но все равно нечего обсуждать базарные сплетни. Но она ошиблась.

– Вы все словно сговорились. Сегодня обсуждали доклад историка из нашего научного отдела. Утверждает, что сейчас заканчивается малый трехсотлетний цикл смены эфанских цивилизаций. А цикл этот связан в периодом активности нашего метапортала. Выводы? Да дрянные выводы.

– И все-таки…

– Слом цивилизации – это крах законов. И тогда начнется шабаш, пир во время чумы для прохвостов, ворья, бандитов, торгашей, политиканов и прочей шушеры.

– Вот видишь. Даже историк чувствует…

– Посмотрим. Нас уже триста лет хоронят. А рубеж стоит.

Капитан поднялся, подошел к окну, выходящему на рыжеватую степь. Наташа белыми руками обвила его загорелую шею, прижалась к мужу. Рослая, сильная, красивая, она была ему подстать.

– Алешенька, не надо себя так нагружать. Как на тебя оставил Красин отряд, ты, будто всю Раму себе на плечи взвалил.

– Просто день такой. Тут еще Федор Березин на связь не выходит. Пропал, да еще рядом с городком. А ведь разведчик опытный, четверть века по самому краю Рамы ходит.

– И что теперь?

– Предупредим всех информаторов, искать будем. Федор ведь из таких передряг выбирался…

Осторожно высвободившись, капитан стал собираться.

– Не будем об этом. Давай что-нибудь другое обсудим.

– Хорошо, давно хочу с тобой о Максиме поговорить.

– Что с Максом?

– Дело не в нем. По-моему, нам не следует воспитывать его пограничником. Он уже гала себя воображает. Алексей, пойми, Макс – земной мальчик, он у нас просто проводит каникулы, и здешние привычки и навыки на Земле могут ему лишь навредить.

– А что, девочкой его воспитывать? Пусть будет настоящим мужиком, как его отец.

– Помягче надо с ребенком. С матерью у него сейчас отношения не простые: Ольга собралась замуж за гуманоида, Максу, само собой, это не нравится, оба нервничают, ждут результатов второй экспедиции.

– Зачем? Больше года прошло, ясно, что из первой экспедиции никто выжить не мог.

– Надежда – такая прилипчивая штука, да и гуманоиды – известные формалисты; в общем, Ольга пообещала Максу, что не выйдет замуж, пока не станут известны официальные результаты второй экспедиции на Рогону и окончательно не выяснится судьба отца.

– Хорошо, я учту.

Алексей ушел, а Наташа так и осталась у окна. Улыбнулась, помахала рукой мужу, когда тот спустился с крыльца, и призадумалась. Думала она о том, чего не могла сказать Алексею.

Никогда Ольга не любила Олега Уржумского, брата Алексея, а замуж за него выскочила по молодому озорству и своей легкомысленности: хотелось доказать подружкам, что легко закружит бравого офицера космической разведки в красивом мундире. Это позже Ольга узнала, что за хлеб – жить с нелюбимым человеком, да еще такой тяжелой военной специальности. Впрочем, ставка на богатого гуманоида – из той же оперы: никаких размышлений о будущем и только одно желание – получить все и сейчас.

Отойти от окна и вернуться к диссертации Наташа не успела.

Со стороны леса прямо через рыжую степь к дому приближалась стая громадных черных псов. Они высоко подпрыгивали, мчались в сторону, кружились, резвились всячески и нежно выли. В центре стаи гордо вышагивал Макс.

Вдруг он остановился и задрал голову на пролетавшую группу автоэров. Летучие автомобили шли над степью низко – Макс обожал это зрелище, когда так: над самой степью, да на бешеной скорости, да строем, да с посвистом. Звездокрылые двуглавые орлы нарисованы на все днище, выглядят грозно – веришь, худо будет любым демам, когда налетит на них стая этих железных орлов.

Автоэры умчались и пропали за лесом, а мальчишка уже стоял под окном.

– Тетя Ната, они, кажется, понимают меня, – Максим кричал и одновременно трепал по холке большого пса, степенного, с проседью вожака. Три небольших рога на башке вожака выглядели короной. Гордой статью и шнуровой шерстью пес походил на королевского пуделя, только был намного крупней.

– Тебе не кажется, Макс. Ринки действительно все понимают… Фу, Ероша, фу!

Подлетевший со стороны городка волкодав с лаем набросился на рогатых псов. Те не испугались, запрыгали, закружили вокруг беснующегося Ероши, и весь этот лающий и нежно воющий шабаш покатился в степь.

– Тетя Ната, они такие забавные, так здорово играют.

– Ринки любят людей, и они очень умные. Хочешь с ними по-настоящему подружиться?

– Еще бы!

– Тогда подари вожаку, его зовут Рафал, книжку по математике, я тебе подберу. Ринки обожают математические головоломки.

– А можно я еще погуляю?

– Нет, обедать пора, заходи. Я тебе о наших рогатых псах много интересного расскажу – это удивительные создания!

За обедом ей пришлось больше слушать. Наворачивая борщ, Макс подробно рассказал о знакомстве с ринками, не забыл упомянуть и о встрече с разведчиком. Повесть о своих утренних похождениях закончил вопросом:

– А правда, что фелициата может любое желание выполнить?

– Наверное, – не сразу ответила Наташа.

Сперва она собиралась высмеять древнюю легенду о пальме счастья, но внутренний голос вовремя подсказал: не спеши, решение где-то здесь.

Ей давно и активно не нравились попытки мужа воспитывать племянника как пограничника, все эти разговоры при мальчишке о том, что Рама опасна не только демами, но и ласковыми зверушками, и уничтожать нужно любых демов, иначе произойдет то, что произошло на Земле с гуманоидами. Сперва гуманоидами все восхищались, – умны, добры, трудолюбивы – а потом оглянуться не успели, как практически вся Земля оказалась у них в кармане: начальники – гуманоиды, миллиардеры – они же. Но у гуманоидов хотя бы кровь красная – свои, а демы – чужие, поэтому их надо истреблять безжалостно!

Наташа резонно считала, что для земного мальчишки идеология границы миров просто вредна и на Земле может только повредить его социализации. Теперь же у нее появилась идея, как спасти племянника от романтики войны с чужаками. Ринки помогут, эти разумные эфанские собаки. Надо только найти для них побольше книг по высшей математике.

Прежде чем перешерстить домашнюю библиотеку, Наташа уложила племянника на тихий час. Максим с местным обычаем уже не спорил, но с открытыми глазами лежал долго. Как всегда ему казалось, что он никогда не заснет, и вдруг задремал. Снился ему день отлета на Эфу, и точно так же, как тихий час делил его день на две половинки, тот день разделили его жизнь на две части – школу и лето. Макс улыбался. Ему приснилось, что он проснулся, и от этого смешения снов и жизней было смешно и радостно.

Проснулся Максим счастливым.

Вскочил. Подошел к окну.

Странно: все как обычно. Все то же серенькое небо с дымчатым горизонтом, все также шумит трасса как раз на уровне их сорокового этажа. И никто из тех, кто сейчас летит в машинах, даже не догадывается, что сегодня ему, Максиму, предстоит.

И почему маме не нравятся автоэры? При хорошем увеличении в их потоке можно разглядеть самые последние модели. Да ей и этаж не нравится сороковой, до сих пор ворчит на выбор отца…

Умылся, почистил зубы, позавтракал Макс очень быстро. Собирая рюкзачок, наткнулся на записную книжку, в которую год назад сочинял план своей жизни. К пятидесяти годам карьера Макса там достигала таких высот, что пришлось запись оборвать – и фантазия не работала, и дальнейшая жизнь не имела особого смысла.

Блокнот полетел в ящик стола, а Макс выскочил в коридор. Из кухни опять потянуло запахом кофе.

– Мама, ты еще не собралась! Мы ведь не успеем!

В космопорт опоздали на целых полчаса, но посадку еще не объявляли. Рейс откладывался, так что времени поглазеть вокруг имелось в избытке.

Громадный многоярусный зал, яркий свет, суета, обилие эскалаторов, бегущие дорожки, табло, работающее на десятках языков, новизна лиц – Максу все нравилось в космовокзале. Мимо протрусила группка чиновников инкубаторного вида: темные костюмы, белые рубашки, черные кейсы в руках; в вип-зал проследовал в окружении целой свиты рослый гуманоид, к колонне прислонился старатель – джинсы, красная клетчатая рубашка, загорелое лицо и шея, да оловянное спокойствие в глазах.

– Почему не объявляют посадку?

– Скоро объявят, мама.

– Возьми пакет, в нем теплая курточка. Вдруг холодно будет.

– В субтропиках? Сейчас там май – месяц пограничников, между прочим. Ну не плачь, люди вокруг!

– Дура я, дура, и мать плохая. Месяц назад корабль разбился, как же я тебя отпускаю?

– Мама, ты ничего не понимаешь: по статистике звездолеты – самый безопасный транспорт, они на порядок надежней автоэров. Я статью об этом недавно читал.

– Максик, твой отец оттуда не вернулся, теперь тебя провожаю, а ведь клялась когда-то не отпускать.

– Я не разведчик, лечу не на Рогону, а на тихую планету – риска нет никакого.

– Ох, Максик…

– Хватит, мама!

– Все-все, я не плачу, – она вытерла слезы, высморкалась в платочек и достала из косметички зеркальце.

Вскоре началась другая жизнь. На нижнем экране салона голубел громадный шар Земли. Верхние экраны показывали звездное небо.

Макс смотрел на экраны во все глаза. Начиналось первое в его жизни настоящее путешествие.