Читать книгу Мне.ru - Вадим Пересветов - Страница 3

Мой отец был военным. Военным до корней волос и кончиков пальцев. Еще совсем юным, будучи курсантом, он успел поучаствовать в Великой Отечественной и был награжден медалью «За Боевые Заслуги». Как говорят сами военные, орден «Красной звезды» – это признание офицерской доблести, медаль «За Боевые заслуги» – солдатской. После этого редкая война или военные приготовления в различных точках мира обошлись без его участия. Были и другие многочисленные награды, в том числе и упомянутый орден «Красной Звезды», полученный за Афганистан. В 42 года батя был уже полковником Генштаба, и далеко не все штабисты знали о его существовании в недрах этой структуры. Зато были злопыхатели: «Слишком молод для такого положения. А не его ли отец вешал в лесу советских партизан»? Метод «тухлой селедки» свалил батю с ног. Как не отмывайся, запашок останется. Тогда его хватил первый инфаркт. Назначили проверку. На защиту отца встал прославленный летчик-истребитель Иван Кожедуб. Защитить доброе имя деда – потомственного заслуженного гражданина России могу только я, поминая его статус в своих редких писаниях.

Батя очень хотел, чтобы я стал военным. Но меня интересовал только рок-н-ролл, модели гитар и усилителей, а также, девушки и женщины, любившие парней с гитарами и свободные отношения. «Связался с волосатыми, – говорил мне отец, – толку от тебя никакого». И вместе с тем, с упорством, достойным лучшего применения, продолжал продавливать воплощение своей мечты о моем офицерском будущем. Сначала это была чистой воды агитация. Отец ненавязчиво рассказывал о преимуществах службы в армии в отличие от любой другой гражданской профессии. Говорил, что служба – это для настоящих мужчин. Потом, когда понял, что меня это не впечатляет, перешел к репрессиям, и когда мне исполнилось 17 лет, полностью финансово отделил меня от семьи, сказав: «Сынок, единственное, что я могу для тебя сделать – это устроить тебя на работу. Но учти, из месячного заработка ты должен отдать в семью 30 рублей на еду, единый билет и обеды на работе также за твой счет. Остальное твое. Как ты этим распорядишься – пропьешь, прогуляешь, проиграешь в карты, – дело личное». (Батя знал, что я играю в карты на деньги, поэтому последнее в перечислении не было для красного словца). И о чем было говорить, если моя первая должность младшего редактора Редакции переводов с романских, славянских и редких языков во Всесоюзном Центре Переводов научно-технической литературы и документации (ВЦП) при ГКНТ и АН СССР (Государственный комитет по делам науки и техники и Академия Наук) оценивалась ровно в 70 рублей, не считая налогов, в том числе и налога на бездетность, который существовал в 80-е годы прошлого столетия, и страшно бесил меня, не помышлявшего ни о какой семье.

Возможности для профессионального роста в конторе тоже были скромными, а старшие товарищи не спешили делиться своим опытом с молодыми сотрудниками. Ведущий разделы физики, математики и радиоэлектроники Владимир Оврамович Гурбановский в ответ на любую просьбу скалил свои желтые зубы и отпускал какие-нибудь скабрезные шуточки. Из запомнившихся – диалог с редактором испанского языка Клавдией Васильевной Кронберг по поводу, какое название лучше подойдет для перевода о том, как размножаются рыбы.

– Володь?

– А! – коротко отозвался постоянно хмурый и неразговорчивый Гурбановский.

– Ты знаешь, я даже не знаю, – Клавдия Васильевна озабоченно поправила парик обеими руками и приосанилась.

– Что, Клавочка, что тебя мучает? – Гурбановский на минуту оторвался от стола, снял очки с толстыми линзами, напоминающими экран первого телевизора, повернул голову и оскалился в волчьей улыбке.

– Ну, вот тут перевод пришел, что-то про половые органы рыб, а названия нет. (По правилам у любого перевода должно было быть название – прим. авт.). Я думала, думала и решила – «Роль половых органов в жизни рыб». Как, звучит?

– Нет, Клавочка, я полагаю, надо что-то поосновательней. Что-то типа: «Роль презервативов в жизни слонов!» И он отвернулся от стареющего секс-символа романской редакции, запев свою любимую песню: «Собачка лаяла, на дядю фраера, ба-ду-би-ду-би, ду-би-ду-би, ду-би-ду-би…»

Надо ли говорить, какую бурю эмоций и жестов однажды вызвал перевод с русского на французский словосочетания «половая метла», которая на языке озабоченных жратвой и адюльтером лягушатников именуется просто un balai, но почему-то было переведено как un balai sexuel. Мужская часть редакции вскочила со своих мест и каждый по очереди стал изображать, как именно метет эта половая метла, можно ли ей убирать со стола и вытирать пыль на потолке. И даже наша, обычно строгая начальница Валентина Михайловна, которая по выражению всё той же Клавочки «пришла злая, потому что не ё… ная», смеялась от души, одновременно с этим заливаясь краской стыда и пряча голову в свою необъятную грудь.

Единственный вопрос, на который мне однажды ответил Владимир Оврамович за одиннадцать лет работы в ВЦП, был вопрос о воспаленных фалангах на его руках. «Ну, это в концлагере, в Бельгии. Когда лёд кололи ломами, а варежек нам немцы не давали. Вот и застудил тогда. У отца такие же. Вместе там были».