Читать книгу Нектар небес - Вадим Плугов - Страница 11

Просыпаюсь от шума воды.

– Привет! Просыпайся, нас ждут великие дела! – говорит Пыш, умываясь, и с улыбкой смотрит на меня.

«Ух ты! Тебя потянуло на высокий слог! И это после всего того, в чем нам пришлось участвовать и чему мы стали невольными свидетелями! А может, это просто способ успокоиться и действовать разумно?»

– Привет! – отвечаю я. – И в чем же их величие?

– В том, – довольно фыркая от воды, произносит компаньон, – что мы, надеюсь, наконец-то выберемся отсюда!

Спутница замолкает, радуясь утренним водным процедурам.

Но она права, я выспалась, и нам пора начинать вновь действовать по-нашему же плану. Встаю, умываюсь, как и Пыш, мы вместе обливаем указательные пальцы правых рук жидким мылом и чистим зубы. Теперь я ощущаю значение зубных щеток и зубных паст для человеческой цивилизации. Оно бесценно. Понимаю и девушку, наслаждающуюся теплой водой. Это здорово. Кажется, даже ужас пережитого немного померк.

– Мне такая ерунда снилась, – встречаясь со мной взглядом в отражениях в зеркале, говорит Пыш. – Будто мы стали собаками, короче, бегали здесь, а потом на меня напала какая-то стая, а ты бегала, не замечая, как я зову на помощь, а я убежала от них и чувствовала, что после меня они нападут на тебя, если мы не убежим от них вместе, и пыталась тебя предупредить, но ты не послушала меня и передними лапами перевернула на другой бок. Потом все стемнело, затем после всего этого я вообще проснулась, а ты еще спала. Вот, – выпаливает она на одном дыхании.

Остолбенев уже во второй раз с момента моего приезда в «Нектар», прирастаю к полу и, повернувшись к девчонке, рассказываю свой сон. После рассказа, похоже, столбенеет и она. Мы несколько секунд смотрим друг на друга, уже не через зеркало, а напрямую, глаза в глаза. Договариваемся обсудить это после.

Некоторое время еще обдумываю наши сны. Я не суеверна, но здесь, в этом ужасном месте, все кажется иначе, чем в обычной жизни. Вдруг замираю, насторожившись. Ничего не слышно. Ни криков, ни взрывов, ни выстрелов, ни призывов о помощи. Странно. Даже очень. Делюсь мыслями со спутницей. Оказывается, она тоже это заметила, но ее это не насторожило.

– Либо всех, кого надо, уже убили, либо уже убили всех, кого не надо, либо уже убили вообще всех и мы здесь одни, – жизнерадостно сообщает Пыш. Ее неувядающий оптимизм меня просто потрясает. – Надо бежать отсюда, как мы и хотели, но сначала надо поесть.

Вот тут она вновь права. На все сто процентов. Чувствую только сейчас, хорошо выспавшись, насколько сильно я проголодалась. Покончив со всеми гигиеническими процедурами, мы решаем найти еду. Но сначала запасаемся туалетной бумагой и бумажными полотенцами, засовывая их за отвороты рукавов и штанин, сколько возможно, – неизвестно, когда еще сюда вернемся, и вернемся ли вообще. Резинки, прижимающие материал к телу, прочно удерживают наши запасы. Тут спутница, спрятав последнее бумажное полотенце в штанине, обнаруживает, что подошвы ее мягких туфель, таких же, какие выдали и мне сразу после медосмотра, потрескались от хождения по кускам штукатурки и битому стеклу, о чем и сообщает вслух, не обращаясь ни к кому конкретно и с завистью смотря на мои солдатские ботинки. «А-а! – думаю я. – Надо было меня послушать». Вслух ничего не говорю.

Подходя к нашему охранному сооружению, собираюсь с силами выдергивать топор, но Пыш превосходит все мои ожидания – бьет по топорищу снизу ногой, выбивает топор вверх с треском дерева и довольно ловко подхватывает его на лету. У меня возникает вопрос, а не занимается ли она тайно, как и я, каким-либо видом рукопашного боя. Надо будет как-то поаккуратнее это узнать. Занятия гимнастикой с такой фигурой, как у нее, я не рассматриваю.

Выходя в коридор, первое, что видим, – отпечатки наших ног. Мои в военных ботинках, побольше, спутницы – в маленьких туфлях, поменьше. Мы, что естественно, перепачкали ноги кровью в лаборатории. Смотрим под ноги. Следов нет. Значит, подошвы уже просохли в туалете, где нет на полу луж.

Гравикамов в воздухе больше не видно, и то хорошо. Правда, здесь есть наверняка скрытые телекамеры и микрофоны направленного действия, но они, скорее всего, сейчас не работают из-за аварии, как и почти все вокруг. Иначе бы не стали выпускать гравикамы. А даже если и нет и какие-то из них все-таки работают, что, на мой взгляд, крайне маловероятно, то с учетом серьезности произошедшего в «Нектаре» вряд ли кому-то есть до нас дело. Подойдя к окну, видим, что, судя по положению солнца, сейчас утро, а Пирамида все так же включена, и за ее лучами, кроме неба и облаков, ничего не рассмотреть, что бы хоть как-то напоминало спасательную деятельность. Значит, мы проспали всю вторую половину вчерашнего дня и всю ночь! Как это могло произойти?!

Именно это и спрашивает у меня Пыш. Я перебираю в уме все возможные варианты и неожиданно быстро нахожу вполне реалистичный, на мой взгляд, ответ.

– Снотворный газ из лаборатории. Тот самый, который используется при ОЗС. Мы надышались им, когда там были, и вот тебе результат – проспали на полдня больше времени, чем требуется на обычный сон, – объясняю я девушке, вспоминая рассказы учительницы химии в школе об опасных качествах различных газов.

– А что сразу не вырубились от этого газа? – снова спрашивает она меня. – Ну прямо там, в этой страшной лаборатории?

– Наверно, потому, что концентрация не та, да и были недолго, – разъясняю я ей, вспоминая опять слова химички. – Мы же находились не в самих установках, а снаружи их.

– А он, газ этот, снова на нас тут не подействует, если все еще оттуда идет? – с некоторой боязливостью вновь интересуется она, кивая головой в сторону злосчастной лаборатории.

Хороший вопрос.

– Думаю, что нет, – отвечаю я. – Он у них либо кончился, либо автоматика заблокировала его подачу, зафиксировав утечку. Иначе мы бы не проснулись. За то время, пока мы спали, он бы наверняка проник в помещение туалета и отравил нас насмерть. Таким газом в большом количестве можно и убить, – добавляю я и уже в свою очередь киваю головой, но теперь в сторону ВИП-сортира, ставшего для нас ночлежкой.

Пыш молча смотрит на дверь элитарного тубзика и прекращает свои расспросы на эту тему. Это просто прекрасно.

Кто бы мог подумать, что мне пригодятся уроки химии в школе. Оказывается, и от них есть польза! Чего только не бывает в жизни!

В саду, между Пирамидой и зданием, в котором мы находимся, никакого движения не наблюдается, констатирую я, глядя из окна. Я все жду с боязнью, что моя сестра по несчастью захочет вернуться в разгромленную лабораторию за ботинками «тушки». Мне возвращаться в это место совсем не хочется, а отпускать ее одну тем более. Упадет там в обморок от повторного вида всего этого кошмара, доставай потом. А бросать нельзя. Заберут еще эти мерзкие роботы, если припрутся туда. И конечно же, этот странный пугающий голос, умудряющийся пробираться прямо в мозг, не выходит у меня из головы.

Но, к счастью, у моей союзницы сейчас совсем другие планы, о чем она и заявляет. Желание поесть превосходит желание переобуться. У меня тоже уже урчит в животе.

Возвращаемся в коридор перед туалетом, Пыш небрежно отбрасывает ногой обломки гравикама, занося топор в боевое положение, и мы подходим к дверям с металлическими полированными ручками. Пробую открыть одну из них. Дверь не заперта, а просто перекошена. Открывается в противоположную от нас сторону. Толкаем ее руками и плечами, но ничего не помогает.

– Давай тараном, – говорю я.

– Давай, – соглашается моя воинственная спутница.

Тогда я поднимаю руки на уровне груди и сжимаю их в кулаки, выставляя вперед правое плечо, Пыш поднимает топор, зажатый в обеих руках, и выставляет вперед левое плечо. Не сговариваясь, отходим на пару метров назад и, переглянувшись и кивнув друг другу головами, с короткого разбега бьемся плечами в дверь. Она с треском распахивается, и мы, едва удержав равновесие после удара, оказываемся в таком же коридоре, как и тот, по которому пришли. По бокам двери тоже разруха, тот же аварийный свет, только окон нет.

Но что-то не так. Голоса. Да-да! Человеческие голоса слева за стеной. И, как мне показалось, знакомые. Похоже на оборвавшийся на полуслове разговор. Поворачиваюсь к союзнице и прижимаю указательный палец к своим губам. Пыш дважды понимающе кивает головой. Вытаскиваю пистолет, снимаю с предохранителя, навожу на ближайшую дверь и замечаю на каждой из двух ее створок по изображению из бронзы чашки с дымом над ней. Так это, наверное, буфет, кафе или что-то подобное! Почему так просто и не написать? Ох уж эти клиенты «Нектара», любят всякую вычурность. Проклятый истеблишмент! Все эти размышления сами собой мгновенно возникают и исчезают в моем мозгу. Сапфировый огонек лазера пляшет на ближайшей створке, на экран с цифрами уже не обращаю внимания. Не до этого. Будут заканчиваться патроны – заменю магазин. На цыпочках подкрадываемся к левой стене и так же, как можно тише, крадемся к ближайшей двери. Мысленно отмечаю удобство новых ботинок и немного горжусь тихостью своей поступи. Тренировки с дедом научили не только драться, но и плавно двигаться. По отсутствию звуков нетрудно догадаться, что люди услышали шум, но, вероятно, еще не знают о нас и тем более наших намерениях. Они могут заподозрить в разрушении двери знакомый нам тип ботов или еще что-то, с чем они уже столкнулись, а мы еще даже об этом и не знаем. Но углубляться в эту мысль не хочется. Скорее всего, они думают, что мы их не услышали, и решили затаиться и переждать нас, кем или чем бы мы ни были. Как бы не так! Мы тоже есть хотим!

– Это, наверное, буфет, – говорю я еле слышно, повернувшись к союзнице.

– Точно, или кафе, – соглашается она, кивая головой. Пожарно-боевой топор в ее руках еле заметно подрагивает, успеваю отметить я.

Как и пистолет в моих.

Подхожу к двери и аккуратно стучу в нее. Без ответа. Пистолет наведен на дверь, сапфировая точка над дверной ручкой, за которую я берусь и дергаю назад и вперед. Дверь заперта. Вероятно, ее поставили на место после перекашивания и последующего выбивания. Как и в нашем случае в туалете. Мне кажется, что спустя пару секунд после выбивания нами двери мне послышался в этой части коридора щелчок замка? Или я ошиблась? Нет времени на раздумья.

– Кто там? – спрашиваю я.

– Кто надо, – звучит знакомый низкий юношеский голос, похожий на голос Качка, с которым мы летели сюда в гравилете. Примерно такого ответа я и ожидала, только, естественно, не знала от кого. – Вы кто такие?

– Мы свои, – вступает в разговор мой боевой товарищ с верным топором в руках.

– Свои дома сидят, – отвечает невидимый собеседник, но уже дружелюбнее, потом говорит, наверное, кому-то в комнате: – Это, по ходу, телки, что летели сюда вместе с нами.

Он, видимо, тоже узнал нас по голосам.

– Да-да-да, это мы, – тараторит Пыш, услышавшая, как и я, вторую часть фразы парня, обращенную, вероятно, не к нам, и, явно радуясь наметившемуся прогрессу переговоров благодаря своим дипломатическим усилиям и желая развить успех, говорит: – Впустите нас, пожалуйста!

– Откройте, пожалуйста, мы за вас, – присоединяюсь я к союзнице.

– Да, вроде правда те самые девки, – слышу я знакомый голос. Толян? Точно, Толян!

– Валер, открой, впусти их, это та, что напротив тебя сидела в гравилете, Маша, по-моему, – еще один знакомый голос, принадлежащий высокой девчонке из гравилета, не помню имени, рядом со мной сидела, я прозвала ее Мачтой. – И с ней еще одна. Кристина, кажется.

А вот она нас помнит. Стыдно, но запомнила имена только парней из тех скилпов, чьи голоса слышала в гравилете.

– Марин, ты, шо ль? – радостно кричит спутница, заканчивая эти неприятные переговоры через дверь.

«Точно, Марина! Хорошая память у Пыш на имена, а у меня вот только на всякие технические штучки», – с грустью думаю я.

Опускаю пистолет, ставлю на предохранитель и убираю в кобуру. Мне не хочется встречать спасшихся товарищей по несчастью с готовым к применению против них же оружием в руках, да еще на них самих и направленным.

Щелкает замок, и дверь открывается. Передо мной Валера, он же Качок. На груди у него висит на «тушкинском», судя по цвету, разгрузчике «пума» с пристегнутым штык-ножом и направленная стволом и клинком в пол.

– Привет! – здороваюсь я, кивая головой. – Можно нам войти?

– Заходите, – отвечает Качок с очень похожим на мой кивком головы, несмотря на свой воинственный вид, вполне миролюбиво, и мы проходим внутрь.