Читать книгу Терийоки и его обитатели. Повесть - Вадим Сазонов - Страница 5

Суббота начиналась недостаточно удачно. Егор обнаружил, что от пенсии осталась какие-то крохи, а до следующей еще больше полутора недель. Послонялся по двору, зашел в дом, в его половине никого не было: Галина несмотря на выходной на работе – сезон, сверхурочные зарабатывает, Пашка побежал к своей подружке, ишь, обзавелся, да уж пора – шестнадцать лет, самое время, да и Светка – девка хорошая.

В последние пару-тройку лет стал мальчишка совсем самостоятельный. Егор теперь редко его видел, школа, какие-то кружки, да и на Пухтоловой бесконечные тренировки, надежды подает, на разряд уже давно сдал.

…Тогда они вместе приехали на зачет, Пашка откатал и подбежал к Егору:

– Пошли, дядя Егор, туда в здание, сейчас будут грамоты вручать.

– Да ты беги, я здесь подожду, – Егор с сомнением осмотрел свой грязный засаленный ватник, теплый, но больно старый.

– Как здесь? – удивился Павел. – А я что один? Там все с родителями будут. Что я, сирота, какой, что ли?

Егор сглотнул неожиданный комок в горле, откашлялся и поплелся за парнем к зданию администрации секции…

Побродив еще по двору, обошел дом и поднялся на соседское крыльцо, навстречу вышла Иришка, сестра моя, с сумкой и списком на бумажке в руках, за ней топал ее муж – Сергей.

– Привет, Егор, к нам?

– Нет, не то, чтобы… Слушайте, выручите до пенсии?

– Не, не, Егорушка. У самих нет, видишь, сегодня у Сережки день рождения, еле набрали на стол. Заходи вечерком.

Они убежали, а Егор вышел на улицу, с сомнением оглядываясь, снизу от шоссе поднимались двое мужчин: один незнакомый в штатском, второй, местный участковый Петр Васильевич Масленников в мешковатой форме.

Решив от греха переждать во дворе, Егор уже повернул назад, когда его окликнули, пришлось подойти.

– Привет, Егор, – сказал Масленников.

– Привет, чего тебе?

– Не рад?

– Чего радоваться, дай в долг, порадуюсь.

– На бутылку собираешь?

– А тебе что?

– Вы где были вчера вечером, около десяти? – прервал их штатский.

– Дома.

– Никуда не выходили?

– В магазин выходил, потом домой. Чего надо-то?

– Какой дорогой в магазин ходили?

– У нас тут одна дорога.

– Здесь через ворота?

– Нет, по тропе, – Егор мотнул головой в сторону предприятия инвалидов. – Что стряслось-то, Петр? – повернулся он к участковому.

– Убийство у нас. Вчера вечером. Здесь в овраге, напротив ваших ворот.

– Да… твою мать! – выругался Егор. – Кого?

– Светку Примакову, с Бассейной. Знаешь?

Егор побледнел, выпучил глаза, как рыба, открывая рот и не издавая не звука.

– Что такое? – удивился штатский. – Родственница?

– Нет, – ответил за Егора участковый. – Чего Егор?

– Как? – выдавил он из себя.

– Изнасиловали и неудачно толкнули, перелом шейных…

Егор дальше не слушал и на непослушных ногах, покачиваясь, ушел во двор, прошел его насквозь и по тропинке спустился на улицу, повернул в сторону магазина, остановился, потоптался на месте, потом через мосток заспешил в «Ленинградец».

Галину по его сбивчивой просьбе вызвали в зал столовой.

– Беда! – выпалил Егор, придерживаясь рукой за косяк двери и сглатывая вязкую слюну.

– Чего тебе? – огрызнулась Галина. – Опять нажрался?

– Беда, Галька, беда! Светку убили вчера, вчера убили, а он к ней побежал, он же не знает, иди, иди, ищи его!

Не задавая вопросов, Галина стянула косынку с головы, бросила на пол и, как была в белом халате, бросилась бегом мимо Егора к выходу.

Он поплелся к магазину, выгреб из кармана мятые бумажки, взял бутылку портвейна, ушел за старый пункт приема посуды, сел на пустой ящик и начал пить. Больше всего он сейчас боялся встретиться с Пашкой, поэтому так малодушно отправил за ним мать, понимая, что не знает, что сказать парню, что сделать? Бессилие душило его изнутри, тут подошел кто-то из приятелей, добавили, но хмель не брал Егора, внутри все дрожало и трепыхалось, еще никогда в жизни он не испытывал такой раны душевной, про которую в фильмах слыхал, да не знал, что это такое. Ладно бы с ним, ему все пофиг, но Пашка…!

С сумерками он вернулся домой, приоткрыл дверь в комнату Галины и увидел ее, сидевшую на кровати и прижимавшую к груди, привалившегося к ней, сына. Тихо вошел, Галина отстранилась от Павла:

– Посиди с ним, я в аптеку сбегаю, что-нибудь успокаивающего возьму, – будничным блеклым тоном сказала она Егору, встала, накинула куртку и вышла.

Егор присел на табурет напротив Павла.

Сидели молча.

Глаза Павла были сухи и пусты, он упер взгляд в ножку стола и не моргал.

Егор встал, подошел и положил свою маленькую ладошку на плечо парня, тот встрепенулся, поднял голову, встретил взгляд Егора и неожиданно по-детски, сотрясаясь всем телом, расплакался, упершись лицом в живот соседа. Егор начал гладить его затылок по-прежнему молча. Вскоре Паша успокоился, Егор уложил его на кровать и присел в ногах.

Галина пришла нескоро, Павел лежал с закрытыми глазами, и она поманила Егора пальцем в коридор. Прикрыла за ним дверь, ее слегка трясло, как в ознобе:

– В магазине говорят, что это Лобановские, – она сглотнула. – Я назад шла, двое у речки из кустов ко мне, темно, не узнала, вот в руку сунули и убежали, – она протянула Егору смятый листок.

Развернул: «Лучше забудь, что вчера видела, иначе сына прибьем».

– Кто они? Что ты видела?

– Ничего, я же вчера в вечернюю была, вечером шла мимо оврага, может они меня видели и решили, что и я их тоже. Кроме Лобановских некому.

Дмитрий Лобанов и его компания в те годы были грозой всего Зеленогорска, кто-то уже сидел, кто-то уже вышел, так и менялись участники компании, но боялись их все. Драки, взломанные киоски, битые стекла машин, насилие – полный букет.

Павел лежал с открытыми глазами в темноте и слушал приглушенный разговор в коридоре, который иногда заглушали взрывы смеха и выкрики с соседней половины дома, где праздник уже набирал обороты.

– Я пойду, заварю ему тут. Купила кое-чего, – Галина ушла на кухню, а Егор, почувствовав непреодолимое желание выпить, тихо, трусливо оглядываясь на кухню, вышел на улицу.

Павел встал, взял топор, многие годы привычно стоявший под вешалкой у двери, накинул куртку, спрятал топор под нее и, тоже тихо ступая под шум закипающего на кухне чайника, покинул дом.

На счастье, встретив знакомого, Егор перехватил денег до пенсии, и теперь шел к дому, нежно прижимая к груди бутылку водки. Уже подходя к тропинке, увидел в тени деревьев у мостка через речку, группу фигур, что-то бурно обсуждающих. От страха неприятно заныло в животе, но все же он, прячась в тени кустов, пошел ближе.

У мостка началась возня.

Егор выглянул, и увидел, как трое парней обступили Пашку, один из них заломил Павлу руку за спину и пытался вырвать крепко сжатый топор, а второй размеренно бил склонившегося Пашку по лицу и что-то приговаривал.

Как обезумевший Егор с визгливым криком бросился к дерущимся, на бегу перехватив бутылку за горлышко, и с налета ударил ей по голове парня бившего Пашу в лицо. Бутылка разлетелась, парень закричал и схватился за голову, отступив от жертвы, и в этот момент, второй завладевший топором, с силой опустил обух на затылок Егора. Третий только ринулся на помощь, но, вдруг, в стороне магазина взвыла милицейская сирена, все замерли на секунду, а потом трое нападавших, перепрыгнув через речку, бросились вверх по песчаному склону холма.

Егор еще несколько секунд стоял и даже видел убегающих, потом в глазах поплыли белые круги, потом исчезли и они. Егор начал медленно заваливаться набок и упал бы, если бы его не подхватил Пашка. Он поднял Егора на руки, поразившись легкости усохшего маленького тельца, и понес к дому.

Галина металась по комнате, не находя себе места, выскакивала на крыльцо, бегала к воротам, никого.

Но вот дверь распахнулась, на порог вошел Павел с Егором на руках. Галина кинулась к сыну, взяла на руки его ношу, уложила на кровать, легла рядом и, нежно гладя Егора по груди, тихо без всхлипов заплакала, первый раз за долгие годы. Прошлый раз она плакала, когда у нее, у крохи, отнял долгожданную конфету какой-то парень, проходивший через двор.

Павел, вжавшись в стену, с ужасом взирал на эту сцену.

Егор еще пару раз приходил ненадолго в сознание, даже пытался открыть глаза, а потом отошел.

Галина подняла голову, посмотрела в худое старческое лицо, и вдруг из нее вырвался душераздирающий звериный вой, она долго и безнадежно выла, зажмурившись и подняв лицо к потолку.

За стеной сквозь шум застолья, разлился зычный голос:

«Я люблю тебя жизнь,

И надеюсь, что это взаимно!»