Читать книгу Избранное. Стихи и поэмы. 2009–2023 - Вадим Шарыгин - Страница 21
Улица Мандельштама
Оглавление«Это какая улица? – Улица Мандельштама»
1.
Я чту мелодию – нордический органа
Аккорд с тяжёлым приступом причала,
В нём вскрытой мидией волна погана,
Бушует мелко, чайка прокричала
Тоску промокшую нагромождённых камней.
В глубь отступает шелест жизни давней.
И снова к горлу море подкатило!
Безмолвно тонет блёклое светило.
Хронометра я слышу хромоногий
Усталый ход, ишь надорвал пружины.
Чаруюсь. И чураюсь фальши многих!
Сны на песке – волной уничтожимы.
Предвосхищаю тщету всех дерзаний.
Кровь от – Елабуги, вплоть до – Рязани!
Куда мне вечность деть, скажите,
Временщики, я времени сожитель!
Я чту мелодику нордического соло
Расколотого молнией уклада.
Пустуют – города, молитвы, сёла!
Мне массы голой пустоты не надо.
2.
Настольные лампы
Свой свет укороченный
Уткнули в ребячество строк роковых.
И взгляды огнями домов оторочены…
Эпоха за окнами —
Мастеровых.
Клокочут цеха. Заржавели окраины.
Штампуют. Зарю и сиреневый лист.
И кашель движков. И кислинка окалины.
Напрасен и безукоризненно чист
Закат в мутных стёклах – пенсне кареглазое
Блестит. Ослепительный облик ослеп!
И, как трубочист с длинным тросиком, лазает
Фонарная тень вдоль, похожей на склеп,
Распластанной тверди пространства намоклого,
Долинным умытого длинным дождём.
Под сенью скрывается взмаха Дамоклова —
Разъятая стать! Свет в окне побеждён:
Не тьмою, не ночью – эпохой кондовою,
В которой конвейер, заклинив, гремит!
На час арендованной рыщет гондолою
Алхимия, смерть превращая в гранит.
Настольные ламы
Сидят в позе лотоса.
К дням низменным с высшим презреньем готов!
Когда же начнут, будто лампочки, лопаться
Текучие звёзды
Текущих годов?!
3.
Противлюсь времени…
Иль мельниц Дон Кихота
Мне не достаточно?
Шутом елозя
Пред тронным Лиром, миром…
И была охота
Губить себя?
Лишь снег.
Лишь скрип полозьев —
Над всем разгулом
Завывающей метели!
Жизнь не вернуть.
Смирись, душа, дичая.
Глотками обжигающего чая
Согреть тоску…
Вы искренность хотели?
Так получайте:
Не поэты победили —
Везде. Во всех краях
Всех ипостасей, всюду!
И никаких иллюзий. Ил идиллий.
Сгребает век, как битую посуду —
Осколки колкие
Тончайшего фарфора —
Все таинства, все чары строк спонтанных…
И под лучистый кобальт семафора,
В который навсегда шагнула Анна,
Поэзия растает…
Слишком тонко,
Заливисто проплачет собачонка
В сквозящей ночью подворотне века.
И где-то в вышине погаснет Вега…
4.
Я взрываю, как лёд, мандельштамовской речью —
Трёхкопеечный, узкий, бездарный мирок
Колченогих стишков! Я звездами перечу
Сотням тысяч – поэзию бросивших впрок!
Эта странная чайка в немом переулке —
И стенанья вдоль стен, и опасна вблизи.
Как же мечется! Рыскает! Обликом гулкий
Город чистые крылья валяет в грязи.
Что за блажь? – втиснуть вечность в прокрустово ложе
Малахольной строки – шутовское ярмо!
Завернёт – отсечённую мочку, положит
Где-то рядом – Ван Гог. И стемнеет Арно.
Пребывая на кромке заветного края,
Бездыханным ветрам подарив темноту,
С первозданным рассветом в бирюльки играя,
Щедрость жажды вмещаю в степей тесноту!
Мысль гуляет в стихе ветерком по паркету,
Обтекает рассветом размеренный бой
Полуночных напольных часов, ноту эту
Слышу длинно, как тёмного моря прибой.
Я встречаю, как гром среди неба, героя:
В закоулках ночлежек, в толпе работяг.
Спит пространство слезами, дождями сырое,
И полотнище ночи на окнах внатяг.
Спи, Двадцатый, мой век имени Мандельштама,
Твои грёзы устали от гроз и тревог!
Спи серебряным сном, спи под сенью каштана…
Я – с тобой!
Я тебя в самом сердце сберёг.
