Читать книгу НЕУГОМОННОЕ ДЕТСТВО - ВАДИМ ШАЙХЛИСЛАМОВ - Страница 5

Шел 1957 год. Мне идёт 6 год. Возраст для мальчишки серьёзный, потому, что он мысленно покидает детство и, как ему кажется, становится взрослым. Пора самоутверждаться любыми средствами, конечно, в зависимости от среды, в которой ты находишься.

В нашей команде, состоящей из пяти мальчишек, мой статус был невысоким. Высшую ступень занимал Талгат, пониже располагался Фарит, так как был старше Ришата, Валерки и меня на два года. Дальше шёл Ришат, мой и Валеркин ровесник, но он сильнее и ловчее нас. Низшую ступень этой иерархии разделяли мы – я и Валерка. Не буду судить, кто был выше из нас двоих, а кто ниже, но часто в наших с ним взаимоотношениях он оказывался ведомым, а я ведущим. Совершенно иная ситуация складывалась в нашей семье, состоящей из бабушки, папы, мамы, тёти, меня и сестрёнки Любы.

Слева направо: мама, сестрёнка Флюза, сестрёнка Люба, я, папа.

Как и положено, старшим был папа. Он был очень строг и требователен как к себе, так и к нам, домочадцам. Отец работал инспектором РОНО и часто выезжал в командировку с инспекторской проверкой, которая иногда продолжалась целую неделю.

Вот при его отсутствии нужно поспорить, кто же становился старшим в доме. По возрасту главной должна быть бабушка или же тётя или мама. Но не тут то было. Главным становился я, по характеру бунтарь и анархист. Все указания, замечания старших я пропускал мимо ушей и часто всё делал так, как мне нужно или нравилось. Бабушка и тётя были добрейшими людьми, которые души не чаяли во мне и всё мне разрешали и прощали. Мама была душевным и мягким человеком и попытки выглядеть строгой и требовательной заканчивались ничем.

Слева направо: тётя Зубайда, я, бабушка, сестрёнка Люба, тётя Туктабей (старшая дочь бабушки)

Если же в команде приходилось подчиняться Талгату или Фариту, а иногда и Ришату, то в семье я считал: сестрёнка во всём должна повиноваться мне. Но увы, хотя ей ещё не было четырех лет, она была капризной, своенравной, не желающей, чтобы я командовал ею. И это часто приводило к серьёзным конфликтам. Так как я был мальчиком и старше её, сила была на моей стороне. Часто решение конфликтов завершалось тем, что она начинала громко реветь. За неё заступались все взрослые.

Почувствовав волю в отсутствие отца, я ни во что не ставил слова старших и это в свою очередь приводило к конфликту с ними.

Но всему бывает предел. Возвращение папы из командировки становилось трагедией для меня, а для остальных викторией.

Сразу же, с порога, наперебой все четверо начинали жаловаться на моё неуправляемое поведение в его отсутствие. Особо сильно старалась сестрёнка.

В углу стоял рукомойник, под которым стояло ведро, а над умывальником проходила матица, в щели между матицей и потолком были воткнуты прутья от банного веника разной толщины – тонкая, средняя и толстая. Толстая для небольшой провинности, средняя – для средней, тонкая – для большой, возмутительной. В отсутствие папы я неоднократно пытался достать и уничтожить ненавистные прутья, но тщетно – слишком высоко они были расположены.

Папа очень строго посмотрев на меня, манит пальцем. Я, послушно, без команды спускаю штаны и захожу под колени папы. Папа достаёт прутик в зависимости от моей провинности и обмакнув его в воду, несколько раз прикладывается по мягкому месту. Часто мне доставалось тонкой веткой, самой больной. После каждого прикладывания спрашивает: «Будешь ещё безобразничать?». Я, конечно, обещаю, что нет, но про себя говорю: «Вот уедет папа, я вам ещё покажу!».

Жизнь начинала течь в нормальном русле. Я становился спокойным и послушным. Никто больше не жаловался и все были довольны. Но время работало на меня. Наконец, долгожданный день – папа опять уезжает в командировку!

К шести годам приходит время приобщения к культуре и моде. Прошло время бегать босиком. На улице ещё можно, а вот в кино нужно надеть обувь. Уже в это время мне хотелось выглядеть с иголочки, в красивой одежде и обуви. «И в кого ты такой уродился модник» – удивлялась мама. Из одной из командировок отец привёз мне настоящие кожаные черные ботинки. Ботинки были очень красивые, со шнуровкой и мне казалось, что они были модными. Отец тоже носил чёрные туфли, которые перед уходом на работу начищал гуталином на улице на крыльце. И я тоже решил, что, когда буду собираться в клуб в кино, обязательно буду их начищать до блеска гуталином. С этими ботинками связана одна из моих проделок.

В деревне среди женщин старшего поколения, пенсионерок был обычай собираться ближе к вечеру на чаепитие. В один из летних дней подружки моей бабушки, собрались у нас. По этому случаю бабушка из своих запасов в сундуке достала хороший индийский чай, пряники, конфеты-подушки «Дунькина радость», колотый сахар – рафинад, поставила на стол выпечку. Гостьи уселись за стол, бабушка села рядом с самоваром и разливала чай.

Время было собираться в кино. Я достал свои модные ботинки. Посмотрев на них, я пришёл к мысли – их надо начистить. Не пойду же я в клуб в пыльных ботинках. Взял баночку с гуталином и щётку, вошёл в дом, уселся на пороге и начал начищать ботинки. Конечно, по дому пошёл жуткий запах гуталина. Бабушка попросила: «Выйди на улицу и на крыльце начисти свои ботинки. Сильно пахнет, видишь – дома гости». Меня это обидело: «Смотрите – ка, в собственном доме мне будут указывать, где и что делать!» – подумал я. Сделав вид, что я повинуюсь бабушке, вышел на улицу, начистил ботинки не только сверх, но хорошо смазал и подошву. «Сидят себе, пьют чай, а я тут на улице чищу свои супермодные ботинки. Вот я вам покажу!» Как писал поэт: «Мы назло всем буржуям мировой пожар раздуем!», примерно так ехидно подумал и недобро улыбнулся я. Хотя этого стихотворения я никак не мог знать, но мои намерения соответствовали этим словам.

Приняв такое коварное решение, я обулся и широкими размашистыми шагами вошёл и прошёлся по всему дому. Полы на крыльце, в сенях и внутри дома не были крашеными. Каждую неделю в субботу мама и тётя мыли полы с золой, чтобы придать белизну и свежесть полам. При каждом моём шаге на чистых полах оставались черные следы от ботинок. Полы были безнадёжно испорчены! После этого я смело, с весёлым настроением с друзьями отправился в кино. Но я не учёл одного факта – папа-то был дома, а не в командировке. Пока мы в 1960 году не переселились в новый дом – следы моих ботинок напоминали мне, как, мягко выражаясь, неприветливо встретил меня папа прямо на пороге дома.

Напротив дома Валерки располагался интернат школы. Это было длинное одноэтажное здание, которое делилось на несколько помещений. С правого крыла была комната старшеклассниц, соседняя – для старшеклассников. Ещё был зал для подготовки к урокам, кухня, столовая и две небольших комнаты – квартиры для техничек.

В одной из комнат жила Фазиля апа с сыном Файзылханом, а в другой моя тётя Туктабей с дочерью Лизой, которая была на десять лет старше меня. До этого они жили в деревне Таныповка. Когда пришла похоронка с фронта на мужа, она переехала в Татышлы, устроилась работать техничкой в школу и ей выделили эту комнатёнку. Помещение было крохотным – шириной два, длиной три метра. Слева стояла кровать, справа тумбочка, у окна небольшой стол, в углу печь, где готовили и пекли хлеб. Так как это было совсем рядом с нашим домом, я часто забегал к ним на огонёк без всяких приглашений. Сладости у нас в доме были редкостью, а у тёти всегда в запасе были печенье, пряники и конфеты, иногда даже шоколадные. Тётя всегда была рада мне, а двоюродная сестра души не чаяла во мне.

Особенными были осенние дни, когда в магазин привозили арбузы. Мама покупала один арбуз. Это капля в море на такую большую семью. Тётя Туктабей покупала один арбуз на троих, и большая часть доставалась мне. Вот где я объедался арбуза досыта!

В один из летних дней я опять отправился в гости к тёте. Тётя, отправляясь на работу сказала: «Надоест, пойдёшь домой, оставь ключ под ковриком у двери». Сестры Лизы дома не было. Оставшись один, немного полежал, попил холодный чай с пряником. Что-то стало скучно! Вдруг мне на глаза попалась губная помада. «Лиза уже взрослая и наверное подкрашивает губы» – подумал я. – «А я что же, тоже не маленький, надо накраситься!» – с этими мыслями я уселся у зеркала, открыл крышку губной помады и поднёс к губам. Мазнул, губы сразу стали ярко красными, красивыми. Когда покрасил нижнюю и верхнюю губу я внимательно разглядел себя в зеркало – прямо красотища! Посчитав, что красоты не достаёт, мазнул помадой от края губ до ушей сначала с правой стороны, а после с левой. Получилась только красная полоса. «Нужно это дело исправить» – подумал я. Очень медленно и мастерски я продолжил увеличивать контуры от края губ до ушей. Получилось здорово – человек с большими красными губами!

Покончив дело с «макияжем», решил отправиться домой. Закрыл дверь на ключ, положил его под коврик. Вышел на улицу и пошёл медленно домой. По пути встречались знакомые и незнакомые люди. Реакция у них была разная: некоторые с ужасом смотрели на меня, некоторые от души смеялись, некоторые бранились. Дома моё появление ввергло в ужас бабушку и маму, почему-то они подумали, что я сильно ранился где-то и сильно расшиб лицо.

Мама не знала, что делать – то ли смеяться, то ли отругать за глупую выходку. Отмывая мои художества на лице тёплой водой, приговаривала: «Когда же ты станешь серьёзным и взрослым». Она ведь не предполагала, что я считал себя уже взрослым, и веду себя я не как маленький, а по – взрослому, ведь мне уже почти шесть лет!

По – соседству с Талгатом жила семья Галиевых. В 1943 после тяжёлого ранения на фронте Галиев Гайфулла абый вернулся домой без ноги и ходил, опираясь на костыль и тросточку. Начал работать в райкоме. Каждый день он проходил мимо наших с Валеркой домов. Мы с жалостью смотрели на него и одновременно завидовали ему, видя, как он быстро ходит на костылях и с тростью.

В один из летних солнечных дней мы с Валеркой, наблюдая, как Гайфулла абый быстро и легко прошёл по улице, решили – а мы что, лыком шиты что ли, это нам вполне по силам. Валерка сказал: «Нам нужны две вещи – костыль и тросточка». «Сейчас сделаем». – ответил я – «Вот у вас растёт американский клён, из его сучьев можно сделать и костыли, и тросточки». Сказано – сделано. Валерка вынес острый маленький топорик. Подошли к клёну и начали искать подходящий материал. После долгих поисков каждый из нас выбрал себе сук. Пошёл в ход топорик, и вот уже на земле в траве лежат большие сучья. «Нужна ножовка» – с деловым видом заявил я. Валерка вынес ножовку, которая оказалась очень тупой. Пришлось попотеть и повозиться, пока напилили костыли и трости.

Наконец, работа завершена. У каждого из нас готовый костыль и тросточка. Обсудив дальнейшие действия, решили, что поджимать ноги и вставать на костыль и опираться на трость будет не совсем похоже на то, как ходят инвалиды. Нужно сделать так, чтобы мы были похожи на Гайфуллу абыя – у нас не должно быть одной ноги.

Валерку неожиданно осенила мысль: «Вадим, мы привяжем веревкой ногу ступней к бедру и станем одноногими». Мысль мне понравилась. Валерка принёс две веревки. Мы привязали друг другу ступни к бёдрам. Тяжело, с трудом поднялись на одну ногу, взяли рогатины, заменяющие костыль и палку, служащую тростью. Теперь для начала необходима тренировка во дворе, чтобы при появлении на улице ни в чём не уступать Гайфулле абыю. Сначала было трудно и тяжело – часто падали. Приходилось переворачиваться и сопя вставать на одну ногу. Помочь было некому, каждый справлялся сам. Но, как говорится, сила солому ломит, у нас начало получаться – мы легко и без всяких трудностей научились ходить по двору. Время выйти в народ!

Подходим к воротам, первым на улицу выхожу я, а вслед за мной Валерка. Уверенно, не хуже, чем Гайфулла абый, как нам казалось, поковыляли по улице в сторону нашего дома. Время почти обеденное, на улице народа много. Люди, увидев нас на улице приходят в оторопь: «Такие маленькие, и оба инвалида!» Важно прошагав до нашего дома, уверенно поворачиваем и ковыляем к дому Валерки. Открываем ворота, заходим во двор. Руки и ноги затекли от напряжения. Как по команде сваливаемся в траву. Долго лежим отдыхая. Эксперимент удался – мы ходили не хуже, чем Гайфулла абый, а самое главное привели в ужас и удивление людей.

Прекрасная пора года – весна. Весной всё приходит в движение – тает снег, ярко светит солнце, прилетают перелётные птицы, появляются на холмах проталины, где можно бегать и резвиться. Весна – это такое время, когда душа в самом деле поёт от радости.

В один из весенних дней, по привычке раскачиваясь на качелях и придумывая, что бы такое сделать, Талгат неожиданно заявил: «Я сегодня утром вышел в огород и увидел, что по огороду вниз течёт большой ручей. У меня возник план – нужно выкопать пруд и заполнить его водой». Предложение было интересным, но возник вопрос, который озвучил Фарит: «А для чего нам нужен пруд, ведь до настоящего пруда рукой подать?». Талгат возразил: «Настоящий пруд растает ещё не скоро, а нам нужно срочно сейчас». «А для чего такая поспешность?» – поинтересовался я. «Наберется вода в наш пруд и устроим там купальню» – сказал Талгат. Эта идея нам всем понравилась, почему бы и нет – на улице ярко светит солнце, аж жарко – не мешало бы освежиться.

У Талгата оказалось только две лопаты. Валерка с Ришатом побежали за лопатами. Пока ждали их, раскачиваясь на качелях Талгат с важным видом заявил: «Вот Вадим, мне уже исполнилось восемь лет и скоро Фариту тоже будет восемь. Осенью, 1 сентября мы с ним пойдём в школу». Фарит важно заявил: «Мы будем учениками, а вы втроём останетесь уличными пацанами». Мне вдруг стало грустно. Ведь играть с ними было намного интереснее.

Появились Ришат и Валерка. Ришат в обеих руках нёс по лопате – для себя и Фарита, а Валерка для себя. Всё было готово к свершению великого дела – сооружению пруда.

Мы все впятером босиком, с закатанными штанинами дружно взялись за дело. Грязевую массу складывали тут же, сооружая возвышенность в форме бортов пруда. Работали долго, сопя и переговариваясь. Скоро всё было готово – пруд получился славный, достаточно глубокий, в нём мы все могли одновременно устроить ранние, весенние купания. Направили ручей, выкопав канаву, в пруд. Пруд стал быстро наполняться и скоро был полон воды.

Отойдя туда, где ещё лежал снег, разделись до трусов, сложили одежду на снег и, проваливаясь почти до колен в жидкую грязь, вошли в пруд. Вода оказалась ледяной, но ничего не поделаешь, раз решили устроить купание, шагу назад нет. Привычным движением погружаемся в воду, с криком и визгом от холода и восторга устраиваем плавание. Холодная вода не даёт нам долго «наслаждаться» купанием. Вскоре мы как ошпаренные выскакиваем из воды. Все с ног до шеи – чёрные от весенней грязи. Бежим к нашей одежде, хватаем её и забегаем во двор. Резона одеваться нет – мы до неузнаваемости грязные и одевать одежду на грязное тело не хочется. Бегом вприпрыжку, не договариваясь, помчались к своим домам. Не прощаясь, Талгат буквально залетел домой. Также без слов Фарит и Ришат забежали в свой двор, дальше Валерка. Я остался один – бегу во всю прыть, правой рукой придерживая одежду и обувь. Наконец – то добрался до дома!

Появление моё на пороге дома вызывает суматоху – сестрёнка со страху убегает за печку, бабушка, оправившись от первого шока убегает в баню и тащит ванну, в которой стирают бельё. На счастье в печи стоял чайник с горячей водой, наливает её в ванну, добавляет холодной воды чуть – чуть и буквально заталкивает меня в ванну. Из-за печки выглядывает сестрёнка, которая до сих пор не поймёт, что произошло со мной – почему я вдруг стал такой чёрный. Долго сижу в ванне, бабушка, грея воду вновь и вновь добавляет горячей воды, причитая: «Когда же ты станешь нормальным!».

К приходу родителей я, уже согревшийся, сидел на лавке у окна. Это вызвало подозрение у папы: что – то я такой смирный сижу дома, а не болтаюсь на улице. Сестрёнка, как могла объяснила, что я на этот раз учудил, а бабушка более подробно рассказала, чем я занимался с утра со всей нашей командой. Отец не рассердился, но, для профилактики в этот раз потянулся за толстым прутиком за матицей. У меня отлегло от сердца – будет не очень больно!

После обеда мы встретились с друзьями. Каждый из них рассказал, как отнеслись к нашему купанию взрослые. К нашему удивлению – все одинаково, как будто договорились! Все были наказаны, каждый получил на орехи!

В начале декабря наступило долгожданное событие: мне исполнилось шесть лет. Но начало моего шестилетия было омрачено одним событием.

В один из январских дней, по привычке, я пошёл к своим друзьям. Первым я обычно заходил к Валерке, далее мы заходили к Фариту и Ришату и уже вчетвером шли к Талгату. И в этот раз я шёл привычным маршрутом. Зашёл к Валерке. У него была собака по кличке Шарик, дворняжка черно-белой масти. Шарик был доброжелательным псом, с которым мы играли, иногда катались на нём верхом как на лошадке, зимой впрягали в деревянные санки и он становился ездовой собакой.

Моё появление во дворе Шарик встречал весёлым лаем и без конца виляя хвостом. Шарика держали на привязи на цепи у конуры. В этот раз на моё появление Шарик никак не отреагировал. Подойдя поближе, я понял почему – перед ним лежала большая кость и он с удовольствием грыз её. Приглядевшись, я вдруг увидел, что кость ни дать, ни взять прекрасный пистолет для наших военных игр. И решил – вот счастливый случай – судьба преподносит подарок в виде пистолета. Подойдя к Шарику, я нагнулся и выдернул из его лап «пистолет». События разворачивались молниеносно – зарычав, Шарик кинулся ко мне и вцепился в лицо. Боль была ужасающая, как удар током. Понял: нужно спасаться. Сработал инстинкт самосохранения. Резко повернулся лицом в снег и прикрыл руками голову и что было мочи стал кричать. Шарик остервенело пытался меня перевернуть, разорвал фуфайку напрочь на спине.

На мой истошный крик выбежал отец Валерки Галимзян абый. Приговаривая «Батюшки! Батюшки!», оттащил Шарика от меня. Когда я приподнял голову, увидел вокруг себя окровавленный снег и везде валялись клочья ваты от моей фуфайки. Нестерпимо болело лицо, особенно верхняя губа. Галимзян абый что – то спрашивал, но я его слабо слышал и ничего не понимал – был в предобморочном состоянии.

Выбежал Валерка и с ужасом смотрел на меня.

Галимзян абый взял меня на руки и понёс к нашему дому. Мама и бабушка были дома. Они пришли в ужас – всё моё лицо было в крови и сильно болело, была сильно порвана верхняя губа. Погрузив меня на салазки, повезли в больницу. В хирургическом отделении мне сделали укол и долго колдовали, зашивая губу. Хирург успокаивающе сказал: «Ничего, джигит, будешь жить» и чуть подождав, добавил старую татарскую пословицу: «Джигит без ран не бывает».

Это событие сильно потрясло меня и навсегда оставило память в виде шрама на моём лице. До четвёртого класса я сильно заикался, затем постепенно заикание прошло. Но в моменты сильного волнения, нервозного состояния эта «старая привычка» вновь возвращается ко мне.

Именно это событие дало мне урок на всю жизнь – когда общаешься с животными нужно быть всегда осторожным. Оно стало той чертой, когда моё отношение к собакам изменилось и при виде любой собаки у меня возникает сильны страх, а рычание собак, даже в кино и по телевизору, ввергает меня в дикий страх.

Уже позднее я узнал, что собака всегда остаётся зверем и этот звериный инстинкт срабатывает, когда у него отбирают добычу. В этот момент он видит в человеке врага, а с врагом надо сражаться за добычу. Именно в этот момент я из друга превратился для Шарика в его злейшего врага.