Читать книгу Слепень - Вадим Сухачевский - Страница 3

До поры до времени их жизнь в N-ской Нахаловке была вполне спокойной. Известно было, что район это бандитский, но покуда настоящие урки их не трогали, видно, пока приглядывались. Если кто и доставлял мелкие хлопоты – так это всякая местная шантрапа, а вот опытному человеку сразу было видно, что, несмотря на внушительную внешность, этим ребяткам до настоящих урок – как ефрейтору до генералиссимуса. А по мелочам бывало, конечно, всякое.

Раз какой-то здешний амбал попытался Полину прижать. Это ее, «невидимку»!.. Хорошо, неотложка вовремя подоспела, а то лежать бы ему в морге с номерком на ноге.

Еще три здоровенных паренька попробовали вечером взять Юрия на гоп-стоп. И хоть он, Юрий, по выучке сильно уступал Полине, но те пареньки тоже, должно быть, надолго потеряли охоту к подобным подвигам.

У Кати как-то раз некий тип попытался кошелку вырвать из рук, когда она шла из магазина. Интересно, успел он, прежде чем свалиться в бессознанке, понять, кто это ему сапожком в лоб с такой силой заехал?

Ну и на Викентия однажды напали впятером, так потом трое из них месяц в больнице оклёмывались, а другие двое ходили с загипсованными руками.

Правда он, Васильцев, понимал, что просто так, ничем, дело не кончится. Он читал это во взглядах настоящих урок, истинных хозяев Нахаловки, знал, что встреча с ними тоже неминуема, но это его не сильно заботило, не сомневался – и от них отобьются.

А пока, после тех не бог весть каких приключений, их жизнь в Нахаловке стала вовсе спокойной и размеренной. Сам Юрий преподавал математику в местном железнодорожном техникуме, Катя вела хозяйство, Полина (она так и оставила за собой имя погибшей подруги, тоже «невидимки») служила секретарем-машинисткой в райотделе милиции, Викентий работал в механической мастерской.

Но если Катю и его, Юрия, после всего пережитого такая жизнь вполне устраивала, то Викентия и Полину жизнь без подвигов явно тяготила. Едва не сразу после того, как они тут поселились, Викентий насел на Васильцева: мол, два судьи есть? Есть! Васильцев и Катя! Палач тоже имеется, вполне законный, по праву происхождения, как и положено по уставу Тайного Суда, ведь он, Викентий, приходится хотя и приемным, но сыном покойному палачу, тоже Викентию, о чем и документ имеется. Так чего же, спрашивается, они тут сидят и мышей ни шиша не ловят?!

Юрий не стал разъяснять ему ситуацию так, как сам ее понимал: что пора распрощаться с этой опасной игрой, в которой не только караются преступники, но и сами судьи нравственно разрушаются. Он чувствовал, что Викентий, еще по сути остававшийся мальчишкой, едва ли его поймет, потому решил ограничиться формальной стороной дела. Чтобы Тайный Суд не превратился в судилище, в нем непременно должно быть три судьи, так уж заведено. Полина не в счет, поскольку судьями становятся исключительно по праву происхождения. Возразить Викентию было нечего – к уставу Тайного Суда он относился с пиететом, который привил ему покойный приемный отец. Вот тогда-то он и приуныл.

Была, впрочем, и еще одна причина для его уныния. Стенки в их хибаре были тонкие, фанерные, и однажды Юрий ненароком услышал разговор Викентия с Полиной.

– …Не надо! – говорила Полина. – Прошу тебя – больше никогда!

– Но почему?! У нас же с тобой там, в Москве, было уже…

– Да, было… Но тогда я еще «невидимкой» была, так что, можно сказать, это была и не я.

– А сейчас ты что же… меня… совсем?..

– Да нет, я люблю, люблю тебя, глупенький! Сейчас-то и люблю по-настоящему! Но только совсем не так, как ты хочешь. А как ты хочешь – так нельзя…

– Когда любят, то все можно…

– Да, обычно так… А со мной – иначе…

– Ты что, больная?

– Можно сказать, что и так. Только это не такая болезнь, как ты думаешь, она – в душе. Того, кто это со мной делает, я могу навсегда возненавидеть. Ты же не хочешь, чтобы я возненавидела тебя?

– А откуда это у тебя так?

– Все оттуда, из школы «невидимок»… Не хотела тебе рассказывать, но, видно, придется… Нас, «невидимок»-девочек, с детского возраста чуть ли не каждый день страшно насиловали…

– Недопашный и Палисадников?

– Да, в том числе и они… Ты знаешь, этих двух гнид я сама раздавила… Еще был такой Слепень…

– Фамилия такая?

– Нет, фамилия у него была Слепченко, старший лейтенант госбезопасности, но все называли его Слепень. Самый страшный из троих. Тоже, говорят, сдох; жаль, не от моей руки… Этот Слепень, бывало, потом спрашивал: «Что, детка, сильно ненавидишь меня?» Я однажды не выдержала и сказала, мол, да, сильно! А он мне: «Вот и правильно, детка. Для того все и делается. Ты должна ненавидеть каждого, с кем спишь, так оно полезно для дела, а то потом, глядишь, убить его будет жалко». И вот с тех пор… Я не могу с тобой, не могу, ты должен понять!

Бедная девочка! Да и Викентия ему, Васильцеву, было жаль. Влюбился, видно, по-настоящему – и вот же беда какая!..

– А иногда мне кажется, – добавила она, – что этот Слепень жив – уж больно ловок был, чтобы дать себя вот так вот запросто грохнуть.

– Попадись он мне… – проговорил Викентий. – Уж от меня бы не ушел.

На это она сказала:

– От меня бы тоже не ушел… Только так было бы слишком просто для этого гада. Его надо судить. Для таких вот и существует Тайный Суд.

– Палка – камень – веревка… – машинально проговорил Викентий.

– Вот-вот, это самое.

Юрий подумал, что ради этого Слепня, в самом деле, можно было бы сделать исключение.

Викентий вздохнул:

– Да, хорошо бы… Только Тайного Суда теперь нет… – и вкратце объяснил ей, почему, согласно уставу, именно так обстоят дела.

– Понятно… – произнесла Полина. – Нет, говоришь, Суда?.. – И решительно объявила: – Нет – значит, будет!

* * *

Что она имела в виду, стало ясно уже на другой день. Было воскресенье, когда все в сборе, и за обедом Полина спросила у Кати словно бы невзначай:

– Кем я вам теперь прихожусь – вам и Юрию Андреевичу?

– По паспорту? Дочерью, сама же знаешь, зачем спрашиваешь?

– Да, знаю, просто хочу, чтобы вы подтвердили.

– Ну, подтвердила. Дальше что?

– А дальше то, – торжественно провозгласила Полина, – что Тайный Суд теперь существует! Ведь это значит, что я – по праву происхождения! Теперь есть трое судей и есть палач! – Она кивнула в сторону Викентия. – Есть все, что нужно, ведь правда, дядя Юрочка?

Юрий хотел было ответить, что липовый паспорт, полученный от Николаева, это еще не пропуск в Тайный Суд, по уставу необходимо родство по крови… Говорить этого, однако, не стал – тогда получалось бы, что и Викентий никакой не палач, поскольку является приемышем, но лишний раз напоминать об этом парню было выше Юриных сил. Да и вокруг происходило столько всяческих гнусностей, что он и сам иногда жалел в глубине души о прекращении существования Тайного Суда. Поэтому, чуть поколебавшись, наконец сказал:

– Ладно, черт с вами, существует так существует.

– Ой, дядя Юрочка!.. – Полина поцеловала его в щеку, ну совсем, совсем дитя.

И Викентий просветлел наконец – хоть одной из двух его печалей становилось меньше.

– Но только, – строго добавил Юрий, – по пустяковым делам Тайный Суд не будет заседать. Исключительно по настоящим делам, поняли меня, по настоящим!

Полина воскликнула:

– Ну конечно, дядя Юрочка, только по настоящим! Вот как раз одно настоящее! Я у себя там, в отделении милиции, сводки переписала по уголовному розыску. Там, в сумочке у меня… Сейчас…

Она ринулась в свою комнату, но добежать не успела. Входная дверь распахнулась, и трое дюжих молодцев переступили порог. По этим сапогам в гармошку, по этим холодным, глубоко посаженным глазам, по лицам, бурым от чифиря и колючих морозов Дальнего Севера, Юрий сразу понял, что по их душу нагрянули урки самые что ни есть всамделишные. Что ж, когда-нибудь здесь, в Нахаловке, это непременно должно было случиться. Один из них, с лицом, похожим на побуревший череп, без всякого «здрасьте» спросил с порога:

– Которой масти будете?

– Стучаться надо, – сказал ему Юрий, а Полина прибавила:

– И здороваться, между прочим. А насчет масти… Малость перепутали вы, граждане, масть – она бывает у лошадей да у собак.

Эти их слова были оставлены без внимания. Другой урка, кривой на один глаз, сказал:

– Мы от Червленого. – Червленый был воровским королем Нахаловки. – Сперва думали, вы фраерской масти – так Червленый разрешил: пускай живут. А вы вон рыжье да брюлики толкаете почем зря.

– А с честны́м народом не делитесь, – просипел третий, с носом, провалившимся от застарелого сифилиса. – Не дело это, Червленый так на своей земле не дозволял.

Да, это была серьезная оплошность, Юрий еще неделю назад, когда Катя продала перстенек с бриллиантами, предвидел, что добром это не кончится. Решено же было, что станут жить исключительно на зарплату, ничем не выделяясь, да уж больно хотелось Кате купить ему новый костюм ко дню рождения, а денег хватало только на еду, вот перстенек-то и торганула.

– Значит, так, – подытожил Череп. – Половину рыжья и брюликов – Червленому, и тогда живите, чего ж.

– И за какие это за такие красивые глаза брюлики ему отдавать? – невинно спросила Поля.

Урки переглянулись.

– Бо́рзая, – сказал кривой. – Язычок, что ль, малость укоротить?

– Укороти, Сявочка, укороти, – в общем даже ласково разрешил Череп, бывший у них, видимо, за старшего.

Кривой Сява достал нож и, поигрывая им, двинулся на Полину…

Происшедшее вслед за тем он едва ли понял, так же, как и оба его сотоварища. Такого прыжка даже Васильцев, хорошо знавший, на что способна девушка, от нее не ожидал, а для урок она просто на миг исчезла. В действительности, легкая как перышко, она просто подпрыгнула выше Сявиной головы и сверху саданула его каблучком по темени. Тот рухнул как подкошенный, а Полина опустилась рядом с его распластавшимся на полу телом. Для двух оставшихся урок это выглядело, должно быть, так: она исчезла, потом материализовалась, а кривой Сява просто так, сам по себе, шмякнулся на пол.

– Нечистая… – пробормотал безносый, пятясь назад.

Череп опомнился первым и с завидным проворством выхватил из кармана наган.

Тут же, однако, и уронил, взвыв. Это Викентий стремительно метнул в него столовый нож, попавший урке в запястье. Тот, подвывая, пытался его вытащить, но у него никак не получалось, нож прочно засел между косточками. Так и оставшись с ножом в запястье, он крикнул безносому: – Мочи их, Валет! Шмаляй!

Безносый и рад бы шмалять, наган у него был на изготовку, – но в кого, в кого шмалять?! Поля и Викентий, приближаясь к нему, то и дело быстро менялись местами, так что казалось, будто это один человек то и дело раздваивается, – в какую же половинку дуло-то направлять? На Катю и Юрия, продолжавших спокойно сидеть за столом, он не обращал внимания, не видя в них никакой опасности.

В том-то и была его ошибка. Катя вдруг резко вскинула ногу и ловко угодила мыском туфельки в его трухлявый нос. Валет выронил наган, завизжал по-поросячьи и выкатился из комнаты на двор.

Между тем кривой Сява уже пришел в себя, даже сумел встать на четвереньки, но, видя, что тут творится, подняться в полный рост не отважился. Так на четвереньках и выполз наружу. Никто ему не препятствовал.

Решительная победа была одержана менее, чем за минуту, но Юрий знал, что тем дело не кончится, – едва ли Червленый после этой неудачи навсегда оставит задуманное.

Все снова расселись за столом. Мирная советская семья. Видел бы их кто, кроме Юрия и тех урок, минуту-другую назад!

Катя сказала:

– Прости, Юрочка, я действительно страшную глупость сделала, когда колечко продала. Очень уж костюм был хороший, а то твой старый совсем уже износился… Как думаешь, они еще вернутся?

– Думаю – обязательно, – вздохнул он. Но такой виноватый был у Кати вид, что он поспешил добавить: – Ладно, чего уж там, они бы все равно когда-нибудь пришли. Ничего, отобьемся, как думаете?

– Отобьемся!

– Уж как-нибудь! – хором заверили его Полина и Викентий.

Чтобы Катя перестала страдать от своей оплошности, он перевел разговор на другую тему:

– Так ты, Поля, говоришь – дело какое-то раскопала?

– Ага, дядя Юрочка! Настоящее! – отозвалась она радостно. С этими словами выпорхнула из-за стола, миг спустя принесла из своей комнаты сумочку, вынула из нее листок бумаги и протянула ему: – Вот! Я все слово в слово переписала из разных сводок.

Юрий прочитал. Речь там шла явно о серийном убийце. Дело вполне привычное для Тайного Суда, ибо такого рода дела советская милиция за версту обходила, оставляя только в сводках, да и те порой куда-нибудь прятала – ведь, как известно, в стране победившего социализма нет почвы для такого рода преступлений. Поэтому объединять все случаи в одно дело никто и не думал, а просто упоминали как эпизоды в разных сводках, списывая на обычную «бытовуху», для которой на родине победившего социализма хоть какой-то клочок почвы все еще, видимо, оставался.

Но дело было, безусловно, одно и то же. Едва ли не каждую неделю в окрестностях города N-ска кто-то по вечерам нападал на девушек, подвергал их насилию, а потом предавал мучительной смерти, долго кромсая ножом. Медицинские подробности вызывали отвращение.

Юрий не стал их повторять, просто пересказал всем суть дела.

– Мерзость какая! – произнесла Катя.

– Судить гада, – проговорил Викентий и вопросительно посмотрел на Юрия.

– Да, – наконец согласился тот, – этим делом, пожалуй, можно заняться.

– Я же говорила – настоящее! – возликовала Полина.

– Я его возьму, – заверил всех Викентий.

– Нет, это я его возьму! – воскликнула Полина. – Это же я нашла! И потом, у меня план есть! И потом…

– А брать все равно должен я, – перебил ее Викентий. – Брать преступника – это дело палача.

Они еще долго препирались: «Я!» – «Нет, я!» – «Нет, я!» Ну дети, дети! Наконец Юрию это надоело.

– В общем, так, – сказал он. – Брать его будете вместе.

– Я и одна справлюсь, – проговорила Полина несколько обиженно.

– А я, что ли, не справлюсь? – пробурчал Викентий.

Конечно, справился бы и каждый из них поодиночке, он, Юрий, назначил обоих только для того, чтобы ни у кого не было обиды. Поэтому он твердо сказал:

– Брать будете вдвоем, таково мое решение. Вопросы есть?

Вопросов не было. Посопели немного носами, но нарушать субординацию не осмелились.

– Ты говорила, у тебя имеется какой-то план? – спросил Юрий у Полины.

Она сразу обрадовалась:

– Да, есть! – Вытащила из сумочки карту и развернула ее на столе.

Карта с нанесенными на нее окрестностями N-ска была настоящая, топографическая, предмет особой секретности здесь, в Советском Союзе. Хотя иностранных шпионов здесь отлавливали миллионами, – для них, в отличие от маньяков, места в стане победившего социализма почему-то вполне даже хватало, – но считалось, что множество их еще гуляет на свободе, и эти, пока еще не отловленные, в первую очередь охотятся за такими вот картами… – Карту ты где взяла? – строго спросил он.

– Да там же, в милиции.

– А если попадешься?.. Ох, связался я с детворой!

– Да не переживайте вы, дядя Юрочка, я – по-незаметному. Потом я ее назад тихонько положу.

– А если нынче же хватятся?

– Да не хватятся! Они этих карт и читать-то не умеют, у всех по три класса образования, как у наркома Ежова. Лежат, пылятся, никому не нужны.

Юрий махнул рукой:

– Ладно… Так что за план?

– Вот! Я тут кружочками обвела все места, где он делал это. Смотрите, все кружочки почти на одинаковом расстоянии от рабочего поселка. Мы его «на живца» возьмем. Я буду по вечерам вокруг этого поселка бродить; рано или поздно он обязательно клюнет! Тут-то я его…

– Мы его, – встрял Викентий.

– Ну ладно, мы, мы!.. Тут-то МЫ его и возьмем!

Что ж, надо отдать должное, план был вполне реалистический. И Юрий наконец дал добро.

* * *

Теперь каждый вечер повторялось одно и то же. После работы Полина красила губы Катиной губной помадой, надевала Катину каракулевую шубку, чтобы злодей клюнул уж наверняка (все жертвы маньяка были хорошо одеты и с накрашенными губами), после чего уходила из дому. Через пару минут следом за ней выбегал Викентий, и оба они отсутствовали до полуночи. Но в течение двух недель возвращались ни с чем, усталые и злые. Только на третью неделю клюнуло…

* * *

Полина вбежала радостная:

– Дядя Юрочка, тетя Катенька, мы поймали его!

Следом вошел Викентий, волоком таща здоровенный мешок. В мешке что-то шевелилось и жалобно попискивало.

– Принимайте подарочек! – с этими словами Викентий вывалил из мешка тщедушного человечка со связанными руками и кляпом во рту.

Юрий спросил:

– Уверены, что это он?

– А то! – Полина вытащила у него изо рта кляп, который в расправленном виде оказался шелковым шарфом. – Вот этим шарфиком меня и душил.

– Хорошо, я вовремя подоспел, – вставил Викентий.

– Ага, а то бы я сама не справилась, – усмехнулась Полина и прикрикнула на пленника: – Стоять надо, когда люди с тобой разговаривают!

– Вставай, гад! – приказал Викентий и поднял его за шиворот.

Теперь человечек стоял, поросячьи глазки его затравленно бегали по сторонам.

– «Девушка, позвольте вас проводить, а то места тут неспокойные», – передразнивая его, прокудахтала Полина. – А ножичком вот этим хотел меня потом раскромсать? – Она помахала в воздухе большим кухонным ножом. – И других девушек им же кромсал? Признавайся, гнида!

– Подожди, Поленька, – остановила ее Катя, – надо же все по порядку.

– Да, да, – подтвердил Юрий и мягким голосом обратился к пленнику: – Так вот, любезный, хотелось бы сперва знать, кто вы такой и что вас подвигло на подобные деяния.

Он нарочно взял этот интеллигентный тон: при подобном обращении такие типы сразу наглеют и много болтают. Некую роль тут должны были сыграть и его очки: при виде очкариков типы почему-то в особенности распоясываются. И он не ошибся.

Человечек вскричал:

– Права не имеете! Кто вы такие, чтобы вот так вот с людьми?! Я требую, чтобы меня развязали.

Юрий закивал согласно:

– Конечно, милейший, развяжем, со временем развяжем непременно. Однако вы пока не ответили на мой вопрос. Для начала – на первый: кто вы?

– Чурилло Василий Афанасьевич. Между прочим, депутат районного совета. – В его осанке появилась некоторая горделивость. – И поэтому я требую…

Так же мягко Юрий его перебил:

– Потом, потом. Требования – это потом. Покуда же, Василий Афанасьевич, ответьте на второй вопрос: что вас толкнуло на все эти подвиги?

Человечка понесло. Он заговорил торопливо:

– Я очищал мир! Да! Очищал! От таких вот напомаженных краль! Не место им на нашей советской родине!

– Можно я ему вмажу? – тихо спросил Викентий.

– Ни в коем случае, – так же тихо ответил Юрий. – Послушаем-ка, послушаем…

Пленник явно услышал его слова и, кажется, воспринял их как одобрение. Голос его наполнился правотой.

– Я всегда очищал мир от тех, кому не место в нем! От врагов народа, от беглых раскулаченных! У меня грамота есть от НКВД! Я член ВКП(б), между прочим! И судить меня может только наш справедливый советский суд!

– Будет тебе суд, – пообещала ему Полина. – Не совсем, правда, советский, но уж точно – справедливый.

Тот взвизгнул:

– Я прошу оградить меня от этой дамочки! Она еще ответит за нанесение побоев депутату райсовета!..

Что-то еще визжал – снова о заслугах своих, о грамотах, об очищении мира. Юрий, не особо вслушиваясь, думал о другом: да, решение о реанимации Тайного Суда было правильным. Ну схватила бы когда-нибудь наша доблестная милиция этого подонка (что тоже еще вилами по воде писано), ну дал бы ему наш советский суд, учитывая все его грамоты и билет члена ВКП(б), лет пять, не шпион же, не враг народа. А таким, как он… Вот уж кому воистину не место…

Визг его уже порядком надоел, и Юрий совсем уже другим тоном приказал Викентию:

– Заткни его.

Викентий быстро затолкал пленнику в рот кляп все из того же шарфа. Теперь депутат мог только вращать глазами, которые опять наполнялись ужасом.

Юрий сказал Викентию:

– Обустрой там, в подвале, все для заседания. Как управишься, так и начнем.

* * *

Заседание началось около полуночи. Викентий все обустроил как положено – возвышение для судей, перед ним – стул для обвиняемого, сбоку – место для палача. Когда Юрий, Катя и Полина спустились в подвал, трясущийся член ВКП(б) уже сидел, привязанный к своему стулу, а Викентий встречал их в красном палаческом колпаке. Катя вынуждена была смириться с тем, что на изготовление этого колпака ушла красная скатерть из гостиной: Викентий все-таки сумел настоять на том, что без колпака никак нельзя, без колпака это будет не заседание, а черт-те что. Ладно, чем бы дитя ни тешилось…

После того, как судьи расселись, Викентий вытащил изо рта подсудимого кляп, и тот сразу же запустил свою заезженную пластинку про спасение родины от всяческих элементов. Судьи слушали молча, палач сидел на своем месте, неподвижный как изваяние, и в эти минуты удивительно был похож на своего покойного приемного отца, тоже палача Тайного Суда и тоже Викентия.

Когда подсудимый иссяк, судьи переглянулись и лишь молча кивнули друг другу. Да, случай был бесспорный.

Юрий встал и произнес:

– Подсудимый Чурилло, решением Тайного Суда вы приговариваетесь к смертной казни.

– Нет! Вы не имеете пра… – завизжал было тот, но Викентий уже затыкал ему рот кляпом. Затем приподнял свой колпак и вопросительно посмотрел на судей, ожидая положенного в заключение слова.

– «Палка»?.. – спросила Полина у Кати и Юрия. – Или «веревка»?.. Нет, лучше «камень», правильно?..

Катя поморщилась:

– Ах, оставь ты этот детский сад. Лично мне надоели эти игры в Средневековье.

Васильцев был с ней согласен. Ну их к шутам, эти дурацкие традиции!

– Просто отведи его куда-нибудь подальше да и пристрели, – сказал он Викентию. – Можешь не закапывать – спишут на нахаловских урок.

Полина приняла такое решение вполне спокойно, а вот Викентий смотрел на него укоризненно, с явным недовольством. Возражать, впрочем, не решился. Вздохнув, снова напялил свой колпак и потащил трясущегося приговоренного из подвала наверх. Когда судьи тоже поднялись, ни Викентия, ни его жертвы в доме уже не было.

Минут через десять откуда-то издали донесся чуть слышный звук выстрела.

* * *

А на другой день Полина вернулась с работы какая-то немного не в себе, сразу было видно – случилось что-то. На все расспросы Кати и Юрия она поначалу только отмахивалась, но, когда они проявили настойчивость, сдалась все-таки.

– Наверно, мне просто показалось… Показалось, что я увидела издали одного человека… Но нет, померещилось, конечно! Наверняка он давно уже сдох!..

На вопрос, что за человек такой, нехотя ответила:

– Какая вам разница? Ну, допустим, Слепченко его фамилия… Нет, ошиблась, похоже – лицо совсем другое… Разве только походка…

Юрий не нашел сил признаться, что уже слышал эту фамилию, иначе заодно пришлось бы признаться, что он когда-то подслушал их с Викентием разговор. Да, да, тот самый Слепченко, Слепень, ее мучитель! Могла, впрочем, и обознаться, а привиделся он ей из-за того, что она слишком часто вспоминала о нем.

– Но к вам это не имеет никакого отношения, – добавила Полина и ушла в свою комнату.

Тут она ошибалась. Это очень даже имело к ним отношение. Да какое!..

Но только без заглядывания в будущее иди-ка это знай.