Читать книгу Злой октябрь - Вадим Сухачевский - Страница 15

***

…с прискорбием сообщить о трагической гибели одного из лучших журналистов России, публиковавшегося под инициалами N. N. Подлинное имя его Иван Петров-Разумный.

…не считаясь ни с какими опасностями, проникал туда, куда был заказан путь малодушным…

…в том числе и его последнюю публикацию, касающуюся Королевства Нищих и Империи Помоек…

…с переломанным позвоночником, не в силах шевельнуться, был заживо съеден крысами. К груди его была приколота записка: «Уроды не мы, ты сам урод! Ыш абарак бузык!»

…Светлая память о нашем товарище…

(Дальше оборвано. – Ю. В.)

(Продолжение)

Едва Лежебоко упомянул про Луку и Фому, холодок пробежал по моему телу. Однажды мне довелось-таки повстречаться с этими монстрами по делам Тайного Суда (не стану сейчас рассказывать, что за обстоятельства привели к этой встрече), и скажу тебе – не было более страшных мгновений в моей жизни.

– Вы что же, видели кого-то из них? – спросил я.

– То-то и оно! С глазом на брюхе. Брр, мерзость!

– Не могли ошибиться?

– Какие уж ошибки! И видел, и слышал. «Ыш абарак бузык!» – это что, ошибка, по-вашему? Да и чему удивляться? Уж кому нынешний Питер и может быть люб – так это им!

– Да, тут вы правы, – согласился я. – Но против этой силы мы беспомощны, так что лучше и не думать. Давайте пока – о более насущном: как быть с Ледневым? Просто пристрелить его практически невозможно, он все время в окружении какой-то шайки – то ли своих однопартийцев, то ли просто нанял какой-то сброд. Помните судьбу нашего палача Цыганова и двух заседателей? То же и нас ждет, если попытаемся приблизиться к нему. Поэтому считаю все-таки мой план – раскрыть его как осведомителя перед его же революционной братией – наиболее эффективным..

– Ну что ж, – вздохнул Лежебоко, коли иначе нельзя, давайте хоть так будем действовать… Вы, однако, вижу, о чем-то задумались?

– Да, – кивнул я. – Чтобы нам поверили, нужны совершенно бесспорные доказательства.

– Например?

– Ну, например, личная подпись Леднева под его донесением в Охранку… Но увы, это уже из области чистых мечтаний.

– Не вижу повода для пессимизма, это дело вполне выполнимое.

– И кто ж вам даст такую бумагу?

– Никто не даст. Так мы и просить не будем. Сами возьмем.

– Где?!

– Где лежит – там и возьмем. В Охранном отделении.

– Вы с ума сошли!

– Напротив – пребываю в самом здравом рассудке. Хоть она и Охранка – только ее самою сейчас никто не охраняет. Придем ночью и заберем все, что нам нужно.

– Хороши ж мы будем, если попадемся на грабеже, – сказал я. – Один – судебный следователь, пускай даже в отставке, другой – присяжный-поверенный. А уж что в газетах понапишут!

– Так вы что, против?

– Нет, отчего же, – ответил я, – напротив – целиком «за». Вы правы, нынче такое время, что это вполне даже выполнимо. И когда же вы полагаете провести ограбление? (Ах, слышал бы кто-нибудь из моих подзащитных то, о чем говорит с судебным следователем их адвокат!).

– А чего долго тянуть? Нынче же ночью и провернем это дело.

На том мы и порешили с какой-то хлестаковской «легкостью в головах необыкновенной».

Сейчас, когда пишу эти строки, уже сгущается вечер, и опять по городу зажигаются зловещие костры. Кто там, у этих костров? Революционисты? дезертиры? простые бродяги? А может, налетевшие на измученный город, как мухи на мед, люди Луки и Фомы? Иди знай!..

Через час мы с Лежебокой, как говаривали мои подзащитные, «идем на дело». О том, чем оно закончится, напишу завтра, если благополучно ноги унесем. А сейчас, пока есть время, расскажу тебе еще об одном сегодняшнем происшествии, случившимся с нами – и не потому, что оно как-то связано с остальными событиями, а просто хочу добавить еще один штрих к описанию тогдашнего Петрограда.

Обладая лишь ничего не стоящими листами с керенками, Лежебоко уже месяц перебивался с хлеба на квас, и я, решив накормить его по-человечески, позвал следователя в ресторан. О том, что такой поход может оказаться опасным, я еще не знал, поэтому удивился его вопросу:

– Вы из своего браунинга хоть раз стреляли?

Должен без лишнего хвастовства сказать, что стреляю я отменно. С трех уроков научился попадать в алтын с десяти шагов. Говорят, это – врожденное; может, и у тебя когда-нибудь проявится. В общем, вместо ответа я, почти не целясь, снял пулей нагар со свечки; опасаться было нечего – на грохот выстрелов в этом городе давно уже никто не обращал внимания.

– Что ж, – сказал Лежебоко, – в таком случае, можно и в ресторан.

Сам он вложил в карман такой же, как у меня, кожаной куртки здоровенный американский кольт 45-го калибра, очень подходивший к его богатырской комплекции, с тем мы и отправились из дому.

..……………………………………………………………………

Еще один штрих времени – перед входом в ресторан, что на Невском, швейцар, прежде, чем впустить, требовал, чтобы посетитель прежде показал ему деньги, с какими сюда пожаловал. Если у посетителя имелись только керенки, то двое дюжих парней, приставленных к швейцару, вкрадчиво объясняли бедолаге, куда ему с этим мусором следует проваливать. На 250-рублевки нового образца швейцар кривился, но пока что пропускал..

Я показал ему царский «угол»16, и швейцар почтительно сам провел нас в залу. Сразу подбежал половой осведомиться, что угодно господам. Я решил не скупиться и назаказывал уйму всякой снеди, и стерляжьей икры, и уху из осетра, и рябчиков.

Половой обслуживал с подобострастием, как в старорежимные времена, не то что других посетителей. Видно, на такое обхождение имели право только обладатели «углов» и «кать».

Лежебоко накинулся на еду со рвением, любо было на него смотреть! Даже хрящики осетровые сжевывал, было видно, как давно он не пробовал подобных яств.

Когда, однако, дело дошло до рябчиков, случилось то, что он и имел в виду, кладя в карман свой кольт. Дверь распахнулась, и в залу по-хозяйски вошли четверо с красными бантами в петлицах. У меня накопился достаточный опыт в ведении уголовных дел, чтобы и по их рожам, и даже по их весьма характерной походочке понять, что в ресторан нагрянули самые что ни есть «иваны»17, а красные банты их – это так, из бандитского форса. Все четверо держали в руках грозные маузеры.

Половой, столь любезно обслуживавший нас, оказался, как видно, их наводчиком. Он сразу подбежал к «старшому», верно, из «иванов», что-то ему шепнул, указывая в нашу с Лежебокой сторону, и вся четверка тут же двинулась к нам.

Лежебоко толкнул меня под столом ногой, но я и так уже держал в кармане руку на браунинге. У бывшего следователя тоже одна рука легла в карман.

Подойдя к нам, «старшой», здоровенный дылда со шрамом на щеке, прорычал:

– Тугаменты покаж, буржуáзия.

Следом подскочил маленький, почти мальчишка, и визгнул:

– И «лопатники» пущай ложат на стол! Слыхали, буржуáзия?

Лежебоко, – не ожидал от него такой прыти, – очень ловко ухватил «шестерку» двумя пальцами за нос, так, что у того сразу закапала из носу кровь, и спокойно сказал «старшому»:

– Плохо вы воспитали своих людей – наперед батьки в пекло лезут. Так вам что вперед, «лопатники» или «тугаменты»? – И хотя три маузера уже были нацелены ему в лоб, так же невозмутимо продолжил: – Только хотелось бы знать – вы от какой партии будете, товарищ?

– Шлепни его, Иван! Шлепни! Борзой больно! – загнусавил малец с прищемленным носом.

На его писк «старшой» никак не прореагировал, он сказал:

– Мы-то? Ну, из «хреном подпоясанных», мало тебе. Ложи лопатник, тебе сказано, пока в лобешник маслину не получил.

Лежебоко отпустил нос парня и закатил ему такого леща, что тот осел на пол, а сам произнес как-то даже радостно:

– Ну, раз «хреном подпоясанные», тогда иной разговор, – и с этими словами мгновенно выхватил из кармана свой 45-й калибр.

«Старшой», державший свой маузер стволом вниз, не решился его поднять и попятился, я, однако, увидел, что один из их братии, стоявший сзади и заслоненный другими, едва заметно поднимает свой ствол и тихо взводит курок, чего Лежебоко явно сейчас не видел.

В его маузер я и выстрелил из своего браунинга.

Его пистолет упал на пол вместе с оторванным пальцем, прилипшим к спусковому крючку. Раненый завизжал, закрутился волчком, пересыпая свой визг матерной бранью и забрызгивая кровью рядом стоящие столики.

– Так что, гражданин хреном подпоясанный, забирай своих инвалидов и давай-ка отсюда по-быстрому, пока женилку не отстрелили, – посоветовал Лежебоко.

Его совет, подкрепленный двумя нашими стволами, направленными на него, был выполнен незамедлительно. В следующий миг «хреном подпоясанных» уже не было в зале.

Из-за соседних столиков прозвучали аплодисменты в наш адрес. Половой, тот самый наводчик, «на цырлах», как говорят в их мире, снова подскочил к нам:

– Браво, господа! Чего-нибудь еще желаете?

– Еще рябчиков, – сказал Лежебоко, – что-то у меня аппетит разгулялся..

– Айн момент! – Половой упорхнул и в следующий миг снова появился с блюдом, полным дымящихся рябчиков: – Завсегда рады! Угощайтесь, граждане-товарищи.

– Угостимся, можешь не беспокоиться, – ответствовал Лежебоко. – Только не здесь – что-то сквозит у вас тут. Заверни-ка нам эту снедь, заберем с собой.

– Слушаю-с!

Еще миг – и куль с рябчиками был уже у меня в руках. Мы стали подниматься из-за стола.

– Тока с вас… – проговорил половой..

Брови у Лежебоки поднялись.

– Что? – спросил он..

– Двадцать пять рубликов… Да можно и полуимпериальчик… А ежели керенками….

Я уже полез в карман за деньгами, но бывший следователь перебил его:

– Ну-ка, братец, повернись-ка, – попросил он.

Половой беспрекословно повиновался, и тогда Лежебоко дал ему такого пинка ногой в зад, что тот пролетел через всю залу, пока его не остановила встреча со стеной.

Снова послышались аплодисменты, кто-то даже крикнул: «Браво!»

– Ну как, – спросил Лежебоко у трясущегося возле стены полового, – этого полуимпериальчика тебе довольно или до полного империала добавить?

– Никак нет, все за счет заведения, – дрожащим голосом отозвался тот.

Мы двинулись к двери. Перед выходом Лежебоко обернулся и сказал половому:

– Смотри, братец, мы с товарищем сюда еще как-нибудь наведаемся. Узнаю, что ты снова «иванов» наводишь на это заведение, – такой империал от меня грешного получишь – не встанешь уже. – И на прощание так саданул дверью, что сверху труха посыпалась.

Раззадоренные этим приключением и веселые, до дому добрались без приключений – видимо, сами приключения подобного рода теперь опасались нас. Я уже почти не сомневался в благополучном исходе предстоящего нам дела.

Лежебоко, едва мы вернулись, сразу высыпал из куля на блюдо всех рябчиков и предложил мне продолжить прерванный обед. Я, со своей стороны, от продолжения трапезы отказался – хотелось, чтобы мой новый друг наконец наелся всласть. Лежебоко не стал меня уговаривать и приступил к еде с таким усердием, что через десять минут от рябчиков ни одной косточки не осталось..

Теперь можно было и приступить к обсуждению деталей нашего грядущего мероприятия, ограбления, то есть.

Но это обсуждение длилось гораздо меньше времени, чем поедание рябчиков. Лежебоко лишь сказал, что приступим в три часа ночи, что предприятие это нехитрое, тут даже и говорить лишне, и что самое лучшее – это сейчас вздремнуть, чтобы «пойти на дело» со свежими силами. С этими словами он улегся на кушетку, и уже в следующую минуту задал такого храповецкого, какой задают, как у нас считается, только люди с чистой совестью.