Читать книгу Московское сукно - Вадим Загоренко - Страница 4

– Когда-нибудь пробовал кумыс? – спросил Анвар.

– Молоко это скисшее? Нет, не доводилось. А что?

– Да вдруг вспомнил. Странно: в детстве страшно не любил, даже от запаха плохо становилось. А теперь почему-то захотелось…

Они были в пути уже пятый день, стараясь не задерживаться на главных трактах и не останавливаться лишний раз. После побега из деревни их не преследовали, но рисковать не хотелось.

Большая часть поездки прошла в молчании. Подельники оживились только на подъездах к Москве, когда даже на окольных дорогах стало тесновато. После месяца в деревне сама близость к городу заряжала энергией.

– А я ведь так и не спросил, – сказал Василий, – ты откуда родом? Из Казани?

– Почти. Из деревни неподалеку.

– А в армию сам пошел?

– Какое там, – Анвар усмехнулся. – Таскал из барской кладовой еду. Поймали, побили и отдали в рекруты.

– А чего не вернулся, когда сбежал?

– Не знаю, не захотел. По-честному работать уже как-то совсем глупо было. А лиховать там стало тяжелее – когда царица ваша истинную веру разрешила, в губернии все как-то спокойнее стали.

– Понятно. Потом вернуться не хочешь?

– Не знаю, может, под старость, если доживу. Накоплю денег, куплю дом где-нибудь у Волги, рыбачить буду… – Татарин мечтательно посмотрел вдаль. – Начну какую-нибудь живность разводить.

Василий хмыкнул. Он никогда не испытывал особой любви к месту рождения, да и про тихую отставку не думал. В воровской среде вообще редко размышляли о спокойной жизни, которая предположительно должна настать когда-то «потом». Но иногда пофантазировать можно. Где бы он хотел остепениться в старости? В усталую голову упорно лез только один вариант: в бане.

Еще за версту до деревни воры услышали звуки ярмарки: веселые крики, музыку, смех, стук и звон. Вскоре из-за холма показались цветные палатки, прилавки и украшенные лентами столбы. Судя по всему, дело было в разгаре – как раз закончилось обеденное время, народ старался успеть все скупить до вечера.

Василий уже давно не бывал на хорошей ярмарке – то год неурожайный, то болезнь, то дела. Поэтому при мысли о праздничных пряниках и колбасе его живот громко и протяжно заурчал. Анвар услышал этот крик о помощи и не стал упускать возможность:

– Вась, я уже не могу этими твоими сухарями кормиться. Давай заедем и возьмем чего-нибудь вкусного, а?

– Опаздываем, времени нет.

– Я тебе там не поселиться предлагаю, а на час-другой привал. Подкрепимся, отдохнем – дальше только быстрее поедем.

Василий попытался найти еще весомых аргументов против, но не смог. Дорожная еда ему тоже осточертела. А если неправильно и одинаково питаться, то можно крепко заболеть. Как же он будет работать больным? О делах кто позаботится?

– Ладно, но только ненадолго.

Подъехав к окраине, они спрыгнули с лошадей, с удовольствием размялись и привязали животных к дереву. Ушлого вида мужик настойчиво предлагал присмотреть за имуществом за пару копеек – Василий прогнал его вежливым пинком.

– Стой здесь и сторожи, я пойду снеди принесу.

– Да почему я сторожу-то?! – возмутился Анвар.

– Потому что я старший. Будешь хорошо работать – через пару лет тоже командовать будешь.

Повернувшись к подчиненному спиной, Василий уверенно зашагал к центру ярмарки. Честно говоря, в роли руководителя он все еще чувствовал себя неуютно и неловко. Но раз назначили, то нужно привыкать.

Ярмарка расположилась на широкой улице, между рядами добротных чистых изб, и напоминала сложный групповой танец без хореографа. Человек двадцать толпились у одной палатки, где шла самая жаркая торговля, предлагали самые любопытные товары или просто стоял самый веселый продавец. Когда в другом месте становилось интереснее, толпа кочевала туда. Но их место сразу занимали новые группки из семей, дружеских компаний и просто праздношатающихся покупателей. Веселая теснота поддерживала сама себя.

Потолкавшись у нескольких прилавков, Василий не смог выбрать что-то одно и выпытал у прохожих дорогу к местной пекарне. Минуту поколебался у бочки с пивом, но пересилил себя и взял квас. Скоро можно будет разгуляться, но не сейчас.

Пекарня – маленький каменный дом – стояла на краю улицы, где шум ярмарки становился чуть тише. Внутри у старой печи в полудреме сидела дородная женщина в расцвете сил.

– Здрасте, хозяйка. Снедь на продажу имеется? – спросил Василий.

– Караваи есть вчерашние, кулебяки со свиньей сегодняшние, – лениво ответила женщина.

– Давай две кулебяки. И заверни их.

Василий с показательной небрежностью бросил на стол десять копеек. В два раза больше цены кулебяк. Но хозяйка не впечатлилась – просто сгребла монеты и полезла в корзину у печи. Московских и подмосковных женщин вообще было сложно впечатлить, даже из низкого сословия.

– Ты откуда? – спросила она, заворачивая первую большую румяную кулебяку в платок. – Городской?

– Нет, я просто проездом. Красиво у вас гуляют, не смог не заехать. Отмечаете чего-то?

– Отмечали на той неделе – сама царица велела. Турков же побили в Крыму! Или татаров, или еще кого-то, я не поняла. Но гуляния добрые были, людей понаехало. Теперь вот купцы их доят.

– Молодцы, сообразительные.

Хозяйка безучастно пожала плечами и протянула кулебяки Василию. Тот посмотрел на ее румяное лицо и задумался. Он давно не общался с женщинами. Эта была не то чтобы писаной красавицей, зато здоровой и походила на одинокую вдову. Хороший тип, приятный. С искушениями ведь как: чем дальше, тем им сложнее сопротивляться…

– Посмотрите на эту шельму. Только приехал – сразу по бабам.

Василий резко развернулся. В дверях стоял высокий худощавый мужчина в черной рубахе с вызывающе ярким желтым поясом. Квадратное лицо обрамляла такая же квадратная черная короткая борода. Маленькие и весело блестящие глаза выглядывали из-под скрывавшей лысину шапки.

– Какой же ты черт мерзкий, – поморщившись, ответил Василий. – Везде грех усмотришь.

– Знаю, куда смотреть. – Филька Костяной широко улыбнулся.

Воры обнялись. Они не виделись почти год. Василий успел соскучиться по этому странному, всегда подвижному лицу.

С Филькой он был знаком довольно близко – однажды он тоже входил в артель Резчика. Вместе они провернули пару небольших, но прибыльных дел, не раз сидели вместе на попойках. Костяной был веселым, бодрым, даже по-своему остроумным.

Но что-то в его манерах настораживало, заставляло подозревать какую-то подлость. Веселиться с ним было легко, но расслабиться почему-то не получалось. Делу совсем не помогали истории о прошлом Фильки – мол, до прихода к Резчику он успел поработать со многими ворами в Москве. Каждое партнерство заканчивалось ссорой, а иногда и дракой из-за мелочного предательства. Сам Костяной подобные слухи яростно опровергал, но меньше их от этого не становилось.

– Ты только с дороги? – спросил Филька, выходя из пекарни. – Где бывал?

– На югах работал, – уклончиво ответил Василий. – Я с Анваром был, он тут недалеко ждет.

– А, татарин этот? Слышал про него, но так и не видел. Познакомишь?

– Давай в другой раз – мы к атаману торопимся, сюда только вот за провизией заехали. Ты-то чего здесь?

– А у меня здесь предприятие одно. – Филька криво улыбнулся. – Скоро начинаем. Пойдем, посмотришь – еще и заработаешь.

– Нет, я сейчас работать не буду…

– Так в том и дело – работать не нужно, деньги из воздуха! У меня там бой кулачный, договорной. Я тебе говорю: верняк, обогатишься из ничего. Пойдем, пойдем! И татарина своего захвати, тоже разживется!

Не планируя слушать возражения, Филька потянул знакомого обратно в центр ярмарки. Василий думал вырваться, но что-то в нем сломалось. Пиво не взял, к женщине не полез. Если и от денег на пустом месте откажется, то можно уже и в монастырь идти. Да и Анвар какое-нибудь развлечение заслужил, если по совести размышлять.

Под бодрые крики ярмарочный люд выстроился в неровный пестрый круг. Крестьяне, купцы и пара попов с нетерпением ждали представления. От торговли их могло отвлечь только что-то очень интересное. А Филька отлично умел наобещать кучу интересного.

– Давайте, люди православные, собирайтесь! – залихватски вопил он. – Битва будет невиданная – трое против одного! Спорить на деньги будем! Ну, не боись, подходи!

Анвар озадаченно озирался вокруг, пытаясь понять, что происходит.

– Вась, а чего мы тут делаем? Что это за хрен?

– Филькой зовут, потом вас познакомлю. Он раньше нашим был, теперь сам по себе ходит. Будет народ развлекать.

Татарин поморщился, но промолчал.

Когда зрители собрались, Филька оглушительно свистнул и махнул рукой куда-то в сторону. В центр круга вышли три молодца. Все были как с лубочной картинки: широкоплечие, лохматые, с длинными, тяжелыми руками, голые по пояс. Толпа одобрительно загудела – на драку таких глыб смотреть всегда интересно.

– Это, люди дорогие, ваши бойцы! Здоровые какие, ух! Я бы таких в плуг запрягал – десять раз поле перепашут!

Парни широко улыбались и щеголяли мускулатурой, стреляя глазами в стремительно краснеющих девушек в толпе.

– А теперь мой боец! – Филька снова свистнул.

После короткой паузы из толпы почти вывалился старик в пыльных штанах и рваном кафтане неопределенного цвета. Его кожа была похожа на кору: темная, потрескавшаяся, сухая. С круглого лица свисали длинные седые усы и клочковатая борода. Перегаром от него разило на несколько шагов.

Старик стоял покачиваясь, жмурясь на солнце. Зрители начали недоуменно переговариваться. Трое богатырей были растеряны.

– Почтенные господа, перед вами Прокопий Арсеньев, – объявил Филька. – Ветеран многих войн, был везде – от Германии до Урала. От славной армии российской его освободили по старости, но боевой дух в нем не погас. И я готов с вами всеми биться об заклад, что он по очереди положит каждого из этих вот парней!

Тишина на ярмарке сменилась взрывом хохота и улюлюканья. Не смеялись только Василий и Анвар, подозревавшие неладное. Кто-то тыкал в старика пальцем и смеялся, кто-то сердито сплюнул и ушел.

– Да-да, точно вам говорю: всех троих побьет и не вспотеет! – распалялся Филька. – Кто иначе думает – давай сюда деньги! Если не прав окажусь, то сразу верну в два раза больше! Ну, кто готов? Давайте, куда мне бежать-то?

Филька сорвал с головы шапку и вызывающе выставил ее вперед. Толпа подутихла, хотя многие продолжали хихикать и качать головами. Делать ставки никто не торопился. Филька повернулся к Василию. Тот быстро все понял и вышел вперед.

– Рубль против твоего хрыча! – громко заявил Василий.

– Принято, коли побьют его – отдам два! – задорно ответил Костяной.

– От меня тоже рубль! – сообразив, крикнул Анвар.

– Вот, люди готовы за счастьем погнаться! Остальные, не стесняйтесь!

Зрители снова засмеялись.

– Ты что, чудной? Ему помирать пора, какие драки! – крикнул кто-то. – Наши парни его в пыль втопчут, еще и тебе достанется!

Воодушевленные чужим примером, люди потянулись вперед, бросая в шапку монеты. Филька широко улыбался, не скрывая своего торжества. Закончив сбор денег, он отошел к краю толпы и крикнул бойцам:

– Ну, ребятки, чего стоите? В бой, только чур по одному! Кто деда положит – тому бутылку поставлю!

Первый парень – блондин со сломанным носом – вышел вперед под оживленные аплодисменты. Подошел к противнику, виновато ухмыльнулся:

– Извини, дед, но раз сам вызвался… Я тебя легонько, не в полную…

Прокопий что-то пробормотал и отвесил блондину молниеносную звонкую оплеуху. Парень отшатнулся, удивленно прижимая руку к щеке. Дед, все еще шатаясь, шагнул вперед и с размаху пнул блондина в колено. Удар был мастерский, прямой. Василий услышал неприятный хруст.

Толпа ахнула, замерла. Парень застонал, медленно замахнулся. Дед был быстрее и бросился вперед, орудуя кулаками и локтями. Череду ударов по ребрам и в живот он завершил еще одной пощечиной. Блондин жалобно вскрикнул и упал.

– Первый лег! – провозгласил Филька. – Давайте следующего!

Вторым на дело пошел веснушчатый рыжий. Этот был посерьезнее и решил не рисковать. Он сразу бросился на старика и ударил его кулаком прямо в плоский нос. Прокопий даже не попытался защититься – просто принял удар и отлетел в сторону, приземлившись на зад. Зрители засвистели, захлопали в ладоши. Василий покосился на Фильку – тот был абсолютно спокоен.

Рыжий сплюнул и побежал заканчивать свое дело, уже занося лапищу для нового удара. Дед неторопливо встал, в последний момент вильнул в сторону и бросил землю в лицо противнику. Пока тот рычал и прочищал глаза, Прокопий вскочил ему на спину и начал сосредоточенно бить парня по затылку, по ушам и по шее.

Рыжий пытался дотянуться до старика, метался из стороны в сторону, как пытавшийся сбросить непрошеного наездника конь. Но все напрасно – Прокопий вцепился в здоровяка мертвой хваткой. Через минуту рыжий сдался и рухнул на колени.

– Второй тоже готов! – задорно крикнул Филька. – Ну, третий, на тебя вся надежда!

Последний боец был чернявым и самым молодым из тройки. Сделав выводы из ошибок предшественников, он вышел осторожно, защищая корпус и лицо поднятыми руками. Прокопий перевел дыхание и ухмыльнулся.

– Молодец, хорошо на ногах держишься, – сказал он голосом, похожим на скрип старого колеса на дороге.

Парень не отвечал, продолжал приближаться, перескакивая с ноги на ногу.

– Не разговариваешь, дух сохраняешь… Правильно делаешь. Только на камень-то не напорись. – Прокопий ткнул пальцем в землю перед оппонентом.

Чернявый опустил взгляд на секунду. Этого деду хватило, чтобы подлететь и ударить парня прямо в глаз. Толпа взвыла. Даже Василий поморщился. Грязно ветеран дерется. Получается, конечно, хорошо, но грязно.

Дело кончилось быстро. Чернявый еще пытался отбивать быстрые выпады старика, но с одним глазом много не навоюешь. В конце концов парень просто вскинул руки, ругнулся и сел на траву.

– А вот и третий сдулся! – Филька сунул шапку с деньгами в карман и развел руками. – Извиняйте, люди, уговор есть уговор, ставки я забираю. Зато какую красоту увидели, внукам рассказывать будете!

Зрители недовольно загудели. Одни пошли помогать побитым. Другие пристально смотрели на Костяного. Василий тоже поймал на себе пару недобрых взглядов.

– Ребятки, давайте поедем куда-нибудь еще отмечать, – шепнул Филька. – А то здесь как-то невесело уже.

Забрав лошадей и побитую жизнью повозку Фильки, они поспешно ретировались. Погони они не заметили, но в соседней деревне все равно решили не задерживаться. С крестьянским правосудием шутки плохи.

Зато к отмечанию подошли с размахом. Филька купил колбасу, хлеб и солидный кувшин с самогоном. Первым к нему приложился отдыхавший после драки Прокопий. Затем пахнущая грушами емкость перешла к остальным. Проехав еще пару верст на север, компания остановилась и расположилась на обочине, рядом с полем ржи.

Солнце уже приближалось к горизонту. Раскинувшееся рядом поле ржи приятно пахло и тихо шелестело на ветру. Василий глубоко вздохнул. Приятно иногда от дел отвлекаться.

– Красиво дерешься, Прокопий, – сказал Анвар. – Как научился?

Молчавший почти все поездку старик встрепенулся и с подозрением посмотрел на татарина, будто впервые заметив его.

– А ты кто такой? – проскрипел он.

– Меня Анваром зовут. Я вот с этим, длинным, – это Вася.

– Ага… Вы из лихих?

– Может быть. – Анвар улыбнулся. – Как догадался?

– Да у вас на лбах написано, знаю вашу породу. – Старик еще раз приложился к кувшину и непринужденно расположился под деревом. – А драться научился как все – упражнялся.

– Я раньше таких талантов не видел, – отметил Василий. – Как ты так удар держишь?

– Бог благословил. С детства крепким был – матушка говорила, что меня как-то осел лягнул. После этого боли уже и не чувствую. Однажды, когда служил, меня пруссак штыком проткнул – вот тогда нехорошо было. Но ничего, встал сразу, дал ему в ухо, а потом…

– Замечательная история, потом расскажешь, – перебил Филька. – Господа хорошие, посчитал наши заработки – получайте свои доли. Вам по одной десятой.

Василий получил два рубля. Он ни на секунду не сомневался, что его обдирали, но спорить не хотелось – настроение было слишком приятным. Вечер был теплый, где-то вдалеке запели птицы.

К наступлению сумерек компания расправилась с едой и кувшином. Самогон оказался мягким на вкус и усыпляющим. Прокопий сдался раньше всех – старик вытащил из повозки старый выцветший солдатский мундир, накрылся им и свернулся калачиком под кустом. Воры тоже чувствовали себя не слишком бодро.

– Вась, давай завтра доедем, – с трудом выговаривая слова, произнес Анвар. – Меня рубит страшно.

– Да сколько можно, мы уже опаздываем, – лениво запротестовал Василий.

– Значит, утром рано встанем и поедем.

– Вот ведь… Ладно, я тоже не могу уже. Но ты первый в дозор.

– Почему я-то?!

– Мы уже обсуждали, забыл?

Анвар прошипел что-то на татарском, но все же занял наблюдательный пост у телеги. В поле шелестели колосья, воздух был тяжелым и сладким. Филька подпер голову кулаком и задумчиво посмотрел на Василия:

– Бросал бы ты это дело, пока не поздно.

– Какое?

– На Бориса Смехоченко шестерить.

Василий фыркнул. Так атамана Резчика уже давно никто не называл.

– Почему это?

– Времена уже не те. Нынче на государство наскакивать опасно. Помнишь Антона Пастуха?

– Помню, конечно. Давно его не видел.

– А вот уже и не увидишь. Он в феврале со своими завод на Урале почистил. Через пару дней всех его ребят солдаты взяли.

– Всех? – Василий даже вздрогнул от неожиданности. – Как так?

– Вот так. Подкараулили и одних перестреляли, других повязали. Сам Пастух еле смылся, попробовал у нас спрятаться, потом все равно схватили. – Филька нахмурился. – И так со всеми будет, рано или поздно. Даже полицейские другие стали: половина не хочет «совесть продавать», а другие начальников больше бедности боятся. За всеми следят, всех прищучат скоро. Прошли дни вольного разбойства в России.

– Поэт какой. И чего тогда делать?

– В городе осесть, там дела вести. Сейчас в городах все деньги. Ты ведь тоже московский, да? Останься тут, заведи свое предприятие – намного спокойнее, чем на дорогах гулять.

– Ага, пока еще один Каин не появится.

Филька возмущенно фыркнул и сплюнул.

Больше тридцати лет назад вор Ванька-Каин заставил московский сыск работать на себя. Он здорово перетряхнул лихой народ в городе, отправив сотни под арест или в бега. Но других он защитил и обогатил. Удача его длилась недолго – вскоре его самого отправили на каторгу. Но в Москве Ваньку до сих пор вспоминали либо как героя, который мастерски обманул закон, либо как последнего предателя, который сдавал своих.

– Нет уж, такие раз в сто лет случаются. Я вот еще с Прокопием поезжу – да и запишусь в третью гильдию.

– И чем торговать будешь?

– Какая разница?! Сейчас купцам хорошо – при дворе вдруг решили, что их больше нужно. Давай со мной? Я сейчас в Сыромятниках проживаю, у вдовы одной. Она богатая, с приличным домом, совсем по мужскому вниманию истосковалась… Смекаешь?

– Да хватит уже подлости говорить. – Василий ухмыльнулся. – Смекаю. Только я ведь ни продавать, ни товар выбирать не умею.

– Ну и ничего. Ты ведь молодой. Тебе сколько, годов двадцать пять? Научишься всему быстро.

Почему-то в этот момент Филька выглядел очень честным, с большой теплой улыбкой. На пару секунд Василий даже задумался – может, правда пора сменить работу? Но потом он вспомнил, почему не любит надолго оставаться в Москве.

– Не знаю, не сидится мне здесь, – уклончиво ответил он.

Филька разочарованно вздохнул и пожал плечами.

Солнце почти закатилось, воздух холодел. В темноте поле казалось совсем бесконечным и приобрело странный синеватый оттенок. Птицы постепенно затихали, вместо них заговорили сверчки.

– Костяной, а ты когда-нибудь про отставку думал?

– Про отставку? – озадаченно переспросил Филька, устраиваясь на повозке.

– Да, где старость хочешь закончить?

– Ого, какой вопрос… Не знаю, где-нибудь в своем доме. Может, с семьей, а может, просто сироту к себе возьму – я в жен как-то не очень верю. А, и лошадей хочу разводить.

Василий расстроенно свистнул. Даже у таких подлецов приличные планы на старость. Разводить лошадей… Хорошая мысль, нужно запомнить.

Вскоре вся компания заснула. Анвар забыл о своих обязанностях дозорного и тоже провалился в сон.

Через пару часов мимо прошел задержавшийся на лесорубке крестьянин. Заметив пухлые мешки на повозке и сравнительно приличную одежду спящих, он подумал рискнуть и что-нибудь стянуть. Когда он подкрался близко, Василий перевернулся во сне – из-под его куртки показались рукояти пистолета и ножа. Крестьянин подумал, расстроенно сплюнул и пошел дальше по дороге.