Читать книгу Танкист - Валентин Александрович Егоров - Страница 5

Под вечер эту гигантскую колонну русских военнопленных немцы начали разбирать на отдельные команды. Сначала от колонны отпочковывались целые и большие, до тысячи человек, группы военнопленных, которые сворачивали на другую дорогу и исчезали в пелене пыли, поднимаемых ногами людей. Когда колонна остановилась на ночь, то гигантское колхозное поле, на котором расположились военнопленные, оказалось радиофицированным. Время от времени из репродукторов над полем проносилось:

– Aufmerksamkeit, die Soldaten, желающие поработать на овощебазе, проходить für die Ausrichtung zum Leiter des Befehls.

С земли поднимались военнопленные красноармейцы и шли в сторону, откуда им махал маленький немец, знаток русского языка. Таким образом, медленно и верно русские военнопленные растаскивались по разным местам и временным лагерям для пленных красноармейцев.

Прошка своим сельским знанием немецкого языка из разговора двух унтер-офицеров, проходивших неподалеку от него, понял, что командир немецкой дивизии, взявшей столько военнопленных, сейчас находится в бешенстве, в его дивизии не оказалось ни продуктов, ни воды для такой массы народа. Вот он и связался с командирами других немецких дивизий, вдруг которым потребуется бесплатная физическая сила для решения насущных вопросов.

В этот момент из черных репродукторов вдруг послышалось:

– Внимание пленным русским солдатам, срочно требуются танкисты для ухода за танками!

Ноги сами подняли тело Прошки Ломакина и понесли его к красноармейцу, который держал микрофон в руках. На это приглашение к танкистам откликнулось человек пять-шесть, не больше.

– Ну, и хорошо, парни, что вас танкистов так мало, больше жратвы каждому достанется. За вами, вот тот толстенький фельдфебель приехал! Der Sergeant-Haupt Herr, dieser ist Ihr Befehl. Kann es wegnehmen!

Подошедший фельдфебель неожиданно заговорил на хорошем русском языке:

– Хватит тебе трепаться, язык без хребта, как и твой хозяин. Почему так мало пленных, мне три десятка танкистов нужно! Плохо работаешь парень…

– Извините, господин фельдфебель, как вы просили, так я и объявил по радио, но пришло только шесть человек.

– Значит, плохо людям объяснил. Дай микрофон, я сам объявление сделаю, рыло немытое.

Через минуту над полем с военнопленными послышался голос немецкого фельдфебеля:

– Господа, бывшие солдаты! Одному танковому учебному центру требуется команда, члены которой будут помогать немецким мастерам, ремонтировать захваченную вражескую технику и убирать помещение. Питание три раза в сутки, нормированное.

Красноармейцы в общей толпе тяжело поднимались с земли и шли на регистрацию в команду. Прошка, стоял в сторонке и внимательно наблюдал за всем вокруг него происходящим. Когда набралось человек тридцать добровольцев из военнопленных, то толстый фельдфебель удовлетворенно хмыкнул, но в этот момент с земли поднялись еще трое раненных, за которыми Прошка давно уже наблюдал и никак не мог разобраться в том, кто же они были по военной специальности. Но парни, несмотря на свои ранения, вели себя независимо и обходились без чужой помощи, помогая друг другу. Один из этих красноармейцев имел ранение в голову. Видимо, серьезное, так как сам плохо держался на ногах. Двое других имели ранение в плечо и в грудь, но они уверенно держались на ногах и все время помогали бойцу, раненому в голову.

Немецкий фельдфебель, было, дернулся этой тройке навстречу, чтобы не допустить ее в свою формирующуюся команду. Но увидев танковые петлицы одного из раненых бойцов, остановился и, повернувшись к Прошке, приказал:

– Ну, а ты, салабон, помоги этим парням. Если с ними что-либо произойдет, то тебе будет плохо в первую очередь!

Вскоре другой немец подогнал старенький грузовичок Опель-блитц, открыл его задний борт и приказал, пленным собравшейся группы забираться в кузов. Но первому же ринувшемуся в кузов красноармейцу, Прошка сунул кулак по нос и мрачно сказал:

– Обождь, сначала раненых погрузим!

И сам он сильно удивился вдруг наступившему уважительному молчанию. Сначала ловко вспрыгнул в кузов сам, а затем попросил ребят по-очереди передавать ему раненых. Раненого в голову уложил вдоль кабины, а его товарищей посадил на лавки таким образом, чтобы они имели возможность помогать друг другу. Только после этого и остальные военнопленные заполнили кузов грузовика, но сидячих мест на лавках всем все же не хватило. Примерно, одной трети пришлось остаться на ногах, держась руками об обрешетку кузова для брезентового тента, но в тот момент самого тента не было. Прошка решительно поднялся на ноги и прошел назад к заднему борту грузовика, уступив место красноармейцу, выглядевшему совсем изможденным и больным человеком.

Фельдфебель, ни слова не говоря, открыл кабину и сел на пассажирское место рядом с водителем, Опель-блитц тут же тронулся с места. Прошка стоял и обеими руками держался за верхнюю обрешетку, в этот момент он видел только убегающую из-под грузовика дорогу и столб пыли, поднимающийся от его колес. На полном ходу и, не останавливаясь, они проскочили какой-то городок. Уже на выезде с большим трудом Прошке удалось рассмотреть поврежденный взрывом снаряда дорожный указатель «Л.да». Не трудно было догадаться о том, что это был небольшой белорусский город Лида и что их грузовик направляется в Литовскую Советскую Республику. Совсем уже начало смеркаться, когда грузовик по сохранившемуся бетонному мосту перемахнул широкую реку. Неман, сонно подумал рядовой Ломакин, который, не смотря на то, что на отлично сдал курс школьной географии, сейчас был способен только на то, чтобы из всех названий литовских рек вспомнить название этой великой литовской реки. К полуночи все пленные красноармейцы в кузове грузовика крепко спали, образовав переплетенную между собой свалку из человеческих тел. Никто из них не видел огни литовских городов, проносящихся за бортом немецкого грузовика.

Прошка Ломакин с громадным трудом, ему ужас как хотелось спать, поднял веки глаз, чтобы сообразить, что грузовик прибыл на конечную остановку своего путешествия. Опель-блитц с выключенным двигателем стоял у какого-то серого здания в несколько этажей, окна которого, словно не было войны, светились электрическим светом.

– Як добре, ležeboki, відновлення і один проходять в казарми руками, підняті. Там ви шукали і якщо знайшли, продовжує а спати. І якщо ви знайти щось не точне, rasstrelâem на місці! Крім того, Бадж собака лайно!⁴

Прошка проследил за тем, чтобы с ранеными парнями обошлись бы должным образом, чтобы особого вреда не причинили. Украинские мужики с какими-то желтыми повязками на рукавах особо злобными личностями себя не проявили, они, как и пленные, страшно хотели спать в это столь раннее утро, поэтому особо не молотили прикладами направо и налево. Прошка опять-таки последил за тем, как пришли еще шесть украинцев, уложили на носилки и куда унесли его подопечных раненых. Только после этого он с чувством исполненного долга отправился спать вслед за своими товарищами по плену. Когда он появился в общей спальне, то очень удивился тому, что это помещение прямо-таки взято из ставшей ему родной армейской казармы.

Следующим утром рядовой Ломакин проснулся первым. Он был из тех людей, которые ложились спать пораньше и просыпались с первыми лучами солнышка над горизонтом. Вот сегодня Прошка и проснулся. Как только первые лучи солнышка показались над горизонтом. Полежав и поворочавшись на своем топчане, Прошка натянул рабочую робу в форме комбинезона и вдруг вспомнил, что этот комбинезон имеет некоторые устройства, пока еще не известные в этом мире, плеер CD, радиоприемник на чипах, и небольшой планшет компьютер Ай-пэд. Он хотел было с утра послушать хорошую музыку, но вспомнил, что во время Великой отечественной войны не было ни всемирной информсети, ни музыкальных радиоканалов. Он решил также пока не включать радиоприемник, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания.

Поднявшись на ноги, Прошка хотело немного прогуляться и осмотреть место, куда они ночью прибыли. Но все двери в помещении были загромождены ящиками и столами, закрыты на громадные амбарные замки. Только одна дверь функционировала, но ее охраняли сразу три украинских охранника, которые, якобы, ни слова не понимали по-русски. При приближении Ломакина, они начинали шевелиться, направляли на него свои винтовки и вполголоса говорили:

–Не добре, що ти, хлопець може спокійно сидети. Крім того, від оттути!

А через грязные и во многих местах разбитые стекла трудно чего можно было разглядеть, аллея и какие-то небольшие серые здания по обеим ее сторонам. Несколько зданий скучковались на центральной площади, они были добротными, но какими-то злыми и нехорошими, как показалось Прошке Ломакину. Но, больше всего парня поразили, стоящиеся в отдалении, какие-то вышки с пулеметами, уж очень они что-то Прошке напоминали. Однажды в школе он целую книгу о концентрационных лагерях прочитал, в которых содержали, мучили и убивали юных коммунистов. Так, вот эти строящиеся вышки были очень похожи на пулеметные вышки того концентрационного лагеря.

В этот момент на одной из дорожек появился толстенький фельдфебель, который с улыбкой на губах направлялся к их зданию. По этой улыбке, и по вальяжной походке, можно было бы судить о том, что эта немчура была довольно своей службой и жизнью. Издали заметив появление лейтенанта, фельдфебель мгновенно изменил на деловое выражение своего лица. Сделав несколько строевых шагов, он по стойке смирно замер перед лейтенантом. Тот небрежно кивком головы ответил на приветствие вытянувшегося перед ним фельдфебелю и что-то негромкое тому произнес. Выслушав лейтенанта, фельдфебель ловко щелкнул каблуками начищенных до гуталинного блеска ботинок и произнес нечто вроде того:

– Яволь, господин лейтенант!

В этот момент по всей этой непонятной территории разнесся сигнал общей побудки, подаваемый горном. Военнопленные за спиной Прошки начали просыпаться и, разыскивая свою одежду, одеваться в армейском темпе. Но в какой-то момент этого процесса парни вдруг вспоминали о своем положении военнопленного и что им некуда спешить. Они тут же замедляли темп процесса одевания, а некоторые даже застывали под грузом тяжких размышлений. Впервые на многих лицах молодых красноармейцев Прохор Ломакин увидел растерянность и нерешительность. Эти парни покинули дом и пошли служить в армию, чтобы бороться за всеобщую революцию во всем мире, за счастливое будущее человека, как вдруг, совершенно неожиданно для себя, оказались пленными в руках врага. Многие из них даже не получили в руки винтовки, чтобы хотя бы один раз выстрелить в сторону врага.

Прошка стоял у окна спальни казармы и, развернувшись лицом к своим товарищам по несчастью, пленным красноармейцам, внимательно наблюдал за поведением и переживаниями своих новых товарищей. Неожиданно громко проскрежетал ключ в замке одной из дверей, справа от Прошки, и в помещение казармы на свободное место прошел толстенький и опять улыбающийся, вечно довольный собой немецкий фельдфебель, которого на этот раз сопровождали несколько солдат вермахта с оружием в руках.