Читать книгу Среди льдов далёкой планеты - Валентин Беляков - Страница 12

Вернувшись в свою комнату, я обнаружил приколотую к двери записку, гласившую: «пора нам прекратить общаться. Давно хотела Вам признаться: во тьме ночной, при свете дня, Вы адски бесите меня». Не очень-то и хотелось – подумал я. Не я начал этот срач, не мне его и заканчивать. Я с самого начала понял, что она не вполне адекватна, хотя начиналось всё неплохо.

Я вспомнил, как однажды она в своей раздражающей манере ворвалась ко мне в комнату и безапелляционно заявила:

– Ты сегодня идёшь со мной кататься на роликах.

– У меня нет роликов, – сонно ответил я (в ту ночь забыл о времени и лёг только под утро).

– Мы одолжим роликовые коньки моего отца, – снова она перешла на этот высокопарный слог, – их можно регулировать по размеру, и они ему всё равно не нужны. Он никогда со мной не катается.

– Едь одна, – буркнул я. Я бы и без неё нашел, чем себя занять, – ты же у нас самодостаточная и независимая личность.

– Во-первых – «поезжай», а во-вторых – одной мне надоело.

– Ну, погуляй с тем куном, с которым ты обсуждала разрыв пространственно-временного континуума, – я вдруг вспомнил, как стал свидетелем её сумбурного диалога ещё в день своего приезда. Она помолчала несколько секунд, явно не понимая о чём я.

– Ах, вот ты о чём. Но это же просто шутка. Я не с кем не говорила. Я просто иногда так развлекаюсь, разыгрывая всех, кто готов верить в эту дичь.

– Делать что ль больше нечего?

– Пошли кататься!

– Да что ты пристала ко мне! – разозлился я, – я даже не умею!

– Вот в чём дело… – разочарованно вздохнула она. Я уж было понадеялся, что она отстанет. Не тут-то было! – Это несложно. Я тебя научу.

В конце концов, меня всё же смыло на улицу волной её энтузиазма. Поначалу я чувствовал себя довольно глупо. Если бы не защита на запястьях, локтях и коленях, я бы к тому же изрядно ободрался, оставив кровавые следы на свежем чёрном асфальте приусадебных дорожек, потому что количество падений исчислялось десятками. Моё тело словно восстало против меня, ни в какую не желая двигаться в нужном направлении или хотя бы держаться вертикально. Однако Сэм оказалась на удивление терпеливым учителем. Только сперва она лихо и нетерпеливо ездила вокруг меня, давая бестолковые советы. Затем убрала свои ролики в спортивную сумку и взялась за дело всерьёз.

Через пару часов у меня стало неплохо получаться, и мы поехали в сторону длинного пологого спуска, берущего своё начало у ворот усадьбы и ведущего к старой пригородной дороге, по которой, по словам Сэм, уже почти никто не ездит. Сэм рассказывала мне о других видах спорта, занятиях и хобби, которыми она начинала увлекаться, но затем забрасывала. У меня сложилось впечатление, что она ничего не может довести до конца. Она пояснила, что в основном это её отец пытался сделать её разносторонне одарённой, какой когда-то была её покойная маман. В итоге ей это наскучило и, после долгих скандалов, она бросила большинство дополнительных занятий и с чистой совестью забыла почти всё, за исключением катания на роликовых коньках и ещё пары мелочей. Я же, в свою очередь рассказал, как поступил несколько лет назад по настоянию маман в одну сильную экономическую школу, но продержался там всего год, после чего с треском вылетел. На это она только пренебрежительно хмыкнула.

Я заметил, что наклон этого спуска весьма обманчив – в середине пути я по инерции набрал приличную скорость, и приходилось то и дело притормаживать. Но Сэм это, похоже, не волновало: она пронеслась мимо меня на сверхзвуковой скорости и вылетела на проезжую часть, не вписавшись в крутой поворот. Кое в чём она ошиблась – по дороге всё же кто-то ездил. Послышались гневные гудки, и на несколько секунд её мелкая проворная фигурка скрылась за кузовом небольшого грузовика. У меня невольно вырвался невнятный вскрик. Мысленный взор уже нарисовал её изуродованный труп.

Через мгновение я увидел Сэм, сидящую на противоположной стороне дороги прямо на тротуаре. Я осознал, что тоже сижу на земле, после того как упал, потеряв равновесие. С трудом поднявшись, я словно во сне доехал до ближайшего перехода и добрался до неё. Долбанутая (к счастью, только в переносном смысле) по-прежнему сидела на асфальте и истерично смеялась.

– Совсем тупая? – упавшим голосом спросил я.

– Я просто не умею тормозить, – ответила она, взглянув на меня обалдевшим мутным взглядом, – да ладно, я была почти уверена, что проскочу! Процентов на сорок…

И снова этот тупой смех. Мне захотелось ей врезать.

– Погашенная ты об стену! Чтоб я ещё хоть раз куда-нибудь с тобой поехал – да никогда в жизни! – проворчал я, переобуваясь. Несколько минут мы молчали. Я подумал, что она тоже сильно перепугалась. Вот и отлично. Не будет в следующий раз…

– Пошли к морю, что ль? – почти жалобно спросила она. Я безразлично пожал плечами, хотя внутренне обрадовался. Мы вернулись на территорию особняка и уже через двадцать минут добрались до моря.

– Оно почти всегда холодное, только в середине лета и можно купаться несколько дней. Совсем не курортное. Зато есть пещеры и скалы смотри какие красивые, – трещала Сэм, – как-нибудь можем полазить по пещерам!

– Эмм… Нет, спасибо. Там наверняка полно всяких тварей.

– Каких, например?

– Ну, насекомых там, пауков. Терпеть их не могу.

Скалы оказались действительно зачётные. Их грубые первобытные откосы были цвета поверхности Марса, какой её изображают в научно-фантастических фильмах. Иногда попадались светлые прожилки, и скалы становились похожи на громадные куски сырого мяса. Этот суровый безжизненный пейзаж будоражил воображение. На конце далеко вдающегося в море мыса, который разграничивал две соседние бухты, возвышался старый давно не работающий маяк. Его потрескавшаяся кладка из больших красных кирпичей, казалось, росла прямо из скалы.

– Хочешь посмотреть маяк! – воскликнула Сэм и, как я понял, это был даже не вопрос. Она вприпрыжку побежала по неровной разбитой тропе, протянувшейся по хребту мыса, легко преодолевая перегородившие её в некоторых местах глыбы. Я едва поспевал за ней.

Маяк оказался в совсем запущенном состоянии: межэтажные перекрытия обвалились, оставив лишь редкие брёвна, торчащие кое-где из каменных стен как гнилые почерневшие зубы. По сути это был только внешний скелет маяка, словно раковина моллюска или панцирь краба. Но Сэм всё равно взобралась на него – настолько высоко, насколько вообще возможно – несмотря на разбитые коленки и ободранные пальцы. Она выглядела максимально довольной. Я, как ни странно, тоже не был разочарован прогулкой. Сэм попыталась приобщить меня к своему миру, пусть и такими эксцентричными способами. Она и вправду не умеет тормозить…

Я всё ещё стоял у дверей, задумчиво сжимая в руках записку, когда спиной почувствовал её присутствие.

– И что это за хрень? – устало спросил я.

– Эпиграмма, – победоносно заявила она.

– Какая, на хрен, эпиграмма?! – это было настолько глупо, что даже не смешно.

– Прошу, не разводите драму. Поймите, оскорбленья в прозе разят не глубже чем занозы. Они присущи лишь задротам, как Вы, плебеям, идиотам, что так убоги и скучны.

Я был сбит с толку, но всего на несколько секунд. Так значит, это война. Ну, хорошо же!

– Как низко с Вашей стороны! – зарифмовал я, – и столь же плоско… Прям как Вы!

– Всё. Не сносить Вам головы! – запальчиво ответила она. Я не знаю, почему мы внезапно перешли на «Вы», и долго ли будет продолжаться эта импровизированная пьеса, но отказываться от словесной дуэли было уже поздно. Как раз в это время горничная бальзаковского возраста сообщила нам, что ужин уже подан. Озадаченно оглядев нас обоих, она спросила, всё ли у нас в порядке, и как прошёл наш день.

– Приятных впечатлений бездна. Убейтесь, будьте так любезны, – выпалила Сэм, обращаясь скорее ко мне. Так мы и спустились в столовую, продолжая пререкаться. Иногда ответ рождался сам собой, но чаще его приходилось сочинять по несколько минут, так что диалог шёл с задержками, во время которых мы успевали даже немного поесть, не переставая, впрочем, сверлить друг друга яростным взглядом.

– Какая гневная тирада! Сарказм порой не лучше яда, – театрально вздохнул я.

– Вам за мудачество награда.

– Весьма обидно.

– Как я рада! Я… – она напряженно задумалась, и я поспешил воспользоваться этим:

– Ну же, завершите строчку! Нельзя же здесь поставить точку, обречь её на увяданье, как все другие начинанья.

– Уж лучше не закончить что-то, чем быть…

– Изнеженной свинотой?

– …Чем быть бездейственной амёбой, с позором выгнанной с учёбы!

Мы явно задели друг друга за живое данными необдуманными выпадами. Бедный господин Бертольд недоумённо переводил взгляд с меня на Сэм и обратно.

– Сестрёнка, Вы…

– Братишка, ВЫ…

– Мне жаль, что я Ваш брат!

– Увы! И мне не льстит родство с плебеем. Я от презренья цепенею, заслышав только глосс Ваш! Пойду, пожалуй… – Сэм вскочила из-за стола, бросив недоеденный ужин, и решительно направилась прочь из обеденной залы.

– Бон вояж! – бросил я ей вслед. Мой голос растворился в раскатистом хлопке двери. Затем я, как ни в чём не бывало, доел и тоже ушёл, оставив Бертольда в одиночестве. Ему оставалось только недовольно хмурить брови и гадать, как и почему он попал в эту жалкую пародию на шекспировскую пьесу. Немая сцена. Занавес.

Пока Девочка Без Тормозов отлучилась на вечернюю прогулку, чтобы немного остыть, я пробрался в её комнату в поисках загадочного тетраэдрического передатчика. Я бы никогда не нашёл его, если бы он сам не подал голос. Я наклонился, приподнял край ковра и обнаружил часть доски, выпирающую на пару миллиметров. Голос звучал едва слышно и очень глухо, но явно оттуда. Я с трудом выцарапал доску и мне открылся небольшой тайник. Я достал шкатулку, не больше спичечного коробка, сдвинул доску на место и хотел было поправить ковёр, но тут снова раздался голос. Я заметил, что он отличается от того, что я слышал накануне. Более высокий, но будто слегка простуженный. Я даже не понял, принадлежит он парню или девушке.

– Кто-нибудь слышит меня? – требовательно повторил он.

– Д-да… – почему-то от этого голоса становилось не по себе.

– Постарайся ответить на один простой вопрос. Как называется этот мир?

– Чегось?..

– Проклятье! – человек с той стороны, похоже, терял терпение, – планета, на которой ты живёшь, как она называется?!

– З-Земля, – я всегда начинаю слегка заикаться, когда волнуюсь.

– У вас всегда лёд?

– Нет. Только зимой. Хотя, смотря где. А где-то вообще не бывает… – я постарался ответить как можно более точно и развёрнуто на столь неожиданный вопрос, но голос прервал меня:

– Всё ясно, – послышалось короткое шуршание, словно устройство передали из рук в руки, затем они ещё что-то говорили, кажется, к ним даже присоединился третий голос – женский. Но я не мог быть уверен в этом, потому что из коридора раздались лёгкие шаги. Я понял, что убежать уже не успею, так что сунул пирамидку в карман пончо и в панике нырнул в пафосный платяной шкаф. Там висела куча рубашек, футболок, толстовок, были даже блузки, юбки и платья, хотя я даже представить не мог Сэм в одном из них.

Затаив дыхание, я вслушивался в возню, доносившуюся снаружи. Вначале я ещё надеялся, что это всего лишь горничная зашла прибраться, но это однозначно была Сэм – слишком уж по-хозяйски непринуждённо звучали её действия. Только бы она ушла! Но что, если она ляжет спать? Смогу ли я незаметно улизнуть, или мне придётся прятаться здесь всю ночь?! От этой мысли мне поплохело.

Через некоторое время она собралась ложиться спать. К тому времени прошло, наверное, часа два, и мне порядком надоело прятаться в неудобной позе: я лежал на полу шкафа, на спине, так что одежда свисала мне на лицо. К счастью, сбоку была прибита перегородка, высотой как раз со стенку гроба, так что даже при открытых дверцах меня можно было увидеть только сверху, если раздвинуть многочисленные шмотки. Оставалось надеяться, что Сэм не придёт в голову взглянуть вниз.

Дверца со стороны моей головы распахнулась, и я зажмурился, а когда открыл глаза, увидел бледный плоский животик Сэм – она была одета только в нижнее бельё и тянулась к верхней полке за пижамой. Несмотря на весь ужас своего положения, я машинально отметил, что она не совсем уж фанерка, а затем подавил мечтательный вздох умиления. Мне вдруг отчаянно захотелось протянуть руку и погладить её по животу, так как это один из самых сокровенных моих фетишей, или что-то вроде того – называйте как хотите. Но это было бы равноценно самоубийству, всё равно что почесать нёбо пиранье.

Дверца захлопнулась, и я почти вздохнул с облегчением, но через несколько мгновений раздался голос Сэм, спокойный, но подозрительно звонкий, словно полный затаённой ярости.

– Вылезай уже. Ты совсем кретин, если думал, что я тебя не замечу.

Я несмело вылез из шкафа. Я чувствовал себя полным идиотом и готов был провалиться сквозь землю.

– Ну, давай. Скажи что-нибудь в своё оправдание, – говорила она отрывисто, почти не глядя на меня.

– Это с-совсем не то, о чём ты подумала… Я хотел посмотреть…

– Ясно, понятно.

– …Посмотреть ещё раз на тот странный передатчик.

Она задумалась на мгновение. Лицо немного смягчилось.

– И как, нашёл его?

– Нет.

Взгляд девушки инстинктивно метнулся вниз, к краю ковра. Краю, поправить который я так и не успел.

– М***к, ты спёр его!!! С***дил мой волшебный передатчик!!! Вот урод!!! – зарычала она, бросившись на меня, – УБЛЮДОК, ТЫ УКРАЛ МОЕГО ДРУГА!

От неожиданности я не удержался на ногах и упал навзничь, к счастью, пушистый ковёр смягчил моё падение. Сэм всё ещё кричала на меня и пыталась задушить, она явно разозлилась не на шутку. «Совсем неадекватная, – подумал я, – она ж меня убьёт!».

Маман не раз говорила мне, что девочек бить нельзя. Но никто не запрещал обездвиживать их в целях самообороны, тем более, если они агрессивные истерички. Ярость прибавила ей сил, но я был гораздо тяжелее, так что после долгой борьбы мне всё же удалось оказаться сверху и придавить её к полу. Она отчаянно пиналась и отвешивала мне оплеухи, но, в конце концов, я и руки её к полу прижал.

И именно в этот самый момент из коридора раздался встревоженный голос Бертольда: «Сэмми, с тобой всё хорошо?!», дверь распахнулась, и почтенный джентльмен шагнул в комнату.

Воцарилось оглушительное молчание.

Быстрее всех опомнилась Сэм. Она весьма реалистично скривилась, будто сейчас заплачет и воскликнула:

– Папа, Курт пристаёт ко мне! Он до меня домогался!

Я был настолько ошеломлён, что не мог даже пошевелиться.

– Отойди от моей дочери, немедленно, – холодно сказал Бертольд. То же леденящее кровь спокойствие, в глубине которого спрятана ярость, словно лезвие в чупа-чупсе. Я медленно слез с Сэм, встал и попятился. Конечности не слушались меня, словно в кошмарном сне. Девочка Без Тормозов вскочила, бросилась к нему и порывисто прижалась, глядя на меня исподлобья. За натуралистичные всхлипывания ей можно было вручить «Оскар».

– Теперь я бы хотел выслушать твою версию произошедшего, Курт.

«Я нашёл устройство связи, соединённое с другой планетой, но Сэм не дала мне его посмотреть, потому что считала человека из другого мира своим другом. Мне было любопытно, и ещё я обиделся, что она ударила меня, так что я решил выкрасть его. Я нашёл тайник Сэм, как вдруг она вернулась, и я решил спрятаться в шкафу. Когда всё раскрылось, мы подрались», – именно так прозвучал бы правдивый ответ. Поэтому я промолчал. Тем более я всё равно не смог бы вымолвить ни слова – челюсти словно свело судорогой от стыда.

– Иди пока в гостиную или библиотеку, Сэмми. Не бойся – завтра он уедет отсюда.

Сэм выскочила из комнаты. Я и вправду слышал издевательский смешок, или мне показалось?.. Бертольд подошёл ко мне. Мне казалось, что он выше меня на добрых пол метра.

– Ты подонок, ты знал об этом, Курт Марш? – спросил он всё с тем же ошпаривающим бесстрастием, – завтра ты уберёшься из моего дома. Навсегда, – за этими словами последовал мощный удар в скулу. Кулаком, а не открытой ладонью, разумеется. Должно быть, в молодости этот джентльмен занимался какой-то борьбой, потому что бить он умел. Черепная коробка словно взорвалась от боли, и я упал, как подкошенный, временно ослепнув и задыхаясь. Я боялся, что он ударит меня ещё, но он стремительно покинул комнату, на удивление тихо прикрыв тяжёлую дверь.

Вот и сказочке конец. Как только смогу встать – поплетусь паковать вещички. А пока мне остаётся лишь корчиться на полу, плача от боли и бессильной обиды.