Читать книгу Лабиринтофобия - Валентин Беляков - Страница 4

Когда я очнулся, кабина не двигалась. Во мраке горела лишь одна кнопка, которую я поначалу принял за чей-то оранжевый глаз. Слабо вскрикнув и испуганно проморгавшись, я разглядел, что то, что я принял за ромбовидный зрачок, как у осьминога, оказалось всего лишь схематичным изображением двух стрелок, направленных в противоположные стороны. Вздохнув с облегчением (вздох прозвучал уж очень похоже на всхлип), я нажал на кнопку. Двери открылись. Готов поклясться, что когда я мельком оглянулся, уходя, кнопка-глаз всё же подмигнула мне…

А впрочем, какая разница? Ведь я всё же сумел вырваться из Лабиринта и теперь спокойно шёл по поверхности. К тому же место было знакомым и находилось уже довольно близко от моего офиса. Я кое-как сориентировался и быстро зашагал по оживлённой улице. Таблетки вроде подействовали, но, похоже, меня ещё не совсем отпустило: предметы и люди вокруг казались немного расплывчатыми, а освещение – желтоватым, как при эффекте «сепия» на фотографиях под старину. Я решил не обращать на это внимания и поглядел на небо. Небо как небо: и солнце есть, и даже лёгкие рваные облака. Правда, если всмотреться получше, можно различить странную текстуру небосвода. Голубая поверхность была какой-то… Чёшуйчатой, как древняя потрескавшаяся фреска, как будто состояла из отдельных листочков. Я выругался сквозь зубы и побрёл дальше, решив больше не обращать внимания вообще ни на что, пока не дойду до места. До работы отсюда явно ближе, чем до дома.

Фирма, где я работал, располагалась в красивом невысоком здании конца девятнадцатого века. Мне нравился этот светло-жёлтый четырёхэтажный дом с высокими потолками и белыми колоннами под классицизм. Никаких барочных спиралей, извилистых фасадов и овальных куполов, только чёткие благородные линии, как я люблю. Только сейчас они немного плыли у меня перед глазами. Помимо нашей конторы там находилась скромная библиотека, книжный магазин, кафе и ещё какие-то учреждения. Так что я взбежал по лестнице на третий этаж, по-прежнему уткнув взгляд в землю, чтобы ни у кого не возникло даже мысли со мной поздороваться и явить очередную странность.

Начальника я, к счастью, тоже не встретил. Комната, где мы с Францем работали, вот уже полтора года, встретила меня ароматом кофе.

– Привет, Франц! – с порога окликнул я. Не то чтобы мы были друзьями, но сейчас я был рад видеть знакомое лицо, как никогда прежде.

– Ферри, – кивнул тот от своего стола, не отрываясь от своего занятия. Я было подумал, что он работает за компьютером, но потом увидел у него в руках… Нож. И какую-то квадратную дощечку с квадратной же дыркой посередине.

– Ч-чем занимаешься? – пробормотал я, стараясь не выдать удивления. Мой взгляд буквально приковали его быстро и ловко работающие худые руки. Кажется, он работал над рамочкой для картины или фотографии. Свежесрезанные стружки сыпались прямо на клавиатуру, но его это, казалось, совсем не заботило. Не похоже на Франца: он всегда держал своё рабочее место в порядке.

– Да так, вырезаю рамочки, – подтвердил мою догадку коллега, – сегодня закончил большой заказ раньше срока и решил позволить себе немного расслабиться. Это моё хобби, если ты не заметил.

– Да как-то не обращал внимания… – промямлил я, вешая на крючок в углу ветровку и садясь за свой стол.

– Тебя, похоже, вообще мало интересуют окружающие. Да ты и сам не стремишься открывать душу.

Я хотел было возразить, но тут же осознал, что это наш самый откровенный разговор за все восемнадцать месяцев. В общем-то, он прав.

– У меня просто был довольно тяжёлый период в последнее время, – вздохнул я, – и как, много уже вырезал?

Худой парень пожал плечами и кивнул головой в сторону противоположной стены поверх холстов и альбомов с чертежами. Я взглянул на неё и невольно ахнул. И как я до сих пор не заметил, что вся она увешана лакированными деревянными рамками искусной работы. Прямоугольные, овальные, идеально круглые, бесформенные, из самых разных пород дерева, они были очень красивы и радовали глаз. С другой стороны, что-то в них было не совсем правильное… Немного грустное даже. Точно, они же все пустые! В рамки обычно вешают что-то.

– Так много… Ты не пробовал их продавать?

– Пробовал, но почему-то спрос на них небольшой.

У меня мелькнула мысль, что рамочки Франца были даже слишком хороши. На их фоне любые фотографии смотрелись бы пресно, банально и прозаично.

– Может, тебе попробовать делать более самостоятельные произведения? Я имею в виду статуэтки или какую-нибудь утварь?

Франц уставился на меня тёмными глазами, слегка навыкате. Я что, сказал что-то настолько невероятное?

– Ферри… Эта идея просто… Ты… – пробормотал он. Руки молодого человека нервно сжались, но я продолжал слышать звук скребущего по дереву ножа, хотя в руках Франца ножика больше не было. Меня это, если честно, напрягало. – Мне теперь даже не нужно вырезать середину из рамки – рамка и будет картиной! Всем будет казаться, что это лишь странная аранжировка, внешняя оболочка. Что мои произведения пусты, нелогичны и не содержат никакой мысли, – мне кажется, Франц немного увлёкся, потому что я не имел в виду что-то настолько сложное, но решил поддержать разговор:

– Ну, главную мысль не обязательно выставлять на всеобщее обозрение, это же не басня, – осторожно вставил я.

– Верно! Идея будет в само́й нелогичности. Всем будет казаться, что я работаю на первом уровне, ничего не вкладывая, но, может, кто-нибудь догадается, что нужно смотреть на несколько уровней выше… Если не пытаться сразу осмыслить целое, а просто наслаждаться процессом восприятия, то постепенно мои произведения сами откроют созерцающему свои секреты… И как раньше до этого не додумался, живя в Абсурде!

– Эм… Что? – Я, конечно, любил поболтать об искусстве, но последняя фраза меня смутила.

– Кстати, сколько сегодня? А то я совсем зрение посадил за этим компом. – Франц указал на прибор, висящий на стене сзади меня, напоминающий часы с маятником. Но это были не часы: какие-то чашечки, как на аптечных весах, непрерывно качались, наверху вращался маленький вентилятор с лампочкой в центре, а вместо циферблата белело окошко с надписью «14%».

– Четырнадцать процентов, – машинально ответил я, чувствуя, как холодные усики паники медленно обвивают грудную клетку. Этого прибора не должно здесь быть. Он странный.

– Низко для этих мест. Скорее всего, это из-за тебя, Ферри. Зато ты более настоящий.

– Чем кто? – пискнул я. Голос отказывался повиноваться. Из-за спины Франца доносился скрип уже двух или трёх ножей.

– Чем другой Ферри. Думаю, то был лишь актёр, потому что если в Лабиринте и есть настоящий абсурдный ты, то смотреть нужно гораздо глубже…

– З-знаешь, Франц, – осторожно начал я, поднявшись из-за стола и потихоньку пятясь к двери, – я тоже вчера закончил с одним заказом, работы сегодня не очень много, босса вроде нет…

Глаза коллеги всё ещё лихорадочно блестели, но он уже перешёл в своё обычное малоподвижное и спокойное состояние. По крайней мере, для того Франца, которого я знал, это состояние было обычным.

– …А ещё я не очень хорошо себя чувствую, так что, пожалуй, выйду полчасика погулять. Вот.

Я схватил с вешалки свою ветровку, на ощупь повернул ручку входной двери и выскочил в коридор.

– Не особенно разгуливайся, скоро будет дождь! – предупреждающе крикнул Франц мне вслед. Но мне было всё равно. Я выскочил на улицу, залитую светом с эффектом «сепия», прищурился на рыжеватое солнце и мог легко смотреть на него, не моргая.

«Нужно срочно бежать к моему психотерапевту. Он наверняка знает, как мне помочь», – умоляла одна часть меня.

«Но это не будет настоящий психотерапевт, – обречённо шептала другая, – здесь всё ненастоящее, ведь я всё ещё в Лабиринте!». Конечно, глупо было думать, что он так легко отпустит меня, раз уж так долго охотился! Я быстро зашагал прочь от здания, пытаясь сообразить, что делать.

Подождите-ка… Решение было настолько очевидным, что я не догадался сделать это ещё тогда, в метро: нужно ведь просто позвонить! Я снял рюкзак и достал мобильник из бокового кармана. Включил его и набрал номер, заметив, что пальцы слегка дрожат. Гудки звучали тревожно, а вскоре сменились на переливчатый звон колокольчиков.

– Здравствуйте, это я, Ферри Лорен. Я сейчас на работе, помните, я сообщал вам адрес? – затараторил я в трубку. – У меня странная просьба, вы не могли бы меня забрать отсюда и отвезти ко мне домой или туда, где проходят наши сеансы? Потому что я чувствую, что не в состоянии, у меня, похоже, обострение. Те симптомы, похожие на галлюцинации…

Я остановился, потому что меня насторожило, что психотерапевт не отвечает. Он даже не поздоровался со мной, что странно. Странно.

– Может, начнёш-шь соз-здавать? – раздался из трубки шипящий голос. Я сдавленно вскрикнул, отдёрнув телефон от уха, будто тот раскалился. На экране красовалась большая зелёная надпись «15%». Не соображая, что делаю, я швырнул гаджет на тротуар. Он разбился со звонящим звуком, словно стеклянный.

Что-то легонько хлестнуло меня по щеке, заставив подпрыгнуть от неожиданности. Это оказался всего лишь лист цветной бумаги. Я поднял его с тротуара и рассмотрел. Обычный лист голубой бумаги, с краю которого была напылена белая краска, будто краешек облака. Небо и облако… Откуда он здесь взялся? Я услышал ещё три коротких шороха неподалёку и оглянулся. Ещё три голубых листа. Я устремил взгляд на небо, и там оказалось то, чего больше всего боялся: рваное серое пятно, как если бы кто-то оторвал кусок обоев с потолка. Его можно было бы принять за тёмную тучу, но оно быстро расширялось.

Улицу наполнил шорох, похожий на порыв ветра в осеннем лесу. Голубые листы усыпали уже весь тротуар и дорогу, которая успела полностью опустеть, пока я был в офисе. Листы бумаги мягко складывались в стопки, но улица имела небольшой наклон, поэтому они тут же рассыпались и, шелестя, скользили вниз. Когда бумажная река стала глубиной мне по колено, я понял, что с трудом стою на месте, сопротивляясь её течению. Небо стало почти полностью серым, но «дождь» продолжался. Я с огромным трудом пробивался сквозь бумажный вихрь обратно к зданию, где была наша (ну, похожая на неё) фирма: там, по крайней мере, безопасно! Несколько бумажек порезали мне щёку и руки, и поток тут же унёс капли свежей крови.

Вновь поднимаясь на третий этаж, я чувствовал себя как выжатый лимон. Я слишком устал, чтобы паниковать и даже удивляться.

– Я же тебе говорил, – проговорил Франц при виде меня, пригладив ладонью и без того прилизанную причёску. Из-под ладони тут же снова встопорщились две очень тонкие и длинные пряди, похожие на усики насекомого. Они странно дополняли оттопыренные уши.

– Я буду звать тебя «Странц». Потому что ты как Франц, только очень странный.

– Как хочешь, – пожал плечами коллега, – ты, видимо, не собираешься задерживаться здесь?

– Да уж, вряд ли. Мне нужно со всем разобраться, пока все ещё относительно под контролем.

– Ты, мне кажется, слишком оптимистичен на этот счёт… Но раз ты скоро уходишь, то хорошо, что я поспешил. Я кое-что сделал для тебя, Ферри.

Странц развернулся ко мне спиной. То есть у обычного человека на этом месте была бы спина, а у Странца – широкое сегментированное брюшко и две пары тонких членистых лапок. Вместо затылка было ещё одно лицо, или скорее мордочка. С огромными золотистыми глазами, состоящими из фасеток, и угрожающими на вид жвалами. В верхней паре лапок Странц держал маленький деревянный квадратик на тонком шнурке.

– Что это? – Я тактично воздержался от криков ужаса, обмороков и всего такого.

– Это в благодарность за твою идею, – донёсся голос человеческой половины Странца, – я попытался сделать её цельной, но по привычке проделал маленькое отверстие, так что это тоже рамочка. Первый блин комом, не так ли? Но я подумал, что ты сможешь носить её на шее. Кстати, у тебя кровь на щеке.

– Спасибо, – растроганно ответил я, принимая из лапок медальон и с неподдельным любопытством разглядывая его. Сложнейшие фрактальные узоры на дереве напоминали соты. Очевидно, его сделала насекомоподобная половина Странца. Что ж, я рад, что благодаря моей идее он сможет задействовать весь свой потенциал. Я стёр капли крови с лица и надел медальон на шею поверх ветровки.

Я был весь в бумажных обрезках, а карманы заполняло конфетти. Вытряхнув остатки «дождя» на коврик перед дверью (где они начали стремительно таять, одновременно окрашивая его в голубой цвет), я снова сел за компьютер. Работать я, разумеется, не собирался – какой смысл, если уже понятно, что всё это симуляция, к тому же довольно топорная. Или не симуляция, а что-то вроде искажённого отражения реальности. Один словом, Лабиринт.

– Ты выглядишь подавленным. Может, чаю? – предложил Странц.

– Не откажусь.

– Чёрный или зелёный? Или синий?..

– Чёрный! – поспешно ответил я. Мне требовалось взбодриться и уж точно не требовалось ещё больше странности.

Странц повозился с чайником и вскоре принёс мне самую обычную на вид чашку и подал, к моему удовольствию, руками своей человеческой половины. Чай действительно был чёрным. Он походил на чернила или мазут, только не оставлял чёрных следов на стенках.

– Спасибо, – только и сказал я и поднёс чашку вплотную к лицу. Оттуда на меня приветливо глядел Чашечный Друг.