Читать книгу Человекоферма. История строительства нашего общества, написанная по совести - Валентин Маэстро - Страница 2

Германия. Александр прилетает в Берлин.

Прибыл и словно из подвала темно-мрачного вышел, поднялся в комнату светло-красивую и чисто прибранную. Опешил: видит перепад, величиной с пропасть, между уровнем культуры постсоветских республик и немцев.

«Вижу, как будто нарисованные, идеального качества, с непривычной гладко – ровной поверхностью дороги.

Смотрю в другую сторону и восхищение переполняет меня: великолепные строения-гиганты. На них броско – разноцветные в многообразии цветов неоновые, динамичные, бегающие по стенам зданий рекламы.

Огромные, крытые магазины, занимающие целые кварталы. Здесь можно приобрести все, что желаешь и более того: даже то, о чем и не знаешь. Обслуживание уважительное и доброжелательное. Все продумано в мельчайших деталях для блага клиента.

Видится главенство мысли всюду.

Повсеместная чистота и вежливая улыбчивость встречных.

Улыбки доброжелательные женщин-прохожих и мелькает вопрос в уме у меня: «Неужели все они намекают, что целоваться и боле желают со мной??? У нас – так редки улыбки…»

Свобода самовыражения, что проявляется даже в открытом наличии домов терпимости.

Удивительно тихое общение на улицах и разумная дисциплинированность. Каждый знает что можно и чего нельзя…»

По прибытию сюда, вне Александра сменилось окружение и внешне он сам уже был такой же как все, но внутри себя он не мог утихомирить клокочущее недовольство.

«Чиновники в стране нашей каждым действием своим, ложью, словно кнутом невидимым стегают оголенное тело общества справедливости, каким видел его я, хочу видеть его я…»

Неприятие этих действий – постоянного обмана – отталкивает Александра от них. Бросает прочь от неправды. Кидает в горящий нетерпением поиск чистоты, красоты…

Он уходит, убегает от одного внешнего, что дает разочарование, к другому человеку, предмету, явлению. Обращается к многообразию внешнего мира в отчаянной надежде найти здесь, в этой смене-перемене совершенство или, хотя бы, приближение к нему… Надеется, но опять оказывается в таком же, по сути, подобном окружении…

Поездка в другую страну – это тоже было нечто новое и обещало изменение.

Когда Саша был еще дома, разочарование захватило в плен его чувства после разговора с Майей, а факт о грандиозном обмане народа государством в лице чиновников был подобен предательскому удару сзади. Знание это, болезненным эхом все время отзывалось в нем и напоминало о том, что все начальство приватизационного агентства в его стране – ничтожества.

Постоянное нахождение в таком состоянии вело к потере веры в добропорядочность людей, но, в конце концов, одновременно с этим принесло с собой и надежду. Принесло надежду, успокаивающую шепотом своим, что все будет хорошо и, просто-напросто, быть плохо не может…

Прибытие в Германию и виды явного благосостояния вернули ему веру в приближение счастья. Вернули, но не знает он еще, здесь и сейчас, за что ухватиться, за что держаться, чтобы не потерять, не упустить этот возникший в нем из ниоткуда лучик робко греющего света. Он начинает понимать, что находится сам и мечется внутри некой системы, но не может найти в ней спасительную мощь всеведения. Где она? Не знает. Не знает и бросается, будто в поиске наощупь, от одной новизны к другой…

Александр, внутренне посмеиваясь, смотрит, очередной раз, на смирно стоящих на переходе перед красным светом светофора группами людей.

«Они устроены – настроены не так, как мы. Они другие?»

Немцы, несмотря на то, что на прямолинейной улице даже в самом конце не было ни одной машины, терпеливо дожидались зеленого. Саша, вопреки всем правилам, демонстративно пересекает дорогу на красный…

Все видимое им здесь резко контрастирует с разбитыми в ямах и ухабах улицами, проезжей частью и серостью однообразных построек городов на родине. С обидой вспоминает о недавнем прошлом: пустые полки в магазинах, дефицит на предметы первой необходимости, угрюмые лица встречных на улицах родной столицы. Запрет на свободное чтение книг, на частное предпринимательство.

«Здесь воочию вижу достижения прекрасные в государстве, где главенствует собственность частная, – Санек, думая о пути, по которому идти его стране, лишний раз себя успокаивает. Сочетание капитализма с демократией – к благу ведут.

Демократия – это же власть народная. Правители не понравятся, снимем и других выберем.

Кроме того, узурпации, злоупотреблению властью мешает ее сменяемость, перевыборы. Вот, сам своими глазами вижу страны пример, где обилие всего, что человеку надо.

В банк приходишь и тебе всегда выдадут деньги в кредит. Главное – работай честно и верни с процентами, что взял. Деньги дают. Остается только действовать и свободным станешь не только духовно, но и материально.»

Увиденное в Германии подтверждает правильность подсказываемого и избираемого нами пути.

Прогресс – во всеобщем обилии товаров и размахе глобального, масштабного строительства – в архитектуре и в бизнесе – за границей его родной страны. Люди – довольны, улыбчивы и счастливы, наверняка… Всякий успех зависит только от самого человека… Примеров приводят массу, когда простой бедняк становится миллионером.

Любознательность заставляет Александра объехать достопримечательности Берлина, Кельна… Заменить ему гида любезно соглашается новый знакомый: Даршевский Лазарь – доброжелательный христианин, еврей, эмигрант из бывшего Советского Союза. Параллельно состоялись знакомства и с бизнесменами, и с представителями искусства, политиками. Особо положительное впечатление на Сашу произвел Эдуард Ходос – раввин, убежденный и мужественный борец с сионизмом, еврейским фашизмом…

Прибывает во Франкфурт – на – Майне. Впервые в жизни оказывается в современном аэропорту, где не выходя на улицу можно отправиться куда угодно на машине, поезде, самолете.

Мчатся по городу легковушки, едут автобусы, спешат люди… Движение, мелькание света на улице…

Многоголосие и разноязычие, пестрота и разноцветность окон, афиш театров, указателей к музеям.

Все это обилие, как сухая губка влагу, впитывает его тоскующее по многообразию, замученное ограничениями и запретами сознание, жаждущее свежей информации.

Здесь тоже слышен набат

Вечером Александр бродит один в центре города по ярко освещенной светом фонарей, реклам, витринами магазинов пешеходной улице.

Вглядывается задумчиво в окружение. Проходя мимо старинного дома даже не удивляется, когда вдруг чувствует, что воображение переносит его опять, будто втягивает энергией этого здания, в глубину веков прошедших.

Переплетаются там, то сливаясь, то разъединяясь деяния, одинаковые по сути своей, двух великих кланов: Клопшильдов и Вошьфеллеров. Одинаковые по цели, в мыслях и действиях.

Видит Александр их и ощущает как некий голос, словно колокольным набатом ритм сердца его ускоряет, предупреждает о несоответствии видимого благополучия и сути жизни.

Слышит безмолвное эхо, что носится в атмосфере общества, где все, на деле, устроено вопреки Совести.

Пророка призыв, словно птица в неволе, бьется как в клетке, где прутья – запреты, законы.

Стучится в двери сердца, где чувства заснули, призывный набат. Ветром, вечно свободным, несомый от неба к земле, звучит он в речениях Скифа потомков. Они, с рабством борясь, из века в век эстафету-факел, светящий греющим пламенем правды, из рук в руки вручают…

Слово Безмолвия – звон колокольный, затихая, словно тает в пространстве…

Вместо него перед внутренним взором возникает картина из близкого прошлого.

Вот, видит Александр маленького шустрого еврейского мальчонку.

Запыхавшись, чуть передохнув, несется тот от одного дома к другому, третьему… Спешит, зная что первому, принесшему хорошую новость, дают деньги. Рвется первым сообщить как можно большему количеству людей о появлении у родственника первенца.

Трясущимися от радости приобретения, суеты и гонки ручонками он хватает очередное дарение и несется дальше.

Это – Майер Амшель Клопшильд, который в пятидесятом году восемнадцатого века от рождества Христова родился во Франкфурте-на-Майне, в гетто, в семье менялы. Отец его давал деньги в рост. Советовал всем евреям давать в своих семьях, как делал он, детям деньги в займы за проценты, чтобы они могли с детства вкусить сладость ростовщичества и заблаговременно приучались им пользоваться.

Там же, тоже в семье менялы, на свет появился Майер Амшель Ротшильд, предок сегодняшних Ротшильдов.

– Удивительно, – поймал себя на новой направленности мысли Саша, – Родители малышам своим дают деньги взаймы под проценты!!! Это что за специалисты такие? Я сыну просто так даю деньги, а в долг и под процент – это кажется кощунством…

Получается, что они воспитывают детей не так, как мы. Но! Если воспитывают на других ценностях, то они, став взрослыми, отличаются от нас, меня.

Ростовщики – лиходеи не такие как мы? Выглядят также, как все люди… Какое же различие порождает специфика их воспитания?

Странно, что сегодня при значении, которое в нашей цивилизации играют деньги, мы учим наших детей только одной операции с ними – подсчёту.

Никто не учит пониманию, какая фундаментальная разница существует между процессом делания денег и наращиванием реального богатства.

Не объясняют о колоссальном различии между созидательными и разорительными хищническими инвестициями. Вопросы экономики и бизнеса должны начинаться именно с разъяснения этих понятий и этих различий.

Специально уводят от таких знаний?

Где зародилось ростовщичество и каково оно сейчас?