Читать книгу 1942 год. Работа над ошибками - Валентин Рунов - Страница 4

Благодаря декабрьскому контрнаступлению советских войск к началу января 1942 года советскому командованию удалось отвести огромную опасность, нависшую над советской столицей, и оттеснить немецкие войска от Москвы на 150—250 километров. К этому времени на других участках советско-германского фронта, в частности, под Тихвином и Ростовом советские войска также добился определенного успеха. Это были первые серьезные успехи с начала Великой Отечественной войны, которые в определенной степени у советского руководства порождали иллюзию начала коренного перелома хода военных действий на всем советско-германском фронте.

Правда, так думали не все. В частности, Б.М. Шапошников от лица Генерального штаба пытался донести до И.В. Сталина и других членов Ставки Верховного главнокомандующего мысль о том, что противник еще достаточно силен, и успех контрнаступления под Москвой еще нельзя рассматривать как перелом в ходе всей войны. Об одном из таких эпизодов Г.К. Жуков писал:

«Как член Ставки, я был вызван в Ставку Верховного главнокомандования вечером 5 января для обсуждения проекта плана общего наступления Красной армии. После краткой информации Б.М. Шапошникова о положении на фронтах и изложении им проекта плана И.В. Сталин сказал:

– Немцы в растерянности от поражения под Москвой, они плохо подготовлены к зиме. Сейчас самый подходящий момент для перехода в общее наступление».

Тогда, по воспоминаниям Георгия Константиновича, он высказался только за продолжение наступления на московском направлении, возражая против наступления под Ленинградом и на других направлениях. Также предупреждал Верховного о неготовности к общему наступлению и Н.А. Вознесенский, но Сталин настоял на своем.

А что же Генеральный штаб и лично Б.М. Шапошников – он, как всегда, согласился с И.В. Сталиным, хотя и имел свое мнение.

Выйдя из кабинета И.В. Сталина, Б.М. Шапошников сказал Г.К. Жукову:

– Вы зря спорили: этот вопрос был заранее решен Верховным.

– Так зачем же спрашивали мое мнение? – поинтересовался Жуков.

– Не знаю, не знаю, голубчик! – сказал Борис Михайлович и тяжело вздохнул[4].

Итак, после январского совещания Ставка Верховного главного командования и Генеральный штаб приступили к планированию новых наступательных операций на 1942 год. Замысел состоял в том, чтобы силами Брянского фронта нанести удар в направлении на Орел и обойти противника в районе Болхова с севера. Западному фронту надлежало силами ударной группировки своего левого крыла к 11 января разгромить немецкие соединения в районе Мосальска и Юхнова и тотчас же двигаться в направлении на Вязьму, чтобы соединиться там с наступающими с севера войсками Калининского фронта. В результате должен был образоваться громадный котел, в котором могли быть разгромлены главные силы группы армий «Центр».

Но, принимая данное решение, советское руководство, как позже выяснилось, явно переоценивало возможности своих войск и недооценило силу противника. Ни Б.М. Шапошников, ни тем более И.В. Сталин не прислушались к мнениям командующих фронтами, которые ежедневно вынуждены были отмечать, что противник наращивает силы и сопротивление, и войска вверенных им фронтов испытывают большие проблемы в связи с недостатком людей, оружия, боеприпасов и другого имущества.

Но вскоре Генеральный штаб начал проводить более решительную политику в отношении проведения стратегических операций. После ряда телефонных переговоров с командующими фронтами Б.М. Шапошников понял, что проведение масштабной операции в сложившихся условиях практически невозможно, и начал предлагать И.В. Сталину ограничиться проведением ряда частных операций с ограниченными целями. Но Верховный главнокомандующий был другого мнения.

– Сейчас крайне важно, чтобы весь мир увидел силу Красной армии и понял, с кем нужно иметь дело, – говорил он. – Настал момент для решительных наступательных действий на всем фронте от Ленинграда до Ростова.

– Но, по мнению Генерального штаба, это несколько преждевременно, – пытался возражать Борис Михайлович. – Необходимо время для того, чтобы прочно закрепить успех контрнаступления наших войск под Москвой и более качественно подготовить их к последующим наступательным действиям.

– Какое время? – возмутился Сталин. – У нас нет времени на раскачку, настала пора действовать!

Между тем сопротивление противника усиливалось. Уже в начале января 1942 года командующий группой армий «Центр» Г. фон Клюге отдал приказ 9-й армии не отступать ни шагу назад, даже невзирая на угрозу охвата ее с флангов. В это время соединениям 39-й армии Калининского фронта удалось прорваться западнее Ржева и создать угрозу захвата Сычевки. В связи с этим в войсках противника возникла паника, и командир 27-го армейского корпуса 9-й армии генерал-лейтенант Э. фон Габленц сам подал рапорт об отстранении его от должности.

Для того чтобы остановить наступление советских войск, командующий группой армий «Центр» приказал усилить 4-ю танковую армию 20-я армейским корпусом. Но генерал Гепнер уже не мог остановить отход своих войск. 8 января советские войска, повернув на Верею, перерезали коммуникации 20-го армейского корпуса и создали угрозу его окружения. Гепнер попросил разрешения на отход, но Г. фон Клюге не решился отдать такой приказ и позвонил Ф. Гальдеру. Начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии в свою очередь решил обратиться с этим вопросом к Гитлеру, но тот медлил с ответом…

Любая нерешительность или умышленное затягивание времени пагубны для дела, а в условиях войны они особенно недопустимы. Все крупные военачальники хорошо знали это, но никто из них не решался напоминать об этом фюреру. В результате складывалась неблагоприятная обстановка, и несли ответственность нижестоящие исполнители.

Так случилось и на этот раз. После того, как Клюге приказал Гепнеру выделить из состава 4-й танковой армии часть сил для переброски их в полосу 4-й армии, действовавшей значительно южнее, тот понял, что вопрос с отходом его танковой армии уже решен положительно. Для того чтобы уточнить это, он попытался лично связаться с Гальдером, но все попытки не увенчались успехом. Тогда Гепнер самостоятельно принял решение вечером начать отход 20-го корпуса с целью сокращения фронта обороны. Но когда об этом узнал Гитлер, он приказал отстранить Гепнера от занимаемой должности. В связи с этим инцидентом Ф. Гальдер в своем «Военном дневнике» записал: «Клюге сообщает, что Гепнер по своей инициативе отдал приказ об отходе, не поставив об этом в известность командование группы армий. Фюрер немедленно отдает свое обычное распоряжение об изгнании Гепнера из армии со всеми вытекающими отсюда правовыми последствиями!» Новым командующим 4-й танковой армией стал генерал пехоты Рихард Руофф, и уже ему Гитлер разрешил отвести войска 4-й армии на рубеж, который предлагал опальный генерал Гепнер.

* * *

Генеральный штаб РККА умело использовал разногласия в стане противника для того, чтобы провести Ржевско-Вяземскую наступательную операцию с целью завершения разгрома всей немецкой группы армий «Центр», в составе которой в то время насчитывалось около 625 тысяч человек личного состава, 11 тысяч орудий и минометов, а также 354 танка. Генеральный штаб планировал осуществить окружение и разгром этой группировки противника охватывающими ударами по сходящимся направлениям силами правого крыла Калининского (командующий И.С. Конев) и левого крыла Западного (командующий Г.К. Жуков) фронтов. Всего для проведения данной операции было привлечено 14 армий, три кавалерийских корпуса, ВВС фронтов, а также соединения резерва ВГК. В своем составе данная группировка советских войск насчитывала 688 тысяч человек личного состава, 10,1 тысяч орудий и минометов, 474 танка.

Таким образом, ставя столь решительные задачи, Генеральный штаб совершенно не учел общее соотношение сил и средств противостоящих сторон. Наступавшие войска лишь немного превосходили противника по численности личного состава и танков, но уступали ему по количеству артиллерии, в том числе и противотанковой. Поэтому, начиная данную операцию, командующие должны были надеяться на решительное массирование сил и средств на направлениях главных ударов, подход резервов главного командования, полководческое мастерство подчиненных командиров и… на чудо.

Наступление советских войск началось 8 января 1942 года. Ударная группа Калининского фронта к 20 января продвинулась на 80 километров и вышла на подступы к Сычевке. 12 января в прорыв были введены еще одна армия и 11-й кавалерийский корпус. Именно этот корпус продвинулся на 110 километров и 26 января вышел к автомагистрали западнее Вязьмы и перерезал ее. В результате Ржев оказался охваченным с запада.

В это время в Ставке ВГК возникает идея овладения Ржевом, и Генеральный штаб поддерживает ее, несмотря на наличие значительного количества немецких войск в этом районе. Командующему Калининским фронтом И.С. Коневу поступает приказ «в течение 11 и ни в коем случае не позднее 12 января овладеть городом Ржев». Конев, в свою очередь, отдает соответствующий приказ подчиненным войскам. Их командиры поднимают соединения и части в решительные атаки, которые следуют одна за другой. Однако, несмотря на огромные потери, Ржев взять не удалось…

Войска Западного фронта начали наступление в ночь на 10 января 1942 года. Главный удар наносился на вяземском направлении. И хотя наступление развивалось в низких темпах, в первых числах февраля 1-й гвардейский кавалерийский корпус генерал-майора П.А. Белова все таки смог подойти к Вязьме и завязал бои за город.

Для завершения окружения вражеской группировки в рамках общего наступления под Москвой по решению Генерального штаба РККА была проведена Вяземская воздушно-десантная операция силами 4-го воздушно-десантного корпуса. Идея, на первый взгляд, хорошая, соответствовавшая глубокой наступательной операции предвоенного периода. Но, как говорится, «гладко было на бумаге, да забыли про овраги»…

Уже на этапе подготовки этой операции были допущены серьезные ошибки. Так, план операции был составлен без участия штаба Западного фронта, что привело к просчетам в сроках переброски воздушно-десантного корпуса в Калугу. Не было принято необходимых мер для обеспечения скрытности перевозки. И главное – подготовка воздушно-десантной операции осуществлялась при остром дефиците времени, средств десантирования, авиационного и зенитного прикрытия, а также отсутствии у советского командования опыта такого рода действий. В результате этого не был точно определен район выброски, произведен расчет времени на само десантирование, а также не были заблаговременно продуманы и отработаны действия десантников после приземления, вопросы материально-технического обеспечения операции и многое другое.

Вяземская воздушно-десантная операция началась 27 января 1942 года с выброски воздушного десанта в 30 километрах юго-западнее Вязьмы.

Первым в указанный район был выброшен передовой отряд 8-й воздушно-десантной бригады. В своем составе он насчитывал 452 человека с 38 пулеметами, 11 минометами и 6 противотанковыми ружьями. За ним должна была последовать высадка посадочной группы численностью 1200 человек с 68 разными пулеметами и двумя орудиями 45-мм ПТО[5].

Но ее передовой отряд в результате плохой ориентировки летного состава был выброшен в другом районе и разбросан в радиусе от 20 до 25 километров. В связи с этим сбор личного состава происходил крайне медленно. К утру 28 января из 648 десантников с трудом удалось собрать 476 человек. При этом большую часть вооружения, продовольствия и лыж, сброшенных на парашютах, найти не удалось. Также не удалось установить связь между передовым отрядом и основными силами бригады. Несмотря на это, командиру передового отряда удалось захватить указанный район, куда в ночь на 28 января было выброшено еще более 1500 человек.

В последующем из-за ряда обстоятельств, прежде всего нехватки авиации, десантирование остальных частей корпуса было приостановлено. Сама 8-я воздушно-десантная бригада также не смогла выполнить поставленную перед ней задачу и перешла к действиям по самостоятельному плану: часть десантников были использованы в обороне важных рубежей, другая – для проведения рейдовых действий с целью сбора оружия, боеприпасов и другого имущества, а также добычи средств пропитания. Позже в донесении о действиях бригады указывалось: «В районе действий десанта колхозники временно оккупированной немцами территории оказывают всемерную помощь в поисках и доставке сбрасываемых грузов и боеприпасов. Раненых красноармейцев колхозники берут к себе и обеспечивают им уход. Радостно встречают наших бойцов и командиров, оказывают им помощь по уничтожению гитлеровских бандитов».

Г.К. Жуков, оценивая действия десантников, писал: «10 февраля 8-я воздушно-десантная бригада и отряды партизан заняли район Моршаново – Дягилево, где разгромили штаб 5-й немецкой танковой дивизии, захватив при этом многочисленные трофеи. В тот же день мы поставили об этом в известность генералов П.А. Белова и М.Г. Ефремова. Им было приказано увязать свои действия с командованием этой бригады, штаб которой находился в Дягилеве[6].

Начальник штаба 4-й полевой армии К. Типпельскирх также в то время отмечал:

«Передовые отряды проводившего охват противника достигли района северо-западнее Вязьмы. 9-я полевая и 4-я танковая армии были почти окружены. Снабжение их осуществлялось по железной дороге Смоленск – Вязьма – Ржев – Оленино, которой с юга также угрожал противник. Если бы эта железная дорога была перерезана между Смоленском и Вязьмой, то судьба обеих армий была бы решена. Но даже когда такую опасность удалось предотвратить, положение оставалось довольно отчаянным. Об отступлении теперь не приходилось даже и думать. Падеж лошадей и выход из строя механического транспорта, вызванные предыдущим отступлением, нехваткой фуража и перенапряжением людских усилий, настолько снизили подвижность многих соединений, что дальнейшее отступление, если бы даже Гитлер дал на это согласие, здесь и на многих других участках фронта привело бы к тяжелейшим потерям в технике и соответственно еще больше снизило бы боеспособность войск…»[7]

Во второй половине февраля 4-й воздушно-десантный корпус получил новую боевую задачу. Однако при подготовке операции снова были допущены те же ошибки, что и в прошлый раз.

Операция началось 18 февраля, но из 20 самолетов, вылетевших в первый рейс, ни один не выполнил поставленную задачу, так как на земле оказалось слишком много костров, и трудно было установить, которые из них являются ориентиром. Во второй рейс вылетело 18 самолетов, но только 7 из них выполнили задачу.

Несмотря на проблемы десантирования, германское командование было сильно встревожено появлением советских войск в тылу 4-й полевой армии. Так, 19 января ее штаб в журнале боевых действий отмечал: «Севернее лесничества Богородицкое создалась очень опасная обстановка из-за действий партизан и просочившихся в тыл подразделений русских регулярных войск. Противник продолжает выброску парашютистов. Строительные части и подразделения связи подверглись нападению и были разгромлены. Многие старосты казнены русскими»[8].

Попытки нарастить силы десанта продолжались до 23 февраля, и в итоге в тыл противника было высажено 7373 человека и выброшено 1525 мешка с вооружением, боеприпасами и различным имуществом.

В ночь на 23 февраля в назначенный район десантировались командование и штаб 4-го воздушно-десантного корпуса. Но и данная акция была подготовлена недостаточно хорошо – самолет, на котором находилось командование корпуса, был атакован истребителями противника. Командир корпуса генерал-майор А.Ф. Левашов был убит. Командование принял начальник штаба корпуса полковник А.Ф. Казанкин. Но, как и в прошлый раз, сбор личного состава после десантирования осуществлялся крайне медленно. Через четыре дня удалось собрать всего около половины людей, было утеряно много оружия, боеприпасов и другого имущества.

В ходе этого десантирования в очередной раз выявились серьезные трудности в организации управления и связи. Так, служба связи авиачастей ГВФ, на самолетах которых проводилась основная выброска, имела специфические отличия (правила связи, система кодов, подготовка радистов), затруднявшие взаимодействие со связистами ВВС Красной армии. Скоротечность и упущения при подготовке операции не позволили разработать радиосигнальную таблицу для всех самолетов и переподготовить радистов в экипажах. Кроме того, между транспортными самолетами ПС-84 (имели радиостанции РСБ-бис) и тяжелыми кораблями ТБ-3 (оснащались устаревшими рациями типа 11 СК) поддерживалась устойчивая связь на расстоянии всего 200 км. Сказались и недостатки в подготовке радистов-десантников. Разработанная накануне высадки единая таблица радиосигналов оказалась неудачной, и войска ее не применяли. 21 января штаб ВВС фронта утвердил новую таблицу, вручив ее начальнику штаба 250-го полка, однако самолет, на котором он вылетел за линию фронта, пропал без вести.

Несмотря на трудности десантирования и другие непредвиденные проблемы, в ночь на 24 февраля 4-й воздушно-десантный корпус приступил к выполнению поставленной боевой задачи – расширение захваченного плацдарма с целью завершения окружения группировки противника. Но к тому времени враг уже достаточно точно определил границы района десантирования и силы десанта, подтянул к данному району резервы, создал систему опорных пунктов. Поэтому наступать приходилось на подготовленную оборону врага, а обещанных ударов авиации с воздуха и огня артиллерии не последовало. Вполне понятно, что при такой организации заметных успехов наступления достичь не удалось.

Однако действия десантников сильно озадачили противника. 24 февраля генерал-фельдмаршал фон Клюге докладывал начальнику Генерального штаба сухопутных войск генерал-полковнику Гальдеру: «Постоянное усиление вражеских частей в тылу фронта группы армий и связанное с этим нарастание партизанского движения во всем тыловом районе принимают столь угрожающий объем, что я с большой серьезностью должен указать на эту опасность. Чтобы своевременно устранить ее, необходимы немедленные меры с привлечением крупных сил… Надежда, что вражеские соединения не выдержат «периода распутицы» из-за плохого снабжения, является ошибочной, так как противник находится чаще всего в районах, наиболее богатых в хозяйственном отношении… Штаб группы армий надеялся устранить партизанскую опасность, как только будет укреплен фронт. Однако события последнего времени делают эту надежду все более несбыточной. На многих участках фронта русские в последние дни проявляли необычную активность, так что все наши силы действовали с полной нагрузкой и нельзя было снять с фронта соединения, находящиеся в подчинении командующего тыловым районом и срочно необходимые ему полицию, части СС, охранные соединения, строительные соединения и т.д.»[9].

Несмотря на возникшие трудности, части 4-го воздушно-десантного корпуса продолжали выполнять поставленные задачи, и в ходе февральских боев смогли достичь рубежа, где должна была произойти их встреча с войсками 50-й армии. Но данная армия не смогла сломить сопротивление противника и вовремя выйти на соединение с корпусом. Поэтому десантники были вынуждены перейти к обороне неподготовленного рубежа, который обороняли более месяца.

12 апреля командующий войсками Западного фронта отдал приказ командиру корпуса о переходе в наступление с целью прорыва на соединение с войсками 50-й армии. Но к тому времени части корпуса уже понесли значительные потери в личном составе, на исходе были боеприпасы, в тылах скопилось большое количество раненых и больных. Поэтому прорыв, который начался 14 апреля, успеха не имел.

24 мая противник сам перешел в наступление, и части корпуса начали отходить, постепенно рассеиваясь по местности. Отдельные его подразделения вступали в бои с противником, неся при этом значительные потери. Другие уходили в глубь территории, занятой врагом, в надежде соединиться с партизанами. Третьи просто всеми возможными способами уклонялись от столкновений с врагом, постоянно перемещаясь с места на место.

30 мая остатки 4-го воздушно-десантного корпуса вышли в расположение 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерала П.А. Белова.

Таким образом, Вяземская воздушно-десантная операция стала первым боевым опытом применения советским командованием оперативного воздушного десанта. К сожалению, он был неудачный. Генеральный штаб поставил перед десантниками непосильную задачу. Десант был высажен, не имея для этого средств и не зная оперативной обстановки и даже замысла наступательной операции Западного фронта. В результате операция не достигла поставленных целей.

Официально Ржевско-Вяземская наступательная операция завершилась 20 апреля 1942 года. В ходе ее проведения войсками Западного и Калининского фронтов были освобождены Московская, Тульская и часть Калининской области. Однако главная цель операции – разгром группы армий «Центр» – достигнута не была.

В ходе операции стороны понесли огромные потери. Группа армий «Центр» с 1 января по 30 марта потеряла более 333 тысяч человек. По записям Ф. Гальдера, «укомплектованность пехоты – 35 % от прежнего уровня». Безвозвратные потери Калининского и Западного фронтов историками оцениваются в 272,3 тысячи человек. Кроме того, эти фронты потеряли еще более 500 тысяч ранеными и больными. Однако потери непосредственно в Ржевско-Вяземской операции пока еще остаются неподсчитанными. В местах ее проведения поисковики до сих пор находят многочисленные останки советских солдат, идентифицировать которые уже невозможно.

Вполне резонно встает вопрос о персональной ответственности за неудачный исход Ржевско-Вяземской операции. Одни историки винят в этом группу офицеров оперативного управления Генерального штаба во главе с полковником К.А. Васильченко, которые разрабатывали замысел операции. Но тогда также нужно винить и начальника Генерального штаба Б.М. Шапошникова, и его заместителя А.М. Василевского, которые утвердили этот план и доложили его И.В. Сталину. Но в это время Б.М. Шапошников болел, и появился в кабинете И.В. Сталина только 20 января. Из записей в книге посетителей И.В. Сталина видно, что начиная со 2 января постоянным докладчиком был А.М. Василевский. Но по какой-то причине сам Александр Михайлович в своих мемуарах упускает этот вопрос.