Читать книгу Бенефис чертовой бабушки - Валентина Андреева - Страница 9

За последние три дня на Кукушкину Анну Петровну свалилась куча неприятностей. Вначале она заболела – подскочило давление. Перенервничала, поскольку молодая пара, которой она собиралась сдать на весь период проживания в Кулябках свою квартиру, неожиданно передумала ее снимать. Таким образом, был поставлен под угрозу план приобретения нового холодильника. Затем у нее украли мобильник, и не где-нибудь, а в цивилизованном месте, именуемом аптекой. Только с сегодняшнего утра началось просветление. Прямо с шести часов. Позвонила приятельница и сообщила, что у нее есть семья – очень положительные люди, которым срочно нужна квартира. Хотя бы до конца лета.

Через час семья из четырех таджиков мужского пола и почти одинакового, но не поддающегося определению возраста уже вселилась к Анне Петровне, предъявив справки о временной регистрации в столице по другому адресу. Почувствовав себя совершенно чужой в иностранном коллективе, женщина порадовалась тому, что не успела перевезти от приятельницы назад свои ценные вещи. Дав руководящие указания по правилам эксплуатации квартиры старшему группы, вручившему ей задаток, она быстренько собралась и покинула родные стены. Уже на выходе из подъезда попала в объятия молодого человека, оказавшегося племянником ее двоюродного дяди. Мальчика Антошу она видела только один раз в его детские годы, причем проездом, и даже имени его не помнила, но сразу опознала как родного человека – по очкам. В десять лет он носил точно такие же. Казалось, очки росли и взрослели вместе с ним. Двадцатипятилетний мальчик был буквально сражен известием о длительном отъезде тетушки, поскольку рассчитывал пожить у нее пару месяцев, пока не решится вопрос с ремонтом его квартиры. А чтобы тетушка не беспокоилась о его содержании, сразу заверил, что с деньгами проблемы не будет. Уяснив ситуацию, ничуть не опечалился. Сообщил, что прекрасно перекантуется и в деревне. Если не у подопечной тетушки, то у кого-нибудь из деревенских.

В то, что племянник не будет ей в тягость, Анна Петровна поверила сразу после того, как племянник купил ей новый мобильник и предложил поехать в Кулябки на такси. Перед глазами женщины сразу замаячил новый навороченный холодильник, в котором легко поместились бы все ее четыре квартиранта. Она вновь почувствовала недомогание. Такой огромный агрегат ей одной был ни к чему, но ведь так хорош!

Мальчик Антоша серьезно обеспокоился состоянием здоровья тети Ани и, не тратя времени на поиски такси, с ходу купил подержанную иномарку. По генеральной доверенности. Машина, на заднем стекле которой висела табличка «Продается», удачно подвернулась прямо во дворе. Вместе с хозяином, легко и тупо пинавшем ее носком ботинка по колесу – человек маялся от безделья. Деньги Антоша снял с пластиковой карты в нескольких банкоматах, рассчитался прямо в машине. И даже доставил ошалевшего от скоростной сделки продавца обратно к дому.

Деньги, как отметила Анна Петровна, племянника не испортили. Главной чертой его характера была скромность. Когда мы вновь высыпали на крыльцо, Антоша все еще сидел в машине и выглядел крайне растерянным. Наличие большого числа лиц его испугало. Особенно долго он задержался взглядом на Юленьке, невольно порозовевшей. Еще бы! Таращился так, словно увидел чудо заморское.

Скорее всего, паренек рассчитывал на присутствие одной Светланы Никитичны. И не решился вылезать из машины даже тогда, когда Анна Петровна получила разрешение на временное проживание в доме Брусиловых своего родственника, представленного просто племянником. Антона вполне устроили бы сарай, чердак, чулан, кладовка или иное подсобное помещение. Кроме хлева, которого, кстати, и не имелось. К тому моменту Анна Петровна считала мальчика своим родным сыном. И поскольку, по словам Юльки, все Брусиловы намеревались не сегодня завтра уехать на неопределенное время, нахождение дома под присмотром Анны Петровны с нечаянно обретенным сынком-племянником следовало расценить как подарок судьбы.

«Подарок судьбы» производил хорошее впечатление. Довольно симпатичный темноволосый парень с тонкими чертами лица и в очках, придававших ему вид молодого талантливого аспиранта. Только очень застенчивого, что прямо противоречило тем денежным суммам, которыми он легко разбрасывался.

Юлька заикнулась, что без родителей не сможет решить вопрос с оплатой услуг по охране дома. Анна Петровна при этом радостно встрепенулась. Она вообще не рассчитывала на оплату и потихоньку прощалась с мечтой о новом холодильнике. В принципе, правильно, поскольку Антоша, ненавязчиво любующийся девушкой, пришел в себя и пояснил, что это он должен Юлиным родителям за проживание в их доме. Готов оплатить причиненные неудобства.

Тут он спохватился и, согнувшись, полез на заднее сиденье, откуда вытащил большой букет цветов:

– Не имею чести быть знакомым со Светланой Никитичной, но хотелось бы поздравить ее с прошедшим юбилеем. Тетя, наверное, уместнее сделать это вам.

Тетя горестно охнула и, отмахнувшись от букета, снова потянулась за гигиенической салфеткой. Наташка объявила «общее спокойствие» и сухо объяснила Антоше ситуацию: Светлана Никитична с сегодняшнего дня в морге и больше поздравлений не принимает. А все находящиеся в этом доме принимают исключительно соболезнования.

Антоша замер. Приветливая улыбка на физиономии сменилась недоверчивой, а следом вообще погасла – человек догадался, что его не разыгрывают. Легким движением руки Антоша не глядя отшвырнул букет, и он точно угодил в бочку с водой. «Ваза» была слишком велика, но я отметила, что букет значительно ее приукрасил, придав некий шарм старой ржавой, местами помятой железяке. Затем паренек снял и протер очки, снова водрузил их на нос, с легкой хрипотцой попросил извинения, одновременно выразив готовность оказать любую помощь, связанную с похоронами.

Все мужественно и печально кивнули. Кроме Юльки, спрятавшейся за Наталью и тайком производившей ревизию своего хорошенького личика с помощью выуженного непонятно откуда зеркальца. Минуту скорбного молчания нарушил донесшийся из глубины дома дикий хохот братьев Брусиловых. Анна Петровна размашисто перекрестилась, племянник вздрогнул и на всякий случай нырнул в машину, заняв выжидательную позицию.

– Все нормально! – спокойно пояснила Наталья. – Осиротевшие сыновья Светланы Никитичны сходят с ума. От горя. Еще с сегодняшней ночи. К утру процесс завершится. Надо же заниматься вопросом похорон.

– Сегодняшней ночью Светлана Никитична была относительно жива, – возразила я подруге.

– Ну и что? Можно подумать, с ума сходят по расписанию. Личное дело каждого выбирать время и место. Интересно, долго мы тут торчать будем?

– До завтрашнего утра – точно, – уныло сообщил Димка. – Пока получат результаты вскрытия, пока…

– Ну все! Пока-пока! – Наташка круто развернулась и направилась к дороге. – Если Светлану Никитичну и убили, моей вины в этом точно нет. Я собиралась ее убить только сегодня, да и то исключительно морально. Ир, ты не хочешь составить мне компанию? Пойдем прогуляемся по деревне, как честные люди. Юля, прояви гостеприимность и укажи гостям их место. Если надумаешь пристроить Антона к Даньке, предварительно представь его собаке.

Я взглянула на хмурое лицо мужа. Едва заметно и очень неохотно он кивнул мне в знак согласия на променад по деревне. Толку от моего присутствия в доме все равно никакого, а мой основательно пришибленный вид Димку раздражал. Он наверняка считал, что я нуждаюсь в утешении, для которого не находил слов, ибо сам в нем нуждался. Я даже не сочла нужным переобуваться. Вдруг Димка передумает? Так и отправилась на прогулку в босоножках на каблучках, в которых прикатила из Москвы. Можно было напялить шлепанцы, но ведь и Наташка соскочила с крыльца в таких же босоножках. Чем я хуже?

К нашему удивлению деревня оказалась достаточно обитаемой, что не могло не порадовать. Некоторые дома временно пустовали, о чем свидетельствовали полностью занавешенные окна, но выглядели они, как новенькие. У шестого по счету дома проводилось какое-то собрание. Без председателя. Толпа жителей, разбитая на мелкие кучки, в которых каждый общался внутри своей ячейки, одновременно успевая вмешиваться в разговоры соседних, равномерно гудела. При нашем приближении гул постепенно стихал и заменялся весьма красноречивым молчанием. На нас смотрели, как на прокаженных.

– О! Суд присяжных, – процедила Наташка и, игнорируя недружелюбные взгляды, прямиком направилась к центру сборища.

Значительная часть жителей тут же начала расходиться. Осталась только тройка самых любопытных, да и они шустро убрались за штакетник забора.

Торчать одной на дороге не имело смысла, и я, стараясь держаться прямо и независимо, направилась следом за подругой.

– Здравствуйте! – излишне громко поздоровалась с двумя женщинами и одним старичком Наталья. Ответили ли они на приветствие, я не разобрала, но уже тот факт, что не разбежались, можно было считать положительным началом диалога.

Я со своим «добрым днем» вклинилась в самый неподходящий момент: Наташка с ходу всплакнула, жалуясь на хроническое невезение – помогли знакомым людям с переездом, а вместо заслуженной благодарности получили мешок неприятностей.

Троица отвлеклась на мой «добрый день!», и одна из женщин язвительно заметила – какой же он добрый, если двое человек уже убрались, а третий на подходе. Наташка даже оглянулась, рассчитывая увидеть на дороге еще кого-то из нашего общества. На подходе. Не увидела и, шмыгнув носом, пояснила, что если мы вдвоем и убрались из дома, то, к сожалению, временно. Троица переглянулась и осенила себя крестом.

Я тут же выступила на передний план, ибо поняла истинный смысл сказанного женщиной.

– Простите… Это что, примета или поверье такое – три смерти подряд?

– Неизвестно, три или боле, – прошамкал дедуля. – Как Лешак с косой разгуляется. На сей раз вон оно как – баб себе отбирает.

– К-какой Лешак? – вцепившись в мое плечо, пролепетала подруга. Я попыталась освободиться, да не тут-то было. – Ир, как ты думаешь, это не тот Газонокосильщик, которого мы ночью в лесу по дороге сюда встретили?

Старичок отступил на два шага назад, зато женщины буквально прилипли носами к штакетнику.

– Это как же ж вас ночью в лес-то занесло?

Старичок наткнулся на ступеньку крыльца и присел.

– Да уж не по своей воле, – начиная подрагивать уже всем телом, сообщила подруга. – Заблудились. Ночь, темень непроглядная, да еще дождь. А тут мужик с косой. Он указал нам короткий путь через лес, мы его подвезли. Кто ж знал, что это не мужик, а Лешак с косой.

Коллективный вздох ужаса за забором сопроводился молитвой деда и всеобщими очередными крестными знамениями.

– Куды ж вы его подвезли? К нам в Кулябки?

– Нет, – трясясь все сильнее и сильнее, простонала Наташка.

– Он… сказал, что ему на кладбище надо, – невольно подрагивая вместе с подругой и сгибаясь под тяжестью ее руки вправо, я тщетно пыталась выпрямиться. – Мы… его… на лесной дороге высадили. Наталья, будь добра, встань по стойке смирно.

– Ага, – откликнулась подруга и схватила меня под руку.

– Нет там никакой дороги! – отрезал дед. – Лешак вам мороку навел. Самих пожалел, а через вас смерть другим наслал. Идите себе домой, идите. Неча тут стоять.

Женщины мигом отпрянули от штакетника, дед трижды плюнул через левое плечо и снова забормотал молитву.

Спорить и отстаивать свою невиновность в подобных условиях – занятие бесполезное. Я только подивилась дремучести местных жителей, а Наташка все же успела доложить троице, что женщина в Снегиревке отправилась на тот свет без нашего приглашения, поскольку туда мы точно не заезжали.

– Очень нужно покойнице ваше приглашение! – раздался над ухом насмешливый женский голос. И мы с Наташкой мигом на него обернулись. Он принадлежал краснощекой полногрудой (явно от природы, без силиконового наполнителя) красавице. Лет этак пятидесяти. В глазах зарябило от яркого пестрого халата. – Чё, дед, ерунду-то порешь? Кто-то утром сбрехал, что Райка Капустина померла, – весело обратилась она к нам, – я-то и подхватилась. В чем была, в том и дунула к подружке в Снегиревку. Даже фартук не сняла. Бегу, сама реву белугой. Света белого не вижу. В калитку влетела, а Райка-то, слышь, дед? «Покойница»-то с огорода своего козла волокет. Оба верещат на всю Снегиревку. Это надо – рогатой башкой дверь в сарайке проломил. В капусту, гад, ломанулся. Я, дед, так и обмерла! Райка, говорю, ты никак живая! Да какая, грит, с этой скотиной жизнь. Каждый день меня в гроб вгоняет, кормилец. Вечером гряды полола, подкрался, сволочь, да так наподдал рогами! Спасибо соседке – до дому довела, прямо помирала. А утром как девчонка вскочила – спина-то всегда с болью да со скрипом разгибалась, и ноги по часу расхаживались, а тут как новехонькая стала. Наверное, этот черт бородатый все косточки на место вправил.

– А почему она этого козла кормильцем зовет? – отодвинув меня за ненадобностью, как отслужившую свое опору, заинтересованно спросила Наташка.

– А чё ж не кормилец-то? – удивилась женщина. – Он один такой породистый на три деревни. Даже издалека приезжают коз огуливать. Не бесплатно же… Так вот, Рай, спрашиваю, а кто у вас нынче помер-то. А она глаза вылупила: нынче, грит, летом или нынче по зиме? Весной, само собой некогда. Но тут козел взбрыкнул и вырвался, Райка меня обругала да за ним! Ничё, поймали. Я уж ее расстраивать не стала, сказала, что за уксусом забежала. Так что, граждане, поминки отменяются.