Читать книгу Настроение. Поэзия XXI века - Валентина Азарникова - Страница 3

Мой отец. Убежал из дома семи лет от роду.

Волновал мир, что бурлил за забором.

И семья староверов отринула отрока,

Потом и внука в дом не пустила, как вора.

Вот был «ходок»! Вот уж женщин любил!

Даже свой «Уралец» называл «Люськой»,

А на колымской трассе, где автопоезда водил,

В столовке «Дунькин пуп»

                                  ждала его повар Нюська.

Я как-то спросила, став уже взрослой,

Сколько братьев и сестёр моих по свету ходит?

Он рассмеялся и ответил просто:

«Те, кому нужен, меня находят».

Их могилы не здесь. И неведомы нити,

Что сходятся в сердце моём.

Я не знаю проступков, за что бы винить их.

Они жили, любили, всё решали вдвоём.

Здесь 32 могилы. Память мне подсказала:

Кто с кем дружил. Иль завидовал кто-то кому-то.

А теперь все равны. Им время судьба отсчитала,

Не оставив на раздумия ни минуты.

Есть в сибирских глубинках обычай —

Близких женщин «нянями» звать.

И не то, что им нянчить привычно,

«Няня» к имени – как бы печать.

Доброты в этом слове – безбрежность!

В нём надёжность, опора и щит!

Это слово, как слово «нежность»,

Согревает, ласкает, хранит.

Няня Паша и Няня Люба,

Няня Таня и Няня Нюра.

А ещё Евдокия – няня.

Это милая мама моя.

Она – радость моя и счастье.

Вот с неё я, пожалуй, начну

Свою быль. Я её ощущаю участие

С каждым шагом, куда ни пойду.

Младшая в Старшем поколении.

Ушла последней – по законам очереди.

И, путешествуя сейчас по времени,

Я рассуждаю с позиции дочери.

Она воспитывала меня одна.

Мужа выставила, не простив измены.

И к чести её (уж характер такой) она

Выстояла! Благодаря генам.

Для меня стала матерью и отцом.

Работала за пятерых, как «известная» лошадь.

Но мужа не называла подлецом,

А за женскую честь – хоть на площадь.

Да нет! Не столь уж велики грехи.

Жила, как все. Детей растила.

Грешила вместе с Родиной своей.

И лишь молитва прибавляла силы.

Молилась бабушка, молилась мать,

Невзирая на запреты и угрозы.

Став пионеркою, пыталась их понять.

Откуда вдруг дожди и грозы?!

И что такое Божья благодать?!

Откуда знать святому Николаю,

Что по истории поставят пять,

А мне казалось – ничего не знаю?!

А мама говорила: «Бог помог!

Проси Спасителя и Чудотворца:

Из множества открывшихся дорог

Ты выбрала б одну – под добрым солнцем».

А понимание пришло позднее.

Вздувались шишки. Зрели синяки.

И постепенно, уже взрослея,

Я понимала, как опасны сквозняки.

Не те, что продуваются ветрами.

А те, что разум сносят мимоходом,

Крушат в обломки связь меж мирами,

Опустошая душу год за годом.

Лишь «Отче наш, иже еси на небеси…»

Щитом стоит пред именем моим.

И что бы я у Бога ни просила,

Мне выдаётся, будто бы двоим…

«Тебе не знать большой любви» —

Бросил мне друг, прикинув судьбу на время.

«И Бог не поможет. Архангелов не зови.

Ты просто не их племени».

Обидно мне стало, обидно до слёз,

Что жизнь на исходе. Назад не вернуться.

В корзину мою не падает звёзд.

И в журавля для кого-то не обернуться.

Я вышла на воздух. Догорала заря.

Где-то рушился мир. И рождались легенды.

И летела Планета, никого не коря,

Как и я, не надеясь на комплименты.

В тишине, как в скафандре, стало душно от дум.

Но луч света пронзил темноту.

И мой маленький внук, забияка, шалун,

Вмиг вернул меня в мир суеты.

Он пушистым котёнком прижался к груди.

Он обвил мою шею тугими руками:

«Ты, пожалуйста, больше не уходи.

Ты нужна мне. Ты очень нужна мне».

Ты послушай, Земля, этот шёпот ночной.

Забери его в путь. Пусть он станет защитой.

И я думаю, ты согласишься со мной,

Что у нашей любви однозначны орбиты.

Дочь тихо сказала: «Оставлю ребёнка.

Время бежит. Мне скоро сорок».

А я представила: опять пелёнки,

Слёз и страданий ворох.

А внук рассмеялся: «Это ж прекрасно!

Я студент. И всё реже бываю дома.

Думаю, взрослые будут согласны.

Да, и проблемы-то, в общем, знакомы».

Он обнял меня за плечи.

Взглянул сбоку лучистым взглядом:

«Ты представляешь, какой получится человечек!

Да ведь это вам за меня награда!

Ты, пожалуйста, мам, роди мне братца.

Чтоб был крутолобым, весёлым, бойким.

Я научу его мигом драться.

И буду прощать даже двойки.

А если родится сестричка?!

Значит, тому и быть!

Я весну заплету ей в косички

И буду нежно, нежно любить».

Дымился чай в золочёных чашках.

Мурлыкал кот у меня на коленях.

Даже пёс в разговоре участвовал,

Умно глядя со шкуры оленьей.

У меня есть маленькая внучка

С необычным именем Таисия.

Характером изменчивым, как лучик.

Будущим поистине таинственным.

Для меня она – печаль и вдохновение.

Для меня она – забава и отрада.

Для меня она – Любви святой свечение.

Голос-колокольчик слышать рада.

К сожалению, я редко её вижу.

Мы живём в различных государствах.

А как хочется пожить под общей крышей

И забыть о жизненных мытарствах.

Нежностью побаловать немножко.

Сказки рассказать, какие знаю.

Перецеловать её ладошки…

Но опять я скоро улетаю.

Только фотографии в альбоме,

Копятся большим бесценным грузом.

И порой, оставшись одна в доме,

Я тихонечко любуюсь юной музой.

Может быть, когда-нибудь потом,

Когда облик мой сотрут туманы,

Она с нежностью возьмёт большой альбом —

В память мою давнюю заглянет.

Пробежится со мной вместе по росе,

Вальс станцует с моей первою любовью.

Потоскует об отрезанной косе

И переболеет вдовьей болью.

А потом возьмёт другой альбом,

Вставит фотографию малышки

И наполнит жизнью «новый дом»,

И на полочку положит рядом с книжкой.

А со временем, когда густой туман

Скроет след её изящной ножки,

Моя правнучка откроет наш обман,

Не почувствовав во времени подножки.

Пусть так будет! И из века в век,

Память сердца будоражит душу.

Вырастает новый человек.

И ничто бег крови не нарушит…

Ну а я? На взлётной полосе.

Самолёт гудит. Я улетаю.

Прошлое встаёт во всей красе,

И, как в том тумане, тихо тает.

Уступила бабушке место в метро.

Улыбнулась бабушка ясно, светло,

Улыбнулась бабушка – благодать!

Вот такую б старость мне увидать.

Я стою пред бабушкой, чуть дыша,

До чего же бабушка хороша.

Ей к лицу в горошек синий наряд,

Губы озорно улыбку дарят.

Но на руки бабушки взгляд мой упал.

За плечами бабушки мир вопросом встал,

Поднялась за бабушкой вся страна,

И судьба всех бабушек стала видна.

Как сумела, бабушка, в бурях выжить ты?

Удалось ли, милая, воплотить мечты?

Ведь на вдовий палец надето кольцо,

И в морщинах грубых простое лицо.

Я в волнении, бабушка, пред тобой стою,

Ты прости мне, бабушка, дерзость мою.

Но волнует очень смысл бытия,

Вдруг ответ знаешь, скажи не тая?

Всё смекнула бабушка, по-ня-ла!

На меня смущённо взгляд подняла.

Ну, скажи мне, бабушка, как же дальше жить?

И шепнула бабушка: «Учись доброй быть».

Открылась дверь – и замер класс!

В панбархате вошла принцесса…

Восторженных не сводит глаз

И не скрывает интереса.

Захотелось фигурку её назвать «станом»,

Туфельки-лодочки, поднесли к столу.

Класс восторженно отозвался стоном,

И он эхом повис в переднем углу.

Директриса, в военной юбке,

Шагнула, как на амбразуру. Смелая!

Сказала, энергию впитав, как губка,

«Не смотрите, что молода. Уже умелая».

Она всё поняла. И зазвучало скерцо!

В глазах огромных сверкнул смех.

Красота коснулась моего сердца

И вошла в него без помех.

И тотчас родилась во мне Женщина!

Без назиданий и нравоучений.

Я напряглась, как тугая струна,

И детство ушло без волнений…

Для учителей я была хулиганкой.

Как могла, защищала свою свободу.

Уроки называла – «шарманкой»,

Предпочитая гулять в непогоду.

Помню, после лыжни – растрёпаны косы,

Мокрые шаровары – хоть выжимай,

Аккуратные девочки гудят, как осы,

От взглядов мальчишек – хоть под трамвай.

Потому и притворялась больной…

В белёной печке трещали дрова,

Закутавшись в шаль с бахромой,

На простенькой кухне читала Дюма.

Мама – в разъездах. Работала проводницей.

И кто был мне люб, поселялся в доме.

Две тысячи пельменей улетали как птицы…

Оставшись одна – застревала в дверном проёме.

Свистели, проносясь через блок-пост, поезда,

Звёзды подмигивали из бездонной дали.

Я с грустью думала: «Мне никогда

Не танцевать вальс в Колонном зале».

Лишь Вера Семёновна, Вера!

Веря, читала мне вслух Каверина,

На Мопассане, помню, поставили точку.

И правильно сделали. Всё верно.

Годы промчались, как те поезда.

С блокнотом была во всех концах света.

Образ той девочки мелькал иногда:

Зимой согревал. Жару снимал летом.

А милой учительнице звоню в день рождения.

Апрель в записной книжке сердца вписан.