Читать книгу Последняя крестьянка - Валентина Гусева - Страница 6

Предисловие к рассказу

Д

ело было летом, я только что закончила рассказ и бездельничала, сидя у палисадника под сиренью и рассматривая сорванную сиреневую кисть. Вот если найду пятилепестковый цветок, – загадала я, – то в голову мне придет интересная тема для моего нового рассказа. И нашла. Только не пять лепестков было в цветке, а целых восемь. Значит, рассказ будет очень оригинальный, обрадовалась я, сжевала цветок и стала ждать тему.

Ждать мне пришлось не очень долго.

Вижу, по улице в мою сторону идут один за другим двое. И что-то несут. Когда первый поравнялся со мной, я увидела, что это был довольно-таки молодой бомжеватого вида мужчина с охапкой металлолома в руках. Он постоянно оглядывался на женщину, тащившуюся метрах в 20-и от него и, поджидая, орал на нее. Женщина сердито отвечала матом. Она тоже несла

какое-то вываливающееся у нее из рук железо. Она наклонялась, подбирала какие-то выпавшие железные трубки и детали, пыталась догнать мужчину, а у нее снова все падало и падало. Мужчина, наконец, зло выругался и, не оборачиваясь больше, быстро пошел в сторону приемного пункта, который был уже близко.

Перед моим домом у женщины рассыпалась вся охапка. Я пригласила ее отдохнуть. На мой громкий оклик «девушка», она как-то испуганно недоверчиво оглянулась на меня, вроде бы даже вздрогнула, выронила еще какую-то железку, бросила всю охапку на обочину и подошла. Ее действительно можно было бы назвать девушкой, если бы не неряшливая одежда, неприбранные волосы и испитое лицо алкоголички.

«Вынеси мне хлеба», – неожиданно и сразу сказала она мне.

Я вбежала в дом, побросала из холодильника в пакет что попало и отдала ей. Поблагодарив, она улыбнулась и сказала, что никто уже давно не окликал ее девушкой, все – «эй, тетка». А то еще и хуже. «А как хуже?», «Ну, шалава». «Потому что пьете», – сказала я ей.

«А как вас звать?»

Она сказала – Танька, потом поправилась – Таня. И сразу: «У тебя не будет 50 рублей на сигареты?» Я вынесла. Таня подобрала металлолом и, матерясь, потащила его дальше.

«А вот тебе и тема для рассказа», – глядя ей в след, вдруг подумала я. Почему бы мне не написать рассказ об этой Тане? Где и как она живет, отчего спилась, кто ей этот мужчина? Интересный же рассказ может получиться. Я стала ждать, когда они пройдут обратно, но они так и не прошли.

Тем не менее, меня не оставляла мысль узнать побольше об этой Тане и написать о ней рассказ. Самое сложное – узнать, где она живет. Но оказалось, что это не было самым сложным. Танька, оказывается, была знаменитостью в нашем районе и я без особого труда нашла дом этих двоих. Дом был на замке, но его внешние данные уже дали мне материал для характеристики героини. В одном окне вместо стекла – фанера, в палисаднике в нескольких местах выломан штакетник, в до предела запущенном огороде – часть забора упала. На веранде одна рама выломана, в остальных выбиты почти все стекла. Кроме того, довольно-таки ценный материал для рассказа мне предоставили соседи. Они поинтересовались, зачем мне нужна Танька, и, узнав, что я хочу отдать ей ненужные мне вещи, безнадежно осуждающе махнули рукой.

– Бесполезно, – сказала соседка, – сколько мы ей давали, она не берегла, все «спускала».

– Нам она во как надоела, – сказала другая, проведя рукой по шее. – Наглая попрошайка и пьяница. А работать не хотят. Видите, дрова год лежат не пилены. Пьют, дерутся. Танька-то не жена хозяину, сожительница. Жена ушла. А эту то примет, то выгонит. Так и живут.

Через несколько дней я снова пошла к этому дому, чтобы познакомиться с Танькой поближе, а заодно предложить ей кой какую одежду и обувь. Дверь открыл хозяин, но меня не впустил, а позвал Таню. Она, стоя на пороге, выслушала, а когда вспомнила меня, подошла и мы договорились о времени прихода ко мне. Когда я уходила, она попросила 50 рублей на сигареты. Я дала. На следующий день она пришла во-время. Я ее накормила (она была здорово голодна), кое что поспрашивала ее, но Танька была не очень разговорчива, вещи не стала рассматривать, решила забрать все и попросила веревку. «Зачем?» – спросила я. «Чтобы связать». Я дала ей два больших пакета, а шубу она надела на себя. Стоял жаркий июнь. Уходя, она попросила «хоть 20 рублей на сигареты». Я дала. Таким образом, материала у меня уже поднакопилось, но меня заинтересовало, почему они не пустили меня в дом. На следующий день я набрала еще кое-каких тряпок и снова пошла к моим новым знакомым. На этот раз дверь была нараспашку и я вошла. Я не буду описывать, что я там увидела, скажу только, что было хуже, чем я думала. Но меня встретили приветливо. Сесть было не на что, и я распрощалась. В дверях Таня попросила рублей 20 на сигареты. У меня с собой денег не было, и я сказала, чтобы зашла завтра. Мне хотелось узнать, как Таня дошла до такой жизни, с чего все началось. А чтобы она была более разговорчивой, я решила угостить ее вином. Я ее покормила, она была опять очень голодна. Но с вином я, вероятно, переборщила, потому что Таня стала заливать такое… В основном, она похвалялась мужчинами, которые ее любили. Уважаемые люди областного города вставали перед ней на колени в ресторане и просили ее руки, но она ни кого не любила и от их приставаний сбежала в наш маленький городок. И сейчас только свистни, сказала Танька, и они будут у ее ног. А вообще-то, кто знает, что-то симпатичное в ее лице еще проглядывало. Уходя, она попросила 50 рублей на сигареты и что-нибудь с собой. Я дала. В калитке Танька сказала, что теперь будем общаться, от чего сердце мое чуть дрогнуло. После ее посещения я долго проветривала комнату.

Знакомство с Танькой было мне не очень приятно. Она вызывала во мне сложные чувства. Порой омерзение. А порой и жалость. Неужели никто не может ей помочь. И я подумала – может, мне рассказ написать для нее. Написать так, чтобы она увидела как бы со стороны весь ужас своего существования. И, кто знает, может, задумалась бы. Ведь она как-то обмолвилась, что неплохо бы полечиться. А ведь ей еще только тридцать. И она далеко не дура. Мне кажется – в ней дремлет хороший психолог. Например, Танька сообразила, сколько у меня можно просить денег, чтобы я не отказала. Не 100 и не больше, а 50 или 20. И я не отказывала.

После того, как я узнала, что до бесчувствия пьяную Таньку периодически подбирает полиция и помещает в изолятор (камеру-одиночку), мне захотелось отразить эти моменты ее жизни в рассказе. Но, чтобы отразить это художественно, я должна была познакомиться с помещением и условиями содержания в нем. И я пошла в дежурную часть полиции. Я заглянула в окошечко дежурного помещения и изложила свою просьбу, честно сказав, что пишу рассказ о вашей подопечной, и мне нужны сведения о ней, а также посмотреть помещение, где ее содержат.

– Как же, знаем такую, – вздохнула женщина – участковый инспектор, – частый гость она у нас. А более подробно вот эти ребята о ней расскажут.

И она кивнула в сторону двух молодых полицейских. Увидев, как ребята понимающе ухмыльнулись друг другу и цинично захохотали, я перевела разговор на осмотр изолятора. Все сразу посерьезнели и сказали, что вход посторонним в камеры категорически запрещен. Эти помещения только для преступников. Я продолжала настаивать и, видя, что от меня не отвязаться, отправили к начальнику полиции. Пока я поднималась на второй этаж, начальнику, видимо сообщили по телефону о причине моего посещения, потому что он не удивился моей просьбе и заявил что – нельзя.

– Неужели ни при каких обстоятельствах нельзя, – разочарованно произнесла я.

– Ну, только, если совершите убийство, – сказал он.

– А если я напьюсь или раздерусь? – спросила я.

– Тогда только штраф.

– Почему Таньке можно, а мне нельзя?

– А она штраф не платит, не с чего. Поэтому и сажаем ее на двое суток.

– Тогда придется мне описать помещение со слов Таньки, – вздохнула я.

– А вы мне принесите рассказик-то посмотреть.

На этом и расстались.

Когда я спустилась вниз, там был какой-то переполох, двери камер были раскрыты, из одной выбежал дежурный со шваброй и ведром. «Не разрешил», – вроде как с облегчением, кладя телефонную трубку, кивнула участковый инспектор дежурному. Тот досадливо сплюнул, кидая швабру и ведро в угол. «Выпусти ее», – кивнула инспектор на меня. Прежде чем выйти, я пообещала дать им почитать черновик рассказа. «Мне первой», – сказала инспектор. И меня почти вытолкали на улицу.

Рассказ подходил к концу, но перечитав его, я осталась им не довольна. У меня не получилось художественного образа Таньки. Я вспомнила, как пишут рассказы мои любимые писатели, Бунин, Чехов, Казаков. Они глубоко знают то, о чем пишут. Вот, например, Ю. Казаков. Почему его рассказы так глубоки, так любимы читателем, так близки ему, так трогают его душу? Да потому что он пишет в своих рассказах о том, что знал и пережил сам. Почему он так впечатляюще писал об охоте, о природе. Да потому, что сам был страстным охотником, и то, о чем он писал, он знал изнутри. То есть, он не только увидел, но и прочувствовал это. А я? Как могла я создать художественный образ пьяного, опустившегося человека, если я не знала его жизни изнутри, не прочувствовала его состояние. И я вдруг подумала. А не предложить ли мне написать рассказ о жизни Таньки самой Таньке. Может, это занятие заставит ее задуматься. А чтобы она не отказалась, я предложу ей деньги.

Нет, телепатия, видимо, действительно существует – только я об этом подумала, как в ворота постучали. Так стучала только Танька. Разговор с ней был жесткий и короткий. Я предложила ей письменно изложить историю ее жизни. Подробно и не врать. И принести мне.

– Пусть это будет художественный рассказ, – сказала я – ты умная, ты сможешь. И чтобы конец был трагический.

Поняла?

– Поняла, – сказала ошарашенная Танька.

– Возьми бумагу и ручку – показала ей на стол. Она взяла ручку и один лист бумаги.

– За каждый лист правды я плачу тебе по 100 рублей. Она взяла пять листов. Затем посмотрела на меня и взяла еще пять.

Танька пришла ко мне недели через две и молча положила передо мной тетрадку. Я открыла ее. Тетрадка была исписана от начала до конца. После этого между нами состоялся такой диалог.

– А где мои десять листов? – спросила я.

– Игорь сжег.

– Почему?

– Потому что там была правда.

– А тетрадку почему не сжег?

– Я ушла от него, писала у Гальки. Тут все – правда. Кроме конца.

Прочитав тетрадку, я дала ей две купюры по 500р. Она взяла одну. И сказала: «С получки верну».

– С какой получки, – удивилась я.

– Уже два дня работаю.

– Где?

– Неважно.

После ее ухода я, мало что меняя, перепечатала рассказ и переправила его в один престижный журнал. Обещали напечатать. Рассказ называется «Вниз по течению».