Читать книгу Непарадный город - Валентина Лесунова - Страница 1

Снег пошел неожиданно. Еще утром светило солнце, и небо было чисто голубым. Ни намека, ни тени, ни облачка. И вдруг грязно лиловая туча нашла на солнце, закрыла синь до самого горизонта. И с небес повалила белая манна.

Бодрящий холод поднял настроение, – я стала ловить снежинки и слизывать капельки с ладони. Благо, никто не следил, – сквер дремал в одиночестве до весны.

Зазвучал мобильный телефон.

– Зая, посмотри в окно, снег пошел, – услышала я голос мужа.

– Да, вижу, родной. Красиво как!

– До вечера.

Он отключился. Очень хорошо, рядом со сквером проезжала машина, и мне бы не хотелось, чтобы услышал Игорь. Пусть считает, что я дома.

Ему пока рано знать, что я искала работу и шла по адресу, – требовался референт, грамотная женщина.

«Сиди дома», – сказал он, когда прикрыли мою контору, статистическое управление, – за ненадобностью. Зачем власти наши подсчеты?

Статуправление было расположено в центре города, на главной улице. Задолго до закрытия зачастили к нам депутаты и прочие, проводили собрания, обещали переселить куда-то, на окраину.

Мы решила бороться до победы. Даже когда перестали платить зарплату, все равно ходили на работу. Несколько человек оставались дежурить каждую ночь.

Приехал ОМОН, днем, когда его не ждали. Вытеснили всех работников на улицу. Там встретил нас представитель администрации, – так назвался мужчина с опухшим лицом и синюшным носом пьяницы.

«Из ваших бумажек обеда не сваришь», – сказал он, брезгливо жуя тонкие губы, его фигура спортсмена-тяжеловеса с крепко сжатыми кулаками выражала готовность идти до конца по пути личного благополучия, сметая любые препятствия.

Жалкая кучка преданных делу статистиков, в основном женщин среднего возраста, во главе с начальницей, божьим одуванчиком далеко за семьдесят лет, – отступила. Грузчики вынесли коробки с бумагами, папки-скоросшиватели, переплетенные квартальные и годовые отчеты, и сбросили в кузов КАМАЗа.

Сейчас в том помещении находится магазин тканей. И уже ничто не напоминает наше статуправление. Я намерено зашла, чтобы посмотреть.

Цены ужаснули дороговизной. Продавец, юная девица, дремала в углу на табурете. Подняла голову, сонно взглянула на меня и не двинулась с места.

Мне оставалось митинговать на собственной кухне. «Как можно управлять городом без статистики? – ужасалась я. – Да, никак нельзя».

– Без статистики мы все вымрем, – комментировал муж и с удовольствием ел все, что я подавала.

Когда-то мечтали вдвоем с Игорем, что будем много путешествовать, ходить к морю, иногда в выходные посещать театр. Но, увы, муж крепко привязался к дивану и телевизору. Возвращался с работы никакой, наклонялся снять обувь и с трудом выпрямлялся. Попробуй сиднем сидеть за компьютером с утра до вечера, ничей позвоночник не выдержит. Да, соглашался он, прогулки полезны. И что менялось? Силой тащить мужа на свежий воздух я не могла.

Когда стало невмоготу от однообразия, когда осатанела от телевизора, поняла, надо что-то менять, иначе разбежимся, – и встала на учет в службе занятости. Мужу не говорила, чтобы раньше времени не огорчать его. И в себе не уверена, вполне возможно, что надоест искать работу. Пообщаюсь с незнакомыми людьми, похожу по улицам и успокоюсь на собственной кухне.

Снег все шел, белый, искристый, – покрывал редкие листья деревьев, скамейки, газоны. Вспомнилась новогодняя елка. Игорь любил украшать ее ватой, обсыпанной блестками, как украшала мать в его детстве. Игрушек из магазина он не признавал. Сам вырезал зверюшек и снежинки из цветной бумаги. Что ж, лишь бы ему нравилось.

Тучи унеслись, – видимо, там, в небесах, штормило, – выглянуло солнце. Я стряхнула капли воды с шапки и пальто и достала из кармана адрес. Бумага намокла, текст расплылся, трудно разобрать номер дома: не то шестерка, не то восьмерка.

Я топталась на тротуаре, оглядываясь по сторонам, честно говоря, смотреть не на что: типовые дома вперемежку с малой архитектурой. Вот и дом с номером шесть, – неприглядная пятиэтажка. На первом этаже пыльные окна – витрины, быть может, то, что мне надо. Туда и направилась.

Неожиданно передо мной возникли дети, мальчик и девочка, класс шестой, седьмой, не старше, – легко одетые, без головных уборов. Они развернули плакат, уныло серый, с черными, небрежно написанными буквами. Я прочитала: «Наш клуб закрывают чиновники…», крупнее следовали незнакомые и не интересные мне фамилии Дальше текст мельчал, я не стала читать. Жаль детей, мерзли на холоде.

– Если вы хотите нас поддержать, подпишите, пожалуйста, здесь, – девочка протянула лист бумаги с текстом и ручку. – Им нужно помещение нашего клуба. Для супермаркета.

Знакомая история. Кому-то приближенному к власти нужно делать бабки. Когда закончится этот передел? Почему ничего нового не строят? Отбирать клубы у детей жестоко. Я покрутила бумагу. Фамилии с подписями разными почерками были хаотично расположены под текстом.

– Где подписывать? – спросила я.

Но дети отвернулись и смотрели на дорогу. К дому, точнее, к входу в помещение с окнами – витринами, подъехала черная машина, иномарка, – из нее никто не выходил.

– Бежим! Враги приехали! – прокричал мальчик, схватил за руку девочку, и они сорвались с места. Плакат вырывался из рук, взлетал в небо и напоминал воздушного змея. Чужая ручка осталась у меня, и я побежала следом за ними. Успела, – дверь с грохотом закрылась за моей спиной. Мужчина в просторном свитере и джинсах поколдовал с замками, и внимательно посмотрел на меня. Высокий, с широкой грудью, большими руками, – статью походил на русского богатыря. Немного портили вид пивной живот и пегие редкие волосы на голове. Из-за контраста внешнего вида и живости движений возраст трудно определить: или уже пенсионер, или старо выглядит.

– Тетя хочет подписать обращение, – объяснила девочка, сворачивая плакат.

– А, – он отвернулся и присоединился к кучке детей. Великан в стране лилипутов.

Из машины вылез мужчина с круглым, бабьим лицом в накинутой на плечи дубленке. Следом, неуклюже выбралась дама в меховой шляпе, чуть не упала, запутавшись в длинной шубе, почти до пят, – выглядывали только острые каблуки и носы сапог. За ней живо выпрыгнула румяная молодуха в куртке из длинного меха, кажется, серебристая лиса, – в короткой юбке и сапогах – ботфортах на высокой платформе. Ей пришлось расстегнуть куртку, чтобы поправить задравшуюся юбку. Дама держалась так, будто была тут главной. Может, и была.

Не знаю, почему, но если изредка вижу на улице женщину средних лет и старше, в дорогой и неудобной одежде, подозреваю чиновницу при власти, городской, районной, – неважно. Чтобы перекладывать бумаги с места на место, или заседать, удобная одежда не нужна. Но вот незадача, иногда приходится Магомеду идти к горе, то есть к народу ехать.

Мужчина с бабьим лицом остался у машины, молодуха в куртке скорым шагом подошла к двери и подергала за ручку. К ней присоединилась дама в шубе и энергично застучала, затопала, закричала:

– Откройте немедленно! Открывайте! Что вы себе позволяете! Мы вызовем милицию!

Шляпа слетела с головы, дама успела подхватить ее у самой земли.

Дети с интересом наблюдали за сценой. Молодуха в куртке, визгливо прокричала: «Педофил!». Обе, как по команде, развернулись и присоединились к мужчине с бабьим лицом. Мне показалось, что ему было невероятно скучно.

– Кто они? – не выдержала я.

– Из администрации, рядом с ними депутат, – ответил «великан».

Он пристально разглядывал меня. Я разволновалась, не примет ли за лазутчицу из вражеского лагеря? И зачем так вырядилась? В новом пальто, новой шапке из голубой норки. Хоть бы улыбнулся, ведь женщина перед ним. Наконец, заговорил:

– Я заведующий этим клубом, Владислав Сергеевич, можно просто Владислав. А вы кто?

– Можно Ирина, шла устраиваться на работу. Вот, по этому адресу, – я протянула намокшую бумагу.

– Это соседнее здание. Учебный центр, – он проследил, как дамы и мужчина сели в машину и уехали. – Пойдемте, я вам покажу наш клуб.

Сумрачный, длинный коридор, пахнущий подвальной затхлостью, подействовал угнетающе. Куда-то исчезли дети, – будто растворились. Даже голосов не слышно. Остались только Владислав и пухленькая девица в сером платье. Даже в скудном освещении я смогла оценить ее тугую русую косу и естественный румянец на щеках. Неужели она выросла в городе – мегаполисе? Ходила по нашим улицам, дышала нашим воздухом? Покупала продукты в наших супермаркетах?

Даже суконные старушечьи ботинки на ее ладных ножках не портили впечатления молодости и привлекательности.

Девочка – подросток? девушка? Сколько же ей лет?

Почему-то я сразу почувствовала, что она состояла с Владиславом в особых отношениях. Может, потому что он постоянно касался ее руки, плеча. Не сводил с нее обожающего взгляда. Хороша, слишком хороша для него.

Владислав открывал двери и взмахом руки приглашал посмотреть на столы, стулья и доски, – однообразно, как в школе.

– Здесь у нас кабинеты для кружков, – объяснил он.

Одна дверь не открылась. Он подергал ручку и беспомощно посмотрел на девицу.

– Сейчас открою, – она достала из кармана связку ключей. – Здесь кабинет рисования. У нас замечательная преподавательница, дети ее любят.

Поразительная комната: все стены, от потолка до самого пола, ярко, от души, разрисованы узнаваемыми фигурками детей и зверюшек из мультиков. Местами густо и косо пришпилены рисунки на стандартных листах бумаги. От такого обилия я растерялась. Видимо, девица почувствовала и показала на рисунок у окна.

– Вот, посмотрите. Можете ближе подойти.

Неумелой ручкой нарисован кривой ощетинившийся иголками желтый овал, и под ним клубок красного цвета, я догадалась: детская рука изобразила цветок. С трудом прочитала «Свет». Буква находила на букву. «Т» поднялась над всеми, слово напоминало замысловатый иероглиф.

– Наташа, объясни подробнее, чем интересен этот рисунок, – учительским голосом потребовал Владислав.

– Да, да, конечно, сейчас покажу, – она склонилась над столом и стала рыться в ворохе папок, – обозначились талия и соблазнительный круглый задик. Не я одна рассматривала ее фигуру. – Где же? Вот.

Дом с трубой и дымом, и густая решетка на окне. Черным карандашом подпись «Тюрма». Печатные буквы разбрелись по всему листу, «Ю» повернулась в обратную сторону, как будто испугалась и хотела убежать из слова.

– Видите, рисовал тот же мальчик. Этот рисунок он принес из дома. Пьющие родители. Его сюда бабушка привела. Теперь он рисует солнце. Этот рисунок веселого, жизнерадостного ребенка. Он пришел к нам месяц назад.

Мне дали понять, что мальчик стал посещать клуб и вон как изменился: солнышко с цветочками рисует. Они смотрели на меня, а я пыталась подобрать слова, ничего не придумала, как изобразить восторг:

– Удивительно!

Не знаю, что было написано на моем лице, но вряд ли восторженное слово соответствовало выражению, – мне было просто жаль ребенка и, почему-то его пьющих родителей тоже.

Согласна, дети не должны рисовать тюрьму. Если рисуют, что-то не так в нашем мире, неправильно. Но сомневаюсь, что он стал веселым и жизнерадостным. Разве что родителей поменял. Или они перестали пить. Очень сомневаюсь.

– Пойдемте, – недовольно произнес Владислав.

Он ожидал от меня другой реакции. Наташа закрыла на ключ дверь, и после яркой комнаты я очутилась в темном коридоре.

– Осторожно – предупредила Наташа и поддержала меня за локоть.

Успела вовремя, я чуть не упала, наткнувшись на завалы мебели, картонных коробок и досок. Нас легко обогнали дети. Они ловко перескочили через препятствия, правда, упала пустая коробка, Наташа подняла ее. Мне понравилось, что им никто не сделал замечание. Все же хорошо приходить сюда, показывать свои рисунки и бегать с друзьями по коридорам.

Резкий поворот и проход перегородила черная штора до потолка, Владислав раздвинул ее, мы оказались в полутемном зрительном зале, только без привычных рядов стульев. Вон там, напротив, сцена с белеющим экраном.

– Здесь раньше кинотеатр был. Давно уже нет. Помещение отдали под клуб. Вот посмотрите, – Наташа показала на непонятное сооружение в центре зала. – Наши ребята яхту строят.

Действительно, яхта. Обшивка из досок сверкала лаком. Запаха я не ощутила, видимо, давно покрывали, успел выветриться.

– Ничего себе. Давно строите?

– Павел, ты уже сколько лет строишь яхту?

На голос Владислава откуда-то вынырнул с включенной переносной лампой подросток, худой, лохматый, с красной повязкой на голове, чтобы не лезли в глаза длинные темные волосы. Профилем и долгим, заостренным носом походил на птицу, скорее дятла.

– Шесть лет, – недовольно буркнул он, выключил лампу и пропал. Через секунду донесся стук.

– Тебе уже шестнадцать? – удивился Владислав, – десятилетним сюда пришел.

– Когда на воду будем спускать? – донесся голос Павла под аккомпанемент молотка.

– Когда надо будет, тогда и спустим. Весной.

– Вы прошлой весной тоже обещали.

– Как вы эту яхту будете перевозить по городу? – удивилась я.

– Перевезти не сложно. Сложнее вытащить отсюда.

– Разбирать стену?

– Ничего не будем делать, пусть стоит.

– Тише, – проговорила Наташа, – Паша услышит.

– Пусть слышит, не маленький, зато с пользой детство прошло. Не в стрелялки играл, а лодку построил.

Стук не прерывался.

Мы прошли в комнату с большим окном, завешанным белыми занавесками. Владислав сел на диван в подозрительных пятнах. Я подсела к столу с посудой: одноразовые стаканы и тарелки, пластмассовые ложки.

На стенах детские рисунки, плакаты. В правом углу от окна иконостас, в левом штурвал и якорь.

– Здесь мы с Владом живем, – сказала Наташа. – Мы вас чаем угостим, из Китая, бывший наш питомец привез.

Она включила чайник. Владислав сидел с уставшим видом, закрыл глаза и откинулся на спинку дивана.

– Наташа, лучше кофе.

– Да, да, кофе, я умею делать с пеной. Немного, чуть-чуть, воды, взбить кофе с сахаром, добавить кипяток.

Кофе получился крепкий.

Мы обменялись номерами телефонов, на всякий случай, и я вышла на улицу. Снег уже смешался с грязью, устраиваться на работу расхотелось.

Мужу ничего не сказала. Да он и не спрашивал. Сел на диван, я подала ему ужин, потом ночь наступила, он перебрался на кровать. Как обычно. Но об этом уже столько говорено, что я даже перестала возмущаться.

После Новогодних праздников наступила холодная зима, редкая в нашем теплом климате. Я почти не выходила из дома, только по необходимости в магазины. Вдруг прозвенел звонок в квартиру.

На пороге стояла Наташа. Все в тех же старушечьих ботинках, в шубке, синтетической, теснившей ее. Наверное, в ней еще в школу ходила.

– Здравствуйте, – приветливо улыбнулась она, – вот, проходила мимо, решила к вам заглянуть.

– Ой, Наташа! Я рада вам. Как вы узнали, где я живу?

– Вы же под обращением подписались и указали свой домашний адрес. У вас хорошо, уютно, – сказала она, пройдя в комнату.

Шубку снять отказалась, торопилась в клуб.

– Как вы там? Клуб не закрыли?

– Пока нет, но угроза осталась. Влад хочет выдвигаться в депутаты, нашелся спонсор. Он же возглавил наш предвыборный штаб. Нужны помощники. Вы ведь не работаете. Пожалуйста, поучаствуйте, мы вам обязательно заплатим.

Те, кто сидят на чужой шее, поймут меня. Муж денег не жалел, но хотелось самой зарабатывать. И я согласилась.

Она обрадовалась, раскраснелась, чуть не расцеловала меня, и ушла почти счастливая. Я обещала завтра встретиться со спонсором.

* * *

В клубе было тихо. Стук моих каблуков пробудил тишину и мог раздражать, как злой лай собаки ночью. Навстречу вышла Наташа в домашних тапочках и провела в комнату с диваном. Покрывало яркой расцветки означало, что у них, действительно, появился небедный спонсор. У стола с посудой сидел Владислав. Он косо посмотрел на мои сапоги, молча, кивнул и продолжил чтение книги на подставке, как рекомендуют врачи школьникам, чтобы не портилось зрение.

Я села на диван. Они меня сами пригласили, имею право не спрашивать разрешения.

– Включи музыку, хочу послушать, – недовольно произнес он, не поднимая головы.

Зазвучала музыка и погрузила меня в светлую печаль. Я посмотрела на потолок, – с незатейливой люстры свисали снежинки в виде пыльных ватных комочков, обсыпанных битыми елочными игрушками.

«Что ты все чистишь – моешь? Сядь, посиди со мной рядом, – просил муж. «Соседка придет, а в прихожей грязная обувь» – оправдывалась я. «Как придет, так и уйдет».

– Ты ее сам пригласил, забыл? – тихо сказала Наташа, склонившись к уху Влада.

– А? – он обернулся ко мне, – ну, да, помню, спонсор сейчас придет. Вот и он.

В комнату, стесняясь, слегка горбясь, заглянул высокий мужчина, молодой, и вопросительно посмотрел на меня.

– Знакомьтесь, Владимир, он все расскажет, – Владислав снова уткнулся в книгу.

Робкий какой-то Владимир, на спонсора не похож. У кого есть деньги, не стесняются. А этот топчется у порога, горбится, чтобы казаться меньше. Сколько ему лет? Хотя неважно. Важнее, сколько лет он мне даст. Так это важно? Я почувствовала, что начала краснеть.

– Проходите, пожалуйста, – улыбнулась Наташа и показала на диван.

Он сел на краешек, косо посматривая на меня.

– Мы вам помощницу нашли, – сказала она.

– Вы немножко введите меня в курс дела, не знаю, смогу ли, – заволновалась я.

– Сможете, – сказал Володя и покраснел.

– Начните с предвыборной программы, – подсказала Наташа.

– Да, – он благодарно посмотрел на нее. – Наше будущее – дети, то есть, я хотел сказать, что дети – наше будущее. Понимаете? Их надо развивать, тогда у нас будет прекрасная жизнь.

– У вас есть дети?

– Нет пока. Сначала надо жениться, – улыбнулся он.

– Есть невеста? – спросила Наташа.

– Нет пока, – он опустил голову.

– Найдем, – уверено сказала она.

– Хватит болтать, ближе к делу, – Владислав оторвался от чтения и повернулся к нам.

– Да, к делу, – спонсор оживился. – Одним словом, у Владислава Сергеевича есть такая программа по воспитанию человека будущего. Но чтобы ее реализовать, надо идти во власть.

– Володя прав. Это он предложил выдвигаться мне в депутаты.

Мужчины стали обсуждать кого-то, кажется, конкурента. Два человека на одно место – пустяк, справимся легко. Наташа готовила кофе и подавала нам, я украдкой рассматривала Володю. Он не замечал. Или заметил?

Внешность его мне понравилась. Кареглазый, темноволосый, загорелый и ухоженный. Но почему такой стеснительный? В его-то возрасте. Где это он так долго пролежал, на какой печи? Ему, наверное, повезло, в благополучной семье вырос.

Мне стало хорошо, комфортно, и я согласилась поучаствовать завтра в пикете на центральной площади.

Мужу ничего не сказала. Пусть себе работает и живет привычной семейной жизнью. Вечером немного поволновалась, вдруг именно завтра он не пойдет на работу. Допустим, командировка, – иногда случаются, и он останется дома, чтобы готовиться к отъезду.

Утром, когда муж ушел на работу, кажется, ничего не заподозрил, я стала продумывать все до мелочей. Решила одеться скромно, но, не теряя привлекательности.

Все же с одеждой не угадала, вышла из подъезда и почувствовала холод. Тонкая курточка, сине-голубая, – выигрышных цветов для светлых волос, – не грела. Джинсы теплые, но подкачала обувь, – сапоги тесные, надетые на тонкие колготки, – пальцы ног заледенели.

Пожалела, что не намотала теплый шарф на шею.

Как только сошла с троллейбуса, увидела на площади, под памятником вождю революции Владислава и Наташу в окружении детей. Владимира не было.

Вот глупая! С какой стати он будет стоять в пикете, если есть дела куда важнее.

– Опаздываете, – Владислав был недоволен. – Берите плакат, держите, вот так, не опускайте руки. Если устанете, скажете, мы с собой веревки принесли, повесим вам на шею.

Прозвучало зловеще.

– Расстреливать не будут? – пошутила я.

Владислав отвернулся. Наташа вымученно улыбнулась, тревожно посмотрела на меня, видимо, боялась, что я уйду, и протянула мне плакат с фамилиями чиновников. Я боялась, что кто-то спросит о них. Или, еще хуже, сам чиновник подойдет ко мне и спросит, чем конкретно я недовольна. Что отвечать? И поменяла на другой, нейтральный: «Дети имеют право на счастливое детство».

На пикет почти не обращали внимания, люди торопились по своим делам. Только у Владислава журналисты брали интервью, и нас снимало телевидение.

Отсутствие Владимира расстраивало, сильно мерзли ноги, руки, я была без перчаток. Наконец, свернули плакаты, дети разошлись, и я покинула площадь.

Дома приняла ванну, согрелась и успокоилась.

Вечером муж смотрел новости, а я бегала из кухни в комнату, подавала ужин.

– Иди скорей! – позвал он, когда я готовила чай.

Меня с плакатом в руках показывали на весь экран.

– Ах, да, забыла, я была сегодня на пикете. Клуб у детей отбирают. Под супермаркет. История повторяется.

– В революционеры подалась? Что ж, развлекайся, лишь бы не скучала, – голос его мне не понравился.

– Я, вообще-то, на работу хотела устроиться.

– В клуб?

Он не эмоционален, и это мне нравится, успокаивает, как средство от изжоги. Но когда на что-то очень злится, мучается бессонницей. Последний раз он мучился бессонницей, когда я хотела взять ребенка из дома малютки, – даже заболел бронхитом. И я решила в нашей жизни ничего не менять.

Уже ближе к ночи, я мыла посуду, Игорь появился на пороге кухни и стал за мной наблюдать. В это время обычно он уже клевал носом, у телевизора. Но сейчас смотрел на меня так, как будто давно не видел.

– Что, не спится?

– Зачем тебе устраиваться на работу, денег не хватает?

– Нет, скука одолела.

– Понравилось стоять на площади?

– Не волнуйся, никакой больше политики, ни пикетов, ни выборов, – сказала я и почувствовала, что он успокоился. Хорошо, что мы доверяем друг другу.

Тепла все не было, временами падал снег и сразу таял. На улице грязь, серое небо, – выходить из дома никуда не хотелось. Мы жили тихо и несуетливо. Вечерами муж клевал носом у телевизора, я пыталась что-то вязать, но тоже впадала в дрему, и мы перебирались на кровати.

* * *

Утром разбудил звонок мобильного телефона, я услышала голос мужа:

– Дорогая, посмотри в окно, какое солнце! Весна наступила!

– Да, вижу, родной, наконец!

Усидеть дома невозможно. Я быстро собралась и вышла на улицу.

– Ирина, подожди! Мне надо тебе что-то сказать, – следом почти бежала соседка Татьяна.

– Ой, какая ты бледная. Болеешь? – спросила я.

– Да, язва замучила. Сплошные переживания. Черная полоса.

– Ничего, пройдет и сменится светлой.

– Если бы. Я ведь свою Анну отдала в твою гимназию учиться.

– Мою? У меня нет гимназии.

– А кого по телевизору показывали? С плакатом: «Требуем открыть первую в городе частную гимназию».

– Нет, не я. У меня был другой плакат.

– Может, я что-то перепутала, но тебя видела, – сказала она и поджала губы.

– Объясни толком, я ничего не знаю. То был клуб, который хотели закрыть.

– Теперь там гимназия, дай доскажу, недавно открыли, второй месяц пошел, платно, не пожалела средств, нашла еще работу. Мест свободных было мало, но ее взяли. И что? Она дважды травилась некачественной едой. Их кормят жареной колбасой с макаронами. И еще, ее зачислили в слабый класс.

– Но ведь она училась в школе хорошо.

– Вот именно. В гимназии их разделили на три класса: сильные, средние и слабые. У слабых уроки труда, физкультуры, пения, лепки и все.

– А читать – писать?

– Она умеет читать и писать, уже восьмой класс, – обиделась Татьяна.

– Извини. Это иносказательно, я ведь не помню, что изучают в восьмом классе.

– Помоги, а? Прошу тебя. Пусть ее переведут к сильным. Ведь умная девочка. Что хочешь, сделаю.

– Ничего не надо. Я пойду и все выясню. Прямо сейчас.

В клубе меня встретила Наташа. Все в тех же суконных ботинках и сером, обтягивающем платье. Румяная, приветливая деревенская красавица.

– Вам нужно к Владу, он все решает сам. Его выбрали депутатом, у них скоро начнется сессия. Если поспешите, успеете поговорить, – посоветовала она, когда я передала ей разговор с Татьяной. – Извините, мне некогда, столько заморочек со школой.

Сессионный зал находился в Белом доме, так называли здание, где собирались депутаты. Меня никто не остановил, и я прошла в зал. Владислава увидела не сразу, в последнем ряду, рядом с ним мужчина с бабьим лицом. Знакомый, из прошлого, нелегкого для клуба.

Я заспешила и вдруг услышала, кто-то истошно закричал, как на митинге, перекрывая шум в зале:

– Сюда нельзя! Как вы смеете! Здесь находиться имеют право только депутаты! Где охрана! Почему пропустили?

Владислав поднялся во весь свой рост и, покраснев от натуги, обращался ко мне, тыча пальцем. Я резко повернулась и заспешила к выходу. Уже на выходе оглянулась: никто не обращал на меня внимания.

Конечно, испугалась, еще бы, такой голос. Я сбегала по мраморным ступеням, рисуя картинки, как на выходе меня хватают Омоновцы, в масках и с автоматами. Очнулась возле клуба. У входа стояла иномарка. На переднем сиденье узнаваемая Наташа в сером платье, и Владимир, тоже легко узнаваемый. Нежно обнявшись, они целовались.

Мне стало весело. Каждый, в конце концов, получает то, что заслуживает.

Татьяне посоветую вернуть дочь в школу. Учат так себе, но пока придерживаются принципа равных возможностей. И дальше бы так.

Я направилась в сторону дома, вдруг резко остановилась и почувствовала сильный толчок в спину.

– Извините, – произнес мужчина, перебегая дорогу на зеленый, мигающий свет.

Мимо меня спешили люди, а я не могла понять, зачем остановилась. Повернула назад и на столбе увидела объявление, черным по белому: «Сильный, помоги слабому». Под призывом прочитала, что не деньги правят миром, мир держится на энтузиастах. Еще ниже общественная организация «Возрождение» приглашала на встречу всех неравнодушных.

Нет уж, хватит, больше не попадусь, ни за что. Пусть находятся другие энтузиасты, на которых держится мир.

Но зачем-то стала рыться в сумке, искать ручку и блокнот, чтобы записать время и место встречи.