Читать книгу Магнитные бури - Валентина Михайловна Ильянкова - Страница 3

Прошло еще полгода… В жизни Андрея за это время практически ничего не изменилось. Все тот же СИЗО, тюремная кровать для скручивания позвоночника в спираль, ежедневная баланда вместо еды. Лизу он уговорил уехать в Израиль на долгосрочную реабилитацию травмированной психики. И она уехала. Сейчас через своего адвоката он получал от нее короткие записочки с вопросами о его здоровье. Ответы ей Андрей передавал все через того же адвоката. Это было их совместное решение: скрыть от досужих дознавателей ее местонахождение. Андрей берег ее, свою малышку Лизу, в данной ситуации от посягательств правоохранительных органов. Мало ли какие фантазии посетят голову следователя, и Лизу включат в состав организованной группы, которую в жизни «прошлой» якобы организовал он, Андрей Балашов. Включат? Так уже включали: первой арестовали именно Лизу, и обвинили в изготовлении и сбыте поддельных денег и ценных бумаг. А точнее, американской валюты и государственных облигаций, которые за фальшивые деньги Лиза, якобы и купила. Эти облигации нашли в доме Андрея при обыске, и, самое удивительное, – они были фальшивые. Да, деньги он дал Лизе, двадцать тысяч долларов США. Для шопинга. Она хотела купить себе новую одежду. Потом эти деньги она одолжила однокласснику Андрея – Толяну Откуда он появился в Лизиной жизни Андрей до сих пор не знает. В качестве залога Толян передал Лизе минфиновские облигации, а потом сам же написал заявление в милицию, о том, что Лиза одолжила ему деньги, а они оказались фальшивыми, а он в залог ей передал самые настоящие облигации, которые затем каким-то чудесным образом оказались тоже фальшивые. Лизу арестовали и поместили в СИЗО. Андрею эту странную историю Лизиного падения в мошенничество рассказала дежурный адвокат, которая присутствовала при первом допросе Лизы. Адвокат нервничала, путалась в словах, основную суть допроса и показания Лизы дословно не могла вспомнить и все твердила:

– Как-то так… Дословно не помню, допрос начали в конце рабочего дня и продолжался он до глубокой ночи, я устала, но ее все-таки защищала. Поэтому Вы должны оплатить мою работу. Я состою в штате юридической консультации и не обязана работать сверхурочно. Вашу женщину допрашивали после окончания рабочего времени, что не входит в мои должностные обязанности.

– За что Вам платить, – раздраженно спросил Андрей, – за то, что Вы ничего не помните? Вы на допросе сладко подремывали, а я еще и деньги Вам должен заплатить? Когда вспомните детали допроса, мне их расскажите, вот тогда и заплачу я Вам, много. Вы думайте и звоните.

Андрей понял, что адвокат на допросе представляла интересы скорее следователя, чем Лизы. В чем Лиза под диктовку следователя и адвоката успела «признаться» он не знал, но понял, что Лизу надо спасать и для этого на данный момент есть только один доступный и достаточно простой способ – самому занять ее место. Он сумеет лучше Лизы разобраться в деталях дела.

На следующий день после ареста Лизы он пошел в отделение милиции и сделал заявление, что деньги, которые изъяли из сумочки Лизы, на самом деле принадлежат ему, Андрею Балашову, и привез он их из Европы. Конечно, его немедленно арестовали… Но самое главное – с Лизы сняли все обвинения и выпустили из СИЗО.

Это было начало уголовной истории Андрея Балашова. Когда он писал чистосердечное признание, была уверенность, что пару недель и все встанет на свои места. Ведь деньги на подлинность он еще в Бельгии проверил в местном банке. Тогда деньги были подлинные. А когда же они переквалифицировались в фальшивку? Надеялся Андрей, что эта история вот-вот закончится, но дни шли, а американские купюры так и продолжали оставаться фальшивыми. Обратную версию следователь не рассматривал, и уж тем более, не доказывал. Или пиши чистосердечное признание – где спрятано оборудование, сколько напечатали американской валюты, как сбывали и так далее по списку. Или Лиза снова будет арестована и помещена в СИЗО.

Идею спрятать Лизу за границей им подсказал адвокат Андрея.

– Во-первых, Лиза там будет в безопасности, во-вторых, Вас, Андрей, шантажировать будет нечем – сказал он.

При этом он пообещал все хозяйственные хлопоты по поддержке Андрея в период его жизни в СИЗО, взвалить на свои, адвокатские плечи. Мол, в цивилизованном обществе так и должно быть: адвокат все организует, проконтролирует и подведет к исполнению. После чего продуктовые передачи Андрей стал получать только от адвоката. Но совсем не безвозмездно – адвокату в три раза было увеличено ежемесячное денежное содержание, а за прилично выполненную работу назначалось вознаграждение. Все расходы Андрея оплачивала, принадлежащая ему на праве частной собственности международная транспортная логистическая компания. Судя по тому, как быстро и без лишних вопросов компания производила расчеты за все услуги, которые через адвоката подтверждал Андрей, ее счета не были арестованы. Компания работала и имела прибыль. Штат сотрудников компании, который когда-то подобрал Андрей, прекрасно справлялся со своими должностными обязанностями.

Правда, адвокат пару раз заводил разговор о выдаче генеральной доверенности на кого-то из сотрудников компании. И доводы приводил убедительные: доверенность значительно ускорит оборачиваемость распоряжений и приказов по управлению компанией и с него, адвоката, снимет часть нагрузки по доставке документов на подпись и обратно, но Андрей был непреклонен – нет, и все!

– Но почему Вы, Андрей Васильевич, не хотите облегчить жизнь не только себе, но и всем своим сотрудникам, в том числе и мне? – несколько раз задавал он Андрею одинакового содержания вопрос.

– Этого не будет никогда, – решительно отвечал Андрей, – доверенность на управление моим имуществом я мог бы выдать единственному человеку – Лизе. Но у нее нет опыта работы, кроме того, мы с ней не состоим в браке, поэтому и здесь я торопиться не буду. Видите ли, не хочу я на нее взваливать свои проблемы. Это мужские заботы – деньги зарабатывать и содержать свою женщину.

В течение последних шести месяцев следователь из жизни Андрея исчез. Андрей рассматривал сей факт, как негативное явление и нарушение его прав на справедливое расследование предъявленного обвинения. Адвокат согласно кивал головой, принимался где-то, чего-то добиваться, обращаться с претензиями по инстанциям, но ситуация не менялась. После суеты адвокат убедительно доводил до своего подзащитного, что следователь был в отпуске, затем завершал расследование одного, очень важного коррупционного дела, после чего болел. Время шло, следователь допросы прекратил, время содержания подозреваемого в СИЗО систематически продлевалось.

Андрей понимал, что следователь намеренно тянет его дело, растягивает во времени, а если точнее, то просто ломает его, Андрея, психику. Адвокат беспомощно разводил руками, соглашался, что это, да, беспредел, но он в рамках закона.

– Что делать, – убеждал он Андрея, – придется терпеть. Мое ходатайство о возобновлении расследования снова отклонено, жалоба возвращена без рассмотрения.

«Нужен другой адвокат, – размышлял Андрей, – этот явно не старается ускорить процесс. И тут все понятно – материальная выгода. Практически он не выполняет юридическое сопровождение возбужденного против меня уголовного дела, а гонорар получает не просто приличный, а несоизмеримо с оказанными услугами большой. На данном этапе мой адвокат работает простым курьером. Продукты и переписка с компанией, и это вся его юридическая работа. Купил продукты, передал их мне или получил бумажку и вручил бумажку. С этим надо что-то делать, но как? Адвоката подбирала и заключала с ним договор Лиза, но она далеко, а запиской попросить ее, чтобы отозвала договор, и нашла другого адвоката я не могу – доставка записок снова-таки за адвокатом. Такую записку он просто не передаст». Образовался тупик и выход из него Андрей не видел.

Однако, был и положительный момент прошедших шести месяцев: вместо бомжей, которых Андрей по версии следователя должен был бояться, но почему-то не боялся, в его камеру стали подселять обычных людей, подозреваемых в крупных и не очень крупных мошенничествах и экономических преступлениях.

Но здесь-то было все предельно понятно – В СИЗО поменялось руководство. Подполковник милиции, Семенов Александр Владимирович, не просто носил мундир, но еще наизусть знал все законы страны, строго их исполнял и того же требовал от своей команды. В первую очередь он распорядился провести полную ревизию подследственного контингента, рассортировать их по признакам преступлений и расселить по камерам в полном соответствии с Законом.

– Вы должны четко понимать: в стенах СИЗО содержатся не преступники, а пока подозреваемые, судом они могут быть оправданы. Ну, а если их все-таки признают преступниками, то отбывать наказание они будут в колониях. И это уже не наша территория. Ну, а пока, противозаконные, никем и ничем не обоснованные требования оперов и следователей по ужесточению условий содержания подозреваемых лиц мы отклоняем, но при этом не забываем неукоснительно следовать Законам нашей страны, – отдал жесткое распоряжение новый начальник СИЗО подчиненному коллективу.

Подследственных рассортировали по «интересам» и их жизнь качественно изменилась. Так, кандидаты в экономических преступников получили в сокамерников своих коллег, совершивших аналогичные проступки. Приближенный интеллект, жизненные интересы и проблемы – это то, что позволяло вести равноправный диалог, что-то обсуждать и с некоторой пользой коротать такое тягучее, безысходное в тоске время. Время своей короткой земной жизни.

Вскоре обитатели тесной камере знали все обо всех сидельцах: кому, сколько лет планирует следователь и за что. Андрей вникал в каждую ситуацию временных коллег по несчастью и результат пытался вписать в правовое поле страны.

Его вера в верховенство Закона продолжала доминировать в сознании. Закон, конечно, когда-то, через какой-то промежуток времени обязательно все разложит по полочкам справедливости, пройдет время и наступит справедливость. В это он все еще верил!

Но в его жизни было еще одно многоточие, которое он тоже пытался расшифровать, понять, осмыслить – «что, когда и почему в его жизни сложилось не так, как у других? Какие важные моменты своей жизни он пропустил или просто не заметил?» Разгадка где-то была, может, в прошлой жизни? И чьей: его или родителей? В растянувшиеся до бесконечности дни его жизни в СИЗО Андрей восстанавливал в памяти по минутам, часам и дням прошлую жизнь: свою, брата Игоря, родителей своих и первой жены, складывал все в пазлы. Сошлось, не сошлось? Где источник его несчастий и бед?

– Думай, думай, – приказывал он себе, – вспоминай и анализируй! И ты обязательно вычислишь не только сам вирус, уничтоживший всю твою семью, но и того, кто культивировал эту заразу, а затем подсадил в семью Балашовых, мою семью.

Когда-то, давно, в прежней жизни его мама, Мария Андреевна, называла своего младшего сына солнечной батарейкой. С детских лет она разглядела в Андрюше незаурядные способности лидера и организатора от бога.

– Внешне похож на меня, но гены от отца, – думала она, – хорошо ли это? Быть всегда впереди всех, задача не из простых. Останется ли у моего сыночка время для собственной, личной жизни? У его отца такого времени не было. Горел на работе и сгорел… Как остановить сына? А нужно ли? Вырастет, и свою жизнь построит так, как правильно. Он умный, он справится.

А между тем, подвижный, коммуникабельный Андрюша был в центре внимания всегда и везде: детский сад, одноклассники, вся школа.

Массовые или просто публичные мероприятия, вечеринки, диспуты, концерты, шоу: он там – организатор, лидер, вдохновитель. Для организации и проведения школьных вечеров, диспутов, тематических лекций или обзоров, общих родительских собраний директор школы, в которой он учился, создавал оргкомитеты. Так проще, да и ответственность в этом случае коллегиальная. И уже с седьмого класса в их состав обязательно включали Андрея Балашова. В старших классах Андрей стал незаменимым организатором и ведущим всех школьных мероприятий. Он ни на минуту не мог оставаться в одиночестве, всегда в центре событий, в окружении людей разных возрастов. И ведь заметит и разберется с драчунами из младших классов и нездоровыми амбициями одноклассников. За то любили, уважали, завидовали, боялись, а некоторые друзья-товарищи из-под полы, тайком, ненавидели Андрея.

Андрей вспоминал, благо время для этого было в избытке, и снова, минуту за минутой, день за днем проживал свою жизнь.

Родители Андрея для своего второго сына имя не выбирали. Андрей – и не иначе. Во-первых, оба деда семьи Балашовых были Андреями, и оба были уважаемы не только домашним кругом, но и трудовыми коллективами, в которых работали. А во-вторых, старинное толкование имени: «мужественный или тот, кто вступает в бой», внушало уважение. Всякое в жизни случается, иногда и в бой есть необходимость вступить.

В семье Балашовых были два сына с разницей в возрасте в целых длинных десять лет, что совсем не мешало им дружить и преданно любить друг друга. Старший, Игорь, с младенчества опекал брата лучше самой опытной няньки. Родители совершенно спокойно могли задержаться на работе или куда-то отлучиться по своим делам, а дома у них в это время тишина и порядок. Андрюшка сыт, умыт, спокоен. А иногда к приходу родителей уже тихонько посапывает в своей кроватке.

Дети росли, взрослели, но в их отношениях ничего не изменилось – самая преданная дружба и братская любовь. Игорь оставался старшим братом, и только его выговор или поручение младшенький любимчик всей семьи Андрюша безоговорочно терпел и принимал к исполнению. И это при том, что критику в свой адрес он не воспринимал. Никак! Никогда не оправдывался, не доказывал свою правоту, выслушивал нравоучение от взрослых глядя им в глаза, согласно кивал головой, мол, да, виноват. Затем уходил и, скорее всего, сразу все порицания и наказы забывал.

Ребенок от рождения был лидером, командиром всегда и во всем. Соперничество от сверстников он не допускал. Никогда! Отсюда упрямство в достижении желаемого, непослушание и поступки, которые взрослые иногда относили к разряду хулиганских. И если бы не брат Игорь, то пришлось бы Андрюше частенько сиживать на скамье штрафников или обживать позорный угол в своей детской.

Глава семьи, Василий Андреевич Балашов, в то время был уже состоявшимся человеком, с устроенным бытом и престижной работой – генеральный директор крупнейшего в СССР завода подъемного оборудования. Мама, Мария Андреевна, работала там же, начальником планового отдела.

Но устроенный быт, материальный достаток и престижная работа Балашовым с неба не упали – изначально были тяжелые времена, и жили в общежитии для малосемейных, и зарплатный день кошельки особенно не наполнял, и работа с раннего утра и до поздней ночи. Василий Андреевич был первым директором завода, вернее даже не завода, а того, что строилось на огороженной земельной территории в километрах пяти от города. А Мария Андреевна в годы строительства завода осуществляла мониторинг расходования средств, выделенных союзным бюджетом на строительство завода. И это при том, что в технологиях и качестве строительных работ она мало чего понимала. Но не стеснялась задавать вопросы и консультироваться. Именно поэтому, на строящейся завод дирекция периодически приглашала разработчиков проекта. Отсюда качество и соблюдение сроков строительства.

Василий Андреевич и Мария Андреевна в те годы работали много, не жалея ни сил, ни здоровья. Ненормированный рабочий день, без выходных, праздников, а иногда и перерыва на обед. Их первенец Игорь за долгие годы строительства завода привык к самостоятельности во всем – дом, а точнее две крохотные комнаты в «малосемейке», детский садик, школа. И обеды, завтраки, а иногда и ужины – из кастрюли, которая всегда стояла на плите, и из крохотного холодильника, где для него лежали уже очищенные сосиски с сардельками и нарезанная ломтиками докторская колбаса.

И только, когда завод был уже построен, и приступил к выпуску подъемного оборудования, город, да и вся республика, узнали, что фамилия директора завода Балашов, зовут Василий Андреевич, что на самом деле это заслуженный человек, женат на черноглазой красавице-татарке, есть у них сын, учится в такой-то школе… и далее и далее по списку, все сведения о высокопоставленном человеке, который постепенно превращается в публичную личность и гордость страны.

Материальный достаток семьи значительно, а скорее даже многократно, увеличился, жилищные проблемы решены самим же заводом, даже помощь материальная тем же заводом оказана на обустройство огромной квартиры. В квартире появилась японская мебель из натурального дерева, чайные столики, изящная посуда ручной работы, оборудование и кухонная утварь от иностранных производителей самой высокой пробы.

Когда Мария Андреевна с сыном Игорем впервые побывали в своей новой квартире, там уже было все, что превращало быт в нарядную, уютную, комфортную жизнь.

А соседи судачили, обсуждали, шептались и ползучие слухи растекались по всей стране:

– Вот, значит, как люди нынче живут! Наш сосед Витюша им мебель расставлял, так рассказывал, что шкафы прям в Японии уже вещами заполнены. Там разные халатики, пижамки, кухонные полотенчики. А белье-то, белье… Простынки и наволочки все в кружавчиках, а застежки на молниях. Одеяла пушистые, легонькие, невесомые! А посуда какая! Все готовенькое из Японии понавезли, а здесь только принимай и расставляй по своим местам. А наша директорша, самая, что ни есть барыня… Она почитай еще ни одного разочку в квартире не была. Все муженек старается. Машины подгоняет к дому, огромные, затянутые брезентом, а в них битком набито, только успевают распаковывать, да в дом вносить. Оно и понятно, квартира огромная, комнат пять или шесть. Все заполнить надо. И сколько же все это богатство стоит? Небось, хозяин в свое жилье немеряно денег вложил. А что их, эти самые деньги жалеть? Не его ведь они, а государственные…

Говорили, говорили и донесли слухи сначала до обкома коммунистической партии СССР, а уж потом о богатстве директора завода подъемного оборудования в городе N… и центральный Комитет КПСС был уведомлен. Там новость обсудили и приняли решение – а пусть Балашов сначала на ноги завод поставит, сборку и наладку грузоподъемного оборудования на поток поставит, клиентскую базу соберет, а уж потом и разберемся. Соответствующее поручение КГБ было сделано – наблюдать, наблюдать, глаз с него не спускать. Время придет, тогда и разберемся. Надо же, барин! Завод, однако, союзного значения, и руководить им должен коммунист с безупречной репутацией.

А муж и жена Балашовы тем временем решили второго ребенка завести. Андрюшка родился, толстенький, здоровый паренек. Мария Андреевна пару месяцев побыла дома, возле малыша, а потом вышла на работу.

В семье появилась чопорная женщина. По своим обязанностям – няня для детей, для соседей и сослуживцев – дальняя родственница из Казани. Не одобряли в те времена барские замашки на прислугу. Андрюшке год исполнился, когда Игорь оттеснил няню от своего брата и стал его фактическим опекуном. Но няню из семьи не уволили, она так и осталась у них управляться с хозяйством. Игорьку никто не отменял учебу в школе, дополнительные занятия музыкой, с репетиторами по английскому языку и в спортивных секциях.

Родители мальчиков тем временем научились совмещать работу с воспитанием детей. Строгость от папы и неусыпный мамин контроль. Хотя что в жизни детей Балашовых нужно было контролировать? У Игоря в дневнике только «пять», в детском саду у Андрея ни одного замечания. Возможно, были и невыученные уроки Игоря и шалости от Андрея, но взрослые люди, преподаватели и воспитатели, дружно об этом молчали, как бы себе не навредить. Родители у этих особенных детей кто? Вот именно, высокопоставленная, элитная каста, «хозяева жизни».

Так и жили Балашовы дружной семьей, где друг друга любили и души не чаяли в младшеньком Андрюше.

Уже Игорь в университет поступил, добывать специальность, а Андрей в школу.

Ровная жизнь текла по ровной дороге, без ям и колдобин. Да и какие ямы? Глава семьи, почитаемый, уважаемый в городе, да что в городе – в огромной стране, человек. Успешный генеральный директор процветающего завода. Кто бы посмел делать замечания, критиковать его семью или причинять какой-нибудь вред детям? Такие смельчаки в городе отсутствовали. Пока…

Балашова Василия Андреевича арестовали в одну из темных осенних ночей. В квартиру позвонили, вошли двое и велели собираться. Василий Андреевич не знал, как собираться и нужно ли брать с собой какие-то вещи. Он надел свой обычный директорский костюм, с белой рубашкой и черным галстуком. В том и ушел, видимо, полагал, что утром все прояснится и его отпустят домой. Но не отпустили.

Утром позвонили Марии Андреевне и приказали ей немедленно собрать вещи для Василия Андреевича, назвали адрес, где эти вещи примут. От неожиданности случившегося Мария Андреевна растерялась, долго стояла перед шкафом с вещами мужа, затем начала выкладывать из него мужские костюмы, рубашки, пижамы и белье. Рядом поставила большой кожаный чемодан, видимо, для упаковки отложенных вещей.

Игорь наблюдал за бестолковой суетой матери, затем позвонил брату своего бывшего одноклассника, который работал в каком-то правоохранительном учреждении. За несколько минут разговора выяснил у него какие «вещи, нужны и при этом дозволены» арестованным лицам. Так появился небольшой список личных вещей для Василия Андреевича – спортивный костюм, две пары нижнего белья, носки, тапочки, да еще средства личной гигиены. И небольшая дорожная сумка.

– Мама, – Игорь усадил мать в кресло, – я сам соберу вещи для папы, и сам их отвезу. А ты подумай о том, как нам у каких-то друзей или где-то еще спрятать твои драгоценности и другие ценные вещи, которые у нас могут описать, а затем арестовать. У нас будет обыск. Так мне сказал человек, которому я сейчас звонил. Мама, очнись и займись спасением нашего имущества, или хотя бы его части.

Следующая неделя прошла в ожидании обыска. Мария Андреевна обзвонила друзей своей семьи и просила их принять на недолгое хранение ценные вещи, которые она соберет. Но друзья стремительно приобретали статус «бывших» и уклончиво отвечали, что да, они бы с радостью помогли, но именно сегодня, сейчас, те или иные обстоятельства не позволяют им это сделать. Этот вопрос они, конечно, рассмотрят, но позже. Сразу и резко никто не отказал, все хором высказали сочувствие и сожаление по причине ареста Василия Андреевича, и пожелали скорейшего урегулирования вопроса. Вроде бы не отказали, но и не помогли. Не отказали, так как в сознании таилась мысль, что Василия Андреевича могут в скором времени отпустить и восстановить в статусе. Вот он и вспомнит их поведение в минуты беды. Не помогли от трусости, из-за позиции как бы чего не вышло.

Но все-таки объявился один человек, который нашел не только место, но и сам помог все собрать и поздней ночью, чтобы исключить любопытные глаза соседей и прохожих, погрузить в машину. Шкатулка с драгоценностями Марии Андреевны, деньги, которые она торопливо сняла со своих сберегательных счетов, шерстяные ковры ручной работы и другие, ценные вещи или просто дорогие для семьи реликвии.

Этим смелым человеком оказался брат домработницы Балашовых. Три года назад он освободился из мест лишения свободы, не мог найти работу. Сестра попросила Василия Андреевича устроить на работу потерявшего репутацию брата. И тот помог – без волокиты и дополнительных проверок человека приняли на работу на завод. Благо руки у него были золотые, работящие. В тюрьме справлялся с работой фрезеровщика, не только профессию из ПТУ сохранил, но и опыт приобрел.

Вот, он-то и был единственным другом семьи Балашовых. Единственным из множества людей, которые ранее настойчиво искали точки соприкосновения с семьей Балашовых. И многие находили… Если не дружбу, то приятельские отношения, помощь, поддержку. И вот итоговое завершение человеческих взаимоотношений, построенных на корысти и угодничестве.

Вещи спрятали в надежном месте, ключ от хранилища передали Марье Андреевне. Ключ она положила в свою сумочку, надеялась, что уж женскую сумочку перетрясать точно не будут. Да, и о чем может рассказать милиции или, возможно, подсказать какую-то версию простой ключ от навесного замка?

В ожидании обыска Балашовы вздрагивали от каждого стука входной двери в подъезд. А шаги по лестнице воспринимались как начало грядущих бед. Дни текли друг за другом, вот уже и месяц прошел с момента ареста Василия Андреевича. Но с обыском в квартиру к Балашовым суровые мужчины в черной одежде так и не пришли.

Обыска не было, как не было и вестей от Василия Андреевича. Где он сейчас, и что с ним происходит семья не знала. Передачи для него не принимали, свидания не разрешали, имя следователя по делу не называлось. Только через год Марию Андреевну пригласили в КГБ и ознакомили с некоторыми выдержками из решения суда по уголовному делу бывшего директора завода подъемного оборудования.

За это, это, а еще вот это Балашова Василия Андреевича приговорили к лишению свободы на срок десять лет, с отбыванием наказания в колонии строгого режима. Мария Андреевна осипшим голосом попросила стакан воды и внезапно потеряла сознание. Очнулась она все от той же воды, которой ей брызгали в лицо.

Для семьи Балашовых началась новая жизнь. Мария Андреевна разучилась не только смеяться, но и улыбаться тоже. Сослуживцы по заводу за ее спиной что-то обсуждали и мерзко хихикали.

Вскоре на заводе появился новый директор, он же бывший заместитель Балашова. Это по службе, а по жизни друг и попутчик бывшего директора на все шашлыки и вечеринки.

В первый день своего директорства пригласил он к себе в кабинет жену своего предшественника, бывшего друга и так далее… Разглядывая свои руки и несколько смущаясь, он сказал:

– Мне очень жаль, Мария Андреевна, специалист Вы очень хороший, – новый директор в былые годы Марию Андреевну засыпал комплиментами и цветами по любому случаю или даже просто так, – но я вынужден освободить Вас от занимаемой должности. Сами понимаете, Ваш муж не оправдал доверие партии и народа, замарал себя, да и Вас в том числе, уголовным преступлением. А планирование заводских показателей, в том числе доходов и расходов, можно доверить только человеку с безупречной репутацией. Это денежные средства! На Вашей же репутации огромное пятно. Правда, этот вопрос мы только что обсудили с секретарем партийной организации завода и сочли возможным оставить Вас на работе, но только в качестве рядового служащего. Например, экономиста в том самом плановом отделе, которым Вы во времена Балашова руководили.

Новый «шеф» еще что-то говорил, скорее всего, из цикла бесед о бдительности советских граждан и происках уголовных элементов, для пущей убедительности постукивал пальцем по столу и строго поглядывал на преступницу Балашову. Она же этим временем тяжело встала и, натыкаясь на стулья, пошла к выходу из до боли знакомого ей кабинета.

В тот же день Мария Андреевна написала заявление с просьбой об увольнении. И на следующий день уже на работу не вышла. Директор на такое стремительное увольнение начальника планового отдела завода необдуманно согласился. Через два-три месяца горько пожалел. Оказалось, что плановый отдел не был готов к самостоятельному планированию производства. Каждый сектор самого большого отдела завода занимался своими, узкими вопросами. Сводные планы и отчеты исполнялись начальником отдела, самой Балашовой. Новый директор, он же бывший друг семьи, несколько раз звонил Балашовой, снова сыпал комплиментами, напоминал о дружбе и просил хотя бы временно вернуться на завод. На ту должность, которую она назовет сама. Мария Васильевна молча слушала его монолог, потом так же молча отключала телефон.

Не сразу, но новую работу она нашла. Не такую денежную и престижную, как раньше, но здесь за ее спиной не судачили и не поливали грязью, как в администрации завода. Балашову приняли на работу в банк, в котором завод с первого момента своей регистрации в качестве юридического лица обслуживал свои счета и получал кредиты. Балашову там знали лично и ценили за аналитический ум, честность и порядочность. Лишние вопросы в новом коллективе Балашовой не задавали. С работой она справлялась, а что молчит и не улыбается, так беда, она у всех стирает радость из жизни и краски с лица.

В дверном замке камеры заскрипел ключ, воспоминания прервались.

Дверь открылась, вошел надзиратель и приказал:

– Балашов, на выход, – и добавил, – начальник СИЗО вызывает. По какому вопросу? Не знаю. Сам тебе скажет.

Андрей шел по темному коридору вдоль закрытых дверей камер и думал: «Не забыть на чем остановился – мама и ее работа. Пока ничего нового. Все эти события сто раз оговорены и обсуждены в семье. Да, люди бывают разные. В жизни моих родителей присутствовали в большинстве люди хитрые, неблагодарные, лживые. Были и порядочные, правда, в единичных случаях. Наверное, это удел всех публичных людей. Сделаю я вот что: потихоньку начну составлять список людей, которых нужно будет проверить. Когда и как проверить? Найду время, не всю жизнь мне быть в неволе. Придет время, выйду на свободу и в первую очередь разберусь, кому мешала моя семья. Или лично я?»

Начальник СИЗО листал какие-то бумажки, подшитые в новую, синюю папку.

– Здравствуй, Андрей, – доброжелательный голос, протянутая для рукопожатия рука, – присаживайся, поговорить надо. Да, ты не напрягайся. Я тут документы из сейфа бывшего хозяина листал и неожиданно обнаружил вот эту папку. А в ней твои заявления в прокуратуру и следственный комитет о возобновлении расследования возбужденного против тебя уголовного дела. Как видишь, все они в руки адресата не попали. Застряли в этом сейфе. Причину я не знаю, поэтому и обсуждать ее не будем. Но ты можешь снова написать аналогичные заявления, и я тебе гарантирую, что они будут отправлены по указанному адресу. Думай, и пиши. К сожалению, я не имею права передать найденную мной папку тебе, она подлежит уничтожение. Ты человек умный, напишешь другие, аналогичные заявления. Не зря тебя следователь здесь забыл. Бумага и ручка есть? Найдешь? Тогда отправляйся в камеру, и за работу.

Два заявления – в прокуратуру и следственный комитет, почти аналогичного содержания, по какой причине прервано расследование возбужденного против него уголовного дела, Андрей написал за несколько минут, почти на автомате. Это был больной вопрос, многократно обдуманный и осмысленный. Разложил бумаги по конвертам, написал заученные наизусть адреса.

«А почему бы мне одновременно не заменить своего адвоката? – задал себе вопрос Андрей, – да, наверное, самый подходящий момент! Пока следак будет собираться ко мне в гости, глядишь, я успею не только подобрать себе адвоката, но и договор с ним заключить».

Готово! Три конверта переданы надзирателю. Дальше цензура, и снова ожидание. Ждать, ждать и думать: почему, зачем?

«К вопросам «почему и зачем?», пожалуй, следует добавить еще один «кто?», – вернулся к своим размышлениям Андрей, – кто тяготится моим присутствием в той жизни, которая называется свобода? Список из потенциальных врагов, это самое правильное в моей жизни решение. Итак, возвращаюсь к родителям».

Василий Андреевич Балашов на свободу вышел через семь лет. Досрочное освобождение по болезни. Старый, измученный человек робко позвонил в дверь и тихо спросил:

– Пустите? – увидел слезы, которые непрерывной струйкой потекли из глаз Марии Андреевны и безжалостно добавил, – Маша, ты можешь от меня отказаться, не обижусь. Пойду устраиваться в больницу на постоянное жительство. Я ведь умирать прибыл.

Болезнь Василия Андреевича прогрессировала и не лечилась – неоперабельный рак. Доживал свои последние дни он дома. От госпитализации они оба – мать и отец, отказались. Им нужно было наговориться! Отец лежал, а мать сидела рядом и держала его за руку. Всегда сдержанная и немногословная мать тихо-тихо, шепотом, ему что-то говорила-говорила, а он слушал и из его глаз редко, но все-таки скатывалась слеза.

Мария Андреевна научилась сама делать мужу уколы. Каким-то внутренним чутьем она распознавала у него начало приступа дикой боли и хваталась за шприц. После очередного укола он не проснулся, ушел из жизни. А Мария Андреевна еще долго сжимала в своей руке холодную руку мужа и что-то тихо шептала. Ему напутствие для жизни в параллельном мире, или, возможно – утешение себе, оставшейся здесь, в земной жизни, в тоске и одиночестве.

Хоронили Василия Андреевича тихо и скромно. От поминальных столов решили отказаться. Не совсем, конечно, традиционный стол с бутербродами и бутылкой водки все-таки накрыли, но к водке и бутербродам никто не притронулся. Провожающих Василия Андреевича в далекий путь было всего несколько человек – своя семья и два-три новые сослуживцы Марии Андреевны. Заводчане проститься со своим первым директором не пришли. По слухам, изначально на заводском профкоме рассматривали вопрос об организации похорон Балашова Василия Андреевича. На повестке дня вопросов было много – кто выступит с некрологом, какие венки купить, где похоронить, какой памятник заказать. В самый разгар дискуссии в кабинет профкома зашел секретарь парторганизации завода и резко, с порога заявил:

– Кого вы собираетесь с почестями хоронить и тратить заводские деньги? Он бывший зэк. Он вор и мошенник. Партия таких не прощает. Мы с директором завода обсудили этот вопрос, нашего согласия на официальные мероприятия при прощании с Балашовым нет.

В это время дела на заводе складывались не совсем хорошо. Производственные показатели упали, большая часть клиентов отказалась от заказов, зарплата снизилась, численность работающих сократилась. Четвертый по счету после Балашова директор завода только-только приступил к своим обязанностям, был растерян, подозрителен, заводскому активу не доверял. Место его главного советника и друга в первые месяцы директорства занял секретарь парторганизации. Наверное, в то время поведение нового директора завода было оправдано многими факторами из жизни советских людей – застой экономики, падение уровня жизни граждан, тихая деградация всех ценностей. А вот бессменный секретарь парторганизации завода Евлазин Георгий Кузьмич, наоборот, чувствовал себя уверенно. Директора менялись, но заводская партийная организация от такой текучки высших кадров никак не пострадала, а наоборот, набирала вес и авторитет. Правда, уже через несколько месяцев оказалось, что это было временное явление. Но пока, областная структура партии хвалила Евлазина, и верила, что именно его талантами на заводе была создана ячейка из настоящих большевиков, грамотных политически и морально устойчивых. И возглавлял ее несгибаемый коммунист.

«Этого коммуниста я и запишу в свой список под номером один, – решил Андрей, – а под номером два у меня будет записан папин друг и его первый преемник по директорскому креслу. Кстати, это его имела в виду наша горничная, когда говорила, что замечала, как он на нашу маму поглядывал влюбленными глазами? Не здесь собака зарыта? Может быть, может быть…»

Андрей взял в руки свой блокнот для записей и карандашом размашисто написал:

– Секретарь парторганизации завода подъемного оборудования Евлазин Георгий Кузьмич.

– Заместитель Балашова, затем директор завода Агеев Анатолий Петрович, кажется, был влюблен в Марию Андреевну, мою маму.