Читать книгу Улыбка любви. Сказки для прекрасных дам - Валентина Павловна Светлакова, Тина Климович - Страница 4

Глава третья

Оглавление

Веня твердо решил – он заберет Катю к себе в Москву, он ее любит, только она нужна ему.

– Котенок, через четыре дня я дам тебе телеграмму. Ты к этому времени должна поговорить с родителями, чтобы они отпустили тебя ко мне. Я встречу тебя в Домодедово и уже больше никуда не отпущу, – говорил Веня, прижимая ее ладони к своим щекам и целуя тонкие пальчики.

Номер своего домашнего телефона уже в последний момент перед расставанием он записал на ее худеньком запястье. Катя же свой номер телефона и домашний адрес предусмотрительно записала на листочке, который Веня положил в карман рядом с билетом. Мобильные телефоны в начале нулевых были по карману только очень обеспеченным людям, даже для среднего класса это была диковинная малодоступная вещь.

Когда пассажиров его рейса пригласили к выходу, то Катя, всегда такая улыбчивая и жизнерадостная, вдруг скисла, в глазах стояли слезы, и она как мантру повторяла только одну фразу: «Я буду тебя ждать, я буду тебя ждать, Венечка…». Ее девичьи слезы, покрасневший носик вызвали в нем жалость и одновременно раздражение. Он всегда избегал женских слез, считая их орудием манипуляции. Но Катя, доверчивая, наивная, искренняя Катя, какой она манипулятор!

«Совсем как ребенок, расстаемся на несколько дней, а она как – будто прощается! – подумал тогда Веня.

Как только самолет взлетел, он крепко уснул, не слыша, как симпатичная стюардесса предлагала кофе, а пожилой сосед с трудом пытался перелезть через него спящего, чтобы пройти в конец салона. Тот же сосед его и растолкал, когда объявили о посадке.

В аэропорту Домодедово Веню встречал «старинный» друг Саня.

– Ну, и красавчик! Сияешь как самовар! Неужели влюбился в юную – черкешенку? – говорил Саня, обнимая друга.

– Что, на моем лице, написано, что я влюбился? И как ты это определил?

– Да у тебя с лица не сходит глупая, блаженная улыбка! Неужели я попал в точку?

Они мчались по утреннему свободному шоссе на его новенькой Ауди, весело обсуждая накопившиеся за Венино отсутствие московские новости. Потом Веня рассказал ему о Кате.

– Ты прав, старик, я влюбился по уши, и счастлив, понимаешь Санька, я счастлив! И я женюсь на самой замечательной девушке на свете! – закричал он, высунувшись в окно автомобиля.

Последнее, что он помнил, мчащийся прямо на них грузовик…

За его жизнь боролась бригада хирургов и травматологов, а сама операция длилась несколько часов.

– Родился ты, братишка, «в рубашке», вытащили мы тебя с того света, теперь, сам старайся, не подведи нас, – сказал хирург после операции, обращаясь к неподвижному без сознания телу на операционном столе, представлявшего перебинтованную мумию.

Родным Вени врачи давали неутешительный прогноз, полноценное восстановление вообще не рассматривая. По их предсказаниям в будущем после длительного курса реабилитации его ожидает либо инвалидная коляска; либо, в лучшем случае, что маловероятно при его травме, – костыли. Сам же процесс реабилитации займет не меньше полугода.

Когда Веня пришел в сознание и открыл глаза, то первое, что увидел, была мать – она спала, неудобно пристроившись на стуле рядом с его кроватью. Он смотрел на ее красивое усталое лицо со скорбной складкой у губ, мятый белый халат, накинутый поверх дорого французского костюма. Увиденное им было так не похоже на ту маму, которую он знал – всегда ухоженную, подтянутую, с прямой спиной, с идеальной прической и макияжем, что в сердце его пробудилась жалость к ней.

– Мама, – произнес Веня, но не услышал собственного голоса.

Она, как – будто услышав его и почувствовав взгляд, пробудилась из состояния тревожной полудремы, и, увидев его глаза, устремленные на него, порывисто бросилась к его кровати, лицом уткнулась в неподвижную руку сына и разрыдалась.

– Мальчик мой! Я боялась, что уже потеряла тебя! – причитала она сквозь слезы.

Веня был потрясен, он никогда не видел мать в таком состоянии, не припомнил случая, чтобы она так искренне и горячо проявляла подлинные эмоции! Театр – не в счет.

– Мама, сядь рядом, – прошептал он пересохшими и онемевшими губами.

Она села на стул, придвинув его вплотную к кровати, и одной рукой сжимала его ладонь, а другой гладила волосы поверх забинтованного лба. Слезы все еще катились по ее бледным щекам, оставляя бороздки, она не вытирала их, а только иногда облизывала губы. Молча, с глубокой нежностью и любовью смотрела мать на него. Наконец справившись с эмоциями, она оперлась на спинку стула и царственным жестом поправила прическу с растрепавшимися светлыми волосами; только растерянный взгляд, так не свойственный ей, выдавал мучившую ее тревогу и боль.

– Что со мной случилось? – с усилием спросил Веня.

– Вы с Сашей попали в ужасную аварию, когда ранним утром возвращались из Домодедово. Водитель грузовика уснул за рулем и врезался в вашу машину, – снова слезы навернулись на ее серо-зеленые глаза.

– Венечка, Саша погиб на месте, уже вчера похоронили. А ты, – всхлипывая и доставая носовой платочек, говорила она, – просто чудом остался жив. Тебя выбросило из машины. И, о, провидение – в аэропорт ехал врач, который был свидетелем аварии; он и отвез тебя в ближайшую больницу.

Она не смогла сдержать слезы и разрыдалась, закрыв лицо ладонями. Вене хотелось взять ее мокрую от слез ладонь и прижать к щеке, как в детстве. Когда ему было года четыре, он тяжело заболел. Он лежал с высокой температурой, задыхаясь от ангины, и мама, а не бабушка, также всю ночь просидела у его кроватки, держа в своих прохладных мягких ладоням его горячую ручку.

– Сыночек мой, тебе сделали несколько операций, и ты пробыл пять дней в коме! Слава Богу, ты выкарабкался! – она приложила платок к глазам, вытерла слезы и уже обычным, свойственным ей деловым тоном продолжала:

– Сейчас опасности для жизни нет, но несколько месяцев уйдет на восстановление. Как говорят врачи, процесс реабилитации будет долгим и тяжелым. Аркадий и папа уже нашли лучших реабилитологов и санаторий, куда тебя поместят.

Аркадий, отчим Вени, занимал крупный пост в Министерстве культуры и имел обширные связи во всех сферах.

– Мой мальчик, все будет хорошо! Ты обязательно поправишься, мы будем рядом, я верю, что ты встанешь на ноги, будешь писать картины, поедешь в Италию, – говорила она с мелодраматическими нотками в голосе, отчетливо и с паузами, как будто была на сцене, и ей было важно, чтобы галерка услышала каждое произносимое ею слово. Она уже пришла в себя и стала вновь той мамой, которую он знал последние двадцать лет.

Марту Васильевну всегда отличали умение собраться в критической ситуации и трезвый взгляд на вещи. Она считала, что не бывает безвыходных ситуаций, ну, а если они и иногда случаются, то надо просто проигнорировать их, не допускать в свою жизнь, не омрачать своего существования. «От переживаний появляются ненавистные морщины», – с которыми она, как актриса и одна из первых красавиц Москвы, нещадно боролась.

– Как бабушка? – спросил он.

– Ирина Петровна как узнала о случившемся, то слегла. Давление за двести, уже несколько дней медсестра ходит домой, делает уколы. Ничего, все обязательно образуется, вот ты уже в сознании, разговариваешь…, – ласково говорила она, гладя его по руку.

– Спасибо, мамочка.

Марта Васильевна снова прослезилась.

– Ты последний раз так называл меня, когда тебе было пять лет, растроганно сказала она, а потом как бы невзначай спросила:

– В бреду ты постоянно повторял имя Кати. Кто это?

«Катя… Девушка, в которую я был влюблен в той далекой жизни. Мой маленький Рыжик, которого мне надо забыть!» – с горечью подумал он, и, стараясь придать голосу равнодушные нотки, ответил:

– Не помню. Может быть, манекенщица с Кузнецкого, кажется, там была Катя.

– Я так и подумала, – спокойным голосом сказала она, уловив его напускное равнодушие. Ей было больно и обидно, что ее мальчик на грани жизни и смерти не произносил «мама, мамочка» или «бабушка», а имя неизвестной ей девушки. То, что неизвестная Катя звонила, Марта Васильевна не обронила ни слова.

Окружающие находили, что внешностью Веня больше походил на мать, чем на отца; и только волосы – густые с мягкой каштановой волной – от отца; у матери они были светлыми и прямыми. Родители развелись, когда Вене едва исполнилось пять лет. Ребенком он очень тяжело пережил их расставание, полагая, что в этом виноват он, поскольку не всегда слушался маму-папу и часто болел. Став старше, недостаток внимание родителей к себе объяснил их образом жизни: мать – известная актриса, отец – директор музея.

С матерью у него всегда были непростые отношения. В детстве ему так хотелось прижаться к ее коленям, вздыхая чудесный запах, который всегда исходил от нее, почувствовать ее руки, гладящие его волосы. Он всегда с нетерпением ждал ее прихода, но забегая на полчаса, она на ходу целовала его в щеку, называя «мой херувимчик» и, не спросив ни о чем, всю нужную информацию получала от свекрови – бабушки Вени. Потом такой же дежурный поцелуй и фраза «мой мальчик, слушался бабушку и дедушку», убегала, оставив свой неповторимый, «мамочкин» запах. В подростковом возрасте, с присущим этому периоду негативизмом, Вене казалось, что мать всегда больше интересовала насыщенная личная жизни и карьера актрисы, чем вечно простуженный, с перевязанным теплым шарфом горлом, маленький сын.

С отцом тоже не сложились доверительные отношения, даже когда Веня уже стал взрослым. Тот вообще по натуре был «одиноким волком» и мало нуждался в каких либо отношениях вообще. Историк по профессии, его больше интересовала древность, артефакты не моложе ста лет, чем, по его же высказыванию «мышиная суета современного мира потребителей». Но с отцом ребенок часто общался хотя бы на бытовом уровне, поскольку тот иногда по несколько дней жил у родителей, ночуя в кабинете деда.

Так уж сложилось, что Вениным воспитанием с пяти лет в основном занимались бабушка и дедушка – родители отца, оказавшие огромное влияние на формирование его личности.

Бабушка – Ирина Петровна, много лет проработала литературным редактором в одном из ведущих театров Москвы. Это была властная женщина, которой беспрекословно подчинялись все мужчины в семье – муж, сын и внук. Дедушка ее просто обожал и на каждый ее День рождения дарил ей 101 розу, вставляя в букет записку со словами: «Моей любимой девочке». Они были в счастливом браке 43 года.

Ирина Петровна и в семьдесят лет выглядела как настоящая леди – красивая, высокая, статная, с величественной прической из седых и все еще густых волос, нос горбинкой и покровительственная улыбка.

Как и подобает леди, она была скупа на проявление эмоций, «обнимашек», «поцелуйчиков» не выносила, но именно с ней у Вени сложились доверительные дружеские отношения. Будучи от природы женщиной мудрой и проницательной, она знала, как найти к нему подход даже в сложном подростковом возрасте, никогда не пристала с вопросами, была знакома со всеми его друзьями, а в дальнейшем и с подружками, которые были вхожи в их дом. Уже став взрослым, и проживая отдельно, когда ему нужна была поддержка или сочувствие, он приходил к только ней, своей любимой бабуле. Он мог ничего не говорить, а просто положить голову к ней на колени, а она также молча гладила теплой ладонью по его густым волосам, и неразрешимые проблемы решались, и «тучи уходили, и вновь выглядывало солнышко».

Дедушка, Илья Яковлевич, был крупным архитектором, увлекался изобразительным искусством, любил рисовать, в основном предпочитая авангардное направление. В их большой сталинской квартире висели картины, написанные его рукой. Благодаря деду, уже в восемь лет Веня сносно знал работы великих художников – авангардистов, выделяя любимых Пабло Пикассо и Сальвадора Дали. Поэтому никто в семье не удивился, когда в десять лет он заявил, что будет художником. Его отдали в художественную школу им. В. А. Серова, после окончания которой, он поступил в Московский художественно – промышленный институт им. С.Г. Строгонова.

Дед умер внезапно, за своим рабочим столом, от сердечного приступ; случилось это за год до его поступления в знаменитую «строгоновку».

Все свои детские и подростковые секреты он приносил им, своим любимым – бабушке и деду. Так, лет в двенадцать Вене очень нравилась симпатичная одноклассница, которая отвечала ему взаимностью, но пригласить ее в кино или на каток он не решался. И однажды, придя домой из школы и застав деда одного, он задал ему вопрос, который в этом возрасте задают почти все подростки своим родителям.

– Дед, а как вы познакомились с бабушкой? – как бы невзначай спросил он.

Сначала дедушка несколько оторопел от вопроса внука, а потом, как-то сразу помолодев, рассказал свою историю их знакомства (бабушкина версия, имела некоторые отличия, как узнал позже внук).

В самом знакомстве не было ничего необычного. На Старый Новый год его пригласил сокурсник к себе домой.

– Илья, приходи к нам. Соня пригласила свою подругу. Она живет в соседнем подъезде. Потрясающая девчонка – глаза, фигура и прочее. Если бы не Соня, я бы сам за ней приударил.

– Соня, – пояснил дед, была девушкой друга. Был разгар сессии, последние экзамены перед выходом на преддипломную практику, надо было усиленно готовиться, тем более что я «шел» на красный диплом. Но увидеть «потрясающую девчонку», о которой столько слышал, побороло тягу к знаниям, да и не хотелось встречать праздник с родителями, которым завтра с утра на работу.

Девушка действительно была прехорошенькая, и, как оказалось при более близком общении, весьма неглупой – училась на первом курсе литературного института. Вечер прошел весело – мы много танцевали, беспричинно смеялись, и расходились по домам далеко за полночь. Проводив девушку до подъезда, я в приподнятом настроении возвращался к себе на Покровку. И только подходя к дому, вспомнил, что не взял у красавицы номера домашнего телефона. «Ничего, попрошу завтра у Вадьки», – подумал я тогда, да так и не попросил – завертелся с экзаменами.

Когда уже сдавали последний экзамен, все-таки взял ее телефон, позвонил и пригласил в Малый театр. Как сейчас помню, смотрели мы с Ирочкой «Вассу Железнову» с Верой Пашенной в главной роли. Хотя ты, к сожалению, не знаешь ни пьесы, ни имя великой актрисы. Билетами меня снабдила моя матушка.

– Ты помнишь ее, Веня? – спросил вдруг он внука.

– Конечно, помню, когда она умерла, мне было уже шесть лет, и вы водили меня в театр на церемонию прощания. Продолжай, дед, не отвлекайся.

– Когда вышли из театра, то на улице шел крупный снег, и мы, обсуждая спектакль и игру актеров, неспешно дошли до Зарядье, где она тогда жила. Мне Ирочка, безусловно, нравилась, но это не была любовь с первого взгляда, так, юношеская влюбленность, да и о женитьбе в двадцать три года я и не помышлял. Дней через десять я пригласил девушку в Пушкинский музей, там тогда открылась выставка.., даже сейчас и не вспомню, что мы собирались смотреть. Да это и не важно. Договорились встретиться в два часа у входа в метро «Арбатская».

В то утро мне позвонил домой научный руководитель дипломного проекта и назначил встречу на 12 часов, сказав, что уезжает в длительную командировку, поэтому встретиться надо обязательно. «Успею», – опрометчиво подумал я и не перезвонил Ирочке. Но наша встреча затянулась, мы с ним долго дискутировали по моей предстоящей научной работе, а когда я мельком взглянул на часы, было уже без четверти три. Неловко попрощавшись с профессором, я буквально бросился к выходу.

Московская погода не предсказуема, особенно в феврале – еще три часа назад был ясный день, и вдруг, метель и похолодало. «Разумеется, она уже ушла, не будет же она несколько часов мерзнуть на пронизывающем ветру», – рассуждал я, но все равно какая-то сила несла меня на Арбат. Уже подбежав к выходу в метро, вижу – стоит, моя снегурочка.

Улыбка любви. Сказки для прекрасных дам

Подняться наверх