Читать книгу Словарь цвета поэзии Иосифа Бродского - Валентина Полухина - Страница 2

Цель «Словаря» – дать по возможности наиболее полное представление о цветовой палитре поэзии Бродского. Несмотря на то что к настоящему времени в России на эту тему написано несколько диссертаций и опубликованы десятки статей, все они страдают общим недостатком – ограниченным объемом текстов для исследования этой сложной проблемы. Так, Ирина Цегельник, говоря о дешифровке красного цвета, заключает: «…красный цвет <…> не используется как символ смерти, революции, кровопролития» [2]. Достаточно открыть поэму Бродского «Столетняя война» (1963), в которой вся земля настолько пропитана кровью павших, что эту символику крови невозможно не заметить: «В крови лежит солдат, / разбита грудь мечом, копьем, копытом. / Он в красный снег уже по горло врос» [3]. Не менее серьезна ее ошибка в интерпретации семантики и функционирования «синих» цветообозначений, цитирую: «горизонт раздражает глаз поэта в силу своей ненужности, причиняет не столько физическую, сколько духовную боль <…> На протяжении всей жизни в эмиграции поэт так и <…> не смог обрести счастье и покой вдали от Родины» [4]. Не вдаваясь в полемику, замечу, что для всех, кто хорошо знал Бродского в эмиграции, более далекий от реальности вывод трудно придумать. Бродский воспевал небеса и горизонт на протяжении всего творчества, при этом из 37 случаев употребления семы «горизонт» только дважды горизонту приписан синий цвет [5].

Если Ирина Цегельник обработала 832 примера, выбрав из них 45 цветов и оттенков, то Анастасия Трифонова обнаружила 76 цветообозначений в 946 словоупотреблениях [6]. Это более широкий охват материала, но описание палитры основных цветов в стихах Бродского Анастасии Трифоновой тоже нельзя считать полным и безошибочным: ее статистика цветоописания расходится с данными «Конкорданса поэзии Иосифа Бродского», составленного Татьяной Патерой [7]: белесый – 11 вместо 15 у Патеры; бурый – 6 вместо 13.

При внимательном прочтении других публикаций на эту тему становилось очевидным, что нам необходим «Словарь цвета поэзии Иосифа Бродского», для того чтобы понять и описать столь многоаспектный феномен цвета. Оставив в стороне вопрос, сколько стихотворений может репрезентировать цветовую палитру поэзии Бродского, я решила исследовать все опубликованные стихи Бродского, написанные им на русском, в том числе стихи из сборника «Стихотворения и поэмы» [8], все неопубликованные стихи, отрывки и наброски, включенные в самиздатский четырехтомник, составленный Владимиром Марамзиным, большую часть поэтического архива Бродского, хранящегося в библиотеке Бейнеке Йельского университета, и архивы Бродского в Российской национальной библиотеке Санкт-Петербурга, а также частные архивы, включающие стихи на случай и шуточные стихи. Итого в «Словаре» учтено 1725 стихотворений и набросков с указанием их местонахождения. Такой обширный охват материала углубляет наше представление о цветовой палитре поэзии Бродского.

Впервые предпринята попытка выделить цветовую палитру в английских стихах Бродского. Бродский написал больше 200 стихов на английском, 51 одно из них включено в его английский сборник [9]. Шесть опубликовано в американских журналах или в сборниках, остальные 158 хранятся в разных архивах. Это, как правило, наброски и стихи на случай, а также стихотворные надписи на книгах.

Из собранного материала я выбрала не только все случаи цветообозначения. Я руководствовалась теми же принципами отбора материала, которые описаны в предисловии к «Словарю цвета», составленному В. К. Харченко [10]. Помимо основных цветовых элементов включены все оттенки, будь то устойчивые или индивидуально авторские сочетания, с указанием частотности употребления. В «Словарь» также включены такие концепты, как «свет» и «тьма», ибо понятия света, тьмы, мрака, мглы неразрывно связаны со всеми проявлениями цвета, поскольку свет – непременное условие рождения цвета.

Из 1506 стихов и набросков поэта, написанных на русском, мне оказались недоступны 116 единиц. Из 219, написанных на английском, недоступны 35, они перечислены в первом описании архива Бейнеке 2005 года, но исключены из последнего описания 2008 [11]. Многие из них находятся в записных книжках Бродского, в которых их было трудно найти и сканировать, чтобы переслать мне, или же архивные единицы закрыты для исследователей.

Дополнительно к общепринятым цветообозначениям я решила включить в «Словарь» все названия цветов, растений, злаков, овощей и деревьев, встречающиеся в стихах Бродского, поскольку все они являются индикаторами цвета и имплицитно участвуют в создании цветовой палитры. Заметим, что в поэтических лесах Бродского растут не только сосны, вязы и березы, но и пальмы, лавр и манго, а в садах цветут розы, герань и незабудки; в его огороде растет капуста, лук, морковь и прочие овощи; имеются и сорняки: крапива, лопух, репей, чертополох.

Предлагаемый «Словарь» позволяет сформулировать несколько проблем и найти на них ответы. Из собранного мною материала бросается в глаза ослабление цветообразов в английских стихах Бродского. Например, в таком длинном стихотворении, как «Now that I have a minute…» (Box 62:1385) нет ни одного цветообраза. Из 51 опубликованного стихотворения в 22 вообще нет упоминания цвета. Это, как правило, стихи, написанные в 1990–1996 годах. Назову несколько: «Abroad», 1991; «Bosnia Tune», 1992; «Transatlantic», 1992; «At the Lecture», 1993; «To My Daughter», 1994; «Elegy» («Whether you fished me bravely out of Pacific…«), 1995; «Ab Ovo», 1996. Влечет ли переход с одного языка на другой изменение цветового тезауруса?

Если расположить 102 примера основных цветообозначений, выбранных из 184 стихотворений и набросков по их частотности, мы получим следующую картину:

White 22 = 22%

Blue 23 = 22,5%

Black 23 = 22,5%

Red 9 = 9%

Gray 9 = 9%

Green 8 = 8%

Yellow 8 = 8%

Dark 16 = 38%

Light 26 = 62%

Остальные цветообозначения, такие как brown, chestnut, rose, lilac, rust, scarlet, khaki и др., встречаются по одному разу. Отсутствуют цвета средней частотности: pink, orange, purple (фиолетовый), имеющие систему вторичных значений. Эти же цвета в русских стихах, за исключением фиолетового: розовый, розоветь, розоватый – 27 раз; оранжевый – 5 раз.

Чем можно объяснить такую бедность цветоописания в английских стихах? Думаю, не только количеством стихов, написанных на русском и на английском. Возможно, природой самих языков. Так, в русском языке способность слов к образованию производных гораздо активнее и разнообразнее, чем в английском. В английском тоже можно выделить наиболее частотные цветообозначения и те, что способны к наибольшему количеству дериватов. Но ни одно из них несравнимо с деривационными способностями русских цветообозначений. Компенсируется это тем, что прилагательные с семантикой цветообозначения в английском языке обладают более развитой системой вторичных значений, чем в русском. Например, red tape – бюрократия, blue – в значении печальный и непристойный; прилагательные green и white имеют большее количество переносных значений, чем их русские эквиваленты. Они могут обозначать политические и социальные движения и группировки. Следует заметить, что в английских стихах Бродского присутствуют, как правило, прямые (реальные) цветообозначения. Следовало бы поискать и другие причины такого различия в использовании цветоописания в русских и в английских стихах Бродского. Думается, что дело не только в скудности словообразовательных средств в английском языке, но и в степени владения Бродским идиоматикой этого языка.

Богатая цветовая палитра поэзии Бродского позволяет сформулировать еще один важный вопрос: под чьим влиянием формировалось цветовосприятие поэта? Можно предположить, что предпочтения Бродского в цветоописании сформировались в значительной степени под влиянием его подруги – художницы Марины Басмановой (МБ), которая в свою очередь не могла не находиться под влиянием живописи своего отца Павла Ивановича Басманова и своей матери Натальи Георгиевны Басмановой, тоже художницы. П.И. Басманов был тонким колористом, он соединил композиционную статику Малевича с тонкой светописью Павла Кузнецова. МБ многое переняла у своего отца и обогатила восприятие цвета Бродского. Ему были хорошо известны мастера авангарда и вообще «левые» художники еще до отъезда в эмиграцию. Он также был знаком с работами Сезанна, Сера, Синьяка, а из русских – Малевича, Розанова, Ларионова, Борисова-Мусатова, Кузнецова, Петрова-Водкина. Из эпохи Возрождения любимыми художниками Бродского были мастера венецианской школы [12].

В интервью Людмиле Болотовой и Ядвиге Шимак-Рейфер (Шимак-Рейферовой) Бродский сказал: «Я обожаю живопись. Мне больше других всю жизнь… дороже всех итальянцы; я думаю, Джованни Беллини и Пьеро делла Франческа. В двадцатом веке <…> французский художник Вюйяр (Vuillard). Боннар тоже, но Вюйяр гораздо больше» [13]. Ядвига Шимак-Рейфер нашла сходство между колористической гаммой Бродского и французских художников Вюйяра и Боннара, картины которых он мог видеть в Эрмитаже [14]. Заметим, что из западных мастеров, кроме венецианцев Беллини и Пьеро делла Франческа, Бродский любил Джорджоне, Веронезе, Тьеполо; из импрессионистов – Сезанна, Ренуара, Сислея, Писсарро. (Так, его «Натюрморт» – это сезанновская вещь, поскольку и у Сезанна нет границы между вещью, пейзажем и портретом.) Из русских – Венецианов, Суриков, Иванов, Петров-Водкин, Кузнецов, Борисов-Муратов, Гончарова, Ларионова и Малевич. (Некоторых он называет сам: «чахлых окрестностей Саврасова или Поленова, / неба, как у Мусатова; может быть, чуть серей» [15].) Предлагаемый «Словарь цвета поэзии Иосифа Бродского» дает возможность обнаружить влияние других художников на цветовосприятие Бродского. Еще предстоит описать взаимосвязи искусства и поэзии Бродского.

Что еще стимулировало цветовое восприятие Бродского? Черно-белая антитеза может ассоциироваться с памятью об отце-фотографе, а также с цветом и климатом родного города: белый у него не только день («средь бела дня» – 5 раз), но и ночь: «Белая ночь над нами» (СиП, 71); «Ночь белая глядит с небес» (I, 236).

Путешествие с Гарриком Восковым по горам Тянь-Шаня, поездки в Крым и в Армению внесли теплые оттенки в цветовой мир Бродского. Возможно, полуторагодовая ссылка на север, работы в поле и жизнь среди крестьян нашли отражение в многообразии названий растений и сорняков: лопух, пырей, репейник, чертополох.

Некоторые объяснения цветозаписи можно найти у самого Бродского. Так, в письме А. Сергееву от 30 января 1986 года Бродский пишет: «…есть такая часть (того) света – Инфарктика. Был там трижды <…> – что вам сказать за пейзаж? Много, конечно, белого; но еще больше красного и черного – совершенно, однако, вне стендалевского пошиба…» [16].

Его оппозиция белого и черного, света и тьмы – это смена дня и ночи, а также жизни и смерти. Поскольку мгла и темнота могут приобретать трансцендентальный характер: «этот ад или райское место, / или попросту мрак» (I, 203), можно понять их высокую частотность. Диаде «цвет» – «свет» следовало бы посвятить отдельную работу. Уяснение цветовой и световой волны, в которой находится поэт, остается малоизученной проблемой.

Обращает на себя внимание отсутствие или минимум цвета в стихах на случай и в частных посвящениях. Например, в 15 неопубликованных стихах, посвященных Фейт Вигзелл, всего три упоминания цвета, из них дважды назван синий. Из трех опубликованных и ей же посвященных цветообразы отсутствуют в двух: «Неоконченном отрывке» (II, 227) и «Прачечном мосте» (II, 242), оба 1968 года, нет их и в третьем – «Пенье без музыки» (II, 384–391,1970), зато в нем присутствуют образы «мрака» (II, 389, 390), «тьмы», «темноты» (II, 389, 391) и «света» (II, 390). Это наблюдение предлагает нам еще одну тему – чем отличаются цветовые поля в стихах разной жанровой направленности?

Интересно было бы исследовать цветоописание в любовных стихах Бродского. Выполняет ли категория цвета особую функцию в стихах о любви у Бродского? Колористически насыщен жанр эклоги у Бродского, в частности «Эклога VI весенняя», не включенная в 7-томное Собрание сочинений Бродского [17]. Какова цветовая гамма таких стихов? Предстоит кому-то описать цветовые волны в поэмах Бродского: «Шествии» (I, 79–133), «Зофье» (I, 149–167), «Столетней войне».

Известно, что восприятие цвета имеет субъективный характер и отражает психологические аспекты личности. В какой степени цветовое поле передает какие-то специфические эмоции или настроение поэта? Ответить на этот вопрос помогут исследования психолога Карла Люшера (Carl Lüscher) [18]. Если следовать его учению, предпочтения в выборе цвета продиктованы нашим характером и нашими эмоциями. Предложенная им символика цвета несколько отличается от традиционной: так, черный цвет (у Бродского почти 19 %) – это не только цвет смерти, но, по Люшеру, и цвет пустоты и прощание с близкими (см. «Похороны Бобо», II, 34–35). Синий и голубой цвета, занимающие в палитре Бродского 12 %, ассоциируются с мудростью и верностью. Имея под руками «Словарь цвета поэзии Иосифа Бродского», можно попробовать описать не только автопортрет поэта, но и его личность, ее эмоциональные, интеллектуальные и метафизические ассоциации.

Продуктивным может оказаться исследование цветообразов в рождественских стихах Бродского, в которых мы найдем все краски спектра на фоне сменяющихся света и тьмы. Насколько традиционна их символика? Чем отличается цветовая картина мира в поэзии Бродского от национальной? Что он усвоил и присвоил из фольклора и книжно-поэтической традиции? Бродский то следует традиции, от отступает от нее, передавая свое мироощущение.

Не прямая, но немаловажная проблема, как учитывать и учитывать ли тот факт, что в стихах Бродского цвет может присутствовать имплицитно в его тропах, например в стихотворении «Бабочка» (III, 20–24): «Навряд ли я: / бормочущий комок / слов, чуждых цвету, вообразить бы эту / палитру смог», «На крылышках твоих / зрачки, ресницы – / красавицы ли, птицы», «портрет летучий» и пр. Эти тропы вполне компенсируют отсутствие самих названий цвета. Нужно ли включать их в «Словарь»?

Практическая ценность «Словаря» в том, что он вносит некоторые коррективы в уже существующие работы и предлагает новые проблемы для дальнейшего исследования цветовой палитры поэзии Бродского. В этом «Словаре», таким образом, систематизирована цветовая информация. Он поможет детальнее и глубже изучить колористическую символику стихов Бродского, не искажая его поэтического мира. Собранный в «Словаре» обширный материал позволит погрузиться на такую глубину, где помимо описания внешнего мира представлено и внеличное – смысл жизни, суть веры, язык, творчество. Как меняется цветовая палитра в связи переходом на английский или со сменой оптики – с физической на метафизическую?

Мой «Словарь цвета поэзии Иосифа Бродского», надеюсь, вдохновит коллег на составление подобных словарей других поэтов.

Данные «Словаря» сверены с «Конкордансом поэзии Иосифа Бродского», составленным Татьяной Патерой [19].

Мне хотелось бы поблагодарить Владимира Марамзина, Наталью Крайневу – хранительницу Рукописного отдела Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге, Дарью Суховей, которая скопировала для меня многие неоконченные стихи и наброски Бродского, Мойру Фицджеральд, Фейт Вигзелл, Эллу Вайль, Раду Аллой и семью Катилюс за помощь в собирании неопубликованных стихов и незаконченных отрывков Бродского. Особая благодарность профессору Андрею Ранчину за внимательное редактирование «Словаря».

Список используемых сокращений помещен в конце книги. Стихотворения Бродского, кроме особо оговоренных случаев, цитируются по изд.: Сочинения Иосифа Бродского: В 7 т. / Сост. Г. Ф. Комаров. Т. 1–4. СПб.: Пушкинский фонд, 1997–2001. При цитировании номер тома указывается в тексте римской цифрой, номера страниц – арабской. Ссылки на издание: Сочинения Иосифа Бродского: В 4 т. / Сост. и подгот. Г. Ф. Комаров. СПб.: Пушкинский фонд, 1992–1995 также приводятся в тексте с указанием тома и страниц; при этом после номера тома ставится звездочка. Ссылки на поэму «Столетняя война» сделаны по 4-му тому марамзинского собрания (С. 193–214) и по публикации в журнале «Звезда» (1999. № 1, С. 130–144). Воспроизведены все особенности орфографии и пунктуации оригиналов.