Читать книгу Сказание о блэквимах. Огненный блэквим - Валентина Сергеевна Вилеева - Страница 3

Первое апреля – известный всем День смеха. Однако эту дату весной 2006 года я едва ли могу назвать забавной, ведь она стала одной из решающих в моей жизни. Это был день, заставивший двенадцатилетнюю девочку посмотреть на многие вещи другими глазами, и миг, позволивший пересечься на долгие годы судьбам двоих.

Как сейчас помню весёлую мелодию, которая ещё в 2003 году заменила старый добрый школьный звонок. Мы с нетерпением ждали её во время занятий и надеялись услышать как можно позже на переменах. Но звонок был бодр и исправен: он звучал в срок, заставляя учащихся средней школы № 21 расходиться по классам. Столовая и коридоры быстро пустели, погружаясь в тишину.

У нас вторым уроком, как обычно по субботам, – школа считала необходимой закалкой для светлого будущего учёбу шесть дней в неделю – была литература. Учительница запаздывала, поэтому неудивительно, что ребятня из пятого «Б» решила заняться своими делами. Громкие голоса, звонкий смех по поводу и всё больше без – типичное явление для нашего класса. Я была убеждена в том, что этот гул слышен даже на первом этаже, учитывая, что кабинет литературы находился на втором, недалеко от лестничной площадки. Чьи-то шустрые пальцы ловко сжимали кнопки потёртой игровой консоли, пока их юный владелец увлечённо вглядывался в небольшой экран, где синий антропоморфный ёжик прыгал по трамплинам, побеждая врагов и собирая кольца. Чуть ли не половина класса играла в «мафию». Пять-шесть человек просто болтали, пытаясь занять время, но только усиливали шум, а Миша Алоян – наш отчаянный староста – пытался всех успокоить, но, как всегда, безрезультатно. Я же молчаливо сидела, сложив руки на парте, и жевала жвачку.

Двенадцать мне исполнилось в феврале, и я по-прежнему оставалась среднего роста. Мои длинные коричневато-рыжие кудри пришлось постричь неделю назад. Виной всему стали шесть пластинок вишнёвой жвачки, что Лена и Оля, с которыми я перестала водиться ещё в четвёртом классе, влепили мне в волосы. Новая стрижка, скромное каре, к особой злости виновниц происшествия, ничем не портила внешнего вида. А школьная форма – слегка облегающий фигуру клетчатый сарафан из полушерстяной ткани – смотрелась на мне, словно была сшита на заказ, хотя мама приобрела её для меня в секонд-хенде.

Начало дня было не слишком удачным: утром я чуть не проспала, забыла тетрадь с домашней работой по математике, моя лучшая подруга Люба Камышева опять не пришла в школу. И, ко всему прочему, я плохо выучила стихотворение, заданное по литературе.

Дверная ручка резко дёрнулась и жалобно взвыла, так нажимать на неё – с инквизиторской суровостью – в нашей школе мог лишь один человек – Каледина Акулина Анатольевна. Эта невысокая, в меру упитанная женщина пятидесяти шести лет была учительницей литературы, классным руководителем пятого «Б» и заместителем директора по учебно-воспитательной работе. В школе каждый знал не понаслышке её суровый нрав, а всевидящего взора голубых очей Акулины Анатольевны страшились даже старшеклассники. Не успела она войти, как в помещении воцарилась гробовая тишина, а ученики вскочили по стойке смирно подобно солдатикам.

– Пятый «Б»! – дети содрогнулись от её грозного голоса. – Вас слышно даже с улицы! Можете забыть о поездке в зоопарк!

Класс испуганно смотрел на эту властную женщину, не зная, что ответить в своё оправдание. Но Каледина никогда не ждала мольбы о пощаде.

– Алоян, вы ответственный за дисциплину! Я начинаю сомневаться в том, что назначение вас старостой было правильным решением! – наша классная предпочитала обращаться к ученикам на «вы».

– Акулина Анатольевна, я п-приношу и-искренние и-извинения от всего нашего класса… – заикаясь, пролепетал староста.

– На моих уроках тишина и порядок – так было и будет всегда. А от своего класса я требую дисциплины вдвойне! – зарычала учительница, пропустив робкие оправдания Алояна мимо ушей. Окинув пронзительным взором весь класс, сердитая женщина села за стол.

– Садитесь. Проведём перекличку, затем я начну спрашивать стихотворение, которое вы должны были выучить наизусть.

Открыв классный журнал – опрятную тетрадь в тёмно-синем переплёте, она принялась отмечать присутствующих. – Абрамова, – подавляющим тоном промолвила Акулина Анатольевна, не отрывая от государственного документа глаз.

– Здесь, – мгновенно отозвалась девчушка с весёлыми косичками, которые подскочили в воздух вслед за хозяйкой.

– Алоян, – продолжала Каледина, а ребята старались не смотреть на её короткую шевелюру, крашенную в лиловый цвет. Староста поднял руку и, открыв учебник, принялся повторять стихотворение, ощущая, как лоб покрывает испарина. А я продолжала жевать жвачку и глядеть в окно со скучающим выражением на лице. Сонно всматриваясь в переплетение ветвей, я заметила странную птичку, замершую по ту сторону стекла. Крохотуля с зелёным пятнышком на правом крыле. Она как будто бы уловила мой взгляд и, сверкнув черными горошинами-глазками, улетела.

– Воробьёва! – голос учительницы заставил моё сердце ёкнуть, а меня живо проглотить жвачку, чудом не подавившись. Резко вскочив с места, я проголосила с не меньшим вызовом:

– Полина Воробьёва здесь!

Класс заполнился глухим хихиканьем, но вскоре все вновь затихли, смирённые одним взором Акулины Анатольевны, после чего Каледина вспомнила обо мне.

– Повторяйте стих, Воробьёва, я начну спрашивать с вас!

Вернувшись за парту, вместо того чтобы принять во внимание предупреждение учительницы и повторять стихотворение, я продолжила лениво смотреть по сторонам. Мне хотелось приключений, таких, чтобы аж дух захватывало! А не заучивать занудные строки. К тому же тогда я не понимала, сколько сил и терпения затратил на каждую строфу поэт.

Каледина отметила почти всех учеников и, дойдя до буквы «я», произнесла:

– Ярилов! – ответа не последовало. Тогда женщина оторвалась от журнала и, бегло окинув взглядом кабинет, громко повторила:

– Виталий Ярилов! – вновь тишина. – Что же это такое?! Он что, посмел заболеть?

Впервые за столь долгий срок мне подвернулась возможность отомстить одиозному мальчишке, который так и не поделился со мной тайной фокуса с огнём. Я подняла руку и выкрикнула на весь класс:

– Ярилов был сегодня в школе! Он удрал до того, как начался ваш урок! – я говорила правду, ведь он действительно куда-то ушёл перед литературой. Но послышались знакомые шаги, и, стоило лишь мне замолчать, как под натиском мальчишеской ладони дверь в кабинет отворилась, и перед нами предстал Виталий.

Его серая водолазка, тёмно-синие брюки, протёртые на коленках, и старые кеды – помимо самого факта его появления, любая мелочь вызывала у меня неприязнь. Ярилов не сильно изменился с нашей первой встречи – слегка вытянулся и теперь ростом был на сантиметр ниже меня. По-прежнему не было и дня, чтобы он явился в школу без своей старой зелёной банданы или снял её при нас. А я лишь гадала, зачем, и почему учителя позволяют Виталику присутствовать на уроках в головном уборе, когда другим детям это запрещено. В нашем классе за Яриловым осталось прозвище Зелёная косынка. Ребята из пятого «Б», в отличие от «ашек», руки не распускали, но с Виталиком никто не дружил.

Мальчишка неловко почесал затылок, застыв возле порога. И произнёс спокойным голосом:

– Простите за опоздание. Я был в медкабинете. Можно зайти?

– Конечно, Виталий, заходите, – ответила Акулина Анатольевна. Произошло чудо – эта суровая женщина ласково улыбнулась ему. Но вскоре голова учительницы повернулась в мою сторону, улыбки уже не было и в помине. Каледина сделала страшное лицо и строго сообщила:

– А вы за ложь будете наказаны, Воробьёва! Испишите десять листов следующими словами: «Я трижды подумаю, прежде чем что-либо сказать» к завтрашнему занятию!

Класс снова залился смехом, на этот раз мои одноклассники похохотали от души, а я отказывалась верить ушам. Машинально привстав с места, я не успела заметить, как рот открылся сам собой, глаза полезли на лоб: я напоминала рыбу, выброшенную на сушу.

– Но, Акулина Анатольевна! Я же только… – не успела я договорить и слова в своё оправдание, как она перебила.

– Никаких «но»! Не потерплю в классе ябед! Напишете как миленькая. Или же не видать вам положительной оценки по моему предмету как своих ушей.

– Хорошо… – сдалась я, с досадой опустившись на место, и нервно подумала: «Да она не имеет права! Это же урок литературы, а не чистописания! Не собираюсь я ничего писать! Из-за какого-то неудачника? Ну уж нет! – злость кипела внутри, но, на миг представив разочарованное лицо матери, я попыталась смирить задетое самолюбие. – Придётся написать…. Клянусь, Ярилов за всё ответит!»

Весь день был непоправимо испорчен. За неудачную попытку рассказать стихотворение Каледина мне поставила «неуд». Любка в школе так и не появилась. Мне предстояло выполнить несправедливый наказ учительницы: исписать десять листов бессмысленной ерундой. Но главной задачей было найти способ, чтобы подлый мальчишка получил по заслугам. Впрочем, к концу четвёртой перемены мою голову посетила идея, которую я решила осуществить, несмотря ни на что.

После уроков я не пошла домой. Я решила проследить за Яриловым и, выяснив, где он живёт, рассказать его родителям, какой их сын прогульщик. «Наверняка его строго накажут! – думала я, растягивая губы чуть ли не до ушей. – Такой будет моя беспощадная справедливость!»

Пока я ликовала, разрабатывая стратегию, Виталик покинул здание школы и, поправив лямки рюкзака, зашагал к остановке. Я тут же поспешила за ним, стараясь держаться на расстоянии, дабы мой враг не заметил слежки. Мне всё время казалось, что Ярилов догадался о моём присутствии, но вскоре я убедилась, что это не так. Около остановки, где нам впервые «посчастливилось» повстречаться, он достал из кармана кошелёк. Порывшись в нём, мальчишка обнаружил несколько вальстонских монет, которых в лучшем случае хватало на простую карамель на палочке, но никак не на проезд. Убрав бумажник обратно, Виталик смирился с тем, что придётся идти до дома пешком. Мне же ничего не оставалось, как только вздохнуть и пойти за ним следом.

* * *

Наш путь продолжался уже чуть ли не час, а объект моей слежки шел все так же быстро, как и вначале. Я же от усталости мечтала растянуться на асфальте. Да и улочка, как назло, вильнула и пошла в гору. Я подумать не могла, что этот противный мальчишка и в самом деле живёт так далеко!

Оставив позади страшные гаражи и пригорок, пробравшись вглубь частного сектора, мы наконец приблизились к дому Виталика. Его жилище, одноэтажное здание с низким угрюмым забором, вероятно, было ровесником покойного профессора Стратогорского. Оно единственное в этом квартале не было заброшено. На остальных участках стояли полуразрушенные строения или не было ничего. Я поражалась, как Яриловых угораздило поселиться в таком месте! Тогда я не знала, что раньше они жили почти в центре города, а сюда переехали год назад, поскольку мать Виталика сменила работу, и предыдущее съёмное жильё стало им не по карману.