Читать книгу Свет небесный - Валера Жен - Страница 3

– Ты парень примечательный, – прищурился главный редактор областной газеты, оценивая опытным взглядом бесцветную внешность Лени Мухина, – не каждый тебя увидит, ха-ха… самый раз подходишь для щекотливого задания.

Анатолий Евгеньевич Хижин – так звали пожилого, на вид маленького и болезненного, еврея – сам не отличался выдающимися литературными способностями, но обладал отменным чутьем на таланты. Чутьем? На самом деле он попал под обаяние молодого человека, поверил в скрытые возможности потенциального исполнителя хитроумного плана по поднятию престижа газеты, то есть набившего оскомину пресловутого рейтинга. Газетные киоски прямо-таки забиты периодическими изданиями разного толка, и с каждым годом конкуренция неуклонно возрастала. Стоило о чем подумать. Тираж газеты неуклонно снижался, а бесплатные издания становились ежедневным чтивом сограждан, лишая тем самым необходимой материальной поддержки настоящих рыцарей пера и бумаги. Позарез нужны рисковые, честолюбивые и напористые, литераторы со свежими идеями, способные противостоять чернухе и альковным откровениям.

– Готов на любую работу! – необдуманно поторопился заинтригованный необычным предложением парень, сразу полюбивший Анатолия Евгеньевича с его мягким проникновенным баритоном.

В каждом городе есть культурный центр, то есть лобное место, куда ведут все дороги. У Лени Мухина свое понимание Центра. Это издательский дом, в коридорах которого он провел немало часов, посещая кабинеты от рецензентов до редакторов, ожидая рассмотрения романов, написанных, как ему казалось, кровью. Ваш роман нас не заинтересовал. Дежурная фраза, способная погубить на корню всякое дарование, не отбила интерес к литературному творчеству, наоборот – он мобилизовал силы в поисках наиболее успешных путей для достижения признания.

– Знаешь социальную и криминальную обстановку в стране… снижение рождаемости, большой процент разводов… люди мрут, как мухи… вичинфекция… в газетах проскальзывают резкие высказывания… Представь один жилой двор в самом обычном квартале. Заметь, один из многих… – Анатолий Евгеньевич смотрел мимо Лени, будто и в самом деле видел один единственный двор на просторах огромной страны. – И вот люди часто погибают. Не каждый день, так – через день. И все какие-то несчастные случаи – злой рок, что ли. В существующих публикациях не просматривается причинной связи, но мы то с тобой материалисты, поэтому должны разобраться в печальной статистике, показать пример добросовестной журналистики. – Он понимающе заулыбался, отмечая нетерпеливые движения Мухина. – Ты молодой, энергичный. Походи, поспрашивай. Глядишь, и серьезная статейка получится.

В другой бы ситуации Леня мог обидеться на оскорбительную снисходительность, с какой беседовал главный редактор, но Анатолий Евгеньевич в действительности выглядел невзрачным человечком с огромными немодными очками, прикрывающими природную робость и ранимую душу. И он когда-то пробивался через кордоны секретарей и машинисток, загружая работой капризных рецензентов. Ему давно приглянулся шустрый паренек у дверей книжных издательств, не отступающий перед избалованной литературной элитой. Как человек, тесно связанный с газетной продукцией, он быстро и профессионально обрисовал для себя внешний и психологический образ Мухина. Прежде всего, появилась ассоциация со словом простота – простой, простодушный; потом возникали производные от слова доброта – добродушный, добропорядочный, добросердечный. Ну чем не крестьянский сын? Низкорослый крепкий дубок с почти бесцветными, коротко стрижеными, волосами на широколобой голове. На бледном скуластом лице странно сияют синие глаза. Обычный до необычайности парень. И неприметный?

– Анатолий Евгеньевич, вы пишите!?

– Упаси бог от напасти! – замахал он руками. – А ты дерзай, ха-ха…

Буйная фантазия Мухина размыла границы здравого мышления. Еще не зная в деталях несчастные случаи, он пытался представить маньяка-убийцу, скрытого под маской законопослушного гражданина, упоенного успехами в деятельности по сокращению численности населения, в подрыве авторитета страны на мировой арене.

– Наверняка милиция опередила, – засомневался он. – У них огромный штат, на вооружении криминалистическая медицина и лаборатории…

– Все так, – поморщился главный редактор, – но есть и аргументы не в их пользу – статистика. Здесь необходимо журналистское расследование. Твоя задача – проникнуть в человеческую психологию, взглянуть на события изнутри. Возможно, проявился социальный фактор – ничего нельзя исключать. И – без фантазий.

Без фантазий?

Старенький Икарус хлюпнул дверями, качнулся, выпустил ядовитое облако, заскрежетал стальными мышцами. В просторном салоне – два небритых мужичка рабоче-крестьянского покроя, миловидная девушка с пылающими щечками и вздернутым носиком, еще несколько пассажиров. И весенняя слякоть. Мухин не в счет, потому что неприметный, в контрасте со своим черным пальто кажется прозрачным.

Девушка садится напротив. Нервно поправляет вязаную шапочку, машинально разглаживает на коленях полы цигейковой шубы, доводя их до серого блеска. Отрешенно смотрит сквозь него на мрачный городской пейзаж. Нежный цветок, задетый порывом ветра?

Леня Мухин представляет ее в домашней обстановке – у гладильной доски. Она расправляет кружево платья, прыскает водой, прикладывает утюг. Невидимый пар обдает лицо жаром. Девушка улыбается, приятные мысли блуждают в ее белокурой головке. В комнату заглядывает пожилая сухопарая женщина с полотенцем вокруг головы, что-то говорит, видит утвердительный кивок, уходит.

Девушка вновь склоняется над платьем. Процедура ей нравится, она не жалеет сил и прилежания. В клочкасто-облачном небе щурится солнце, цветомузыкой вальсирует на стенах. За спиной, на шкафу, большой персидский кот, при каждом ее резком движении вздрагивает, меняет позу, сохраняет бдительность.

Платье готово, крылато вспархивает в гибких руках, в то же мгновение воздушно-пушистый клубок разрывает пространство, когти-бритвы рассекают тончайшее кружево.

Молодость Мухина и ее душевное состояние вполне созвучны. Сейчас вновь появится солнце, в его лучах оживет пейзаж, надежды вспыхнут с новой силой, померкнут неприятности.

Он почти счастлив, хотя возникший образ – всего лишь иллюзия, далекая от реальности, игра воображения, непрактичная в повседневной жизни. Даже начальник химлаборатории, в которой Леня Мухин до последнего времени числился младшим сотрудником, не скрывал иронии, на собрании сказал: Когда ты проявишься, бесцветик! Материализуйся, наконец. Так и будешь мыть колбы и мензурки? Мухин слабо вникал в язвительную речь начальника, зато тут же представил его утренний марафон в забегаловку – рядом с лабораторией, фальшивые любезности линяло-тусклой барменше, бокал шипучки в дрожащей руке.

А хор самоотверженных коллег набирал силу. Их устремленность могла привести к коммунизму, но мешали непрактичность, отсутствие энтузиазма у младшего лаборанта. На собрании громко звучали призывы искоренить разгильдяйство и лень, всех звонче солировал голос зав. отделом лекарственных трав. В ее эмоциональном порыве, как в лучших винах Абрау-Дюрсо замешено все многообразие приятных ощущений – любовные игры в постели, прилив теплой воды в ванне, вкусный завтрак. Леня видел, как она дефилирует перед мужем в порванных колготках, не замечая дефекта. Ей безразлично, что надето под белым халатом, а ему становится стыдно, когда видит фривольные сцены, семейные скандалы… словно подглядывает в замочную скважину.

Автобус устало вздохнул, распахнулся навстречу новым пассажирам. Девушка, пробудившая воображение Мухина, исчезла, а Леня, наконец-то, вспомнил о задании Анатолия Евгеньевича и цель поездки. Размечтался, – с грустью произнес он. Или подумал, потому что никто не обратил на него внимания, как и на седую моложавую женщину, возникшую из наплывшей публики. Такая же элегантная, как его любимая школьная учительница. Отрешенный взгляд, назидательная, без эмоций, речь насыщена гипнотическими повторами. И сдержанная жестикуляция.

– Братья и сестры, любите друг друга, развивайте в душе своей искреннее доброжелательство, гоните из сердца зависть и ненависть, которые суть исчадия дьявола, как и желание обогатиться. Прочь скупость и корыстолюбие…

Несколько усмешек явились реакцией на душеспасительные слова. Рабоче-крестьянские мужички зло покосились на благочестивую старушку, раздраженно отстранились в молчаливом заговоре.

Ему вообразилась засоренная комната с кирпично-красным камином в углу, полыхающие дрова в открытой топке. В изрядно потертом кресле развалился лысоватый человек. Со спины его облик не воспринимается, только босые ноги вытянуты к огню. И эти двое при входе.

Обстановка напоминает дачный домик, покинутый на зиму своими хозяевами. Голые стены да стол с двумя табуретами у единственного окна. Две пустые водочные бутылки, открытая консервная банка, прикрытая ломтем хлеба, еще – пара вилок.

Лысоватый поворачивается. Грубоватое землистое лицо неопределенного возраста. Может, сорок… или шестьдесят. В широко раскрытых глазах – страх. В руках Низкорослого обрез ружья. Ствол вздрагивает, алая краска смывает испуг с лица лысоватого.

Отвратительное наваждение вконец портит настроение Мухина, но вызывает страстное желание разобраться со всей преступностью одним махом, тем самым перевыполнив план по поднятию рейтинга областной газеты. Он пробирается к выходу, хочет вдохнуть очистительную свободу. Почти касается Низкорослого. Товарища убили, дачу спалили, – невольно вырвалось у него. Или только подумалось. Странная окаменелость во взглядах попутчиков – как бы толчок для воссоздания последующих событий.

Низкорослый увяжется за человеком, одетым в пальто Мухина. Оставаясь незамеченным, станет преследовать до подъезда, вынет из-под тамбурной двери обломок кирпича, побежит вверх по ступенькам вслед за предполагаемой жертвой. Потом будет скорый поезд, в конце вагона драка с поножовщиной. Появится фигура молоденького милиционера с пистолетом в руке, Низкорослый упадет с простреленной грудью; другой вывалится в открытую дверь вагона, попадет под чугунные колеса. Его тело – это рыхлая кровавая масса на тающем снегу.

Неожиданная мысль пронзила сознание Лени Мухина. Что если появился маньяк убийца, пожелавший регулировать численность населения во избежание мировой катастрофы из-за перенаселения. Возможен вариант, когда цель – сокращение рабочей силы, чтобы лишить паразитирующую буржуазию возможности поживиться за счет эксплуатации чужого труда. Хотя фантазия и нелепая по отношению к современному обществу, но сама по себе забавная и не лишенная здравого смысла.

Естественным образом появилось желание дописать рассказик и назвать его «Мартовская слякоть». Тогда сама складывается концовка его транспортных впечатлений. Например, он подошел к своему подъезду. Одна дверь у тамбура повисла на ржавом верхнем шарнире и поддерживается обломком кирпича, другая раздражает скрипом. Он уже привык, не замечает многих странностей, как и нелепости своего существования в обществе, разъеденном банковскими счетами и скоростными автомобилями. Также не заметил, как миновал первый этаж.

Внизу хлопает дверь, приближается дробный топот ног. Он с улыбкой думает о шаловливых ребятишках, чьих душ не коснулась машинизация, медленно поворачивает голову. И – нате! Перед ним искаженное лицо Низкорослого, а в поднятой руке кирпич, только что подпиравший дверь тамбура.

Калейдоскоп событий раскручивается в обратном порядке. Со скрежетом движется автобус, каркающее многоголосье наполняет пустующее пространство. Нежный цветок раздавлен, его красные лепестки горячими слезинками прожигают снег. Все это мартовская слякоть, – успевает подумать он.

Что же в реальности?

Со слов главного редактора, поставленная задача выглядит до крайности понятной и простой: надо пообщаться с людьми, то есть собрать всевозможные сплетни и разноречивые рассказы. Проявлением истинного таланта будет умение сделать выводы, способные привлечь к обсуждаемой теме огромные массы читателей, тем самым подняв рейтинг газеты. И вся затея попахивает авантюрой, потому что цель подкрепляется корыстным интересом. Ошибаться тоже нельзя, чтобы не получить с какой-нибудь стороны иск за искажение фактов – опять же с целью пощекотать нервы наивным обывателям и заработать немного денег.

Вышел из автобуса, прошел между торцами пятиэтажек и оказался во дворе. Своеобразным указателем является также коммерческий киоск на обочине внутридворового проезда. Просматривается с остановки, привлекает богатой витриной с плотной вязью стальной решетки и малюсеньким окошком. Рядом с прилавком два нетрезвых мужичка, увлеченных подсчетом финансов. Левее, опять же у проезда, площадка с мусорными контейнерами, за ними – хозяйственное строение, оштукатуренное и выкрашенное в светлую охру.

Просторный двор – соблазн для застройщиков, повсеместно уплотняющих жилые кварталы. В данном случае территория далеко не в лучшем районе города и выглядит малопривлекательной в коммерческом отношении. Поэтому двор сохранил свою первозданность? Нет асфальта и железобетонных бордюров. В общем, обижаться нечего – есть дорожки для пеших прогулок, детские площадки, столики, скамейки. Дома не новые, но опрятные. Четыре длинных фасада гостеприимно распахнули свои подъезды, нет тяжелых стальных дверей со сложной кодировкой замков. Ничто не провоцирует антиобщественных настроений, уютно и спокойно здесь.

Удивляться тоже не приходится. Перед ним обычный жилой двор, каких много в промышленных районах города, куда плывет всякая нечисть из заводских труб, иглами пронизывающих грязновато-серое небо. Хуже – далеко от редакции газеты, даже на транспорте целых тридцать минут езды. Рядом железнодорожный вокзал, и гудки напоминают о быстротечности времени, предостерегают от непоправимых ошибок. Население – в основном люди пенсионного возраста или таковыми кажутся: многолетняя работа на вредном производстве наложила на лица неизгладимые старческие борозды. Тут же проживает немногочисленная интеллигенция – врачи и учителя. Самая малочисленная часть населения – дети.

Предвыборная компания городской администрации по благоустройству жилой территории еще не докатилась до окраин, и Леня Мухин с приятным ощущением первооткрывателя созерцал корявые деревья, не тронутые безжалостной бензопилой, и дикорастущие кустарники, гнездящиеся на островках сохранившегося снега. Окружающая девственность сошла как бы с картин старых мастеров. Или Мухину только казалось.

Навстречу катится двухколесная деревянная тележка с высокими бортами, доверху нагруженная почерневшей и мокрой прошлогодней травой, в нее упирается низкорослая крепенькая женщина в кепке с длинным козырьком и оранжевой спецовке, по возрасту – давно перевалившая пенсионный рубеж. Глядя на ее, потемневшее и огрубевшее от времени, лицо, можно предположить, что вся ее жизнь прошла на фоне соседствующих серо-тусклых пятиэтажек. Она легко вписывается в окружающий городской пейзаж без рекламных огней и броских вывесок, может поведать историю двора, рассказать о всяком и все. Неуклонно приближается.

– Смотрю и не нахожу признаков цивилизации, – улыбнулся он дворничихе.

– Это как понимать!? – Она откинула у тележки упорную стойку, оттерла со лба пот. – Придет время, и люди повыходят. Мой двор – он один из образцовых.

– Я и говорю, чистенько, – поторопился успокоить Мухин.

– Ходят всякие! – отходчиво буркнула она, вынимая из кармана мятую пачку «Примы».

– Э-э, – не нашелся сразу Леня, глядя, как она почерневшими пальцами разминает сигарету. – Я к вам пришел.

– Час от часу не легче, – густым облаком дыма выдохнула женщина. – Чего надо-то?

– Выполняю поручение газеты, то есть исследую жизнь горожан, силой слова искореняю всякое крючкотворство и разгильдяйство чиновников, – быстро собрал в кучу он, показушно оглядываясь на блеклые окна домов, как если бы и в самом деле за ними скрывались нерадивые чиновники.

– Ишь чего захотел! – непонятно на защиту кого или чего встала дворничиха, растирая недокуренную сигарету носком разношенного ботинка.

– В этом дворе, то есть в домах, – Леня сделал широкий жест рукой, – люди часто умирают, общественность интересуется непривычной статистикой.

– Так бы и калякал, а то чиновники… Здесь, поди, и без них работы хватает. – Она указующе крутанула головой, но тут увидела юную девушку, размахивающую черной лакированной сумочкой. – Час от часу… Танька, ты чего! Ремешок оторвется. Куда опять собралась, работы невпроворот.

При виде приближающейся очаровательной барышни Леня смутился, потерял нить беседы, почувствовал легкое головокружение.

– Чего смотришь-то!? Внучка моя. Как хочу, так и разговариваю. Экзамены в университет провалила, пусть работает.

– Ты с кем разговариваешь? – На последние слова суровой бабули девушка смешливо скривила личико.

– Да вот, сыщик выискался. Люди померли, так обо всем знать хочет.

– Как интересно! – вздернула подбородок Татьяна. – В помощники возьмете? – Она в упор стрельнула взглядом, заметила его робость, рассмеялась. – Я все знаю, что у нас делается.

Казалось бы, фортуна развернулась всеми красками погожего весеннего дня, растопляя остатки почерневшего снега. Может, его скромная внешность располагала к себе людей, но из подъездов стали выходить старички, рассаживаться кто на чем придется, непременно здороваясь с главным старожилом двора.

– Евдокия, ты чего, хахаля завела?

– А ежели так, тебе чего!? – с твердостью суровой командирши отреагировала она на неуместную шутку. – Только бы лясы точить. А вы что рты разинули? – Последняя фраза относилась к молодым людям. – Танька, поговори с парнем, не до вас мне!

– Пойдем, что ли? – Девушка тронула Леонида за локоть.

– Куда!? – странно екнуло у него сердечко.

– Да вон, в середине двора два тополя склонились, а коряга между ними вместо сидения. Самое спокойное место. Летом – красота.

– Могу представить.

– Что… ну, представить?

– Любовные парочки и прочее.

– Ну, прямо!

Девушка смущенно отвела глаза, и Леня Мухин, наконец-то, решился рассмотреть внешность собеседницы. Еще бы! Ее волнующая свежесть могла кому угодно вскружить голову, а небесный взгляд уносил в сказочные мечты. Из-под косынки выбивались золотистые локоны, светлый плащ подчеркивал стройность фигурки. Они присели на гладкий ствол дерева, представляющий собой склоненный до уровня земли надломленный огромный сук, который девушка назвала корягой. Он приготовился к непринужденной беседе. И вдруг девушка растворилась в апрельском солнце, брызнувшем сквозь густую сеть пробудившихся после зимы тополиных веток. Не хотелось говорить о делах.

– Весна, дарящая забвенье в мечтах крылатых о любви, чарует все – и птичье пенье и доброта твоей души. – Он произнес или ему показалось?

– Чего, чего?..

– Наваждение какое-то, – покраснел он.

– Вам сколько лет? – улыбнулась девушка.

– Двадцать один.

– А мне уже восемнадцать, – музыкально закончила она реплику.

Леня Мухин потерялся в собственных ощущениях и безуспешно пытался обрести оборванную ниточку, его состояние естественным образом передалось девушке. Если не преодолеть весеннюю рассеянность, то их встреча не будет иметь деловой перспективы.

– Интуиция подсказывает, да и факты… за короткое время… Хижин, это главный редактор, считает, в гибельной статистике может иметь место закономерность, способная привлечь внимание горожан. Но нельзя строить публикации только на слухах, надо искать глубинные корни – социальные или нравственные. Факты, например… Казакевич погиб, можно сказать, под вашими окнами, и никто не видел.

– Погиб… Ну да! А что вы хотели? Ефим Терентьевич логически выстраивал свою жизнь. Иначе не могло произойти. Другое дело – поторопил события. Выходит, сам виноват, хотя при мне мухи не обидел.

– Моя задача проанализировать, а не расследовать. – Леня Мухин почувствовал трепет ее губ, ему хотелось коснуться ее дыхания, окунуться в небесную глубину ее глаз, но шумели на ветру голые ветки, казенные слова разрушали естественное состояние. – Я ждал большего.

– Можно написать обо всем дворе – чем люди живут, о чем говорят… Моя бабушка всех знает, ей доверяют. Вы не смотрите, что она такая строгая, она сплетен не любит. Ефима Терентьевича знает, он весь был на виду. Когда погода хорошая, придет с тросточкой, присядет у столика во дворе – чекушку распивает. Бабка ему слова не скажет, все жалела.

– А сколько ему было?

– Да уж семьдесят давно перевалило, ничто с ним не делалось. Старые люди словно замороженные – военная закалка, что ли.

– Сами то что думаете? С ребятами общаетесь… – При последней фразе в его голосе проскользнула ощутимая зависть. – Может, они виноваты.

– Ну, прямо! Им и так досталось ни за что. Участковый целый месяц цеплялся к Петьке Рябову, а расстались друзьями. Ничего не раскопали, только пыль подняли. Если бы какой маньяк был, так ведь почерк разный. А Борька Пендюхин сам свалился с балкона… Лена Андреева… Да что там говорить, и закономерности нет. Выдумки все – я так думаю.

Действительно, со стороны факты выглядели банальными: старик умер от побоев, Наталью Бунькову с ее соседкой зарезали в пьяном угаре, Лена Андреева отравилась водкой сомнительного качества… Пендюхин свалился с третьего этажа. Это же надо ухитриться – упасть с балкона… Но Анатолий Евгеньевич, умудренный жизнью человек, почувствовал скрытую закономерность, увидел возможность поднять рейтинг газеты, привлек Леню Мухина, рассчитывая на его сообразительность.

– Все равно должна быть объединяющая причина.

– В новых экономических условиях люди перестали доверять друг другу, замкнулись, стали каждый сам по себе – отсюда трагедии. Да что я говорю… раньше культивировалась взаимовыручка, а теперь – умение сорвать куш принято за правило как основной двигатель прогресса. И этот ваш редактор тоже гонится за деньгами, ему наплевать на ваше душевное здоровье. Теперь никто не верит государственной политике, а мы начинаем удивляться, по какой причине развелось множество религиозных сект. Кто-то может себе позволить, и уединяется. Называют отшельничеством и слабостью. Я так понимаю – ум, сила характера и честность. Кто-то же не хочет жить за счет других, и общаться с морально нечистоплотным обществом считает ниже своего достоинства. А почему нет? Артисты, например, не могут реализоваться без зрителя и слушателя, а умный, физически здоровый, человек способен найти блага в окружающей природе.

– Любопытно, – оценил он девичью логику, – но похоже на юношеский максимализм и домыслы, а от меня требуют документальности. Факты нужны.

– Есть у нас писатель, живет с женой. Дочь и зять сбежали… ну, отсоединились. – Она помолчала с минуту. – Даже в одной семье нет мира, конфликты возникают на пустом месте.

– Это как?

– Думаю, разные поколения. Как-то слышала их перебранки. Он пишет ненужные книги, а им, выходит, шиш с маслом. Вот они и бесятся… А, есть вариант! Расслоение поколений, их взаимное непонимание.

– О конфликтах отцов и детей еще Тургенев написал, о вражде нет речи.

– Вы не понимаете! Теперь нет родственных чувств. Если раньше проявлялась конфронтация идей, то сейчас на всех уровнях происходит экономическая война. Каждый хочет поживиться за счет ближнего – я так думаю.

– Танюша, вы милая девушка, но экономические законы были всегда, на их основе строится государственная политика. Нельзя созидать цивилизованное общество, опираясь на мировоззрение только людей, приобщенных к лику святых; к сожалению, люди в своей основе лживы, изворотливы и коварны.

– Ну, прямо! Я так думаю, приспосабливаются, часто портятся окончательно. Вы же не будете отрицать безгрешность детей. Ой, что я придумала: бескорыстно любят только дети, в остальных случаях – дудки!

Приятно слушать юную особу и сознавать безошибочность первого впечатления. Внешняя привлекательность вполне соответствует внутреннему содержанию. И все-таки его самолюбие задето. Это он, мечтающий стать писателем, слушает лекции по психологии – логически выстроенную первопричину трагических событий.

– Вам бы книжки писать!

– Я и говорю, давайте напишем вместе.

Ему самонадеянно приходила шальная мысль, что Татьяна увидела в нем привлекательность; возможно, симпатизирует, хочет подружиться. Однако свежи впечатления от общения с сотрудниками лаборатории, замечания по поводу бесцветности Мухина. Приходится расстаться с мыслью о своей исключительности, девушкой движут честолюбивые помыслы.

– Как-нибудь сам, а с писателем я встречусь. Думаю, выскажет свои соображения.

– Так он все и расскажет! – хмыкнула Татьяна. – А вы зря обиделись, ничего плохого в моем предложении нет. Надо чем-то заниматься. Бабка заколебала, метлу подставляет. Вы не можете мне отказать, правда?

Она уверена в своей неотразимости – фамильярно поглаживает рукав его пальто, нежно заглядывает в глаза, отыскивая признаки покорности, и беззастенчиво продолжает гнуть свою линию. Можно, конечно, противиться, но нельзя отрицать факта притягательности ее интеллектуального и духовного мира. И он покоряется. Ему очень хотелось любить обаятельную девушку, только бы он ей понравился.

– У Лены Андреевой родственники остались?

– Сын… мать в Доме престарелых… Костя хотел выдать Елену Витальевну замуж и сам распоряжаться квартирой. Ей-то что! Наверное, хотела, да кто возьмет. Вот она и бесилась. Придет пьяная – он ее из дома вытуривает. Она сядет на скамейку у нашего подъезда, и так до утра. Летом куда не шло, а зимой моя бабка ее притаскивала. Отогреет и обратно спровадит.

– Плохо верится, чтобы так плохо относился к родной матери.

– Ну, прямо! Хорошо относился – не хотел, чтобы его позорила. Сначала в квартире запирал. Принесет продукты и закроет на замок, чтобы сама до винной лавки не добралась. Только напрасный труд. Всю жизнь без мужика в доме, поэтому сноровки хватало – найдет какой ни есть инструмент и разберет любой механизм. Потом бегал по всему кварталу, до частных домов добегал – и там искал бестолковую мамашу. Часто находил в непотребном виде. Когда понял – скрывать нечего, тогда и стал прогонять: все равно ему хуже не станет, а она помыкается и задумается. Пустое занятие, горбатую могила исправит.

Леонид уверен, мнение Татьяны мало имеет общего с действительностью, но характеризует отношение самой девушки к сыну погибшей Андреевой. В ее понимании все несчастные случаи, в том числе и смерть Елены Витальевны, ничего сверхординарного не представляют – в стране их не счесть. И задача выглядит простой – объединить и обобщить трагические события, частоту объяснить редким совпадением и подогнать под общий процент смертности. Для заразительности желательно вставить парочку интригующих эпизодов, пусть даже далеких от реальных фактов – все равно стопроцентной точности не достичь из-за субъективности восприятия любого расследования. Неплохо добавить несколько глубокомысленных рассуждений. И другого не надо! В потоке российского словоблудия читатель проглотит наживку за милую душу.

– А этот писатель, он известный?

– Сергей Петрович?.. Не знаю. Теперь многие пишут от безделья и нежелания работать по рыночным правилам – считают ниже человеческого достоинства. А у него вдруг да получится. Говорят, живет на пенсию по инвалидности, да и жена его получает пенсию по болезни. Он редко появляется на людях. В магазин и обратно. Всегда грустный, о чем-то думает. Ефим Терентьевич раз остановил, чтобы стрельнуть десятку, так он испугался, шарахнулся в сторону, начал заикаться, понес околесицу. Тогда я помогала бабке снег разгребать. Ну да, в прошлом году. Думаю, нищий он – на то и писатель. А у нас получится, я уверена.

– Вряд ли вы можете рассчитывать на успех, вдохновляясь нашим сотрудничеством. Обычная рутинная работа по сбору и изучению известных фактов, является моим первым опытом на поприще журналистики.

– Все говорят об известных фактах, и вы тоже… Что известно-то!? Ничего и не было – я так думаю. А мы придумаем! – Ее глаза загорелись, как иной раз говорят, синим пламенем. – Пусть будет цикл рассказов о людях, объединенных неудачным стечением обстоятельств. Что я придумала!.. Закономерность преступлений – в невозможности укрыться от моральных уродов, в их повсеместном присутствии, договориться с ними тоже нельзя. Ну как!? – Она схватила его пальцы, сжала в своих узких ладошках так, что ему ничего не оставалось, как согласно покивать головой. Внешне походила на одну из множества привлекательных девушек, но смысл ее речи не укладывается ни в один известный сценарий. – Общая масса людей далека от понимания глобальных нравственных проблем, своевременно не замечает, как в ней самой зреет негатив… – продолжала девушка. – Хотя что я говорю! Где-то рассыпаны зерна всевозможных социальных потрясений. Мы проходим мимо, а они потихоньку набирают силу, и вдруг вырастает колос. Для примера можно взять политических авантюристов или еще кого…

– Куда вас понесло! Передо мной стоит задача проще – разобрать по полочкам уже известные факты, пусть даже криминальные, выявить закономерность. Сдается мне, причина кроется в самом перестроечном времени – очень смутном, когда общество расслоилось на бедных и богатых, не устоялись нравственные ориентиры. Говорят о пресловутых генах, но мы живем среди реальных людей и пакостим друг другу… из-за мелочей. И почему?.. Гордимся достижениями цивилизации, а возвращаемся к законам джунглей.

– Говорите, проще? Смотрите, голову не сломайте. До вас тоже умники были, а воз и ныне там. Человеческую природу не изменить, всегда происходило одно и то же. Живите как живется. Зло в природе человека, но бог помогает преодолевать собственные слабости. Вы и представить не можете, какой замечательный человек Сергей Петрович… Бережет свою жену. В моем понимании, духовность проявляется в объеме любви. Чем больше любви, тем и человек духовней.

– Чего ж не понять, – слабо улыбнулся Леня. – И все равно надо выявлять зло. Впрочем, я потому и здесь – чтобы отделить зерна от плевел. Как известно, в мутной воде черти водятся, а люди должны видеть открытость, верить в справедливость и объективность.

– Допустим, вы правы, – неожиданно отступила девушка, – но никогда не узнаете истины.

Он смотрел на ее пухленькую ручку, опущенную на вздымающуюся грудь, и понемногу стал уходить в мир грез, в котором нет злых гениев, а чувства глубоки и искренни. Осталось прояснить для себя, какой цели он сам добивается, беседуя с ней на отвлеченную тему. Надо помнить о поставленной задаче!

– Мало верится, чтобы умудренный жизнью Ефим Терентьевич мог по случайности погибнуть от уличной шпаны. И никаких свидетелей. Вы сами сказали, мухи не обидел…

– Говорила… мало ли что могло произойти. Слово за слово… Сами знаете, какие парни пошли. Наши – нет, а еще приходят чужие… Вы действительно хотите раскрутить дело? Не верю, потому что никто не заинтересован.

– И вы?

– Я!?

– Ну да.

– А зачем раскапывать? Вы сами не хотите. И неинтересно. Пока история окутана тайной, смерть всегда кажется таинственной, как и чужая душа. И притягательной – я так думаю. Теперь точную причину не узнать, а посадить могут многих. Человек-то старый был, инвалид; могли недооценить свои силы. И зачем убивать старика…

Впору серьезно задуматься. Возможно, она не права, но своим умозрением интригует. Распахнулась, и Леня Мухин погрузился… в потемки. Да, она своими речами заворожила, опутала, увлекла. Он готов заплакать от восторга, но отказывается от сотрудничества.

– В голову не возьму, зачем вам участие в рутинной работе. Вы девушка умная, самостоятельная; можете сами начать какое-нибудь дело и, при вашей энергичности, достичь успеха. Вот и молодость… Не надо подстраиваться под меня.

– А если вы мне нравитесь. Не так уж много воспитанных и увлеченных настоящим делом ребят. Уверена, вы и стихи пишите. Может, почитаете… о любви, например. А хотите, я покажу свои стихи? Кто только не писал в нашем классе, и я пробовала. Вы чего загрустили?

– Подавлен вашей целеустремленностью.

– Ну, прямо!

Они уже оба потерялись в собственных ощущениях и не замечали пристального взгляда Евдокии, издали наблюдающей за внешними проявлениями молодых людей. Музыкой стучала капель, и тополь клонился, обремененный масштабами их присутствия. И Леня начал говорить, или ему только казалось:

– Это что!? – встрепенулась она.

– Вы же сами попросили…

– И все? – повернулась она к замолкшему Мухину.

– Концовка мне кажется символической, боюсь обидеть вас…

Она не подняла потупленного взгляда, но Леня не сомневался, каждое слово прочно заняло свое место в сердце девушки. Персидский кот прорвался сквозь кружево ее мировосприятия, накрепко вцепился в трепетную душу. Интуитивно воспринималась закономерность их нечаянного знакомства, а замысловатая беседа – не что иное как пышная крона, скрывающая неожиданно возникшую симпатию друг к другу. Для чего? С самого начала внештатному корреспонденту разговор представлялся мостиком к пониманию психологии людей, объединенных общей территорией и условиями проживания. Убедительная точка зрения, требующая подтверждения и развития.

– А этот Костя… не пытался за вами ухаживать? Вы девушка привлекательная во всех отношениях, не могли остаться незамеченной. Он парень видный?

– Ну, прямо! И он – так себе. Внешность обычная, а что внутри – никто не знает. Скрытный он, и мать приучал не выносить сор из избы, да разве от людей скроешься – все норовят покопаться в чужом белье.

– Вообще-то смысл жизни в любви, то есть в продолжении жизни. И стихи я написал по ксилографии Красаускаса «Бессмертие».

– Но смыслом может стать также ненависть – как антипод любви.

– Трудно поверить, чтобы из-за неприязни умерла Елена Витальевна. Никому не мешала… Ведь так? Отравилась алкогольным суррогатом.

– Конечно, можно допустить случайность, но вы ищите закономерность… А как объяснить падение Пендюхина с балкона? Кто-то зарезал Наталью Бунькову. Ничего общего.

– Не все погибли в один день, была последовательность.

– Если о последовательности… Пендюхин незадолго до своей гибели убил собаку Назаровского – это у своего соседа. – Татьяна увидела в глазах Мухина повышенный интерес. – Уже разбирался участковый, да все сошло с рук, ведь он ненормальный. Ненавидел все человечество и собаку зарезал, чтобы досадить. Это вам пример антипода любви.

Леня Мухин невольно загрустил. Он всегда жил мечтами о большой любви, но жизнь подсовывает пакости как единственный способ общения между людьми. В далеком небе прозвенели трели жаворонков – им не до человеческих разборок, спрячутся где-нибудь на пустыре.

– У Ефима Терентьевича остались родственники?

– Есть жена… дети. Ушла от него. Бабка что-то говорила, я не помню.

Солнечные лучи пронзили припорошенные снегом ветки надломленного дерева, холодная капля упала за воротник. Иная мелодия зазвучала в растревоженном мозгу внештатного корреспондента. Он представил двух собачек, повстречавшихся на талом снегу заброшенного пустыря. Они принюхиваются, доброжелательно помахивают хвостами и, убедившись в незлонамеренности друг к другу, мирно расстаются.

– Могу я к вам обратиться как-нибудь еще? – как бы издалека донесся его голос, сливаясь с птичьей симфонией.

– Как хотите, – опечалилась девушка.

Напрасно я поверил, – подумалось Лене Мухину. Он не пытался объяснить себе, с какой стати возникла мысль, ничего не имеющая общего с первоначальной целью беседы. Девушка понравилась, и в душе его затеплилось, но ее безразличную фразу не стереть из памяти. Хуже того, она имела основание – это уж впечатлительный корреспондент знал наверняка. Тонкое кружево пришло в негодность. Сейчас нечего рассчитывать на девичье внимание, но открылись другие горизонты, и Леня Мухин улыбался. Молодость и весна вносили коррективы в настроение.

И знакомство?

Общение с очаровательной девушкой повлияло на Леню Мухина магическим образом. Мировое пространство обрело для него вполне определенные границы дворового пространства с притягательным центром – Татьяной. И как он не удалялся от указанных границ, сила притяжения возвращала его к мыслям о возможном сотрудничестве. Ничего удивительного, если к вечеру он снова оказался вблизи ее проживания, а именно – у ларька, перед гостеприимным окошечком которого отдал концы Ефим Терентьевич.

Наручные часы указывали около девяти, и двор плотно окутали сумерки, оставляя клочок маленькой территории, освещенной тусклой лампочкой под козырьком коммерческого киоска. На желаемую встречу рассчитывать не приходилось, но появилась возможность без свидетелей познакомиться с окружающей обстановкой – ощутить на себе ночную жизнь двора. Правда, зря он прихватил с собой кейс с бумагами. Как-то получилось механически – подумал о предполагаемой беседе с Татьяной и возможности показать опубликованные в прессе материалы о событиях во дворе.

– Бренди! – сунул он две сторублевки в суховатую ладонь невидимой женщины.

Купил бутылку и долго ее рассматривал, неуклюже переминаясь с ноги на ногу. И что с ней делать? Ну, был импульс, и все. Показалось, таким образом его присутствие здесь будет выглядеть более естественным, и, возможно, найдутся ответы на многие вопросы. Поэтому у Блока звучит: «In vino veritas!». Романтическое губошлепство. Надо быстрее спрятать в кейс.

– Что, сбрендил!? – пискнул голос за спиной. – Ха-ха, он не знает, что делать.

Повернулся. И – нате! Перед ним пестрое пятно разновозрастной компании во главе с высоким крепким пареньком. Почему-то лидерство часто воспринимается с непокрытой кудлатой головой и руками, скрывающими в карманах куртки неопровержимый аргумент. Глядя на внешнюю расхлябанность, запросто можно предположить их причастность к смерти Казакевича. В маленькое окошечко просунулась голова продавщицы.

– Петька, я о чем просила… к покупателям не приставай, отгоняй хулиганов.

По всей вероятности, у них существовал негласный договор, а дармовая охрана магазинчика дает возможность приобретения бесплатной водки и очень даже спорное право диктовать свою волю.

– Откуда будешь? – прозвучал вялый вопрос, как если бы лидеру принадлежали все магазины в округе.

– Местный.

– Мы своих по запаху чуем.

– И что? Пришел к Сергею Петровичу, вот и заглянул в киоск.

– Ладно, пошли! Не наш трофей. – Парень покровительственно глянул на свое окружение, вытащил руку из кармана, жестом показывая направление. Сам не двинулся с места, а выразил недоумение: – И что это Петрович в рюмку полез…

– Вы всех знаете? – осмелел Мухин.

– Тебе то что! – проявил злые интонации писклявый голос.

– Интересуюсь историей смерти Ефима Терентьевича.

– Тебе чего надо!? – теперь уже начал злиться вожак. – Коньяк получил, вот и топай. А то – с удовольствием поможем.

Последняя фраза прозвучала с явной угрозой, под ехидные смешки приятелей, и Леня не очень обдумывал сомнительное обещание. Фортуна благоволила ему, и он возомнил себя великим актером, способным перевоплощаться в человека разного пошиба, находить общий язык с любым изгоем, отторгнутым современным обществом.

– А что! Заодно по батному поботкам, – развязно прошамкал он, вживаясь в придуманную роль.

– Чего-о? – растерялся не слишком осведомленный в блатном жаргоне вожак.

– Не прочь поговорить, – поспешил поправиться Леня.

– А то заговорил… Ладно, мы тебя быстро воспитаем. Вон и трубы проложены. Тепло, и мухи не кусают. Там и стаканчики найдем – нам не впервой.

Трудно сказать, насколько воспитался Мухин. Одна мысль свербила в пьяном сознании: не перегнуть палку. Энное чувство подсказывало, ребята могут резко изменить к нему отношение – не в лучшую сторону. В сущности, перед ним компания местных хулиганов, высматривающая в его психологии слабое место. Но почему? Библия учит любить ближнего, и Леня любил – сначала пропил свою бутылку, потом участвовал в распитии самогона. Количества он не замечал.

Тихий звон долетал до сознания. Или шелест. Возможно, все сразу, а он не мог сосредоточиться, понять их природу. И как сделать, если ему мешают, пихают со всех сторон. И он готов возмущаться. С его неподвижных губ слетают неприличные слова, ноги напрасно елозят в попытке оторвать тело с насиженного места.

– Молодой человек! – наконец-то он различает строгий женский голос. —

Трамвай идет в депо. Вам плохо!?

Леня с трудом разлепляет веки, невидяще смотрит вокруг, машинально встает, с минуту держится за спинку сиденья и выходит в темноту. Под ногами стелется слегка припорошенная свежим снегом асфальтированная дорога, с которой он безотчетно сворачивает на пустырь с редким кустарником и двигается в неопределенном направлении. Перед ним пространство без видимых построек, рядом недовольно ворчат бездомные собаки. Можно считать чудом появление покосившейся деревянной избенки с двумя светящимися оконцами.

Будет не лишним отметить своеобразное воображение Лени Мухина, обостренное воздействием самогона. Он виделся себе гоголевским героем из «Вия», поэтому поднялся на высокое крыльцо, с маху пнул в трухлявую дверь сеней, хрипло выкрикнул:

– Откройте, это я – философ!

Дом отреагировал характерным скрежетом железа. Собачье рычание отразилось в сознании Лени коротким испугом. В спасительном устремлении он кинулся прочь от негостеприимной развалюхи и неожиданно увидел перед собой огромный, светящийся праздничными огнями, город. И в голове стало проясняться. Он без труда определил свое местонахождение, легко вышел к трамвайной остановке, напрасно простоял в ожидании общественного транспорта. Засомневался в успехе, хотел взглянуть на часы, а их на руке не оказалось. И ночной холод пронизывал до костей. Надо бы плотнее запахнуть пальто, а под ним не оказалось шарфика. Еще хуже – при нем не было кейса со всеми бумагами.

Неприятные открытия воспринимаются как бы со стороны, лично его не касаются. Достаточно хорошо выспаться, и все недоразумения развеются. А вещи… надо искать на свежую голову. Он не сомневается в сохранности кейса, так стоит ли отвлекаться от главной цели жизни. Вообразил себя на железной дороге —

на пути к дому, пошел строевым шагом вдоль по обочине магистральной улицы, широко размахивая руками и выкрикивая далеко в пространство: А я по шпалам, вперед по шпалам, бреду домой по привычке. Сказывалось полупьяное состояние, и он без счету поскальзывался на обледенелых за ночь лужах, прикрытых белой простыней снега. Однако удача сопутствовала ему. Не покалечился, не попал под колеса редких машин.

Правда ли, удача?

Понятное дело, спозаранку не здоровилось. И уж, конечно, часы показывали не раннее утро, когда Леня Мухин разомкнул глаза – приложил усилия, так сказать. Сразу вспомнились неприятные эпизоды ночного круиза и, самое печальное, внезапно постаревшая мама, просидевшая ночь на кухне в ожидании блудного сыночка. Много не спрашивала, но молчаливый упрек казался горше тяжелой оплеухи. Но, как часто случается, нет худа без добра.

Пусть его обобрали новые приятели, в чем он не сомневался, все же польза от ночного общения становилась все более очевидной. В памяти всплыли аналогичные эпизоды из жизни знаменитых писателей. Чтобы набраться жизненного материала, им приходилось часто посещать злачные места, опускаться до уровня нищих бродяг, становиться невольными участниками всевозможных приключений. На всякий случай и Леня не стал исключать для себя необходимость в бродяжничестве: представил свою фигуру, склоненной над потрепанной записной книжкой – у костра, в окружении потерянных для общества людей, и будущее представилось расцвеченным фантастическими событиями.

Его уже не устраивал уютный рабочий уголок, размещенный рядом с кроватью и напичканный различной электронной аппаратурой, включая небольшой компьютер последнего года выпуска – подарок матери после возвращения сына из Армии. Тут же соседствовал стеллаж, плотно забитый справочниками и давно прочитанными книгами. Нет, это все не для него, ему хотелось неограниченных просторов и тернистых дорог.

Так что утренние, хотя и запоздалые, процедуры Леня проделал машинально – под впечатлением свежих идей и перспективных планов. Наспех проглотил пару бутербродов, запил чашкой кофе. Перед ним открывались широкие горизонты, за которыми, как бы он не изворачивался, таился светлый девичий образ. Вот с такими неоднозначными и дальновидными намерениями Мухин отправился к знакомому киоску – как основному месту, где пересекаются различные настроения и, возможно, собираются местные хулиганы; под власть одних из них он сознательно попал накануне.

Он запомнил бледное личико продавщицы, выглядывавшей в окошечко, обращенный в сторону ребятишек безразлично-пустой взгляд. Между ними сложились свойские отношения, иначе не пришлось бы слышать смелого замечания по поводу соблюдения порядка. И еще… случайно проскользнуло имя – Валентина. Благодаря ее осведомленности может представиться возможность выйти на след ночных собутыльников. Уже солнце перевалило на западную сторону двора, когда Леня оказался у киоска.

– Валя! – торопливо постучал он в закрытую ставню окна.

– Чего!? – высунулся мясистый бурый нос незнакомой женщины. – Нет ее!

Окошко захлопнулось, а дверь с другой стороны приоткрылась, выпуская уже знакомого лидера местной шпаны – Петьку Рябова с бутылкой водки под мышкой.

– Выпить хочешь? – небрежно обронил виновник Лениных злоключений, не вынимая рук из короткой джинсовой курточки.

Предложил без какой-нибудь преамбулы, с подчеркнуто нагловатой фамильярностью, без тени наигранности. Нахальная невозмутимость может кого угодно ввести в заблуждение, но Леня Мухин стремился к познанию душевных потемков, поэтому скривил в усмешке рот и пошел напропалую.

– Всего-то!? Немного взамен часов, шарфика и кейса.

– Вот-те раз! – обескуражено повел головой Петька. – Когда чего тебя ограбили? Я и то сказал пацанам, негоже человека отпускать, надо бы под деревом отлежаться. Но те ни в какую… жалость проявили. Говорят, простудится, и хорошего товарища потеряем.

– И это товарищи! – озадачился Леня Мухин. Пока Петька не давал какой-нибудь зацепки, чтобы напрямую обвинить его или других ребят в хищении. – Теперь где искать… был с вами, а ушел без кейса.

– Зайдем к Слизняку. Может, он чего знает.

Леня уже заметил, что прозвища присваивались исключительно по психологическим особенностям ребятишек, и рассчитывать на искренность и честность не приходилось, но и сдаваться не в его характере. Еще не хватало, чтобы всякие слизняки рылись в его личных бумагах.

Названным адресатом являлся не кто иной, как самый плюгавенький паренек с постоянно шмыгающим носом и занозистой речью. С его сбрендил началось знакомство с местной шпаной. Укусит и спрячется за спину вожака, а кто про что – уже и концов не сыщешь. Именно к Слизняку направился Петька, от него не отставал незадачливый исследователь человеческих душ.

Петька задрал голову к четвертому этажу, дунул между сложенных ладоней. Импровизированный паровозный гудок вмиг распахнул окно с отраженными в стеклах небесами. Показался Слизняк, посмотрел вниз, оглянулся на комнату, потом кивнул Петьке всклокоченной головой и вновь закрыл окно. Долго ждать не пришлось.

– Принес черт спозаранку, – кашлянул он в кулак, выходя из подъезда.

Легко можно догадаться, по какому распорядку жил Слизняк. Для него день только начинался – в то время, как нормальный обыватель в какой-нибудь конторе нетерпеливо посматривал на часы, дожидаясь окончания рабочего дня.

– Вот! – Петька скосил глаза в сторону Мухина. – Вещи потерял.

– А-а, дак это ты посеял. А я принес чемодан и думаю, с какой стати мне подфартило. Могу щас отдать, дак чо мне перепадет? Небось, проценты полагаются.

Сцена разыгрывалась, как в хорошо отрепетированном спектакле. Нет никаких сомнений, ребята в мошенничестве не профаны, сейчас в своей привычной манере решали, как поступить с Мухиным. Сколько не возмущайся, слушая наглую ложь, только противопоставить нечего. И сохранялась презумпция невиновности, о чем, конечно, знали ребята.

– Как можно! – лицемерно закатил глаза Петька. – Он, можно сказать, побратался с нами, а ты о процентах балакаешь.

– Я так, к слову, – сконфузился Слизняк, включаясь в новый сценарий. – Щас принесу.

Умело импровизированная концовка никого не могла бы оставить равнодушным. Леня Мухин – не исключение, решил подыграть ребятишкам: в порыве благодарности обнял Слизняка, протянул руку Петьке. Набрал воздуха, а слов не нашлось. Они уж было засомневались в его искренности, недоверчиво переглянулись, но Леня светился неподдельно. И как иначе, если возвращался кейс со всеми бумагами.

– Чего уж там! – растопырил пальцы Петька, великодушно протягивая руку.

К немалой радости Леонида, содержание кейса не уменьшилось. Главное, записи на месте, имеющиеся фотографии поблескивали прежним глянцем. О шарфике и часах он даже не заикался.

– Ну, я пошел! – воспрял он духом.

– А это каким собакам оставлять? – Петька вытащил из-за пазухи бутылку.

Леня Мухин испуганно отстранился, но успел поймать усмешливый взгляд Слизняка. Игра продолжалась, на успех рассчитывать рано. Знать бы, чего добиваются ребята, но если учесть уже имевшийся и вновь обретенный опыт, то Мухин быстро адаптировался в новых для себя обстоятельствах. Пусть утрачены часы и шарфик, но появились свежие знания о человеческой психологии и, несмотря на изворотливость ребят, первые вехи в журналистском расследовании.

– По душе вы мне, ребята, я бы с радостью выпил, но не сейчас. Предстоит утомительная работа по сбору информации, связанной с гибелью Казакевича.

– Как знаешь, – уже равнодушно выдохнул Рябов. – А то приходи, когда чего накопаешь.

– Если повезет, – с сомнением в голосе пообещал Мухин, в душе посмеиваясь над наивностью лидера местной шпаны.

Он вовремя подключился к игре, сам оценил свои способности и по привычке вообразил себя талантливым сыщиком, попадающим в неординарные обстоятельства. Ему сопутствуют увлекательные приключения, в данном случае – при участии чистосердечной девушки с небесным взглядом, Татьяны. Смотрел на свои поступки как бы со стороны и с удовольствием отмечал, что с первой встречи удачно вошел в образ рассеянного несобранного интеллигента, нашел общий язык с девушкой, ничего не обещая и оставляя надежду… на что? Святая наивность! Неужто он понятия не имеет об ущербности человеческой природы? Не могла она остаться в стороне от местной шпаны. Росли в одном дворе, общались, участвовали в совместных играх. А чем объясняется их общий интерес к постороннему человеку и присвоение чужого кейса? Есть над чем поразмышлять. А ее стремление отвлечь его от главной задачи, поставленной главным редактором… Если состоялся предварительный сговор, то надо торопиться, пока противостояние не обрело крупномасштабную психологическую атаку. Физическое воздействие на него тоже не исключается. Вряд ли они догадываются, какой неповторимый по остроте привкус обретает такое простое, на первый взгляд, журналистское расследование. Заинтересованность девушки темой исследований Мухина и общение с ней придают его деятельности дипломатическую изысканность. И все благодаря организованному противодействию.