Читать книгу Такая вот жизнь, братец – 2. (Записки «Шестидесятника») - Валериан П. - Страница 2

Книга Вторая – АС/DС, или Мои «Прорывы» за Кордон
1. «Страна Родная, Индонезия»!

Оглавление

Честно говоря, мои командировки за рубеж принесли мне кучу неприятностей. Что и следовало ожидать. Плывя по течению, не думаешь о том, что тебя ждет впереди. Конечно, эти поездки были уникальным жизненным опытом, которого я никогда бы не получил в Союзе. Но, опыт опыту рознь…

Мой первый вояж за рубеж состоялся ещё в бытность студентом филфака. То были годы молодости, полные юношеского бреда и невежества. Учился я, откровенно говоря, из рук вон плохо. Филология не увлекала (это пришло позже!), специальные дисциплины – история английского языка, теоретическая грамматика – давались с трудом, истории зарубежных и русской литератур требовали более основательной эрудиции, а социальные предметы – диамат, истмат, – внушали отвращение уже одними своими названиями. Спасало то, что я был единственным парнем в группе, что давало неоспоримые преимущества, в частности, с оформлением за границу.

Ну, и что из этого вышло? Ну, вырвался за рубеж и, пробыв там восемь месяцев, пропустил семестр обучения в универе, а по возвращении, вместо того, чтобы взяться за ум и ещё раз пройти весь четвертый курс (что мне и было предложено в деканате!), сразу прыгнул на пятый. Глупо, но факт. Дело в том, что, вернувшись домой с деньгами и заграничным шмотьем, я уже ни о чем не думал, кроме как снова попасть в за бугор. Шальные деньги не оставляли мне выбора, и я, ничтоже сумняшеся, взвалил на себя тяжелый груз сдачи зачетов и экзаменов за два семестра сразу, плюс написание диплома. Да ещё женился вдобавок, – чтоб в анкете «всё было в порядке». Ну, кое-как всё сдал и даже диплом написал с отличием. По сему случаю был отмечен на кафедре и приглашен в очную аспирантуру, но имел наглость отказаться от приглашения. Но это уже было потом, после командировки.

Ну, а что вначале? Все эти дурацкие хлопоты с оформлением документов, всякие там парткомы, месткомы, райкомы. Потом были сборы, проводы, тяжелые прививки в Москве. И вот, я уже с мамой в аэропорту Шереметьево. Почему-то надо идти пешком до трапа, стоящего на взлетной полосе самолета, хотя на улице 30 градусов мороза (Первое января Нового Года!). Помню, как в какой-то момент прощания я сорвал с себя дорогую пыжиковую шапку и, сунув её маме, пустился бегом через заснеженное поле к самолету. Вот так всё и было.

Самым большим впечатлением от поездки был перелет из Москвы в Джакарту. Летели, в общей сложности, около суток с четырьмя остановками. Маленький, тесный ТУ-104 взлетал на предельном напряжении сил, а садился, падая, как камень в колодец. Поначалу было страшно, но потом привык. Первая остановка – в Ташкенте, ещё на своей земле, затем – бросок через Гималаи в Дели. Было жутковато видеть, как под крылом самолета медленно проплывают мимо угрюмые, заснеженные пики гор, как бы недовольные тем, что на них кто-то смотрит сверху. Помню, в голове мелькнуло: «Не хотелось бы здесь совершить вынужденную посадку – кто тебя сюда полезет спасать!» В Дели мы просидели пару часов без еды и питья под неусыпными взглядами охранявших нас усато-бородатых сикхов… Потом – перелет в Рангун, где мы приземлились поздно ночью. Помню, спускаясь по трапу из прохладного салона на землю, я взмок, словно зашел в парилку. Рубаха прилипла к телу и стало нечем дышать. И ещё помню белую, залитую светом прожектора стену здания аэровокзала. При ближайшем рассмотрении она оказалась сплошь залепленной тысячами насекомых самых разных форм и размеров. «Боже мой! Сколько же их здесь», подумал я и, привлеченный необыкновенным видом какой-то твари, хотел было рассмотреть её поближе, как, вдруг, откуда ни возьмись, из тьмы возникла фигура местного стража, который жестами показал мне, что этого делать нельзя – опасно. Помню также, как в ресторане нам подали какую-то диковинную рыбу. На столе были разложены столовые приборы – ножи и вилки с ручками весьма причудливой формы – штуки три с каждой стороны. Я взял по одному прибору попроще, а остальные так и не тронул… И вот, мы опять взмываем в ночное небо и летим в кромешной тьме под мерное гудение турбин. Ребята вокруг спят, а мне не спится. Вижу, что дверь в кабину пилотов приоткрыта и, от нечего делать, решаю пройти к ним. Подхожу, заглядываю. О, ужас, пилоты тоже спят, и штурвал болтается сам собой из стороны в сторону. Оказывается, мы летим на автопилоте. Но этого я тогда не знал и здорово испугался. Думал: всё – конец!

Ранним утром мы были на подлете к Джакарте. Впервые в жизни я наблюдал восход солнца на такой высоте. Зрелище, надо сказать, грандиозное. Гигантский, раскаленный шар выкатился из-за горизонта, слепя глаза и окрашивая небо в палевые тона. Глядя на это действо, я подумал: «Как же все-таки краток миг нашего существования. Вот это было и будет всегда, а мы – лишь жалкие козявки, возомнившие себя творцами Вселенной»…

И вот мы выходим из самолета. Первое впечатление: здесь совсем другой воздух! Воздух, наполненный незнакомыми ароматами. Да и все вокруг другое: люди, здания, природа, даже небо. Никаких тебе гигантских Миру Мир, Слава КПСС на крышах зданий. Новизна всего сразу как-то подействовала на меня возбуждающе, обостряя восприятие.

…«Страна родная Индонезия» встретила нас, молодых советских специалистов и переводчиков, как и водится на Востоке, бесстрастно и молча. Нас кинули в эту страну, как в омут, и мы наверняка утопли бы в ней, не будь мы такими «легковесными» в вопросах мировой истории и культуры. За сутки сменив январскую стужу Москвы на одуряющую жару Джакарты, мы и там остались в непроницаемой


Наши специалисты за любимым занятием


капсуле советских воззрений на жизнь. Помню, как на второй день нашего пребывания мы с приятелем решили поиграть в волейбол, и за каких-то полчаса обгорели так, что вечером поднялась температура. Потом пару дней не показывали носа на улицу: зализывали раны.


Мы с Колей Зайцевым вкушаем прохладу в бассейне Советского посольства в Индонезии


На Яве я пробыл, в общей сложности, около восьми месяцев, хотя командирован был на год: не выдержал и удрал. Не справился с трудностями. Теперь, вот, жалею. Дали мне шанс, а я его не использовал.


Индонезийские наряды


Большую часть командировки я прожил в Бандунге, живописнейшем городке, расположенном высоко над уровнем моря. Это что-то вроде нашего Сочи, только лучше. Там все было в диковинку: новенькие машины всевозможных марок (правда, много было и старых развалюх), красивые, построенные с фантазией коттеджи, странные храмы-молельни. Яванцы – удивительно красивый народ, особенно женщины. Завернутые в цветастые саронги, они так хороши и стройны, что издали кажутся много выше своего роста.


Улица в Бандунге


Были там и рикши с колясками спереди или сзади, пользоваться которыми нам, советским людям, было запрещёно: эксплуатация человека человеком. И повсюду на улицах – симпатичные мотороллеры. Интересно, что за рулем обычно сидят девушки, а молодые люди пристраиваются сзади, ухватившись за талии своих юных подруг.


Ухажеры и их пассии


Что ещё вспоминается? Фантастические закаты. Мы жили на вилле, расположенной на краю огромного котлована (может, это был кратер потухшего вулкана), и из окон нашей комнаты был виден его противоположный, зазубренный край, поросший редкими пальмами. По вечерам, заходящее за тот край солнце зажигало облака дикими, пылающими красками. В небе начиналась настоящая цветовая феерия: лучи солнца сполохами пробивались сквозь облака и быстро угасали, меняя их окраску прямо у нас на глазах, поражая воображение необыкновенными сочетаниями цветов. А через мгновение всё уже кончено – небо заливает густая чернота, сквозь которую тут же начинают посверкивать не по-нашему крупные звезды.

Помню, была масса всяких диковинных деревьев: пальмы, стройными рядами окаймляющие улицы, бамбуковые заросли, банановые рощи. Перед виллой росла огромная магнолия с кроной твердых, блестящих листьев. И вдруг, в один прекрасный день, дерево покрывается сплошной шапкой белых цветов, да так густо, что ничего кроме них не видно и только тяжелый, одуряющий запах бьёт в нос.


Цветущая магнолия


Помню также гигантские фикусы, серыми великанами возвышавшиеся над всем остальным. Их жилистые корни, переплетаясь, вылезали из земли, образовывая нечто вроде гротов, в которых можно было укрыться от дождя.


Под сенью гигантского фикуса


Помню тропические ливни, с потоками воды на улицах, все сметавшими на своем пути. Помню силуэты далеких сопок на горизонте. Как-то раз мы отправились на экскурсию в кратер потухшего вулкана с романтическим названием «Перевернутая Лодка». С ним была связана какая-то легенда о трагической судьбе двух влюбленных… Мы спустились вниз по довольно отвесной стене и оказались в небольшом котловане, в центре которого булькала покрытая белыми испарениями грязно-бурая жижа. Подумать только, ведь в любой момент вся эта грязь могла взлететь в воздух и поглотить нас…

Помню бесконечные рисовые поля, разбитые на склонах зеленых холмов, и тихое, неумолчное журчание воды, перетекающей из одной террасы в другую. Незадолго до отправки на Родину я жил на острове Мадура и от нечего делать много гулял, исследуя окрестности. Белого человека там побаивались и на пути мне почти никто никогда не попадался. Бывало, мелькнет впереди, в зарослях тростника, тень аборигена и снова нет никого. А вокруг – безлюдье, тишина, и только стрекот невидимых насекомых в воздухе, да плеск воды. И безумно голубое, необъятное небо над головой…


На острове Мадура перед отбытием на Родину


Конечно, было много и всякого другого. По прошествии пяти месяцев моего «пребывания» на Яве, у меня вдруг забарахлил желудок. Каждый день, где-то к полудню, начинались странные ощущения, будто кто-то царапает в животе. Стоишь на занятии в классе, переводя объяснения специалиста, а в голову всякие мысли лезут. И сразу захотелось домой. Помню, как в перерывах между лекциями я уединялся в туалете и сидел там, пережидая боль.


Наши подопечные


Ну, а потом, обратился к нашему врачу и тот предложил отправить меня досрочно домой. А я, ни с того, ни сего, взял и согласился. Наш куратор предупредил, что это «может отрицательно сказаться на моей дальнейшей карьере переводчика», но я не придал этому значения. Зато потом не раз вспоминал его слова, безуспешно снова оформляясь за рубеж.

Мою просьбу удовлетворили, и в августе 1963 я покинул Индонезию на борту теплохода «Моисей Урицкий». Это было шикарное плаванье. Кормили нас отменно, делать ничего не надо было, а вокруг бескрайнее море с всякими там летающими рыбками, дельфинами, островами и штормами. Это было мое первое знакомство с океаном. Мы прошли по Китайскому и Японскому морям, никуда не заходя, миновали остров Окинава, где нас сопровождал американский военный корабль, и на пятые сутки прибыли во Владивосток. А оттуда поездом я целую неделю через всю матушку Россию добирался до Москвы.

Такая вот жизнь, братец – 2. (Записки «Шестидесятника»)

Подняться наверх