Читать книгу Ярослав Мудрый. Русь языческая - Валерий Александрович Замыслов - Страница 23

Часть первая
Крест Ярослава
Глава 22
Мечом и ядом

Оглавление

Еще при князе Игоре, более чем за полвека до 988 года, в Киеве уже была церковь во имя Ильи, обслуживавшая ту часть дружины Игоря, коя, по словам летописи, исповедовала христианство и при заключении договора с греками, клялась именем христианского бога, в то время как прочие дружинники клялись Перуном.

К периоду княжения Владимира число христиан в княжеской дружине заметно возросло, а посему давление со стороны дружины, с одной стороны, и греческих царей, на сестре коих Владимир намеревался жениться, с другой, понудило Владимира задуматься о принятии новой веры. Но он не спешил, помыслив допрежь приглядеться к разным религиям.

В 986 году пришли к Владимиру Святославичу булгары магометанской веры и сказали:

– Ты, князь, известен многими победами в Европе и Азии. Мы ж – твои ближние соседи. Так исповедай одного бога с нами, прими наш закон и поклоняйся Магомету.

– Каков же ваш закон?

– Веровать в бога, совершать обрезание, не есть свинины, не пить вина.

– А по смерти?

– Сплошные загробные радости. Можно творить блуд с женами. Даст Магомет каждому по семидесяти красивых жен…

Описание рая и цветущих гурий пленило воображение сластолюбивого князя, но обрезание казалось ему ненавистным обрядом, а запрещение пить вино – уставом безрассудным.

– Вино, – сказал он, – есть веселье для русских людей. Мы не можем без него. Не по нутру мне ваша вера.

Затем пришли послы немецких католиков и говорили Владимиру о величии невидимого вседержителя и ничтожности идолов.

– Пост, – заявили они – по силе. – И тут же пояснили:

– Пить и есть можно во славу Божию.

Их слова показались Владимиру довольно странными. Туманная заповедь. То ли пост есть, то ли его нет. И князь молвил:

– Идите, откуда пришли, ибо отцы наши не принимали веры от папы.

Вслед за католиками пришли к Владимиру иудеи.

– А где земля ваша? – спросил великий князь.

– В Иерусалиме.

– Да точно ли она там? – усомнился Владимир.

Иудеи на некоторое время замялись, и всё же ответили:

– Бог разгневался на иудеев и рассеял нас за грехи по землям чуждым.

Владимир Святославич строго, с долей назидания произнес:

– И вы дерзнули прийти ко мне, дабы я принял ваши иудейские законы? Тем, кого за грехи покарал бог, нельзя учить других своей вере. Если бы бог любил вас, то не были бы вы рассеяны по чуждым землям. Или и нам того же алчете, дабы мы лишились своего Отечества?

Последним пришел к Владимиру Святославичу греческий богослов. Опровергнув другие веры, он рассказал князю содержание Библии, Ветхого и Нового Завета: историю творения рая, греха, первых людей, потопа, народа избранного, искупления, христианства с изображением праведников, идущих в рай, и грешников, осужденных на вечную муку.

Богослов без обиняков заявил, что ислам оскверняет небо и землю. Ритуальные омовения грек-византиец описал с такими омерзительными подробностями, что Владимир Святославич сплюнул:

– Нечисто это дело.

Отпустив богослова, великий князь собрал в гриднице бояр.

– Со многими я повидался и многих выслушал, но религия греков мне больше всего пришлась по душе. Мудро богослов изрекал.

Князю бояре резонно ответили:

– Своего никто не бранит, но хвалит. Надо бы, князь, отправить по разным странам здравых послов, дабы те на месте познали каждую веру, а после уж и решать, что делать.

Князь не воспротивился. Принять новую веру – весьма важное дело для всей Руси. Тут поспешать возбраняется.

Владимир Святославич отобрал десять благоразумных мужей, и те пошли в разные земли.

Послы увидели в стране болгар скудные храмы, унылое моление и печальные лица. В земле немецких католиков – богослужения с обрядами, но без всякого величия и красоты.

Наконец, послы прибыли в Константинополь.

– Да созерцают они славу бога нашего! – воскликнул император и, зная, что варвары пленяются более наружным блеском, нежели внутренним содержанием, приказал вести послов в Софийский храм, где сам патриарх, облаченный в святительские ризы, совершал литургию.

Великолепие храма, присутствие всего знаменитого греческого духовенства, богатые одежды, убранство алтарей, красота живописи, благоухание фимиама, сладостное пение клироса, безмолвие народа, священная важность и таинственность обрядов изумили россиян. Им казалось, что сам всевышний обитает в сем храме и непосредственно с людьми сочетается.

Возвратившись в Киев, послы с презрением говорили Владимиру Святославичу и дружине о богослужении магометан, с неуважением – о католической церкви и с восторгом о византийской.

– Всякий человек, вкусив сладкое, имеет уже отвращение от горького. Побывав на службе в церкви Святой Софии, увидев патриарха в золотых ризах, мы уж и не знали – на небе мы или на земле, ибо нет на земле такого яркого зрелища и красоты. Надо принимать веру греков.

Послы сидели в Теремном дворце, с восторгом рассказывали о византийских христианах, а за окном, на княжьем дворе, стояли языческие боги, испачканные кровью, потемневшие от непогоды и опаленные огнями жертвенных костров.

Во дворце – разговоры о христианстве, а за его стенами стоит высоченный языческий Перун с серебряной головой, золотыми ушами и усами, с железными ногами, в окружении других богов. И кажется, что их резные лица стали еще более суровыми, словно они зрят и слышат, что происходит в княжеской гриднице. А коль слышат, то угрожают:

«Не вздумайте трогать языческую Русь! Не вздумайте рушить старину дедов и прадедов, иначе прольются реки крови. Остановитесь, князья и бояре!».

Но Владимир Святославич будто глух, не слышит грозного предсказания. Ум его занят собственным величием и желанием возвеличить Русь. Давно в голове его зреет план заключить брак с сестрой византийских императоров. Продолжая деятельную внешнюю политику Киевской Руси, начатую бабкой своей, великой княгиней Ольгой и отцом, великим князем Святославом, Владимир готов для этого не только принять христианство, устранив «такое существенное препятствие как язычество», но и добиться внушительного внешнеполитического успеха: породниться с царями второго Рима. В силу своего понимания супружеских прав и ответственности задуманный новый брак его не страшил. Более того, теперь его еще сильнее прельщал византийский блеск, о котором так ярко и красочно поведал посол, вернувшись из Греции. Добиться задуманного толкала и предыстория этого вопроса, которую он видел от своих книжников. В свое время еще княгиня Ольга, вознамерившись принять христианство, побывала на пышном приеме во дворце римского императора. Мысль породниться с величественной Византией, пришла ей уже тогда. Такая перспектива была полезна набирающей силы Руси. Держал это в мыслях и Святослав, геройски погибший на поле брани. Унаследовал это тяготение и Владимир.

Князь Владимир неизменно интересовался, как идут дела в Царьграде и Риме. Один из сановников византийского двора, кой остановился в Киеве, рассказал Владимиру весьма любопытные вещи.

– У Константина Багрянородного, великий князь, был сын Роман. Ему и четырнадцати лет не исполнилось, как отец женил его по своему выбору.

– Так положено, Валант.

– Положено, – согласно кивнул сановник. – Но ты бы знал, великий князь, за кого император выдал своего сына.

– Надеюсь, ромейский царь без выгоды сына не оженил.

– Вся империя надеялась, но выбор Константина всех изумил. Он женил Романа… на дочери трактирщика. Трактирщика!

Князь Владимир вытаращил глаза.

– Да быть сего не могло. Сына кесаря – на простолюдинке?!

В лукавых глазах ромея промелькнула ухмылка.

– Такое и на Руси случается, великий князь.

Намек был более чем прозрачен. Далеко ходить не надо: ромеи хорошо ведали о рабыне Малуше князя Святослава. Владимир лишь хмыкнул в курчавую бороду.

– Дале изрекай, Валант.

– Девицу звали Анастасией, а при дворце ей дали имя Феофано.

– Что за странное имя?

– Означает – явление Богом. Дочь трактирщика обладала редкой красотой и принесла супругу Василия Второго и Константина Восьмого.

– Про Василия я зело наслышан. Лютый, кажись, человек.

– Скрывать не буду. Василий оказался жестоким человеком, и своими жуткими казнями над болгарами заимел кличку Болгаробойца. В одной из битв император захватил в плен 28 тысяч болгарских воинов. Василий приказал отсчитать половину, и 14 тысяч были ослеплены. Им вырвали оба глаза. Остальных ослепили на один глаз. И тогда император разделил пленных на пары: каждый слепой получил поводыря – и отпустил их по домам.

– Лихо расправился Василий. На Руси с пленниками так не поступают. А каков соправитель Константин?

– Тот совсем иного нрава, великий князь. Ему не до державных дел. Большой любитель вина, прекрасных женщин, лошадей и конских бегов.

– Прекрасных женщин? – живо заинтересовался Владимир.

– И не только женщин. Константин имеет несметное число юных наложниц. Даже чересчур юных. В его дворце можно увидеть десятилетних девочек. О распутстве Константина говорит вся империя.

– Ловок же ваш Константин, – заулыбался Владимир.

А ромей приметил, как похотливо заискрились глаза великого князя.

– Но куда изворотливей оказалась сама Феофано. Она полна тщеславия. Ей пожелалось, чтобы ее муж завладел императорским престолом. Но отец Романа, Константин Багрянородный, имел отменное здоровье. Но это не остановило Феофано. Она искусно приготовила яд и влила его в кубок с вином. Смерть Константина была быстрой и легкой.

– И никто не заподозрил?

– Феофано всё тщательно обдумала. Кесарь имел привычку на ночь употреблять жаркое и запивать его легким вином. Когда он умер, Феофано вошла в спальню и вставила Константину кость в горло. Все подумали, что он задохнулся. Роман торжественно взошел на императорский престол.

– Ловка, ловка, плутовка.

– Она не только бестия, но и великая сладострастница.

– Да ну! – вновь оживился Владимир.

– Вся в мать. Бесстыдная и порочная. Феофано заимела любовную связь с полководцем Никифором Фока. Когда тот одержал победу над арабами и вернулся в Византию, Феофано вновь затащила его на свое ложе и пожаловалась, что ей надоел муж, который неделями не хочет лицезреть ее роскошное тело и что он должен умереть, а любовник станет новым императором. Фока согласился. Феофано применила тот же яд. Патриарх Полиевкт короновал Фоку в соборе святой Софии, а спустя четыре недели он венчает Никифора и Феофано. Но вскоре случилось невероятное. Не прошло и полгода, как Фока заговорил, что ему тягостна суетная слава, что единственное его вожделение – удалиться в тихую обитель. Он полностью прекратил употреблять мясо, постился, а своим друзьям, распахнув одежды, показывал грубую власяницу на голом теле, которой-де он, исполняя монашеский обет, истязает плоть.

– И как на сие посмотрела супруга?

– Отвратительно, великий князь. Сладострастница Феофано была оскорблена. Теперь она уже предается мечтам о новом муже – неистовом в любви и дерзком в военных делах.

– Однако ж, – покачал головой Владимир. – Вот тебе и «явление Богом». Таких похабных цариц Русь еще не ведала, да, пожалуй, никогда и не будет ведать. Наши жены, словно рабыни, и живут затворницами. Ну и Феофано, ну и похотливая кобылка!

– Истинно, великий князь. Муж все дни проводил в молитвах, а Феофано, прости Господи, искала себе нового кобеля. И тут в Царьград является блистательный и коварный витязь, магистр Иоанн Цимисхий, который и стал возлюбленным ненасытной Феофано. Она весьма довольна и высказывает Иоанну, что сейчас не может отравить своего мужа. Чересчур свежа память о Константине и Романе. Вельможи могут ее заподозрить. Тем паче, Никифор очень мнителен. Он не доверяет ни своим поварам, ни своей супруге. Его даже убить невыполнимо.

– Почему, Валант? Поведай подробней. Недоброжелателей и у великих князей предостаточно.

– Опасности лучше идти навстречу, чем ожидать на месте. Надо заранее все предусмотреть. Так сделал и Никифор Фока. На ночь он оставался в укрепленном дворце, а почивал в одиночестве на втором этаже. В первом же – он разместил личную охрану, а в спальню наверх вел единственный ход через помещение караула.

– Изрядно же Фока себя обезопасил.

– Но не для хитроумной Феофано. Ее план с Цимисхием был осуществлен в глухую зимнюю ночь. Она сумела спрятать своих людей еще днем в обширных палатах второго этажа. Ночью эти люди спустили веревку с большой корзиной, которую поджидали Цимисхий и двое его надежных друзей. Корзину удалось поднять в покои Никифора. Заговорщики осторожно вошли в темную спальню Фоки, и вдруг им стало страшно: Никифора на ложе не оказалось. Заговорщики оторопели, каждый подумал, что Фока выявил их коварный замысел и устроил им западню. Теперь им конец. Цимсхий отдал, было, приказ прорубаться через охрану, но тут кто-то в сумеречном свете увидел Никифора, который спал на медвежьей шкуре подле камина. Цимисхий уселся на трон и приказал: «Отрубите Фоке голову. Кончилось его царство!».

Утором Иоанн Цимисхий и Феофано с большой свитой появились в храме святой Софии. Иоанн потребовал, чтобы патриарх незамедлительно его венчал его короной Византийской империи.

Полиевкт возмутился:

– Венчать на царство?!.. Да у тебя, Цимисхий, кровь еще на руках не обсохла, а ты, убивец, входишь в святыню империи!

Цимисхий отвечал:

– Я, святой отец, меча своего из ножен не вынимал.

И немедленно показал на своих друзей.

– Это они прикончили кесаря. Злодеи!

Феофано была восхищена любовником. Патриарх не осмелится отказать Иоанну, и он уже с нынешнего дня станет ее законным супругом. Но дальнейшие слова Цимисхия повергли Феофано в ужас:

– Хочу быть непорочным перед тобой, святой отец. Душегубство было свершено по указанию императрицы.

– Негодяй! – не своим голосом закричала Феофано. – Клянусь девой Марией, ваше священство, что Цимисхий клевещет!

Подобной измены императрице не могло привидеться и в самом кошмарном сне. А Полиевкту давно уже надоела прелюбодействующая императрица, бывшая трактирщица-плебейка. И он осознал: перед ним император, и надлежит поступать так, как будет угодно Цимисхию. Патриарх повелел изгнать Феофано и друзей Цимисхия, убийц Никифора, из Византии. Феофано сослали в дальний монастырь. Полиевкт водрузил на голову Цимисхия корону, которой совсем недавно венчал Никифора Фоку, прочитал необходимые молитвы, узаконив обрядом нового кесаря.

После рассказа Валанта великому князю, пожалуй, до конца стал понятен отказ бесстрашного Святослава от единоборства с Цимисхием: ни на самую малость не верил полководец в честность этого поединка, ясна и отповедь его римскому кесарю. Святослав разбирался в придворных тайнах Византии, хорошо ведал своего врага, не случайно так презрительно напомнил ему про те «многие способы смерти», кои Цимисхий умел избирать для других. По воле судьбы он также был отравлен. Правда, яд приготовила не Феофано. Она была в ссылке. Яд был составлен гораздо хуже. Цимисхий умирал в чудовищных муках.

Византия, по смерти Цимисхия, была жертвой мятежей и беспорядка. Знатные военачальники не желали подчиняться законным государям. Сии причины вынудили ромейских царей забыть обычную надменность и пренебрежение к язычникам.

Братья Василий и Константин надеялись с помощью сильного русского князя Владимира спасти трон и венец, и дали согласие на брак с Анной, но с непреложным условием, чтобы русский князь крестился.

Владимир Святославич мог бы креститься и у себя в столице, где уже давно появились церкви и христианские священники. Но князь хотел блеска и величия при сем важном обряде. Лишь одни греческие цари и патриарх казались ему достойными сообщить народу уставы нового богослужения. Гордость могущества и славы не позволяли Владимиру унизиться неподдельным признанием своих языческих заблуждений и безропотно просить крещения. Он вознамерился завоевать христианскую веру и принять ее святыню рукой победителя. Тогда и народ проникнется к нему почтением.

Собрав крупное войско, великий князь пошел на судах к греческому Херсонесу. Выбор был преднамерен. Сей город признавал над собой верховную власть византийского императора, но не платил ему дани; выбирал своих воевод и наместников и повиновался лишь собственным законам. Жители его, торгуя во всех черноморских портах, наслаждались изобилием.

Владимир Святославич высадил на берег войско и со всех сторон окружил Херсонес. Издревле привыкшие к вольности, горожане храбро оборонялись.

Великий князь пригрозил им стоять три года под их стенами, коль они не сдадутся, но горожане отвергли его предложение в надежде на скорую помощь греков.

Владимир Святославич приказал насыпать высокий вал, но херсонцы свели на нет все работы русичей: сделав тайный подкоп, ночью уносили землю в город.

К счастью нашелся в Херсонесе доброжелатель, именем Анастас, кой пустил к россиянам стрелу с надписью:

«За вами, к востоку, находятся колодцы, дающие воду херсонцам через подземельные трубы; вы можете отнять её».

Великий князь поспешил воспользоваться советом доброхота и приказал перекопать водоводы. Горожане, оставшись без воды, вынуждены были сдаться.

Завоевав славный и богатый город, кой в течение многих веков умел отражать разные приступы, Владимир Святославич еще более возгордился своим величием и через послов объявил братьям-императорам Василию и Константину, что приспела пора, когда он желает видеть своей супругой их сестру Анну, а в случае отказа, возьмет Константинополь. Родственный союз со знаменитыми греческими царями казался лестным для его честолюбия. Этим воздавалась память отцу, Святославу, погибшему по предательству Цимисхия, и не завершившего цель встать на одну ногу с Византией.

Владимира прекрасно ведает, что творится на Западе. Германский король Оттон Первый, присоединив к своим владениям громадную часть Италии, провозгласил создание Священной Римской империи, как истинной наследницы великого Рима цезарей. При Оттоне Втором империя стала сильнейшим христианским государством Запада.

«А на востоке нет сильнее Киевской Руси», – не без гордости размышлял Владимир Святославич…

Братья Василий и Константин дали согласие на брак, но с вторичной оговоркой:

– Не пристало христианам выдавать жен за язычников. Коль примешь крещение, о коем тебе и ранее высказывали, то и царствие небесное воспримешь, и сестру Анну получишь, и с нами единоверен будешь.

Владимир ответил византийским послам:

– Скажите царям вашим так: я крещусь ибо еще прежде испытал закон ваш и зело люба мне вера ваша и богослужение, о коем поведали мне посланные нами мужи. Присылайте сестру в Херсонес.

«И послушались цари и послали сестру свою, сановников и пресвитеров».

Анна ужаснулась: супружество с князем русского народа, по мнению греков дикого и свирепого, казалось ей жестоким пленом.

– Иду как в плен, лучше бы мне здесь умереть, – заявила Анна.

Братья же молвили:

– У нас нет выхода, сестра. В стране мятежи, да и Владимир угрожает взять Царьград. Может быть, обратит тобою Бог Русскую землю к покаянию, а Греческую землю избавишь от ужасной войны и мятежников. Видела, сколько зла причинила грекам Русь? И теперь, если не пойдешь, быть нам в страшной беде.

Едва принудили Анну. Она же, сопровождаемая духовниками и многочисленной свитой, села на корабль, с плачем попрощалась с ближними и отправилась через море.

Народ Херсонеса встретил Анну как свою избавительницу; та же попросила Владимира немедленно креститься. А Владимир неожиданно разболелся глазами и не видел ничего, и скорбел сильно, и не знал, что ему делать.

Анна послала к нему своих приближенных:

– Если хочешь спастись от недуга, то поскорей крестись, если не крестишься, то никогда не избавишься от недуга своего.

Услышав это, Владимир молвил:

– Коль вправду прозрею, то поистине велик бог христианский.

И повелел себя крестить.

Херсонский епископ и византийские пресвитеры торжественно совершили сей обряд. «И когда епископ возложил руку на него, тотчас же прозрел Владимир».

– Отныне я изведал истинного Бога! – воскликнул князь.

В церкви святого Василия последовало обручение и брак царевны с Владимиром – благословенный для Руси и весьма счастливый для Константинополя, ибо великий князь, как союзник императоров, немедленно отправил к ним часть своего войска, кое помогло Василию разбить мятежников и восстановить порядок в империи.

Владимир же, довольный браком, отказался от своего завоевания, возвратил византийским царям город и возвел в Херсонесе церковь – на том возвышении, куда горожане выносили из-под стен землю. Вместо пленников он вывел из Херсонеса одних иереев и того самого Анастаса, кой помог ему овладеть городом. Вместо дани взял церковные сосуды, иконы, мощи святого Климента и Фива, ученика его, и четырех медных коней, коих поставил за храмом пресвятой Богородицы.

Ярослав Мудрый. Русь языческая

Подняться наверх