Читать книгу Без лишних слов - Валерий Антипин - Страница 2

По перрону неторопливо шёл молодой человек. Остановившись около скамейки, он осмотрелся, взглянул на часы, скинул с плеча небольшую дорожную сумку и, поставив её возле ног, поправил одежду.

Сентябрь. Полдень. Ночью моросил дождь и, хотя асфальт почти высох, всё же в некоторых местах виднелись лужицы.

Фонари, скромные указатели и ветхое здание вокзала прятались в соснах, словно стыдясь своего убогого вида. Ветерок, осенняя прохлада. Одинокие, пожелтевшие листья, совершая незамысловатые виражи, падали на землю, напоминая о прошедшем, а может, предсказывая что-то новое и славное, но молодой человек вспоминал о днях, проведённых на даче.

Привокзальная площадь постепенно заполнялась людьми. Спокойная атмосфера, царившая здесь несколько минут назад, уступила место оживлению, в котором были и чей-то хохот, и дым от сигарет, и бесцельные хождения. Электричка опаздывала, чему, собственно говоря, удивляться не приходилось. А вот народ, по-видимому, настойчиво придерживался пунктуальности и не позволял усомниться в этом.

Товарный поезд, промчавшись мимо станции, оглушил окрестность. Растревоженное вороньё взмыло вверх и чёрной тучей улетело прочь. Вдали послышался гудок. Сигнальные огни светофоров переключились, и диспетчер объявил о прибытии электрички. Все засуетились. Занимая свободные места, ожидающие выстроились в извилистую линию вдоль железнодорожного полотна. Голоса смолкли. В короткой паузе чувствовалось напряжение. Заскрипели колеса, что-то взвизгнуло и пыхнуло. Один за другим, цепляясь за поручни, люди исчезали в дверях вагонов, торопясь поскорей устроиться на своем месте и провести время в пути как можно более комфортно.

Удобно устроившись в одном из вагонов, молодой человек, дождавшись движения поезда, скрестил руки на груди и закрыл глаза.

Кому, какое дело, что он не спал всю ночь! Смотрел на Млечный путь, рассуждал о «великом, большом» и о себе, таком маленьком. Почему же он оказался в категории тех людей, с которыми обычно это случается, и где совершил ошибку? Какой всё-таки простой и одновременно сложный мир! Вернее, общество, а точнее, люди.

«Ничего! Мне только тридцать. Начну всё сначала», – думал он.

В его расслабленное плечо уперлось упругое бедро. Он не был знатоком духов, парфюмером, но запах показался знакомым. Борис приоткрыл глаза, ему улыбалось лицо знакомой девушки. Цвета морской волны в спортивном костюме, расстегнутой куртке, кроссовках.

– Спишь? – спросила она.

– Сплю, – изумленно произнёс он.

Вот так тебе и начало – повеселел Борис, подвинулся и через секунду оказался в приятном обществе.

Оно действительно было приятным. По крайней мере, за последний год.

Лена подсев на сидение не сводила с него глаз, рассматривая шрам на левой брови, нос, появившиеся морщинки.

– Изменился? – проговорил Борис.

– Повзрослел, – ответила она.

«А она похорошела», – заметил он.

Лена всегда выделялась среди сверстников, и некоторые ребята даже побаивались её. Что касается его, Бориса, то он придерживался определенных приоритетов и держал Лену на расстоянии. Лена подшучивала над ним, но как выяснилось позже, попросту влюбилась, о чём догадывались почти все, кроме самого Бориса.

В то время ему это было даже неинтересно, но позже он вспоминал Лену с особыми чувствами и винил себя за то, что не увидел в ней ту самую единственную и неповторимую, о которой мечтает, пожалуй, каждый мужчина. Сейчас она рядом, с ним! Забавно.

– Я слышала, у тебя неприятности? – спросила Лена.

Борис не удивился вопросу. Не удивился он и тому, что Лена ничуть не изменилась. Такая же открытая, откровенная девица. Чума, короче говоря!

– В прошлом, – ответил он. Немного помолчав, добавил:

– Теперь уже в прошлом.

– Хорошо! А в настоящем?

Не обдумав значения слов, Борис выдал:

– Ты, я и электричка.

Лена взглянула ему в глаза, словно хотела в них что-то прочитать, потом наклонилась и, коснувшись губами уха, шепнула:

– Даже так!

Ощутив на шее её прохладную ладонь, Борис получил в подарок поцелуй. Смущения почему-то не было, лишь алые пятнышки, вспыхнувшие на её щеке, подсказали ему, что это не случайно. Рано или поздно, они бы встретились.

– Вот и объяснились, – проговорил Борис.

– Да, – подтвердила Лена и подвинулась ближе.

Никаких осложнений, ухаживаний. Посмотрели, поморгали и всё! Просто. Так и должно быть. Ничего лишнего, зато на всю жизнь. Без всяких фишек. Ясно и чисто. Он даже не знает, где она живёт и с кем, давно ли в родных краях. А имеет ли это значение? Наверное, нет. Она с ним и он хочет быть с ней, а не с кем-нибудь ещё. Неожиданно приятно. Семь лет, а сейчас, кажется, что и не расставались.

Семь лет назад она уехала с родителями в неизвестном направлении и судя по всему, до сих пор была одна. Создается впечатление, что какое-то провидение специально разлучает людей на время, за которое они страдают, после чего объединяет их снова, но теперь уже определивших истинную цену отношениям и, конечно же, всему остальному. Когда-то только начавшееся между ними чувство, резко оборвалось, ещё не успев рассвести и набрать силу.

«Вот и нужный момент настал», – подумал Борис, посмотрев на Лену.

От кого она могла узнать эту неприятную историю? Да мало ли от кого! Друзья, друзья! Лена им всегда не доверяла, не то, что он, лопух. Водилось у кого-то внутри нечто вшивое, вот только всегда хотелось верить в лучшее, но никак не в подлость. Но, видно, каждый желает быстрых и больших благ, если подвернутся. Не за чужой же счет, так и хотелось крикнуть ему от возмущения.

И Борис принялся строить логические доводы, размышляя о том, что привело его к краху. Эмоциональное раздражение, которое стихнув, вдруг всё больше и больше разжигало в нём гнев.

«Да что я, на самом-то деле! Прокручиваю одно и то же в какой уже раз. Займусь чем-нибудь другим. Или этим же, но не так и не с теми. Лена, надеюсь, поможет. Немного финансов есть. Вполне хватит. Ну а остальное… всё в прошлом. Ещё неизвестно, кто в проигрыше! Подумать только, Ленку встретил! Виду не показал, но её не обманешь. Что ж. Начало есть. На мой взгляд, замечательное начало. А точнее – удивительное продолжение и нашего романа тоже».

Лена уснула, а он продолжал разговор с самим собой и, глядя в окно, не замечал мелькающих пейзажей. Электричка, достигнув склона гор, снизила скорость. Хвойный лес редел, открывая вид лугов и березовых рощиц. Ещё несколько минут, и вагоны поглотила чернота тоннеля. В салонах заструился тусклый свет ламп, пассажиры угомонились.

Тишина, стук колёс и сопение спящих.

– Сладкие булочки, шоколад, пирожки, напитки, – прозвучал голос аккуратно одетой, пышнотелой женщины, предлагающей перекусить и утолить жажду за нескромную плату.

Она важно шагала, то и дело останавливалась, мило улыбаясь, беззаботно болтала с покупателями. Поравнялась с Борисом, подняв бровь, взглянула и прошла мимо.

«Колючий взгляд», – подумал он, услышав за спиной её ворчание, недовольство закрывающимися дверьми и шум борьбы с тележкой.

– Что-то мы едем долго в тоннеле! Вам не кажется? – спросил его сосед.

Борис пожал плечами, так, чтобы не разбудить Лену. Волос у неё каштановый и волнистый, мягкий. Плечо – не подушка, а ей добрый сон и никаких неудобств.

«И чему она улыбается», – придерживал он её руку, прекрасно зная почему.

– Действительно долго, – сняв кепку и проведя ладонью по седой голове, подтвердил мужчина лет сорока восьми.

– Я бы сказал очень долго, – произнёс сосед.

Борис отвернулся. Болтать попусту ему не хотелось. Сорок минут и в городе. И какой же всё-таки колючий взгляд у этой продавщицы. Посмотришь на неё, и глаза отвести так и подмывает. Уши заткнуть, чтобы не слышать возни, слов и жеваний. А они отдалились, затерялись, как и стук колёс, как садоводы, всё, кроме Лены.

В вагоне зашептались. Часть пассажиров смотрела в окна.

– Что это?

– Смотрите, смотрите! – заговорили в вагоне.

– Что бы это ни было, это не тоннель.

– Кто-нибудь объяснит, что происходит? – громко, с умным видом протирая запотевшие очки, спросила преклонных лет дама, сидевшая напротив Бориса.

– Думаю, нет, – ответил ей кто-то с другого ряда сидений.

Гипотезы и версии ответов слетали с губ, пугая невероятными вымыслами.

– Не мелите чепухи! – отрицал седовласый мужчина предложенную соседом утопию, размахивая кепкой.

– Позвольте с вами не согласиться! Вполне возможная вещь. Хотя, всё может быть, знаете. Что тут скажешь. Я читал, как люди пропадают, а потом возвращаются через много лет, – спорил с ним худощавый с загорелым лицом рыбак.

– Часы встали, связь не работает. Красота! – перебила их разногласия женщина в странных очках.

– Потрясающе! Удивительно и потрясающе, – послышался возглас в середине вагона.

– Удивительно будет, если выберемся из этого потустороннего пространства.

– Что теперь делать?

– Вы же слышали. Не беспокоиться в связи с чрезвычайными обстоятельствами, до выяснения причин, – встав во весь рост, прогорланил полноватый мужчина в брезентовом плаще с капюшоном.

– Легко сказать! – кто-то высказал своё мнение.

Несмотря на предупреждения и просьбы, хождение приобрело массовый характер. Борис этого уже не видел, размышляя о своём, вспоминая двор и юную Лену.

– Говорят, машиниста нашли окаменевшим, а от помощника только одежда осталась. Вы ничего такого не видели, – вкрадчиво спрашивала у девушки старушка.

Та покачала головой и отвернулась.

Двое из технического персонала пробежали в начало состава с ужасом на лицах. Их засыпали вопросами, но они только мычали.

– Похоже, выяснили, – съязвил один из пассажиров.

– Господи! Спаси и сохрани! Господи, – молил батюшка, – не губи раба своего.

Толстый джентльмен в дорогом шикарном костюме, расставив ноги и расстегнув пиджак, заправлял шелковую рубаху в брюки. Искоса поглядывал, ничего не говорил, выделяясь из окружающих. А потом, еле слышно стал бубнить себе под нос.

– Уволю! Бабник! Совсем обнаглел. Я! Я, Петр Михайлович, в этой срамной электричке! Уволю! Пользуется служебной машиной, как собственной. Да кто ты такой! Таких работников сотни. Тысячи. Чей-то там знакомый. У меня знакомых, как табака в табакерке… Наглец! Вышвырну и забуду. Сегодня же займусь этим вопросом. Надоел. Наглец!

Он потел от дискомфорта, вытирая лоб платком. Привычная обстановка была уютней. Да и вообще! С чем сравнивать.

– Уволю! Сегодня же. Без расчёта, – ругался он.

В вагон зашли двое выпивших мужчин. Толкаясь, пройдя два ряда мест, остановились напротив тихонько играющего на гитаре парня.

– Отдохни, – пробурчал один из них, толкнув в грудь худощавого студента.

– Просто возмутительно! Что вы себе позволяете в общественном транспорте. Идите, проспитесь, – защитилась за него пожилая женщина.

– А вас, мамаша… Я сказал, отдохни.

С последними словами он заехал студенту пятерней и потянулся за гитарой.

– Серёжа! Я прошу тебя. Не вмешивайся.

– Вера… Успокойся, земляк!

– Отвали!

Среагировав на выпад, Сергей нанёс удар локтем в корпус. Размахнулся и его кулак, достигнув челюсти, повалил противника.

– Он пошутил. Служивый, – помогая подняться товарищу, оправдывался второй. – Пошутил. Мы уходим.

Вера Васильевна, поставив плетеную корзину полную яблок на колени, нервно перебирала пальцами по ручке. Соседка, напротив, высказалась:

– А у вас муж ничего! На вид незаметный такой.

– Да, да, – ответила она.

Сергей не любил таких шуток. Боевой командир, какие шутки! Юмор? Да. Но не шутки. Он подмигнул студенту, и как ни в чём не бывало, вернулся на место.

Двое, пошатываясь, вошли в тамбур. Ругаясь и споря, промелькнули мимо Володи в другой вагон, хлопнув дверью. Полумрак. Он чувствовал, что не один. И был прав. Слева от него занималась любовью парочка.

Длинноногая красотка в короткой юбке, жалась к парню, издавая откровенные звуки. Он познакомился с ней на станции, но вряд ли это можно назвать знакомством. Похоже, девушка оценила его, записав в список возможных клиентов.

– Хочешь? – предложила она, обделённая скромностью.

Володя никогда не задумывался, почему такие девушки, которым природа дала всё, занимаются этим. Может и занимаются потому, что именно такие. Мало ли! Он о них ничего не знает, а причин может быть много.

– Как знаешь!

Она элегантно сделала поворот и зашагала по перрону, обернувшись несколько раз. Поговорив, с каким-то парнем, девушка взяла его под руку. Свернув на тропинку, они скрылись в соснах.

«Зря времени не теряют. Продолжают делать то, что не успели у станции. Не особо это и важно! Тоннель, берёзки».

– Чего уставился? Иди, куда шёл, – сказала ему красотка.

«Было бы куда. Нашли место. Хотя, что делать! Развлекаться, чего же ещё. Никому не известно, выберемся ли мы из этой передряги. Надуть воздушных шариков, помазать губы помадой, петь весёлые песенки, притворяясь, что всё отлично? Следующей остановки не будет. Торопитесь господа, торопитесь!», – улыбнулся своим мыслям Володя, выходя из тамбура.

Батюшка крестился и читал молитву. Серьёзность его намерений не вызывала сомнений. Успокаивающий и монотонный голос делал своё дело. Обступившим его верующим он всего лишь обещал. Глупец.

«Мечтает о рае, пугает адом, а сам в нём и живет. Каждый из нас о чем-то мечтает, но, в конце концов, счёт в банки играет решающую роль. Всё остальное лишь игра человеческими судьбами, а обещание – маленькая вещь, обладающая силой и дающая надежу. В аду надежда необходима, немного тепла, согреться в холод. Пусть до первого проблеска разума, и обман накажет за доверие. Ты ещё не знаешь, что тебя ждёт, но готов любить, терпеть и жертвовать. Согласия не требуется, согласишься и никуда ты не денешься», – разговаривал сам с собой Володя.

– Бог поможет! – настаивал батюшка.

– Боги! И кто они, эти боги? Никогда не встречал. Вопрос бы задать о воле его. Такой уверенный, а слепой, – проговорил вполголоса он.

– Пустите благодать в сердце своё и прощены будете.

«В сердце? Поздно. Нет у меня сердца, и где же ты увидел благодать? Чернота кругом», – протискиваясь между людей обступивших батюшку, кряхтел Володя.

Он заметил мальчишку, лет пяти, который топтался на месте, хлопая себя по штанишкам, и выглядел растерянным.

– Маму потерял? – спросил он у него.

Мальчик только всхлипнул. Володя протянул ему руку и предложил:

– Пошли искать маму.

Выстрелы. Он оглянулся. Шикарный костюм, шелковая рубаха в луже крови.

Один из богов и тоже смертный. Толстяк так и не понял куда попал. Где он, кто и что… Ничто. Все. Здесь нет привилегий и его закона.

– Вот моя мама, – услышал Володя голос мальчика.

– Сынок, сынок!

Наверное, приятно, когда тебя ждут. А если нет? Если ты один на белом свете и чёрном тоже. Он ощущал тоску, несчастье везде. Зачем жизнь, если не в силах создать элементарного счастья? Ему было совсем безразлично, что будет завтра, сейчас.

«Они хотят спастись – толкаясь, крича и надеясь, но, увы, – подумал он. – Не понимают, что давно мертвы. Их мечты, их воспоминания, дни».

Володя подошёл к окну и открыл его. Ни ветра, падающих листьев, ни звёзд.

Кто-то его спросил, что случится с миром. А что же такого может случиться с ним. Наверняка он станет лучше.

– В нём не будет меня, – шепнул Володя, ухватившись за раму.

– Что вы делаете? – закричали за спиной.

– Прощайте.

Он ухмыльнулся и выпрыгнул.

– Боже! Вы видели, видели, – разволновалась Танюша, обращаясь к подругам, которые обсуждали старую обиду.

– Для чего ты меня пригласила, Оля? Чтобы рассказать о том, что я и так знаю?

– Хотела извиниться… Таня! Чего ты пихаешься.

– Там человек выпрыгнул из вагона.

Подруги оглянулись. Пассажиры ходили, жевали, спали, только и всего. Глянув на Таню, словно она психопатка, продолжили.

– Извиниться? Увела мужа! Знаешь ли, поздновато, подруга.

– А ты – любовника.

Таня привстала, осмотрела вагон. Что! Разве ничего и никто не видел. Странно. И почему так темно за окном, ещё же не вечер. Она призадумалась и села на место.

– Маленькая компенсация за потерю. Любовник – не муж.

– Неужели! Он меня замуж звал, – продолжали собачиться подруги.

В конце вагона говорил священник, и Таня решила, что она обязательно сходит в церковь. Привидений ей видеть незачем.

– Что не пошла?

– Я Сашу любила.

– Кто бы говорил о любви!

– Он сам решил.

– Он решил, ты помогла.

– Лариса!

– Что, Лариса!

– Прекратите, девчонки! Замечательно отдохнули, – вытянув руки вверх, потянувшись, попыталась помирить их Таня.

– Ой, ангел заговорил, – съязвила Лариса.

– Помолчала бы! Кукушка, – подхватила Оля.

– А что! Я с ними, «об» и всё. Сама по себе. Свободна. Никому мы не нужны. Муж, любовник, сегодня есть, а завтра нет, а подруги – вечны. Вот так!

Ларисе и Оле нечего было возразить. Никто из них так и не устроил своего счастья. Они по-прежнему одиноки, желающие и думающие о себе. А Таня! Таня – другое дело.

Ей нравились офисные интрижки. Слово мораль не входило в её личный словарь и не пользовалось популярностью. За четыре с небольшим года после окончания института карьера Танюши резко пошла вверх, и дело было не в высокой оплате скромного труда, которым она ежедневно и кропотливо занималась. Тётины связи, имеющие магическое свойство воплощать в реальность задуманную цель, укрепили семейные узы, сделав Танюшу главой одного из филиалов акционерного общества. Судя по всему, всё руководство держалось благодаря таким связям, и Таня не была исключением. Молодых особ, занимающих ключевые посты и несогласных с корпоративной политикой, быстро увольняли или смещали в должности. Как правило, они были обречены. Претензии, психологическое давление приводили к тому, что человек не выдерживал и увольнялся. Схема действовала безотказно и в случае, когда от кого-либо хотели просто избавиться. Скромную Таню, воспитанную в тепличных условиях, интересовало одно – легкая, красивая жизнь. Стать богатой леди и в очень короткий срок её устраивало. Командировка в столицу с шефом – и вот у Тани появилась квартира. Бывшее ведомственное жилье момент превратилось в частную собственность. А через год она уже не пользовалась и общественным транспортом. Подруги хвалили и даже не догадывались, откуда это всё у Тани. Летние отпуска, профсоюзные путёвки, льготы для особых персон кружили голову. Оставалось одно – мужчина. Ларисин муж подходил по всем статьям. Она воспользовалась моментом и пригрозила Саше тем, что расскажет об их отношениях с Ольгой.

– До свидания! – попрощалась с ними Лариса.

– Ну, куда же ты, останься, – просила её Таня.

– Да пусть идёт, – рявкнула Оля.

«Какой стыд. Позор. Какой позор! Кому я доверяла! Этим вот. Мерзко. Зачем? Зачем я согласилась на встречу?», – разозлилась Лариса.

Не оглядываясь, подавленная и расстроенная она ушла в соседний вагон. Ей хотелось выть от обиды, разрывающей сердце. От того, что когда-то сама поступала не лучшим образом, полюбила и верила тем, кто так ловко играл её судьбой. Воспитывая дочь, она ещё надеялась на счастье. Тихое, семейное счастье, которое ускользало вновь и вновь. А выбор был невелик. Детский дом, училище, швейная фабрика. Занятия скалолазанием вносили в неяркую повседневность насыщенность и свежесть. Постепенно увлечение стало осмысленным и вылилось в весьма интересную жизнь. Свадьба, шесть лет замужества, долгое и тяжелое расставание.

Прощайте подружки!

«И куда же она идёт и ещё не в ту сторону», – подумала Таня, встала и пошла за Ларисой.

На неё сверху посыпались листы бумаги. Они меняли цвет, и ей показалось, что это огромные карты и банкноты, а потом журнальные листы, куски обоев.

– Откуда они появились? И где потолок, – проговорила она, слегка присев.

Таня щурилась, размахивала руками, уклонялась от них, но листы вертелись и продолжали сыпаться не переставая. Она посмотрела вниз, а под ногами ни тверди, ни облаков, а лишь бесконечная синева. И она везде и всюду без чего бы то ни было. Она шагнула и, глянув по сторонам, изумилась от увиденного приволья. Ну, кто же посмел из вагона так моментально создать комнату иллюзий, где порхают бумажные птицы. Придумали бы, что-нибудь посолиднее. Таня изловчилась и поймала одну, та трепыхалась и просила:

– Очнись, очнись Таня, очнись…

Она открыла глаза. Над ней склонились Ольга и незнакомая девушка.

– Лена, вот вода, возьми, – сказали ей.

– Давай, – произнесла девушка и взяла бутылку.

– Что случилось, – спросила Таня слабым голоском.

– Обморок с тобой случился. Глазки закатила и брякнулась, – ответила Ольга, протирая ей лоб, скулы и шею влажной салфеткой.

– Обморок!

– Ага… Как ты? – смотрела на неё взволнованная подруга.

– А, где Лариса?

– Ушла в другой вагон, не помнишь разве.

– Ушла всё-таки, – с грустным лицом сказала Таня, почувствовав за собой что-то неправильное и неприятное, как бы это перекроить, исправить и вернуть Ларису.

Лена пошепталась с Олей, о чём она не поняла, да и не вслушивалась. Ей тайны чужие не интересны, своих полно. С подругами померится, сгладить конфликт. Нет у неё ближе людей, нет.

Тани дали воды и усадили у окна. Она покосилась, за ним не полей, облаков, не деревьев. В синеве, преследуя вагон, летели бумажные птицы. Они бились в окно, и Таня знала, что кроме неё их никто не видит. До города помолчать, птицы отстанут, хоть и бумажные. Таня претворилась, что с ней всё в порядки и она нормальная.

Борис увлёк Лену за собой, у них есть о чём поговорить. Обошлось и хорошо. Они напротив, помогут.

Гул от разговоров не стихал ни на минуту. Егор пробивался к выходу из вагона, уступив место женщине. Ему показалось, что она чем-то огорчена. Пусть отдохнёт.

«Вот попал. Хотел же на автобусе. Какая разница, где трястись. Ладно, уж. Разберёмся».

– Пропустите же! – шипел он, зажатый в толпе. – Достала! Как достала меня эта ругань и давка.

– Это мой чемодан! Отдай, – прозвучало у правого уха.

– Откуда же он твой?

– Быстро отпустил! Плохо доходит?

– Катя! Катя! Я здесь!

– Ты что делаешь? Урод!

Охваченный нехорошим предчувствием, он медленно, но двигался вперёд. Чьи-то руки пошарили по куртке. Едва ощутимые, легкие прикосновения. Быстро и ловко. Он проверил внутренний карман. Тот оказался пуст.

Кошелёк!

Егор остановился и осмотрелся. Его взгляд медленно скользил по лицам и кроме страха он ничего не видел.

«Кто? Кто из них? Он? Может, этот? Или девица с кольцом в ноздре! Блин!».

– Что встал? Дай пройти! – толкнула его симпатичная блондинка. – Ну же!

– Кошелёк! – зло пробурчал Егор.

Блондинка широко раскрыла глаза, попятилась назад и пустилась наутек.

– Ах, ты! – проговорил он и последовал за ней.

Расчистив себе путь несколькими взмахами рук, Егор схватил за капюшон её ветровки. Блондинка, точными движениями плеч избавилась от неё, но, сделав несколько шагов, оказалась прижатой к чьей-то широкой спине. Швырнув деньги, она выкрикнула:

– Подавись!

– Ты ничего не забыла? – протягивая ей ветровку, прорычал он. – Со мной пойдешь!

– Вот ещё! – отказывалась блондинка, надевая ветровку.

– Сомневаешься?

Она почувствовала, что её тянут за ремень на джинсах.

– Меня зовут Вика, – глядя снизу вверх, тихо произнесла она.

Оригинальный у него способ знакомиться. Обычно приглашают на свидание, а этот сразу деньги просит. Цветов от него не дождаться, и про кольцо в алой коробке можно и забыть.

– Разберёмся, – сказал Егор.

Года двадцать три, максимум двадцать пять. Миленькое личико, соблазнительная грудь. Серебряная цепочка с кулоном в виде буквы «в». Какой-нибудь оберег от чар или для притягивания денег.

– Куда идём? – спросила блондинка. – В номера!

– Туда, – Егор кивком указал направление, держа Вику за руку.

Ладонь! Её ладонь. Если что-нибудь и спасёт мир, так это тепло ладони.

– Эй, эй! Не так быстро, – потребовала девушка.

Пустой тамбур. Егор часто дышал, не обращая внимания на спутницу. И с чего он решил, что именно она стащила деньги. Побежала, вот и решил. На её месте он тоже бы испугался. Кто-то высокий и злющий орёт без всякого повода. Неадекват, а от них надо держаться подальше.

Из подсознания выплыли горящие цистерны, перевернутые пассажирские вагоны, дым, заслонивший небо и запах трупов. Он искал её среди обломков, пепла и стонов. От сирен скорой помощи нутро сжималось в комок до размеров крохотного существа, не имеющего никакого значения. Впервые Егор столкнулся с пониманием венца эволюции, обобщив мысли выводом, что он не лучше комара, а в иных случаях даже хуже. Он звал её, надрывая голос, проклиная себя. Море, свадебное путешествие, на котором настоял. Последние дни так и останутся в памяти выжженными огнём и горем. А ещё – чувством вины. Вины перед её матерью, отцом за то, что ещё дышишь, и каждый день споришь с совестью о том, зачем нужна жизнь. Пять минут решили всё, разделив их пропастью на век, годы, приближающие старость. Она где-то там, в пучине звёзд, и никакое оправдание, объяснение не помогут. Ни сейчас, ни завтра, ни через много лет.

«Почему я вспомнил об этом? Предчувствие? Смотрю на Вику, а перед глазами она. Её глаза, её улыбка. А может, странного в этом ничего и нет. Шанс. Ещё одна возможность. Почему бы ей не воспользоваться», – раздумывал Егор.

Снаружи громыхнуло.

Вспыхнув факелами, пучки красно-жёлтых искр, осветив пространство, рассыпались, продолжая мерцать как тлеющие угли. Не удержавшись на ногах от внезапного толчка, Егор прилип к обшивке. Пытаясь сохранить равновесие, он вытянул ногу, но она провалилась в пустоту. Он закружил по тамбуру. Мелькнула Вика, огоньки и чьи-то силуэты.

«Обыкновенное человеческое тепло. Больше ничто не спасёт мир», – философствовал Егор, не отпуская рук девушки.

Вика дрожала и крепко прижималась к нему. Он чувствовал, как колотится её сердце, как что-то женское и загадочное окутывает всё его тело. Вагоны раскачивало больше и больше. С огромной скоростью электричка неслась в бездну, и казалось, что она летит, чтобы бесследно исчезнуть во времени.

«Мы разобьёмся, пропадём в тоннели», – крутилась в голове догадка у Вики.

Раздался скрежет металла. Одна из ламп освещения тамбура ярко вспыхнула и разлетелась вместе с плафоном на осколки, которые рассыпались по полу, как бусы ожерелья. Егор и Вика пригнулись, отвернули лица.

– Блин!

– Пошли отсюда! – визжала Вика.

Вагон заскрипев, накренился на бок. Вой от чего-то ломающегося зазвенел в ушах.

– Держись крепче! – прокричал Егор.

– За что!

Вокруг всё трещало и лопалось. Вика попыталась открыть дверь, но та не поддалась.

– Ну, давай же! Давай, – дико орал Егор, помогая Вике.

Звон стекла, вопли, крики о помощи. Держась за арматуру, Вика увидела, как расползаются трещины на противоположной стене тамбура.

– Только не так, – шептала она, – только не так.

Жуткий хруст, и она молча смотрела через рваную дыру в железе на удаляющийся вагон. Его огни ещё несколько секунд напоминали о борьбе за жизнь, которая окончилась, оставив глухое эхо в ужасающей тьме. Огромной, не имеющей горизонтов, мертвой и бездушной.

– Егор, – тихо позвала она.

Неслыханный свист проглотил её голос. И только сейчас она поняла, что осталась совершенно одна. Вика присела и, обхватив колени, заплакала.

– Ну что! Позабавимся напоследок?

Она медленно подняла глаза. Перед ней стоял громила. В сером плаще и тёмных очках. Он закурил. Зловещая улыбка искривила его небритое лицо. Оторвав дверь, которая еле держалась на исковерканных петлях, выбросил вон.

– Каков вид, а! Как предпочитаешь, крошка?

Вика вскочила на ноги и вжалась в чудом сохранившийся угол.

– Не бойся. Не обижу. Если только чуть-чуть, – сказал он и уверенно протянул ручища.

Она отчаянно сопротивлялась.

– Брыкаться вздумала! – размахнулся громила.

Ударив несколько раз, резким движением разорвал на ней кофту.

– Обо… Что у нас есть!

Его руки лапали её по всем мягким местам. Лапали и щипали, а поцелуи жгли, как кислота. Она энергичным рывком согнула колено и не промахнулась. Громила от удара вскрикнул. И она била, била его до тех пор, пока он не упал.

– Ты не такой уж и страшный!

– Да… крошка, я нежный, – корчась от боли, проговорил громила.

Порыв чёрного вихря, и человека сдуло, как лист бумаги с письменного стола. Вой стих, поглощённый бездной, которая забрала то, что и должна была забрать.

Вика бежала, на ходу застегивая ветровку, ничего не видя перед собой, а, опомнившись, рухнула на одно из свободных мест.

– У вас всё в порядке? – спросили её.

Покачав головой, она зашмыгала. Пассажиры… и кофта у неё не порвана, да и с вагоном ничего не случилось, ни в какую пропасть он не улетел. Не повезло только с Егором. Один раз встретила хорошего человека, один маленький раз и то не повезло. Зачем ей кулон на счастье, всё это брехня и обман.

Кто-то до неё дотронулся. Она вздрогнула и машинально отодвинулась.

– Быстро ты бегаешь, – услышала она знакомый голос.

Увидев перед собой Егора, захлопав глазами, Вика стала повторять шепотом одно слово, причём часто.

– Настоящий, настоящий…

– Ничего себе рванула? Спортсменка что ли, и не угнаться! Ты вот это оставила, узнаёшь, – протянул он сумку. – Так, где говоришь, заказывала?

– Я, ты…

– А этот мужик в тамбуре, не твой ли знакомый? Нагрубила ему, как управдому. Он занимался установкой?

Вика не понимала, о чём Егор её спрашивает. Он там был и всё видел. Искры, бездну, угасшие окна вагона. Или ничего и не было, провал в сознании, тогда что же было. А бугай и впрямь походит на председателя ЖКХ.

Помолчав, Егор подал ей портмоне.

– Возьми. Прости, если что. Я был уверен, что это мой. Не разглядел и…

– Оставь пока у себя. Мне будет спокойней, – перебила она.

– Ладно. Всё хочу спросить. Этот кулон на цепочке… Амулет?

– Угу. Сработал.

– Понятно, – пробормотал Егор.

– Да что тебе понятно! – сказала обрадованная Вика.

Егор поправил ей челку, обнял и прижал к себе. И как-то спокойно ему стало на душе. Прошла тревога, уплыли картины прошлого, свистящий звук.

Вика, улыбнувшись, с облегчением вздохнула. На миг ей показалось, что темнота рассеялась, а по небу плывут облака и золотистый лес, радуясь осеннему солнцу, о чём-то шепчет ей перед зимним сном.

Она и впрямь рассеялась, и что-то перед этим ей снилось. Страшное и гадкое.

– Свободно? – спросила Лариса.

Два вагона она прошла. Вернулась. Ну и народу. Дома в выходные не сидится, кто с дачи, кто с грибами, кто от родственников с подарками.

– Да, конечно, – ответил Дмитрий.

Он не был оптимистом, потому что жизнь прошла мимо. С каждым прошедшим годом чувствовал, что душа его умирает. Как он превращается в пустышку, которая не в состоянии оценить красоту. Что-то необходимое, важное покидало его, и от этого он мучился, успокаивая себя тем, что все-таки чего достиг и многого. А так хотелось вдохнуть аромат тополиной аллеи, полюбоваться сверкающими капельками дождя, пробежаться по луже с охапкой осенних листьев и вновь поймать чистоту восприятия, новизну и свежесть. Забыться в ней навсегда, слиться с ветром.

«Мне страшно. Стыдно признаться, но мне очень страшно. Инстинкт. Инстинкт бояться, впитанный и выученный наизусть, как теорема Пифагора. Пустые слова и страх. С детства я чего-то боялся и ждал. Постоянно ждал, ждал и боялся. Этот страх проник глубоко. Надо бороться, вытащить его на поверхность и уничтожить как вирус, но нет никаких сил. Словно бы боится отдельно живущая часть меня, создающая бесконечную путаницу. Змея в моем сознании. Желание не быть собой, созданное кем-то и заставляющее беспрекословно подчиняться. Если бы вернуться назад! Повернуть вспять время и отказаться от многого, из-за которого увяз в этом болоте и гнию. Гнию, гнию!», – размышлял про то, что с ним происходит Дмитрий.

Он грустно посмотрел на Ларису, и словно коснувшись её души, понял. Понял то, о чём лишь догадывался, но, догадавшись, схватился за голову, обвиняя всех за свою глупость, веру и исчерпанную надежду.

«Я рад, что здесь! Рад тому, что муки закончатся», – подумал Дмитрий.

Он положил ладонь на стекло окна и посмотрел в бросившую вызов бездну, но ничего не увидел. По каким-то причинам не видел того, что мог созерцать. И знал – там, за этой чёрной мглой, его настоящий мир, настоящий он и настоящая жизнь. Без страха и грёз о будущем, без ожиданий. С ветром и листьями, аллеями, капельками дождя.

Ощущая эйфорию, Дмитрий встал. Его руки потянулись вдаль, к появившейся звезде, свету. Он пошёл к нему, без почестей и славы, пошёл домой, к себе.

– Вам плохо? – поинтересовалась Лариса.

Нет. Хорошо. Его тело вибрировало от воздействия радужного источника и тумана, которые успокаивали. Что-то заглохло и отключилось в нём, перестало тянуть, давить и отпустило на волю.

– Плохо… плохо, – вернуло в вагон.

Дмитрий давил ладонями на стекло, прижимаясь плечом, и ему казалось, что он освобождается от последней стены, разделяющей с настоящим.

– Да что же с вами! – воскликнула Лариса.

«Стена. Эта проклятая стена. Стекло как сталь и оно не пускает. Не пускает меня. Бесполезно. Но я же видел, видел, что там!», – давил в отчаянии Дмитрий.

Он не знал что делать. Размахнулся. Его рука застыла и опустилась вниз.

– Так. Ничего. Нормально.

Плохо.

Не сказать, чтобы Лариса поверила Дмитрию. Его странная выходка и эмоциональное состояние в целом говорили о другом. Кислый вид и отрешённый взгляд настораживали. Ясно было, что у него проблемы и, судя по всему, глобальные, от решения которых зависит многое. Она перевела взгляд на окно. От таких усилий оно обязано, должно не только треснуть, но и вылететь из рамы. По крайней мере, часть.

Лариса пригляделась.

За окном появилось маленькое дымчатое облако, которое быстро увеличивалось и росло. Прямо перед ней, как на мониторе, вспыхнула картина. С любопытством, рассматривая сцену, она неожиданно для себя оказалась в беседке, в окружении цветов, высоких сосен, услышала пение птиц. Рядом хлопотала взрослая дочь, хихикая и рассказывая смешную историю. На круглом столе ватрушки, яблоки и чай, вдохнув аромат которого, не будешь сомневаться и поверишь, что это явь.

«Да Бог с ним! Пусть так будет», – подумала она.

Повеселев, почувствовала, что удалось расслабиться, поймав себя на мысли, что женщине, а в частности матери, многого и не надо. Спешить жить или откладывать её, значит упустить наилучшее время. Радоваться! Просто жить и радоваться! Почему же она не понимала этого раньше – очевидные и обыкновенные вещи.

– Они не очень туманные, – вполголоса произнесла Лариса, уже решив, что для неё главное. Вот оно! Рядом. Всюду. Ах да! Мужчина.

– Папа, папа! – звала дочь. – Иди к нам.

Лариса, вытянув шею, пробежалась взглядом по лужайке и, увидев расплывчатый силуэт, улыбнулась.

– А что я говорила!

Она взяла ватрушку и расхохоталась звонким смехом.

В вагоне стояла гробовая тишина. Услышав свой голос, который походил на рычание зверя, нежели на смех, Лариса смутилась и замолчала.

– Можете не объяснять. Я знаю, что происходит. Жутковато, не правда ли? – заговорил Дмитрий. – Заметьте, нас меньше и меньше. Люди исчезают неизвестно куда. Электричка – сознательное существо, сводящее с ума своих пассажиров. Мы – заложники. Заложники собственных страхов, амбиций и прочего мусора. Здесь мысль воплощается в реальность и неважно о чём она. Порок становится явью. Тебе негде скрыться и некуда идти. Несколько коробок, составляющих цепь, каждая из которых предпочитает свое издевательство. Тебя медленно и тщательно выпотрошат наизнанку, а после убьют, потому, что каждый прячет крупицу зла и тайны. Замечательно, если крупица окажется вдохновением, а помимо прочего, кое-чем ещё. А лучше обладать прозрачностью горной речки и желательно без примесей.

Дмитрий подсел поближе и зашептал.

– Электричка освобождает, а если вы не согласны, то останетесь здесь навсегда. Слышите… Навсегда!

– И от чего же? – спросила Лариса, убедившись, что вагон опустел.

– От всего, – ответил Дмитрий.

Он вытянул указательный палец и несколько раз показал на висок.

– От этого. Понимаете! Понимаете, о чём я хочу сказать.

Лариса кивнула.

– Возможно всё. Любая идея, мечта, желание исполнятся. Но не надо забывать и о другой стороне. Я имею в виду то, чего вы боитесь и прячете. Оно тоже сбудется.

Он закончил монолог и задумался.

Лариса внимательно осматривала руки. Открыла сумку и, достав зеркальце, посмотрелась в него.

– Постарела! Так быстро. Не прошло и часа, – удивилась она.

– До конечной остановки доедут не все. Конечно, если она вообще будет. Вы, например, что думаете по этому поводу?

Лариса пожала плечами:

– Во всяком случае, я точно знаю, чего бы хотела.

– Вы видели это, да? – спросил Дмитрий.

– Вы тоже.

За их спинами раздался шум.

– Не хочу. Не могу больше!

Пытаясь порвать одежды и корчась на полу, орал средних лет мужчина.

Пена наполнила рот. Его перевернули на бок, расстегнули ворот рубахи, и, успокоив, что-то объясняли и советовали. Он посмотрел испуганными глазами, затем свернулся в клубок и засопел. Последний всхлип и выдох. Усопшего перенесли на сидение и накрыли лицо.

Дмитрий сосчитал присутствующих.

– Десять. Нас осталось только десять, а ведь был полный вагон. Вы говорите, что в прошлом есть ответы. Чтобы понять, необходимо страдать. Пройти через муки и суметь сохранить ту абстрактную крупицу чистоты. Вы полагаете, что доброе имя – достойная цель?

– Я ничего такого не говорила, – сказала Лариса.

Немного помолчав, Дмитрий произнёс:

– Неправильно! Неправильно я жил. Я всегда чувствовал это. Если бы… если бы я посадил хотя бы одно дерево!

Он хотел ещё что-то сказать, но умолк. Его губы беззвучно шевелились. Руки медленно потянулись к какой-то невидимой точке. Постаревшее лицо разгладилось от морщин, и Дмитрий на глазах у Ларисы будто вошёл в прозрачную дверь и исчез.

Умственное оцепенение Ларисы улетучилось нескоро. Теперь она не только не сомневалась, но и была уверена, для чего и зачем ей необходимо вернуться.

Старость. Старость непременно настанет. Думать о неизбежном незачем. Всему свое время. Это произойдет так быстро, что, оглянувшись, ахнешь от совершённых безумств или поблагодаришь жизнь за дождь и дочь, высокие сосны. Ведь она для чего-то дана.

Жаль себя, жаль подруг и особенно Таню.

Электричка плавно сбавила ход. Широкий солнечный луч пробежал по вагону. Лариса зажмурила глаза и улыбнулась, а когда их открыла, то увидела полный вагон пассажиров. Никуда они не исчезли.

– Вика, вставай, – тормошил её Егор.

– Не хочу!

– Паренёк! Куда ты прешься со своей гитарой, помог бы дедушки.

– Серёжа, возьми, пожалуйста, яблоки, – попросила Вера Васильевна мужа.

Таня, о чём-то раздумывая, смотрела на проплывающие за окном домики. Ольга уже протиснулась в тамбур. Там и священник, рыбак и седовласый в кепке, женщина в странных очках.

Городской вокзал, люди, падающие листья, в которых Лариса вдруг увидела лепестки роз, даже унылые здания показались ей не такими уж чужими и мрачными. Стоя на перроне, прикрыв глаза и медленно вдыхая воздух, она уловила в нём важное послание. Бушующая суета вокруг не раздражала, а как ни странно, вдохновляла её. Без боязни, глянув на руки, Лариса несколько раз сжала и разжала кисти.

– Прежние и нет.

Ещё немного постояв, она поискала глазами знакомых пассажиров. Куда-то они торопятся, и что-то будут делать, и она, но уже не так, как накануне, а по-другому. Где ждёт её последняя станция, Лариса не знала, но прежде, чем это произойдёт, она обнимет дочь и приготовит ужин.

– Пора домой, – радостно произнесла она и поспешила на троллейбусную остановку.

Раздался гудок, Лариса вздрогнула. Её опередил мужчина, повыше, не сутулый, уверенно шагающий по перрону. Серого цвета куртке, чёрных брюках, туфлях. Он оглянулся, и она его узнала – Дмитрий. А Лариса думала, что никакого Дмитрия нет, и не может быть. Она поторопилась, ей хотелось расспросить о светящемся проходе, что за ним и как он вернулся.

– Подождите, – позвала Лариса, но Дмитрий куда-то делся.

Вот и здание вокзала, и автобусы, и такси. Она шла к остановке, и ей оставалось лишь сказать себе, что и такое возможно.

И лужайка с соснами, потрясения, и оттепель.