Читать книгу Адаптация - Валерий Былинский - Страница 5

Жизнь разделена на классы, о которых я, мое поколение и поколение моих родителей знали раньше только по книгам и фильмам. И думали, что подобное разделение нас никогда не коснется, и останется, в лучшем случае, мечтой об интересной жизни, какая была, как нам казалось, на Западе. Большинство населения Советского Союза, получившее наконец в девяностых четкое и прочное разделение на классы, статусы и сословия, до сих пор упорно не хочет признавать, что это разделение произошло. Те из нас, кто бедны, но образованны и умны, считают унизительным для себя признать, что никогда не станут настолько богатыми, чтобы забыть о ежедневном страхе нищеты.

Примерно к тридцати пяти годам я вдруг с бесшумным наплывом ужаса осознал, что, скорее всего, я никогда не стану обеспеченным по западным меркам представителем «middle class» – то есть не буду летать на комфортных лайнерах куда хочу и когда хочу, не смогу останавливаться в хороших отелях разных городов, не смогу, если захочется просто неплохо пообедать, зайти в средний руки ресторан, не думая о расходах. Я не буду жить, как «белый человек» – вот что ужасало меня. О том, что большинство населения земного шара живет так же скверно и даже намного хуже, я не хотел и думать.

Комплекс «не белого человека» почти не существовал в СССР в конце существования этой страны, когда большинство людей на ограниченном границами пространстве могли или почти могли жить так, как должен жить этот самый воображаемый «белый»: не думать сутками о том, как заработать на жизнь, садиться в самолет и лететь в другие города, заходить в средней руки ресторан и обедать. И при этом многие вздыхали о Западе, который толком не знали, а лишь представляли его себе, как представляет десятилетняя девочка в идеалистичных мечтах взрослую семейную жизнь. Но сейчас, в двадцать первом веке, этот комплекс стал разрастаться у многих, в том числе и у меня, подобно метастазе, уничтожающей клетки достоинства и уважения к собственной личности. Я понимал, что – увы! – мне не хватило способностей, или воли, или счастливой случайности, или чего-то еще незримого и непонятного, чтобы адаптироваться к новой среде обитания, или, по крайней мере, как подавляющее большинство моих таких же неудачливых соотечественников, делать вид, что все нормально, что мы, в общем-то, уже почти в среднем классе, ну, еще как бы немного осталось.

Я не обнаружил и не смог родить в себе способностей к предпринимательству, менеджерской деятельности или актуальной журналистике. И в то же время я понимал, что не только лень и отсутствие способностей стали причиной моих жизненных неудач. Ведь сколько я ни пытался адаптироваться, я всегда находил очень мало общего между собой и теми людьми, что активно лепили себя с утра до ночи и обрастали благами и достижениями из года в год. Мне было тяжело и противно общаться с ними. Мне не было смешно то, что было смешно им, меня не волновали вопросы, волнующие их, мне не нравились их вкусы и то, как они одевались, как разговаривали и как молчали.

Несколько раз я устраивался в фирмы и компании, где работали эти люди и где я мог, усвоив правила их жизни, в конце концов достичь успеха. Но я бросал эти офисы и компании из-за всплесков внезапной, катастрофической тоски и взрывов ужаса. Они тоже видели, что нам никогда не стать друзьями и что я не такой, как они. Но постепенно, пока middle class преуспевал материально, а я в лучшем случае топтался на месте, я начинал завидовать тому единственному, что мне в них нравилось: что у них есть деньги, ведь жизнь без денег приносит одни страдания. И я думал, что, вероятно, именно эти люди и явились в наш мир новыми христианами, – на этот раз с Запада, а не с Востока, – они пришли, чтобы своим примером, таким же, как у Христа, резким поворотом к новому («Оставь отца своего и мать свою и иди за Мной») побудить всех к спасению благополучия и достоинства, как раньше когда-то другие, первые христиане, призывали спасать свою душу.

То, что они делали и проповедовали, было ремейком Иисусовых заповедей, пропущенных через горнило новых предпочтений, когда уже и младенцу стало ясно, что спасаться нужно прежде от нищеты, а потом уже от греховности. И эти New Christians, чей новейший бог переместился по электронному эфиру из Палестины в Северную Америку, начали возводить везде, в том числе и в России, свои церкви с приходами: торговые и финансовые корпорации с корпоративной этикой, корпоративной дисциплиной и корпоративной паствой. И я понимал, что, несмотря на чрезвычайные амбиции этих людей, на их средний вкус, на всю поверхностность их мышления, моя гордыня, соединенная с завистью к их деньгам и жизненному оптимизму, была намного выше всех их гордынь, моя глубина, вырытая лишь бесконечным изматывающим самокопанием, оказалась пустым и нервным котлованом по сравнению с их наполненной материальными поступками жизнью.

В конце концов, я тоже пять лет назад оказался наполовину прибит к берегу эрзац-счастливого российского континента – стал автором и редактором двух шоу-программ на телевидении, где от моей должности не требовалось слишком истово целовать в задницу новую жизнь, но, как выражался мой друг Сид, требовалось иногда эту задницу хорошенько протирать от пыли, чтобы блестела как новенькая. Протирка эта выражалась в том, что примерно раз в три месяца от меня требовали свежих идей для оживления ток-шоу, чтобы не ослабевал рейтинг. Я чувствовал, что достиг предела, что будущее, на которое я когда-то смутно надеялся, уже под ногами. Я перешел границу этого будущего и вступил в топкую равнину пустоты.

Мне позвонила наша шеф-редактор Регина. Усталым и вкрадчиво-серьезным голосом, щуря за очками глаза, она сказала:

– Поздравляю, наша программа пересекла границы России. Украинцы хотят сделать аналог «Красной шапочки». Саша, ты можешь полететь со съемочной группой завтра в Крым?