Читать книгу Гридень. Из варяг в греки - Валерий Большаков - Страница 7

Гостиный двор я покинул, оставляя в душе и теле приятные воспоминания. Тогда же у меня родилось чувство странной причастности к этому миру.

В принципе, ничего удивительного – вокруг лежала та же земля, что и в далеком будущем, и заселяли ее те же люди. Разве что понятие «Родина» было для них иным.

Словом «русь» в этом времени обозначали одно из племен, князей которого местные призывали, чтобы те правили ими, гоняли ворогов и порядок наводили. А общего названия для всех, живущих вдоль пути из варяг в греки, не существовало.

Жили тут «финны», то бишь финно-угры – карелы, весины с чудинами, меряне, голядь и водь, ятвяги и подданные жрецов криве, записанные Нестором в какие-то кривичи; скандинавы – нореги, даны и свеи; тюрки – северяне-савиры и булгары-ульчилары, которых тот же летописец окрестил уличами, а в степях озоровали печенеги, совсем недавно откочевавшие из-за Волги. Национализм только-только зачинался, для тех же новгородцев киевляне или москвичи были чужаками.

И первой силой, собирающей столь разные племена в единый народ, должен был стать меч – Олег Вещий был твердо намерен продолжить дело Рюрика.

На ум мне пришла мысль о второй силе – вере. С каким бы предубеждением я ни относился к христианству, но это была единственная религия, подходящая всем народам будущей России.

Хотя, если подумать, с какой это стати мы должны позволять себя крестить попам из Константинополя? Кто они такие?

Внедрим свою церковь! Чтобы Бог был воистину един, безо всякой Троицы, а Христос являлся человеком, иначе его воскрешение с вознесением ничего не значат.

Ежели Иисус – сын божий, то что ему стоит потерпеть муки на кресте? И стоит ли вообще говорить о воскрешении бога? И какой, интересно, пример может дать смертным Господь?

А вот пропишем, что Христос был сыном плотника, но заповедь новую дал людям. Распяли его, но Христос воскресе.

Совсем же другое дело!

Следовало, правда, поспешать с Булгарией – скоро туда заявятся миссионеры из Халифата. Надо их опередить.

Я только головой покачал. Ничего же еще не сделано, и неясно вообще, выйдет ли чего. Ведь я тут один.

Хорошо, если сегодня откроется межвременной проход, и я увижу друзей. А если нет? Если я тут навсегда, на всю свою жизнь?

– И один в поле воин, – сказал я мужественным голосом, – если он не чмо.

Прогулявшись по Детинцу – удивляло отсутствие храмов с крестами на куполах, – я выбрался на берег Волхова. Мостовики уже вовсю работали, тягали бревна, стелили, так что я перешел на правый берег без проблем – днем это было не трудно.

Выйдя на Большую Пробойную, я и тут заметил «дорожников» – они укладывали «твердое покрытие». Тяжелые деревянные плахи и брусья выстилали улицу, а по сторонам даже поребрик набивался.

Да, это вам не Европа какая, тут из окон ночные горшки не выплескивают, а улицы не походят на смрадные канавы.

Сначала я не хотел возвращаться на поляну с идолом – рано ведь еще, да и зачем привлекать внимание к тому месту. Но потом подумал: а вдруг друзьям удалось-таки починить МВ, или что там у них случилось, и они оставили мне записку или знак какой? Держись, дескать, мы скоро!

И я потихоньку зашагал из города.

Чем ближе была поляна, тем больше надежд я питал. И тем горше было разочарование – никаких знаков, записок или иных следов не обнаруживалось.

Ну и ладно, решил я, подожду до вечера. Не доходя до валуна, свернул в лес, на едва набитую тропу, которая уводила к югу. Может, думаю, в Городище побывать? Погляжу хоть.

Не знаю, сколько я шел, но вдруг услышал детский крик. Испуганный голос верещал: «Не подходи! Не подходи!»

«Педофил, что ли, объявился?» – подумал я по привычке жителя XXI века и ринулся на помощь. Терпеть не могу эту мразоту.

Выскочив на небольшой лужок, я увидел маленького мальчика, годиков трех с виду. Он прижимался спиной к березе, а на него наступал… нет, не мужик-детолюб, а матерый волчище, да не один, а с приятелем. Соблазнились, видать, человечинкой.

Взрослый их и не увидел бы, наверное, побоялись бы серые на глаза показываться, а малышом чего ж не закусить?

Увидев меня, волки не удрали, поджав хвосты, а оскалились – мол, это наша добыча, не трожь!

Молча выхватив меч, я бросился к тому зверю, что был ближе к мальчику. Лютая животина оказалась – ляскнув пастью, волк бросился на меня, но сталь оказалась острее клыков. Да и быстрее – одним махом я разрубил хищнику горло, и тот рухнул в траву.

Второй волчара оказался хитрее – он не стал со мною связываться, а молниеносно кинулся к мальчику. Схватить – и в лес.

Не поспевал я за ним ни бегом, ни в прыжке, поэтому схватился за «тэтэшник». Выстрел прогремел оглушительно.

Волк «поймал» пулю в прыжке и свалился, перекатываясь, у самых ног малыша. Тот стоял, бледный и неподвижный, как забытая кукла.

– Напугали тебя? – улыбнулся я, пряча пистолет и обтирая меч о серую шкуру.

– Ага… – вымолвил мальчик. Подняв круглые глаза, из которых еще не ушел ужас, он спросил: – А ты кто?

– Немного волхв, немного воин.

– Здорово ты их…

– А пусть маленьких не обижают!

Мальчик засмеялся, хоть и через силу.

– Тебя как звать-то? – поинтересовался я.

– А ты никому не скажешь? – малыш глянул на меня исподлобья.

Я положил руку на меч и поклялся, что никому.

– Все зовут меня Ингорем, – доверчиво выложил мальчик.

– Да? Как интере-есно… Меня тоже Ингорем зовут. Как же ты тут оказался, а?

Ингорь засопел.

– А это воевода наш дразнится постоянно, что я зайчишка-трусишка. А я тогда один в город собрался! Я бы дошел, только заблудился немного…

– Понятно. А живешь ты где?

– А в Городище!

– Да? Ну пойдем тогда, проведу тебя. А то вдруг еще какой зверь попадется.

– А ты его мечом!

– Да только так…

Ну, далеко мы не ушли. За разговором я не расслышал множественного движения, и неожиданно на лужке стало тесно – из лесу повалили конные. С мечами, с секирами, с короткими охотничьими копьями.

Могутный дядька в полном боевом, но без шлема, сверкая бритой головой и мечом наголо, сразу на меня наехал, но тут малолетний Ингорь загородил меня своим тщедушным тельцем и завопил:

– Не трогай дядю волхва! Он меня от волков спас!

Дядька ловко спрыгнул с коня, бросая клинок в ножны.

– Цел? – рявкнул он.

– Да целый я, целый… – пробурчал малец.

Я стоял с опущенным мечом, не зная, совать ли его в ножны или оружие сейчас мне понадобится. Вдруг да не поверят пацаненку или просто так, для профилактики, решат замочить. Мало ли…

Тут из строя воинов выехал всадник на вороном коне. Богато отделанное седло, узда, серебром украшенная, дорогая кольчуга до колен, шлем с золотой насечкой и меч в сафьяновых ножнах с каменьями выдавали человека знатного. А расшитый плащ-корзно, застегнутый на плече золотой фибулой, и богатая шапка, похожая на тюбетейку с меховым околышем, сразу выдавали князя.

Бритоголовый поклонился ему и начал:

– Тут, княже…

Олег – а кто бы еще это мог быть? – поднял руку, останавливая дядьку.

– Я все слышал, Рогволт, – сказал он и обратился к пацаненку, строго сказав: – Мал ты еще, чтобы одному по лесу шарахаться, Ингорь Рюрикович.

Малыш понурился и зашмыгал носом.

– Так ты – сын Рюрика? – поинтересовался я.

– Да! – тут же воспрял Ингорь. – Рюриковичи мы!

– Молодец, что не сплоховал.

– Я же испугался!

– Но ты же не плакал?

– Нет! – мигом загордился князь Игорь. Будущий.

– Ну вот!

Неожиданно я заметил в свите князя старого знакомца – Гюряту. Седой подъехал к князю и что-то тихо сказал ему. Олег, глядя на меня, кивнул.

– Так кто ты, – спросил он, – волхв или воин?

– Трудно сказать, княже, – усмехнулся я, отправляя меч за спину. – Но в свое время полусотней командовал.

Ну, о том, что дослужился до старшего сержанта, я упоминать не стал.

– А ко мне пойдешь в дружину? – поинтересовался князь.

– А кем?

Олег Вещий рассмеялся, и сопровождающие его тоже заулыбались.

– А ты, я вижу, цену себе знаешь! Десятским тебя назначу. Лады?

– Лады, княже. Для начала можно и десятским…

– А потом? – полюбопытствовал князь.

– Надеюсь, что и в тысяцкие выйду, и в темники…

– Темники? – нахмурился Олег. – А ведомо ли тебе, сколько душ в одной тьме?

– Десять тысяч, княже, – спокойно ответил я. – И половины тьмы не наберется в твоей дружине, я знаю, но многое, если не все, зависит лишь от твоего хотения и веления.

Мне был виден тот хищный блеск в глазах князя, который лучше всяких тестов доказывал амбициозность Олега.

Раньше его угнетало положение второго человека после Рюрика, а теперь он, по сути, снова второй – регент при малолетнем Ингоре.

И Олег спешил, ему некогда – надо было оставить после себя державу, в величии которой все тутошние короли устыдятся собственного убожества.

– И ты знаешь, Ингорь Волхв, – медленно проговорил князь, – как собрать такое войско, в коем будут тьмы и тьмы?

– Знаю, княже. Я служил в таком войске.

Положение обязывало – Олег не мог наброситься на меня с расспросами. И вот он, пригашивая свое нетерпение, знаком велел привести мне коня.

Молодой воин подвел ко мне гнедого, косившего хитрым глазом. Красивый коняка – черная грива отвалом набок, хвост нервно дергается. Седло было обычным, но удобным для дальних переходов – с высокими луками.

Я вскочил, и гнедок тут же напряг спину, готовясь меня сбросить. Ну, это мы проходили – на заставе не только овчарок держали, но и лошадей, так что конник я хоть куда.

Князь Олег и почти все его окружение были из варягов, этакого ордена меченосцев. Вот, скажем, в Скандинавии здешней проживают даны и нореги, а как зовут выходцев из этих племен, что садятся на корабли и отправляются в грабительский поход? Викинги!

Так вот, варяги – это то же самое. Пираты, мореходы и бойцы племени русь. Варяги на своих лодьях доходили до Севильи, где сейчас правят арабы, и вволю грабили и жгли тамошние селения.

Варяг – это воин божьей милостью. В море или на реке он непобедим, а когда варяги сходят на берег, то становятся лучшей тяжелой пехотой в мире.

Но кавалеристы из них никакие. В лошадях знают толк близкие соседи русов – хазары, савиры, булгары или угры, не говоря уже о печенегах, а вот для варягов кони лишь средство передвижения.

Доехали до поля боя – и спешились.

Мне, конечно, далеко до печенега, джигитовке и прочим штучкам не обучен, но по сравнению с варягами я – истинный кентавр.

И когда гнедок заржал, вставая на дыбы, я его живо укротил.

Конёк попрыгал, покрутился, пофыркал и успокоился, поняв, кто главный. А я все это время сидел как влитой, небрежно удерживая равновесие. Герой родео, в общем.

Достав из котомки вчерашний пирожок, я дотянулся и скормил вкусняшку гнедому. Животина отказываться не стала.

Когда я угощал коняшку, то краем глаза приметил – князь со своими переглядывается. Видать, мои показательные выступления оценивали. Судя по всему, я получил высокие оценки.

«Шесть-шесть, шесть-пять, шесть-шесть…» – как в любимом мамулькином фигурном катании.

Стряхнув крошки, я перевел взгляд на князя.

– Благодарю, княже, добрый конь.

Тот кивнул, улыбнулся и махнул рукой:

– Едем, братие!

Бритоголовый Рогволт, не покидая седла, подхватил Ингоря Рюриковича и усадил с собою. По одному все конные проехали узкой тропой, миновали мост, а на том берегу дорожка раздалась в добрый шлях.

Незаметно я оказался рядом с князем. С минуту Олег выдерживал паузу и лишь затем спросил, не поворачивая ко мне головы:

– Ты говорил, что служил в большом войске…

– Да, княже. Тем войском командует выборный король, как конунг у нурманов. Путила – так его зовут.

– Во! – удивился Рогволт, оказавшийся поблизости. – Знавал я одного Путилу!

– Не перебивай, Рогволт, – досадливо поморщился Олег. – Так как же Путила собрал большое войско?

– А вот как, – продолжил я открывать секреты. – Была у него поначалу дружина, как у всех окрестных владык. И вот решил он собрать настоящие вооруженные силы. Чем они отличаются от дружины? А тем, что служат всегда, каждый день. Когда идет война – воюют, а когда мир – проводят учения. Это как бы война понарошку, чтобы боевой навык не растерять. И сказал выборный король своей дружине: «Каждый из вас отныне поведет войско! Вы – самые опытные и знающие, будете теперь, как я над вами, над своими десятками и сотнями!»

И вот каждый десятский набрал себе десяток ополченцев-воев из охочих людей – молодых парней, имевших тягу к воинскому делу. Каждый день он гонял своих добровольцев – они и бегом бегали, и силушку себе добавляли, тяжести таская, боролись, стреляли из лука, метали копье, бились на мечах да секирах. И через год Путила построил свое большое войско…

– Так не бывает! – сказал Олег с разочарованием.

– За год! – фыркнул Рогволт. – Ха! Да за год вои едва копья научатся держать!

– Княже, – молвил я терпеливо, – этой науки вполне достаточно. Знаешь, что главное в большом войске? Вовсе не умение, а дисциплина! Дисциплина – это полное послушание командиру. Если командующий дал приказ – воины должны его исполнить. Сразу же, быстро, четко, не рассуждая и не споря! А для тех, кто нарушит дисциплину, наказание бывает разное, но чаще всего – смерть. Вот ты представь себе только: большое поле, а на нем войско стоит. Кинешь взглядом налево – не видать края тому войску. Кинешь взгляд направо – до самого небоската бойцы стоят! Да как стоят! Смирно, ровно, ряд за рядом. Десяток подчиняется десятскому, пять десятков и пять десятских – полусотнику. Две полусотни – сотскому. Десять сотен – тысяцкому. Десять тысяч – темнику. И вот две таких тьмы будут способны завоевать Булгарию или Хазарию! Не веришь? Был у греков такой воевода, звали его Александр Македонский. Собрал он дружину в две с половиной тьмы и отправился бить персов. А те вышли огромной толпой – шестьсот тысяч воинов. Шестьсот тысяч! Но Македонский разбил персидское войско! Как? Во-первых, он умел воевать. Во-вторых, его дружина умела держать строй. Представь себе тысячи копьеносцев – они шагают, выставив свое оружие, а на них мчатся персидские конники. Но что лошадь против крепкого копья? Волчья сыть! Вот дружина твоя, когда наступает клином, что делает?

– Бьется, – буркнул князь.

– Она держит строй! – с силой сказал я. – А тут тот же клин, только не из десятков мощных воинов, а из тысяч обученных воев. Да, каждый из них не продержится, схватившись с любым бойцом из твоей дружины. Вон, Рогволт легко уделает полдесятка таких, но вместе они – сила, а когда их тысячи и тьмы, эти слабые вои непобедимы. Так-то. Ну, копейщики, меченосцы – это еще не все. Представлена в войске у Путилы и сильная конница. Куда ж без нее? Есть легкая конница из лучников, а есть тяжелая. О-о! Это самое великолепное зрелище, которое я видел – атака тяжелой конницы! Каждый всадник полностью, с ног до головы, укрыт железными латами. Даже конь его защищен маской и тяжелой попоной чуть ли не до самой земли – стрелы вязнут в той попоне. А в руке у конника – огромное копье в два роста. И вот эти бойцы, закованные в железо, направляют своих коней на врага и несутся на него, выставив копья. Земля дрожит под копытами могучих коней, а враг в ужасе бежит, ибо остановить разбег тяжелой конницы может только скала!

Князь заслушался, и я продолжил:

– Есть у Путилы и особое войско – воловьи упряжки тянут за собой осадные орудия, катапульты и баллисты.

– Слыхал о таких, – кивнул Рогволт.

– Если крепость не сдается, катапульты мечут в осажденных огромные камни, пуляют заостренные бревна, как стрелы, а могучие тараны, укрытые сверху, вышибают ворота. Бывает, что крепостные стены очень высоки и сложены из камня. Тогда к самой стене подкатывают огромную осадную башню, выше деревьев. Пока на нижнем этаже башни по стене лупит таран, на верхнем этаже дерутся бойцы, которые вровень с защитниками града. И град обязательно падет! Есть и флот – сотни лодей и больших кораблей с двумя мачтами, вооруженных сифонами, выдувающих на неприятеля «греческий огонь»…

– Ты знаешь тайну «греческого огня»? – резко спросил Олег.

– Ведаю, княже, – ответил я.

На самом-то деле никто толком не знает, из чего состоял настоящий «греческий огонь», но уж зажигательных смесей придумано немало, а огнемет устроить нам по силам.

Самые простые зажигательные смеси готовились в Великую Отечественную и нами, и немцами. Рецепты разные. Брали, скажем, семьдесят процентов солярки и тридцать – сырой нефти. Или на полбака нефти добавляли по четверти керосина и бензина. Главное тут – нефть, а она где попало не встречается. Ближе всего – полуостров Апшерон. Говорят, что и на Тамани нефть имеется.

В принципе, обычную горючую смесь можно здорово усовершенствовать, загустив алюминиевыми солями нафтеновой и пальмитиновой кислот. И получим напалм.

Но это для IX столетия почти недостижимая вещь. Хотя…

Кто его знает? Может, как раз монах Калинник, изобретатель «греческого огня», и додумался до напалма?

Я поглядел на князя – тот впал в задумчивость. Ну, думай, думай…

Идейку я ему подбросил и буду очень разочарован, если Олег за нее не ухватится. Ведь я не нес никакой отсебятины, а метод создания армии везде и всегда был один и тот же – дисциплина и строй. Что римские легионеры, что нукеры Чингис-хана побеждали именно этим. Недаром император Адриан возвел Дисциплину в божественное звание.

Я бросил взгляд на Олега Вещего – на губах князя блуждала улыбка. Клюнул, что ли?

Кажется, не просто клюнул, но и заглотил наживку вместе с блесной…