Читать книгу Новогодний антураж - Валерий Четверкин - Страница 5
Глава 1. Рюриковичи
Часть 2. Жизнь Сокола
ОглавлениеМеждоусобицы, у них не мало лиц,
Жестокость крайняя, обманы и предательства,
И, вот уже приводят обстоятельства,
Под звон мечей, и зарево зарниц.
Как мало было нужно для войны,
Желания рубить у всех хватало,
И расширять границы стороны,
Для очень многих значилось не мало.
Разлад племен, ослабил города,
Враги – кочевники, обкладывали данью,
И мы сейчас, читаем по преданиям,
Как в Новгород, на вече, шли рода.
Как Гостомысл – старейшина совета,
Огладив бороду морщинистой рукой,
Взывал к народу, ради силы света,
Найти правителей, чтоб наступил покой.
Объединиться многими родами,
Под дланью встать правителя страны.
И выбраны мужи, идти послами,
Чтоб трон приняли, Рарога – сыны.
И ждали тех послов, и Кривичи, и Весь,
И Чудь, и Новгородцы в ожидании,
И разговоров – трепетная взвесь,
Была полна простым переживанием.
Каким их будет князь, что принесет с собой,
Какие ждать еще им перемены,
Опять войну, обманы и измены,
Или спокойствие, для жизни городской.
Торговые дела, далеки от земли,
А в Новегороде купцов жило не мало,
Да и товаров, разных здесь хватало,
И шли груженые, торговые лодьи.
Великий путь, что из варяг и в греки,
Был важным стратегическим пятном,
Тогда торговлю развивали реки,
Служив удобным транспортным окном.
На стругах грациозных шли в походы,
Когда к границам приближался враг,
И Ладоги – синеющие воды,
Противникам отдать нельзя никак.
И мудрый Гостомысл все понимал,
Объединяться – время им настало,
И в Новый город, внука он призвал,
Кто ратных подвигов свершил уже не мало.
И шла молва о Рюрике тогда,
Как о бесстрашном, сильном воеводе,
Его походы – на устах в народе,
А он с дружиною, пленяли города.
Как под его тяжелою рукой,
Ватаги рушились разрозненных народов,
И двигались границы, от походов,
Его дружины, что бросалась в бой.
И утром ранним, в солнечных лучах,
Простор закрыли убранные струги,
Резвился ветер, в плотных парусах,
Скрипели мачтовые ванты, от натуги,
Народ на пристани толпился в суете,
Купцы, степенные, не вдалеке стояли,
Всем миром – князя, с нетерпением ждали,
На площади толкаясь, в тесноте.
О пристань стукнулись смоленые борта,
Канаты сброшены, привязывая лодки,
И, вот дружинников – летящие походки,
Да желтой осени, простая красота.
Степенно Рюрик вышел на причал,
Окинул взором городские стены,
И все почувствовали сразу – перемены,
И от восторга, Новгород кричал.
Забот полно, в те было времена,
Открытые, свободные границы,
Через которые летят по небу птицы,
И шли враждебные, чужие племена.
И, чтобы прекратить набеги эти,
Взять под контроль теперь уж свой народ,
В Изборске – Тровор расставляет сети,
А Синиус – Белозеро берет.
У Рюрика уходят командиры, Аскольд и Дир,
С дружинами, в поход.
В богатый мир, толпой, в Константинополь,
«Повеселиться», если – повезет.
Дружина множится, то Кривичи, то Весь,
Свои ватаги князю посылают,
Их здесь и воинским искусствам обучают,
Сбивая праздность, неприкаянность и спесь,
И тело тренируется для боя,
И дух крепчает в воинском строю,
Чтоб встретить смерть с оружием, и стоя,
И не погибнуть, в праведном бою.
Собрав дружину, Рюрик на лодьях,
Идет к Смоленску, биться ли, брататься,
Ведь если будем тонко разбираться,
Здесь говорили на понятных языках.
Здесь и обычаи похожие и нравы,
Бога одни и те же, стать и быт,
Гостеприимство бесконечное, наряды,
И путь к добросердечности открыт.
И встретились они в открытом поле,
Радимичи, и Кривичи, и Чудь,
И обнялись, и радовались воле,
Открыв другим, такой же чистый путь.
Как и Смоленск, и Муром, и Ростов,
Приняли дружбу прямо и открыто,
И в миг уже, вражда была забыта,
Среди сынов, похожих городов.
И навыки уже, передавались боя,
Как уберечься от разящего меча,
Как щит держать, метать сулицу – стоя,
И не подставить спину, сгоряча,
Как в долгий, утомительный поход,
Готовить обувь, амуницию, одежду,
И не терять глубокую надежду,
Что защищен, отныне будет род.
На западе еще остался Киев,
С высоким берегом глубокого Днепра,
И Рюрик думал, что уже пора,
Лететь туда, стрелой свистящих крыльев,
Объединить последние рода,
Границы выставить, врагу на упреждение,
В той стороне уже родился каганат,
И надо ждать хазар, из опасения.
Дружины собраны, и войска дух силен,
Врагу не кланяться, обороняться надо,
Он в степь смотрел, своим тревожным взглядом,
Как лучше выставить, из Русичей – заслон.
А в Новом городе, меж тем, кипела жизнь,
Трудился люд рабочий, кузницы дымили,
С товаром новым лодьи заходили,
С рядов торговых выкрики неслись.
Пока их князь отправился в поход,
Купцы свои дела не прекращали,
Рядились в лавках, сходки посещали,
И каждый свой тогда имел доход.
Одно не нравилось, князь воинство увел,
А если, вдруг, откуда враг прорвется,
Тогда с товарами прощаться им придется,
И снова в вотчине начнется беспредел.
Белозеро с Изборском далеко,
Пока наместники оттуда доберутся
Купцы с боярами давно передерутся,
И успокоится им будет нелегко.
Вадим прекрасно это понимал,
Общаясь и с боярами, с купцами,
Волхвам, свое недоброе шептал,
Их называя родными отцами.
И говорил, что если князь придет,
Поборами задушит для дружины,
Он сам себе, свое всегда возьмет,
А им погибели желает, и кончины.
Пока не поздно, нужно извести,
Братьев его в Белозере, Изборске,
И чужеземных воинов привести,
И золота отсыпать им, по горстке.
И что дешевле золотом платить,
Чем содержать огромную дружину,
И что сегодня миром надо жить,
А не гонять, ватаги на чужбину.
Купцов отправили с отравленным питьем
И к Тровору в Изборск и к Синиусу,
И стали упрекать народ – житьем,
Что не по нраву то для них, и не по вкусу.
Что надо скоро смуту поднимать,
Чтобы вернуть себе всей вольницы – награду,
И, что «варяжьих» братьев надо гнать,
И не пускать их в город, за ограду.
Так скоро у Вадима завелись
Благой приспешник, и народец наглый,
Не стало братьев, замыслы – сбылись,
Ему же подарили кличку – «Храбрый».
До Рюрика дошла молва о мятеже.
О смерти братьев, в отданных владениях,
И с частью воинства помчался он уже,
Гасить пожар боярского волнения.
Как гром средь неба в Новгород влетел,
И меч, мятежников, его разил нещадно,
Дружинники ловили беспощадно,
Всех тех, кто вольности, на крови, захотел.
Купцов, бояр, волхвов, народец наглый,
Искали по ларям и погребам,
Чтоб б дальше люду, не было повадно,
С поклонами идти к чужим гербам.
Кто смог, спаслись, бежали в Киев град,
Чтоб жизнь свою начать уже с начала,
А в Новом городе, рабочий люд был рад,
Что смут боярских, в жизни их не стало.
Что князь с дружинами границы стережет,
Спокойно можно бытом заниматься,
Что хлеб в полях, уже никто не жжет,
И люди стали чаще улыбаться.
Но к Рюрику покой не приходил,
Раздумья горькие его сейчас терзали,
Пусть он мятеж сегодня подавил,
Но завтра каганат побьет – едва ли.
Увы, мощны кочевники числом,
И управлялись грамотно, умело,
И пусть его дружины, знают дело,
Есть смысл разить, не силой, а умом.
Пока не поздно, двинутся на юг,
Объединить оставшиеся роды,
Все упорядочить, понадобятся годы,
И в Киев им придется делать крюк.
Так был заключен мирный договор,
В противоборство многочисленным хазарам,
Но Рюрик знал, Аскольд и Дир, не даром,
На Киевский, послов, пустили двор.
Богат был Киев, и хорош собой,
Закрыт Днепром, от вражеского гнета,
Но и возможен, с Новгородом бой,
На лодьях – соколиного полета.
И мир был выбран в качестве меча,
Что острием направлен к каганату,
Так руку помощи, собрат подал собрату,
Объединив, два праведных плеча.
Но мирным, договору, быть не суждено,
Аскольд поход на Новгород затеял,
И ветер битв – междоусобицы, повеял,
И звон мечей, земли окрасил – полотно.
Как стаи дикие, озлобленных зверей,
Они бросались в сторону друг друга,
В пределах ими созданного круга,
Своих амбиций, долга, матерей.
Четыре года длилась та война,
Аскольду Новгородцы, не давались,
И, ожиданием в землянках предавались,
Когда в землянки загоняла их зима.
С весны приходом, Рюрика дружины,
Аскольда – воинство разбили наконец,
И заслужив себе, защитников – венец,
На мерились идти на город Киев.
Но Рюрик понимал, что, удлинив границу,
Ее ведь надо будет удержать,
И будет много жертв, доколе, Киев – брать,
Так, пусть уж лучше, выкупят – столицу.
Хазары «спят» пока, и набирают сил,
Но и идти, сейчас на них – безумие,
И, давит тяжестью, глубокое раздумье,
Под тенью скорбной, родственных могил.
Немного время есть, чтоб укрепить дозоры,
И ратные дружины обучить,
И жизнью мирной, отдохнув – пожить,
Закрыв на время, распри и раздоры.
Серебрится роса на полях, созревающих хлебом,
И пасутся коровы, на опушках зеленых дубрав,
А на берег Волхва, вышел князь, под синеющим небом,
На прогулку и думы, городские пейзажи, избрав.
И года, что прожил, вереницей ложатся на память,
Годы ратных трудов, и пылающий отблеск зарниц,
И тепло от печи, что дарило им яркое пламя,
И ласкающий взгляд, и дрожание супружних ресниц.
Тельце хрупкое сына, что ему подарила Ефанда,
Иностранных послов, их, всегда неизменную спесь,
И Аскольда и Дира, сазмозванцев – предателей, банду,
И хазар, необузданных, непонятную, южную смесь.
Как управится всем, упредив неизбежность явлений,
Киев – будущий враг, но своими руками не взять,
Пусть другие берут, нам не нужно сейчас воевать,
Думал князь, избавляясь, от своих мимолетных сомнений.
Но, хвороба и раны, свое делали черное дело,
Князь совсем похудел, потерялась привычная стать,
И в мятежной душе, он сразиться с хазаром, хотел бы,
Только время ушло, и настала пора – умирать.
Он Ефанду позвал, с ее братом Урманским – Олегом,
И владения свои, вместе с сыном ему передал,
И наказ говорил, чтоб страну новый князь защищал,
И могучей стеной на пути стал – Хазарским набегам.
Закрывались глаза, силы князя уже оставляли,
Видно срок его бренный, для страны и родных подошел,
И упала рука, и в дубравы Велесовой дали,
Величаво и гордо, он на вечную память – ушел.