Читать книгу Вернер фон Сименс. Личные воспоминания. Как изобретения создают бизнес - Валерий Чумаков - Страница 10

По возвращении в Берлин я тщательно пересмотрел весь свой прошлый образ жизни и пришел к выводу, что мои усиленные занятия изобретательством, которым я увлекся после первого успеха, могут довести меня и брата до финансовой гибели. Я незамедлительно избавился от всех своих изобретений, даже продал свою долю в мастерской по золочению и серебрению, и с головой окунулся в серьезную науку. Записался слушателем в Берлинский университет, однако, посещая лекции известного математика Якоби[28], понял, что для их полного понимания мне не хватает хорошего образования. Эта нехватка, к огромному моему сожалению, всегда мешала мне в достижении успеха и снижала результаты многих работ. Тем более я благодарен моим учителям, в числе которых особо могу назвать физиков Магнуса, Дове[29] и Риса[30], за то, что они признали во мне друга и приняли в свой круг. Я также должен выразить свою признательность молодым берлинским физикам, которые позволили мне принять участие в создании Физического общества[31].

Это было замечательное сообщество настоящих естествоиспытателей, почти все из которых позднее прославились своими трудами. Из них стоит назвать имена Дюбуа-Реймона[32], Брюкке[33], Гельмгольца[34], Клаузиуса[35], Видемана[36], Людвига[37], Бееца[38], Кноблауха[39]. Сотрудничество и общение с этими талантливыми молодыми людьми укрепило тогда мою решимость впредь посвятить себя научным изысканиям.

Но сложившиеся обстоятельства оказались сильнее меня, и я вновь вернулся к тому, к чему стремился раньше – воплотить, по возможности, полученные мной научные познания в конкретные предметы и технологии. И это стремление окончательно сформировало всю мою последующую жизнь. Интересы мои всегда были на стороне чистой науки, в то время как труды и достижения большей частью относились к практической технике.

Это увлечение техникой усиливалось моей работой в берлинском Политехническом обществе, в которое я вступил еще будучи молодым офицером. Я принимал в его работе самое деятельное участие и старался активно отвечать на все поступавшие в него вопросы. Обсуждение этих вопросов и составление обоснованных ответов, которому я посвящал изрядную часть своего свободного времени, оказались для меня великолепной школой. Тут мне сильно помогли занятия естественными науками, и я на самом деле убедился, что настоящий технический прогресс возможен только при условии широкого распространения научных знаний среди конструкторов техники.

Но в те времена между наукой и техникой еще существовала глубочайшая пропасть, хотя почтенный Беут[40], которого, несомненно, следует считать отцом технического образования в Северной Германии, уже тогда предлагал сделать из Берлинского промышленного института учебное заведение, в котором молодые немецкие техники получали бы необходимые научные знания. Однако время существования этого института, преобразованного позднее в Промышленную академию, которая дала начало Шарлоттенбургскому высшему техническому училищу, было слишком невелико для того, чтобы существенно сказаться на среднем уровне образования представителей технических профессий.

Пруссия тогда была страной военных и чиновников. Только среди служащих встречались люди с хорошим образованием. Возможно, именно этим объясняется то, что даже сегодня одно звание чиновника уже считается признаком образованного и культурного человека, и многие именно по этой причине стремятся его получить. В свою очередь, ряды военных и чиновников пополнялись в основном за счет представителей сельскохозяйственных профессий, поэтому именно они пользовались особым уважением правящей верхушки. В стране, многие столетия до этого страдавшей от непрекращавшихся войн, еще не успело сформироваться зажиточное городское население, которое имело бы возможность сравняться по уровню образования и культуры с чиновниками и военными. Хотя частично этот факт можно объяснить еще и тем, что пользовавшиеся в находившейся тогда под властью дальновидных Гогенцоллернов[41] Пруссии большим уважением представители науки считали (а некоторые считают и поныне) ниже своего достоинства связываться с промышленным производством.

Работа в Политехническом обществе окончательно убедила меня в том, что именно научные знания и исследования могут наилучшим образом способствовать делу развития техники. Кроме того, общество позволило мне познакомиться с представителями многих берлинских промышленных предприятий и составить представление о достижениях и недостатках немецкой промышленности того времени. Промышленники часто спрашивали моего совета, я же из их вопросов делал выводы об организации и деятельности их производств. Я пришел к выводу, что развитие техники не может быть скачкообразным, как это нередко случается в науке благодаря гениальным прозрениям отдельных замечательных ученых. Любое изобретение лишь тогда можно назвать ценным и важным, когда техника дошла до уровня, на котором в нем назрела насущная необходимость. Поэтому многие гениальные изобретения часто десятилетиями остаются невостребованными, дожидаясь, когда наконец придет их время.

Из научно-технических вопросов, которые меня более всего тогда волновали, одним, ставшим предметом первого литературного труда, я обязан своей переписке с братом Вильгельмом. В одном из писем он рассказал мне об интересной машине, которую он видел в действии в шотландском Данди[42]