Читать книгу Частичное затмение. Без маски - Валерий Дудаков - Страница 2

Была ты мне как свет в оконце,

Светил он много лет подряд,

Но закатившееся солнце,

Наверно, не вернуть назад.

И вздохи те, и сожаления

Замолкли – больше я без слов,

Без божества, без вдохновения,

Но все ж осталась впредь любовь.

Твоим проклятьям покоряясь,

В наш общий дом вошла беда.

Пусть так, но все ж в любви признаюсь,

Она навечно, навсегда.

Я был неверен, ненадёжен,

В неправде жил, томим тоской,

Но и теперь признаться можно,

Ведь был я счастлив лишь с тобой.

Жить всё-таки друг без друга можно,

Ты только ран не береди,

Расстаться ведь не так уж сложно —

Бог знает, что там впереди.

И в отрицание, и в неверие

Не зачеркнём мы те года,

Пусть и не веришь, всё ж поверь мне,

Я верный друг твой навсегда.

Подчеркнув от всех других различья,

Подведя нелёгкие итоги,

Отрицаю степени приличий,

Словно не учили педагоги.

Рвётся рык: меня спасите, люди,

От себя и от чужих напастей,

Быть не может хуже и не будет,

А вот лучше – то не в вашей власти.

Это мука – годы жить в раздрае,

Что ни утро, словно на Голгофу,

Что ни день, то ад, изнанка рая.

Было бы перелицевать неплохо.

И поэт, что написал «Про это»,

Знал, любви нить тонкая такая,

Обратясь на все четыре света,

Со всех ног от горя убегаю.

Время взять перо жар-птицы стало,

Пусть лишь в сказках только и бывает,

И прошу не много и не мало —

Той любви, что мёртвых воскрешает.

Я итог подвожу доныне,

Прожил жизнь, вот и крыть уж нечем,

Словно выжженная пустыня,

Где бесплодно гуляет ветер.

И растрескалась напрочь почва,

Вся в коросте, как и шкура зверя,

Бей поклоны хоть днём, хоть ночью —

В возрождение не поверишь.

Дальше жить как, опять не знаю,

Грозный рок по пятам вновь ходит,

Все личины с себя срываю,

Утешение не приходит.

И ропщу в темноте, убогий,

Весь в грехах, покаянно кланясь,

Не поможет и вера в Бога,

Коли черти грызут ночами.

Не последний я в том и не первый

Среди тех, кто не верит в вечность,

И не в рай, и не в ад, поверь мне:

Боль мученья бесконечна.

Я перемножу радость дней

На клятв ночных неразделённость,

А расставанья на влюблённость,

Когда все мысли лишь о ней.

И вензель чертим по стеклу,

Как будто перепутав время,

Тревога бродит тихой тенью,

Где притаился страх в углу.

Как сон явилась, вдруг и нет,

Есть гул ушедшей электрички,

И черенок сгоревшей спички,

И сигареты тусклый свет.

В «сухой остаток» жизнь ушла,

Где все сложения, вычитания —

Лишь математика прощания,

Исчезновенье колдовства.

Что фигурное катанье для очей очарованье,

Знают все: и взрослые, и дети,

На коньках катаясь ловко, крутятся без остановки,

Разве па такие есть в балете?

Пусть совсем мы бесталанны, неумёхи, дилетанты,

Но от этих трюков обалдели,

И моргнуть мы не успели, что покажут в самом деле

Юные капризные таланты.

Не разгаданы секреты всех вращений, пируэтов

И прыжков в четыре поворота,

Так мелькают на экране, высший бал, судите сами,

Только мне напоминают что-то.

Позабыты все заботы, про зарплату, про работу,

Хочется всю жизнь начать сначала,

Только странно, постоянно эта музыка с экрана

«Лебединым озером» звучала.

Под Чайковского мотивы пары плавно фигурили,

Грацией на статуи похожи,

Вспоминается лишь нервно:

август, год девяносто первый

И гэкачеписты с красной рожей.

Поэзия всегда о чём-то,

А если пишешь ни о чём,

Поэта я сравнил бы с чёртом,

Что морды корчит за углом.

Он обольщает нас надеждой,

Сулит все якобы блага,

Но и сегодня, как и прежде,

Его посулы ложь всегда.

Под звоны рифмы пустозвонной

Кипенье чувств, а смысл – ничто,

Невежды к поклонению склонны,

Черпают воду решетом.

А что потом в «сухом остатке»?

Являть в стихах свои грехи,

Так многие на славу падки,

Но жалки глупые стихи.

Продать лишь душу подороже —

Уж, чур меня, ко всем чертям!

Писаки рады, черти – тоже,

Но будь читатель «сам с усам».

Покой и сон, что чайки лишь тревожат,

Застывшая в безмолвье гладь воды,

И в этой тишине совсем не сложно

Здесь заблудиться в прихотях судьбы.

Она меня вела, слепца седого,

По закоулкам, к близким тупикам,

Сбиваться и не раз давно не ново,

И в этом был всегда повинен сам.

Не князь, не граф, а рядовой мирянин,

Такого проще звания и нет,

Поэт, другой поэт был Северянин,

Что пошлостью прельщал весь белый свет.

И я пишу банальности порою

Про осень, зиму, лето и весну,

Пусть часто так просты они, не скрою,

В том сам себя, бывает, не пойму.

И о друзьях-художниках, все годы

Я с ними жил, хотя давно их нет,

Но всё же диво дивное – природа

Меня пленяла вечно с юных лет.

Пинал с отчаянья часто власть имущих,

Перед собой чтоб всё же честным быть,

Повылезли они из нор барсучьих,

Чтоб втихаря нам пакости чинить.

Пишу. Да цели нет, скорей забава,

Точней – игра, порой душевный стон.

Шатает жизнь налево и направо,

Непрямо лишь идти я обречён.

И голову кружат зигзаги эти,

То ль бес попутал, то ли сам не свой,

Но всё равно бродить хочу по свету,

Пусть даже вечным странником с клюкой.

Ты являл свою удаль и денно, и нощно,

Знал, да только к тебе не спешил,

Новгородский соперник, но в час неурочный

Ты запрятался в тихой глуши.

Вольный волк, ты уснул, когда время настало,

Затаился во множестве лиц,

Восемнадцатый век вмиг обрек на усталость,

Отделив от величья столиц.

Где Донской, Боголюбский, почившие в бозе,

И с Ростовом спряжения нет,

Стал купеческим, славное прошлое вроде

Разменявши на горсти монет.

Прошлых княжеств давно уже минули сроки,

Не поймёшь, где преданья, где быль,

Словно страж колокольня, чьё око высоко

Прорезает напруженный шпиль.

Да не так уже важно, что в прошлом случалось,

Хоть и стоит его вспоминать,

С тихой грустью сегодня в наследство достался

Прежний век нам от «аза» до «ять».

Есть Владимир, чьё имя в величье доныне,

Был и Суздаль во славе сиречь,

Словно русские мимо прошли хунвейбины,

Чтоб из памяти напрочь стереть.

Золотыми вратами то прошлое скрыто,

В нём церковных строений узор,

Только голуби сизые в нишах забитых

Вспоминают твой царственный взор.

Что грибы в тёмном лесе взнеслись в поднебесье

Церкви, башенки, монастыри,

И, как отблески славы, краснеют в полесьях

Предзакатные всплески зари.

Отраженья поникших берёз

В зазеркалье уснувшей воды,

Ты из близкого прошлого, Плёс,

Сохраняешь его ты следы.

И виденье пригрезилось мне,

Левитан здесь бродил и не раз,

Не один, но грустя в тишине,

Чтоб уйти от назойливых глаз.

Так банален твой скромный наряд,

Пешеходных прогулок настрой,

Мне мерещится: Чехова взгляд

Наблюдает всегда за тобой.

Крики чаек, безмолвье скворцов,

Всплески рыб, словно жизнь не спешит,

Вижу – стынет в окне озерцо,

Это Волга уснула в тиши.

Чуть алеет ленивый закат,

Что вокруг то ли бред, то ли жизнь,

Прежний век не воротишь назад,

Погрустив, ты к нему обернись.

Где-то скучно, занудно и тонко

Стоны птиц, как скулёж за стеной,

Словно в горы иду я с котомкой,

Тяжкий груз унося за спиной.

Это Крым в дымке розово-сизой,

В нём скрываюсь от сумрачных дней,

Каждый он как на нитку нанизан,

А пройдёт, ты о том не жалей.

Вот шагнуть бы в морское пространство

С влажной далью, всегда голубой,

Век живи, век живительно странствуй,

Приближаясь к той цели одной,

Что таится вдали горизонта,

И чем ближе, тем дальше зовёт,

Недотрога – её только троньте —

Вмиг вскипит и заманит в полёт.

Полдневное схлынет затишье,

От жара укрыться сумей,

И стынут вечерние крыши

От солнцем прожаренных дней.

Вечерних забот постоянство,

Не думать о жизни иной,

Какое блаженство есть пьянство

Заката за дальней горой.

Рубиновым цветом он светит,

Хрустального неба бокал

Сквозь синь уходящего лета

Все краски округи вобрал.

Расцвечены дали так ловко,

Ласкают и слух мой и глаз,

Здесь кистью прошёл Айвазовский,

Но тоньше природы окрас.

И слово порой так неёмко,

Пусть редкостной рифмой звенит,

Природа – всегда незнакомка,

Поманит, мелькнёт, удивит.

Зубья гор, обнаженная челюсть,

Годы съели под ветром седым,

Копошится вкруг мелкая челядь

Утром ранним с усердием ночным,

Где ловили неспешную рыбку,

В тонких сетях добычу свозя,

Чтобы сбыть поскорее с улыбкой,

Ведь оставить до полдня нельзя.

Что ж, то Крым, здесь лениво и зыбко

Точит пену волна за волной,

Открывает нам солнце напитки,

Озарив тишину и покой.

Ну а я, очарованный странник,

Приблудился согласно уму,

Только сердце уснувшее ранит

За двоих, почему – не пойму.

И сбежав от ушедших соблазнов

Сквозь июль и на август густой,

Я, уставший, строптивый и разный,

Здесь живу, чтоб потом ни ногой.

Вечер на горы спускается рано,

И море застыло волной за спиной,

Пусть вылечит солнце душевные раны,

Тихо затянет их тенью ночной.

Слушаю «Битлз», с юных лет к ним привязан,

К музыке этой от «Плиз ми» к «Хир кам

Зе Сан», и солнце восходит разом

От Ливерпуля в Россию к нам.

Закат моему настроению в тон,

Ритм отбиваю «Бэк ин зе ЮССАР»

И вспоминаю Брайтон и Лондон,

Когда тонет в море оранжевый шар.

Сижу на балконе под крымским небом,

Солнце в закате, пусть «Лет ит би»,

Нужно не много – вина и хлеба

С надеждой извечной: Бог, помоги.

Пой, Пол Маккартни, все бабы стервы,

И выпьем четверть, пьянея вином,

Водят нас за нос, а мы им верим,

Впрочем, не так уж плохо живём.

И предаваясь всей жизни соблазнам,

Пусть нестерпимы спокойствия враги,

Будем любить неуёмных и разных

С мыслью одной: помоги «Лет ит би».

За купол с прорезями солнце сходит в семь,

Жара спадает, шашечки домов

Окрас меняют, шахматные клетки улиц

К вечерней созывают мир игре,

Забравшиеся к скалам на горе

Дома, как в дамках, пахнут сладким ульем

Последние базары, где хохол готов

Отдать и фрукты, и цибулю даром всем.

Уходят в полночь корабли, восходят звёзды,

Безмолвно отправляются в полёт

мышей летучие стада,

Шуршат ночные крысы,

из винных погребов скребясь,

Из лавок продуктовых сворой выходя,

В ночи они черны, заметить их нельзя,

Пыхтят, живое всё вокруг сгрызая, осердясь,

И ёжатся, к стволу прижавши ветви, кипарисы,

Закутались, лишь зябко шишки мёрзнут.

То Крым не праздничный. Неужто в самом деле?

А где морские волны, дивные восходы и закаты,

Прибоя шум, шаланды и уловы?

Бакланы, всяческая рыбка?

Ливадия, Ай-Петри, Ялта, Кореиз?

Где солнца яркого полдневного сюрприз

И крымских вин янтарная улыбка?

Всё это есть, не будем всуе повторять, однако,

И затихает в сумерках заката Кацивели.

К сентябрю август движется трудно,

Бабье лето не йдёт ко двору,

Так восход наступающим утром

В прошлый месяц подводит черту.

За уходом ушедшего лета

Голос птиц, тонкий ветра посыл,

С каждым днем всё яснее приметы

Листопад поутру доносил.

В пятнах листья каштанов свернулись,

Словно спрятался в них ягуар,

Солнце, выйдя на миг, улыбнулось,

Луч прощальный зажёг солнца дар.

Был напитком хмельным он и острым

Для крутых настоящих мужчин,

Но попал под запрет горбачёвский,

Хоть и не было веских причин.

Что ж, прославлен портвейн тот недаром,

Может, вспомнится нынче он вам,

Я янтарный привет Краснодара

Наливаю в гранёный стакан.

В тон берёза окрасилась в проседь,

В косы жёлтые блёстки вплетёт,

Хороводится лето на осень