Читать книгу Невозвращенцы на Луне - Валерий Граждан - Страница 8

Немало по первому снегу провожали ребят в город. Учиться дальше. Мало их было. Но провожали всей деревней. Ведь и учились-то мы все вместе: 1-3-5 классы в одной избе – пятистенке, а 2-4-6 – в другой. Классы делились по рядам. Нередко первоклашки знали материал пятиклассников лучше их самих. Да и возраст у нас разнился изрядно. Отдавали- то в школу по- разному. Редко кого в 7 лет. Больше в 9-12 годков. Помню, как в 6-ом классе гуляли на свадьбе у Вальки Шкондиной. Нам только самогона не наливали, а сладенькой бражки, на подобии крепкой газировки или перебродившего кваса. А Вальке уже было 18 и жених – немец из соседнего Цветнополья. Потом нас потихоньку спровадили на горку. Чему мы были рады. Больно надо: «Горько, горько…» и целуются. Стыдоба! Взрослые и то уходили от детей целоваться за занавеску. Там и род продолжали. Хат- пятистенок в деревне было мало, чтобы отдельную комнату городить.

А радио в Руслановку провели году к 56-му. Слушали по часу. Чудно! Моя бабушка Марфа, матершинница, но набожная дивилась: «Вот ведь, куды в малюхоньку хренятинку втемяшился и поёт, мать твою туды. Прости Господи грешную!» И, крестясь, отходила в угол к иконе. Крестилась в тёмный угол с иконой, требовалось замолить грех: слушала дьявола. А «электрык» проводить так и не дала: «Инда в Азове бабу убило имя!» А жалко. Вон, у Летовых, хотя и пол мазанный, а лампочка была. Правда в одной комнате и без выключателя. Я прямо по снегу втихаря (грех-то какой!!) бегал к соседям поглазеть на чудо. Набивалась чуть ли не полная хата. Но в 11 вечера «чудо» уже выключал Лёнька-электрик. Он же включал утром радио. И, если у нашего радио была лишь одна рукоятка, то у Лёньки был ПРИЕМНИК. Без лишних кулебяк Лёнька объяснял нам, как настоящий ЗНАТОК политику. Ему мужики обязательно подносили для лучшего «вещания». Однажды на завалинке в подпитии он сказал воякам, что точно опять война началась. Бабы было завыли, но Лёха успокоил, что она (ВОЙНА) пока холодная и вроде как не совсем против нас. И вообще против неё построили железный занавес.

Так и жили. Если одного из «чудес» не слышно, то значит Лёнька побывал у Цедиленчихи и пьяный спит в радиоузле. А то и, поддав самогона, рассказывал у той же бабки (ей-то чего, абы людей побольше, да самогон брали!), что после Маленкова и Лаврентия Берия будут резать скот и сеять кукурузу. Но уполнмоченный из района велел правлению и землемеру урезать огороды единоличникам, да повырубить яблони, что сверх нормы. Только нормы не знал никто, а поэтому все матерились вроде как ни на кого. А уполномоченного материть, значит против власти и в каталажку. Но кур и свиней попрятали. Ждали какую-то атомную войну. И чего людям неймётся!

А в Америке был президент Эйзенхауэр и там вешали негров. Негры были вроде как за нас и их было жалко. Привезли в клуб «Свинарку и пастуха». Киньщика поили с неделю, чтобы крутил подольше. А в буран он и сам не поехал: дорогу занесло. К весне собрали в суворовское училище Серёжку Помпеева. У него отец погиб где- то в Польше и был большой герой. Его сеструха Светка осталась с матерью.

Но совсем к весне начали налаживать совхозы. Бабы говорили, что там будут платить деньги, а к следующему году и вовсе грозятся выдать паспорта. До сих пор давали только справки, чтобы съездить на базар. Бабушка, наслушавшись радио, сокрушалась: «Господи, неужто сызнова на нас нападут с энтими бонбами! Да чтоб у них руки отсохли, у антихристов!», – и молилась перед сном, лёжа у печи на мешках с шерстью. Я был солидарен, хотя в бога верить наотрез отказывался. Пионер ведь я!

Как бы там ни было, а именно тогда за океаном уже планировали ядерный удар по Иркутску. Основная цель: разрезать Советский Союз пополам, парализовав отстраиваемую Крутобайкальскую железную дорогу. Но, вопреки этим планам, появились новые ветки Транссиба. План бомбардировки опять был сорван. Это уж почти сегодня стало известно. А тогда…

Не больно-то помню призывы в армию из нашего колхоза. Скорее всего уже или пока некого было. А коли и призывали, то как- то незаметно. И без того в колхозе работать было почти некому. Бабы, да мы, пацаны. Мы запросто управлялись на конных грабарках и лобогрейках на сенокосе, на копнителях, а то и прицепщиками-трактористами (днём прицепщик, а ночью – тракторист). Фронтовики возвращались, к общей радости, почти до 56 года, а кто и позже. Но в деревне не засиживались, подавались в город, либо в совхоз, в Азово. Решился и я.