Читать книгу Чемпион. Том 2 - Валерий Гуров - Страница 4

Глава 3

Оглавление

«В синем небе Солнушко лучики на землю шлёт,

А за стенами суда следователь дело шьёт.

Кому? Да никому. Мальчугану одному.

Кому? Да никому. Мальчугану одному»


Певец ансамбля Ляпис Трубецкой

Угадай мелодию, блин.

Я угадаю с трёх нот, а я с двух.

Не хватает Валдиса Пельша для полноты картины.

Ну а Пельмень угадал с одной.

На пороге появился его старый знакомый – опер Казанова, которого Саня узнал незамедлительно.

По голосу.

– Опаньки! – оперок как будто бы удивленно уставился на Саню и защёлкал пальцами, делая вид, что припоминает имя или фамилию пацана, но все он сука помнил итак, козел вонючий. В этом Саня был убеждён на все сто. Довольный вон какой, улыбается при виде пацана в наручниках. Ментовское пророчество прям сбывалось.

– Здрасьте, только я не Веня, если что, – ответил раздраженно наш герой.

– Пельмененко, точно! – подмигнул мент, вдруг разом обретя память. – Явился не запылился, значит, пацан? Мозги на место встали? А я ведь тебе говорил.

– Если вы думаете, что я к вам пришёл кого-то сдавать или стучать – хрен вы уважаемый мент угадали. Просто меня тут ваш коллега майор Слабодрыщенко по беспределу решил закрыть и статью шьёт.

– Вон оно чего, – расплылся в улыбке опер.

Зашёл внутрь.

Оказалось, что рабочий кабинет Казановы располагался в этой же комнатушке размером в десять квадратов, только за соседним столом (собственно стола здесь было всего два). И весь его «отдел» (вспомнить бы ещё как он представился и из какого отдела), которым мент так кичился, на самом деле помещался за убогим столиком советского производства. Сам стол правда был не в пример убраннее, чем рабочее место Вениамина Юрьевича с его жуткой пепельницей, тарелкой недоеденных вареников и кружкой перелитого чая, но в целом – те же стопки-башенки папок-документов, рабочий телефон, стеклянный стаканчик с карандашами и ручками в нем, а ещё небольшой приёмник.

Казанова своей крадущейся походкой подошёл к столу, врубил приёмник в сеть и из динамиков тотчас донеслачь знакомая мелодия Игоря Саруханова:


А по-над водою

Туман расстилается,

Стынет авто.

Снова в дальний путь

С утра собирается

Цирк шапито.



Казанова закачал головой в такт ритму, мелодия менту явно пришлась по душе. Взял стаканчик и вытряхнул из него ручки и карандаши. Ливанул в стакан из графина с отстоянной водой, бросил подогреватель и сыпанул на дно щепотку чая из целлофанового пакета, оказавшегося в одном из выдвижных ящиков.

Сане чая оперок не предложил. Зажал. Козлина, что и требовалось доказать.


Скрип колеса,

Лужи и грязь дорог.

Скрип колеса,

Лужи и грязь дорог.



– Пельмененко, вот ты молодой и в музыке наверняка разбираешься, скажи мне, хера он там поёт? Скрип колеса или скрипка лиса?

– Без понятия, – ответил Саня, не испытывая особого желания развязывать диалог. Тем более обсуждать отечественную попсу в общем и Игоря Саруханова в частности.

– Ясно, – вздохнул оперок. – А дочка мне говорит, что правильно – скрипка лиса. Ну да ладно. У тебя другие проблемы сейчас, а я тебе попсой мозги сушу.

Мент подошёл к столу следака, взял листок с протоколом допроса майора Слабодрыщенко, заскользил по нему глазами. Понадобилось несколько секунд, чтобы понять что к чему и разобраться в ситуации.

– У-у… у нас тут уголовочка наклевывается, – протянул он. – Все по серьёзке.

Продолжил чтение, добравшись до показаний Сани. Начал читать их.

Пельмень с невозмутимым выражением лица наблюдал за тем, как кончики губ оперка медленно расплылись в улыбке. Хотелось его самую малость обломать и сделать так, чтобы хорошее настроение у мента улетучилось.

– У вас, товарищ мент, чай закипает, – буркнул Саня.

Оперок оглянулся.

– Блин!

Зачитавшись допрос, Казанова действительно пропустил момент, когда кипятильник вскипятил воду. И когда подбежал к розетке, дабы выдернуть штекер кипятильника – вода начала неистово кипеть и булькать, задорно переливаясь через край граненого стакана, аккурат на какие-то документы в бумажных папках.

– Ну вот какого лешего! – возмутится он собственной неаккуратности.

Казанове пришлось убрать документы, теперь залитые чаем, но из за того, что места в этом скворечнике имелось крайне мало, пришлось их тупо бросить на пол. Те же, что промокли сильнее, оперок положил на батарею. Правда на дворе как бы было лето и отопление не работало.

Мент оперся о стол, скрестил ноги, отхлебнул чай с сюканьем.

– Сочувствую, кстати, обычно Веня все до конца доводит, он у нас дотошный следак и имеет один из самых высоких показателей раскрываемости, – сказал он с невозмутимым и отрешенным выражением лица.

Хотелось в ответ спросить – дядя Петя, вы дурак? Все же вслух Саня сказал другие слова.

– Мы ничего не делали из того, что вы мне шьёте, – также спокойно возразил Пельмень. – Или то, что я рассказал на допросе Вениамину Юрьевича – это преступление?

Казанова лишь пожал плечами. Мол, хрен его знает – преступление или не преступление, но тебя пацан жаль. По крайней мере, именно таким был посыл выражения его лица.

– Ну вот у Саруханова – это скрип колеса или скрипка лиса? Есть вопросы без ответов, понимаешь?

Саня не ответил, задумался.

И вообще, Пельменю отчего-то виделось, будто опер прекрасно осведомлён, что на Саню шьют уголовное дело. Это слегка раздражало, что мент зачем-то пудрит ему голову. Возможно, что стоило помолчать и закруглить с ментом разговор, но Пельмень все-таки продолжил.

– Стало быть от бати малолетнего Тимофеева у вас заява уже есть?

Судя по тому, что батя Малого прилетел в участок в течение получаса и теперь грозился оторвать яйца следаку Слабодрыщенко, ни о какой заяве не могло идти речи в принципе.

Казанова подошёл к своему столу, плюхнулся на полуразваленный стул, ноги закинул на стол. Ни дать не взять – шериф.

Покрутил приёмник – на старой волне врубили Аллу Борисовну Пугачеву, с ее песней «ням-ням». На другой волне качала новая звезда Ирина Аллегрова. Ее то мент и оставил:


Ты изменился не в лучшую сторону,

Может быть, я виновата сама,

Что в небесах вместо ласточек вороны,

Что за окном вместо лета зима…



– Так Юрьевичу заява от Тимофеева и не нужна, – заявил оперок. – Сейчас он твоего пацаненка на чистую воду быстро выведет, получит чистосердечное и будет тебе, дело в шляпе.

– Что будет?

– По этапу поедешь. Такие дела Веня как орешки щёлкает. Он опытный следак.

– Ну-ну, – Саня зло улыбнулся в ответ надменной роже опера. – Вы, уважаемый опер, пацаненка в прямом смысле просрали. Пока по большому ходили, за ним батя пришёл и на вашего Слабодрыщенко свой хер клал. А в остальном понятно, что у вашего следака заявления нет и взяться неоткуда. Все остальное – домыслы, не имеющие реальной доказательной базы. Можно расходиться.

– Угу-угу, – Казанова отхлебнул чай с таким видом, будто Пельмень втирает ему последнюю дичь. – Успокаивай себя, пацан, может полегчает. А у тебя ведь был шанс, посотрудничать со следствием, – подмигнул оперок. – Сам же его и упустил, а я глядишь бы и помог бы тогда. Чем смог.

Ответить Пельмень не успел. Вернулся следак.

Дверь в кабинет резко открылась.

Взмыленный.

Раздражённый.

– Сука! Манал я все! На фуфене вертел! Пропади оно все пропадом! – шипел старый майор с молодецкой удалью.

Хлопнул дверью так, что та едва не слетела с петель. Дверь то конечно удержалась, а вот потрескавшаяся побелка мигом осыпалась – прямо на лысеющую башку майора Слабодрыщенко.

– Да что же такое! – старый майор стряхнул побелку и покраснел пуще прежнего, буквально пунцовым стал. – Форменное издевательство куда ни плюнь!

Двинулся к своему рабочему столу, одновременно одаряя Пельменя испепеляющим взглядом. Видимо подумывал о том, как бы сорвать на пацане всю злость и отомстить за унижение, которое ему пришлось пережить после появления в отделении бати Сёмы.

Майор уселся на свой стул, да так лихо, что едва не завалился.

И принялся растирать круговыми движениями виски, видать успокаивался. Наконец, увидел Казанову, так и сидевшего в позе шерифа с задранными на стол ногами.

– Нет, ты представляешь у этого пиздюка папаша наблатыканный попался – звонит при мне Хренову, – Вениамин Юрьевич всплеснул руками совершенно раздосадовано.

– А он че? – невозмутимо поинтересовался опер. Он то уже встречался с батей Сёмы до этого и примерно понимал с кем ментам иметь дело приходится. – В смысле Хренов че?

– Че блин… ничего. Велел пацана немедленно выпускать, – раздраженно пожал плечами Слабодрыщенко. – И сука такая, орал на меня как ненормальный, сказал, что премии лишит на год и заставит меня все протоколы по делу сожрать.

– Хренов? Прям так и сказал? Протоколы жрать?

– Ну да. Говорит, ты Слабодрыщенко протоколы свои у меня жрать будешь не запивая. Или уволю к чертовой бабушке.

– Может не с той ноги встал? Не торопись? – предположил Казанова. – Потом же сам будет орать на ближайшей планерке, что раскрываемости нет и мы слишком мягко работаем.

– Да он даже в отдел был готов приехать, чтобы лично этот вопрос порешать… Сказал, что если через полчаса я этот вопрос не урегулирую, то урегулирует он сам, – пропыхтел Вениамин Юрьевич ударил ладонью по столу. – Еле отделался, только Хренова мне здесь не хватало.

– Серьезно все, – оперок внушительно кивнул.

Пельмень понятия не имел кто такой этот Хренов, но видать большой начальник, способный вот так по собственному хотению решать человеческие судьбы и заставлять жрать своих сотрудников протоколы.

Следак захотел закурить, начал копошиться на столе в поисках сигаретной пачки. Не нашёл.

– И сигареты забыл купить, еп твою мать, – пробубнил старый майор себе под нос раздосадовано.

Взял ещё один окурок из пепельницы. Прокурил его. Запыхтел. Ну и тотчас поморщился, хапнув как следует концентрат из никотина и смол.

Горечь запил остатками чая.

Потом с глубоким вздохом начал что-то делать в протоколе допроса, вооружившись ручкой. Пельмень не сразу понял, что именно, но догадался быстро – следак по сути вычёркивал имя Сёмы отовсюду, где только можно. Причём с такой тщательностью и вычурностью, вывалив для того язык, чтобы было невозможно прочитать фамилию Тимофеев, даже если сильно захочется. Явно не хотел мужик протоколы жрать.

Закончив, Вениамин Юрьевич тяжело поднялся и держа протокол допроса перед собой, с зажатым в зубах окурком, подошёл к Казанове и дал оперку почитать совсем слегка (понятно, что полностью нахер) видоизменённый документ.

– Ну как, дай экспертизу.

– Давай, посмотрим.

Оперок уже надыбал где-то в залежах своего стола яблоко и сочно оное грыз. Яблочный сок, выделявшийся при укусе, попал на лист протокола допроса и расплылся, размывая чернилы. Ни того, ни другого мента это нисколечко не парило.

– Че скажешь? – нетерпеливо спросил следак.

Казанова не ответил – читал дальше.

Потом, судя по всему, показал Вениамину Юрьевичу на «ошибку» в теле документа. -Пфу ты, пропустил. Щас все исправлю, погоди.

Старый следак взял лист, и не отходя от кассы замалевал что-то на листе, вернув его обратно Казанове.

– Стесняюсь спросить, ваши свидетели тоже подтвердят, что я один был или вы также их показания потом отредактируете? – осведомился Пельмень с любопытством наблюдая за происходящим на его глазах лютым беспределом ментов. – Вы вроде как недавно про лжесвидетельствование меня предупреждали, майор, не? Это типа когда в показаниях навяливаваешь и за это ответственность наступает…

Вениамин Юрьевич не ответил, делая вид, что не слышит и занят протоколом. Казанова не отреагировал тоже, но снова перечитал лист и положил его на стол.

– Честно, херня Веня, встрянешь на пустом месте под замес, – резюмировал оперок и добавил уже чуть тише: – Шито белыми нитками все. Оно тебе действительно надо перед пенсией?

Так то Пельмень не был замечен за тем, что в уши долбится, поэтому последние слова услышал.

Майор Слабодрыщенко тяжело дыша стиснул лист протокола допроса, скомкал со злостью, ну и бросил его в мусорное ведро под столом.

– Понятно.

– А от хозяина пункта приема у тебя есть заява? – уточнил Казанова. – Можно от неё дело шить.

– Ты пошутил? Он рецидивист! – покачал головой майор. – Он скорее сдохнет, чем заяву станет писать, это у них западло, сам знаешь. Да и вообще, походу этот старый козел на лапу взял в качестве компенсации от Тимофеева… короче его вон наши ребята привезли следом – че то набедокурил, кажется Козодоеву подсрачник дал.

– Митьке? – Казанова заржал.

– А кому? Когда тот ему предложил заявление написать, представляешь?

Оперок кивнул на Пельменя.

– С этим то молодцем, что будешь делать?

– Да… – Слабодрыщенко в сердцах махнул рукой. – Пропади оно все пропадом. Раз Хренов такой умный, хай сам с ним разбирается. Достали все меня! Не отдел, а шарашкина контора.

– Ты чайку попей, Веня, завёлся прям.

– Ну так беспредел же!

– Ну ты в отделе тридцать лет пашешь, а все привыкнуть не можешь.

– Так раньше такого не было!

Однако к совету Казановы майор Слабодрыщенко таки прислушался.

– Где кипятильник?

– В розетке, – оперок кивнул на розетку у батареи.

Вениамин Юрьевич подошёл к столу, сделал себе чаю в том же формате, что и опер – сыпанув в стакан чайные опилки (только не из целлофанового пакета, а из газетки) и налив воды из графина, воткнул кипятильник в стакан.

Раздался звонок – трезвонил телефон на рабочем столе опера.

– Какого хрена кому надо? – недовольно забухтел следак и оглядывая лежащие на батарее и на полу документы, залитые чаем, запричитал. – Свинарник какой-то устроили…

Казанова, заслышав телефон, мигом подобрался, опустил ноги со стола, снял трубку и поднёс к уху динамик с серьёзным выражением лица.

– Слушаю, оперуполномоченный…

Не договорил.

Потому как из динамика что-то затараторили. Что именно было не разобрать, зато Пельмень видел, как изменился в лице оперок. Побледнел будто бы. Выслушав, выдал короткое «адрес» и потом следом – «выезжаю» и тотчас положил трубку.

Сам вскочил. Зыркнул на Пельменя, хмурый такой. И двинулся решительно к выходу, ничего не говоря.

– Ты куда собрался? – спросил Вениамин Юрьевич вслед, у которого заварился чай.

– В Нахаловке кого то из цыган грохнули, – бросил на ходу Казанова и вышел из кабинета. – Застрелили.

– Ясно… начинается, мля.

Следак почесал макушку. С минуту майор Слабодрыщенко посидел над новым листом протокола допроса, процеживая чай, а потом скомкал листок и выкинул.

– На хер уже вали, Пельмененко, – буркнул он.

– Я свободен? Так может снимите браслеты? – осведомился Пельмень, не до конца веря в происходящее.

– Ох…

Слабодрыщенко поднялся, расстегнул наручники.

– Давай шуруй, свободен он, уши чистить нужно, – старый майор замахал рукой, делая смахивающие движения. – Да будь моя воля поехал бы один на малолетку, а другой на строгий режим…

Пельмень поднялся, пожал плечами И зачапал к выходу на полном ходу, пока следак не передумал. Слава богу, что воли следака в этом деле оказалось недостаточно. Вениамин Юрьевич все ещё продолжал бурчать за его спиной:

– Идиоты, блядь, круглые дебилы! Спокойно на пенсию выйти не дают! Вот правда что не ментовка, а мусарня.

Саня уже не видел, как следак достал из ящика стола пузырь водки, вылил чай из него прямо в мусорное ведро, а вместо налил себе в стакан горячительного.

Граммов сто.

И хлопнул.

– Ой хорошо…

Так то работа у следователя непростая.

Надо как-то прорабатывать стресс.

Вениамин Юрьевич потянулся к новой папке, дабы начать работу со следующим делом.

Чемпион. Том 2

Подняться наверх