Читать книгу Два дундука из сундука - Валерий Гусев - Страница 4

Глава IV
Гречневый мед

Оглавление

На следующее утро мы выкатили из сарая мотоцикл, подкачали шины.

Митёк оседлал мотоцикл, мама отважно села на заднее сиденье.

– Отставить! – вдруг железным голосом скомандовал папа. – Без шлема я ее не отпущу. Да еще под горку. – И добавил для убедительности: – Я все-таки милиционер.

Митёк беспомощно обернулся.

– А у меня второго шлема нет, – растерянно оправдался писатель.

– Щаз! – спохватился Алешка и умчался в дом.

– Он сейчас дырявую кастрюльку принесет, – испугалась мама.

Но она в этот раз Алешку недооценила. Он примчался с солдатской каской со звездой из кабинета Лосева.

– Во!

Мама с удовольствием надела каску, застегнула под подбородком ремешок и достала из кармана зеркальце:

– Как?

– Блеск! – сказал Алешка. – Автомат возьмешь?

– Не стоит – Клавдия меня испугается.

– Так ей и надо, – сказал Митёк. – Поехали.

Мотоцикл мягко тронулся и беззвучно, как безмоторный велосипед, покатился вниз. Все быстрее и быстрее. Мамины волосы тут же выбились из-под каски и летели у нее за спиной, как красивое золотистое облако.

– Здорово! – сказал Алешка. – Как партизанка на коне.

– Ну-ну, – буркнул папа.


Вернулись они довольно скоро. Все втроем. На одном тракторе. Которым управлял благодарный Васька. Точнее – Василий. Он был почти уже старик. Но очень прыткий. Остановил трактор возле машины. Спрыгнул на землю, помог спуститься маме и тут же поднял у машины капот.

– Занятно, – сказал он задумчиво.

А после этого, не оборачиваясь, только протягивал назад руку и командовал Митьку:

– Ключ на восемь. Торцовый на двенадцать. Отвертку. Шпильку.

– У меня нет, – сказала мама.

– Ну и не надо, – покладисто согласился Василий. – Заводи, Митрий!

Митёк вставил спереди кривую заводную ручку и резко ее крутанул. Машина послушно взревела.

– Ладно, – сказал Митек и что-то еще подкрутил.

Двигатель снизил обороты и забормотал – ровно, устойчиво, надежно.

– Всего делов-то, – сказал Василий, вытирая ветошью руки. – Давай ехай!

Митёк сел за руль. Газанул. Машина птицей взлетела на горку. Так что чуть не врезалась в ворота гаража.

Василий попрощался со всеми за руку, даже со мной и Алешкой, сел в свой трактор и запылил по дороге.

– Всего делов-то! – гордо сказал Митёк, когда мы подошли к машине. Сказал так, будто это он ее починил.

Мама сняла каску и отдала ее Алешке.

– Уговорила Клавдию? – спросил он.

– Легко, – кивнула мама. – Кирпичами ее растрогала.

– И что она сказала?

– Она сказала… – Мама задумалась, припоминая. Взглянула на папу. – Она сказала: «И-и-и, милая. Васька мой – паразит. А твой, видать, не лучше!» И забрала заявление.

Папа хмыкнул и отвернулся.

Я думаю, про эти кирпичи под колесами мама до Нового года ему напоминать будет.


Митёк торжественно загнал машину в гараж и поскреб бороду:

– А теперь неплохо бы и медком полакомиться. Знаете, какой у меня мед? Гречишный!

Алешка с удивлением взглянул на него. Повернулся к маме:

– А что, бывает мед и пшенный? И манный?

Митёк захохотал так, что показал нам все свои белые зубы.

– Чудак! Этот мед мои прекрасные пчелы собрали на поле, где цвела гречиха. Знаешь, какие у меня пчелы!

– Знаю, – сказал Алешка. – Они вас любят, как собаки. И так же слушаются.

– Ставьте чайник, я пошел за медом. – И Митёк накинул на плечи рубашку.

– Мить, – спросил папа. – А разве тебе не надо, я слышал, какой-то дымокур, чтобы пчел отогнать. Шляпу с сеткой, чтобы не покусали.

– Что ты, Серега! – хвастливо отмахнулся Митёк. – Они меня как родного любят. Знаешь, как они меня слушаются! – И он направился к двери. – Как собаки.

Алешка кинулся следом:

– И я с вами, посмотреть хочется.

– Что ты! Они только меня признают. Покусают так, что ваша родная мама тебя не узнает, испугается. – И он захлопнул за собой дверь.

Наша родная мама поставила на плитку чайник и стала собирать на стол. Расставила чашки, заварила чай, нарезала хлеб. И вдруг прислушалась.

– Тише! – сказала она. – Мне показалось, что кто-то вскрикнул.

Мне тоже. Вскрик раздался еще раз. И превратился в сплошной вой. Похожий на визг.

Мы выскочили на крыльцо. Вой доносился со стороны пасеки. И становился все сильнее. И с той же стороны показался бегущий Митёк. Над его головой клубилось что-то вроде небольшого темного облака.

Митёк мчался, как конь, не переставая ржать. Такой уж истошный был у него крик.

Он влетел на крыльцо и завопил:

– Все в дом! Они атакуют!

Это мы уже и сами поняли. Темное облако не только вилось и клубилось, оно еще и гудело, и кусалось.

Как Митёк очутился в доме, как мы захлопнули дверь – я даже не помню. Помню, что мы стояли у двери и слушали, как за ней густо гудят разгневанные пчелы.

Митёк упал в кресло, порылся в бороде и с воплем отдернул руку.

– Вот! – плачущим голосом сказал он. – Еще и в палец.

– Боже мой! – сказала мама.

Она приготовила содовый раствор и достала из своей косметички маленький пинцет.

– Сиди спокойно! – скомандовала она Митьку. И стала пинцетом выдергивать из его лица пчелиные жала. Из щек, изо лба, из бровей и век. И даже из макушки, где у Митька прорезалась круглая лысинка.

Потом она смочила ватку в растворе и смазала все укусы.

– Спасибо, – вздохнул Митёк. – Ты знаешь, у меня пчелы…

– Самые кусачие, – продолжил Алешка. – Как собаки.

– Это все из-за тебя! – набросился Митёк на папу. – Ты их натравил!

– Я? – удивился папа. – Я даже не знаю, как их натравливать.

– Ты! Ты! Потому что разбрасываешь где попало свои рубашки.

Точно! Митёк второпях схватил папину форменную рубашку, которая висела на спинке стула.

– Они меня в этой рубашке не узнали! – продолжал свои упреки Митёк. – К тому же рубашка милицейская!

– У них аллергия на милицию? – спросил папа. – Почему бы это? Может, они мед воруют? Или пасутся на чужом поле?

Митёк усмехнулся. Мама улыбнулась. Мы с Алешкой похихикали.

– Ладно, – сказала мама. – Пчелы улетели, будем пить чай.

– С медом, – сказал Митёк. – Я ведь рамку не бросил.

И мы только тут заметили, что он держит рамочку, всю заполненную шестиугольниками сот.

Мама поставила на стол большую миску, Митёк взял нож и стал нарезать соты. С рамочки сразу же тягучими нитями потянулся густой темно-коричневый мед, запахло так, что голова закружилась.

Ничего вкуснее, чем мед в сотах, я, оказывается, никогда не ел. И самое приятное – когда высосешь мед, еще долго жевать сотовый воск. Лучше всякой жвачки.

Мы так увлеклись, что и не заметили, как опустела миска.

– А ты что же не ешь, Митя? – спросила мама.

– А он уже наелся, – хмыкнул папа. – Ты посмотри, какие щеки наел.

Мы оторвались от сказочного угощения и взглянули на Митька. Как описать, что мы увидели? Перед нами сидел совсем незнакомый человек. Кое-что, правда, от него прежнее осталось – борода, ленточка на лбу и волосы на голове. Глаз почти не было – узенькие щелочки, зато щеки раздулись так, будто Митёк держал во рту два яблока. За каждой щекой по штуке. И лоб у него был весь в шишках.

Я опустил голову, мне было трудно смотреть на Митька. С одной стороны, я ему сочувствовал, а с другой – едва сдерживался от смеха. Алешка тоже надул щеки – вот-вот не выдержит и прыснет изо всех сил.

Мама вдруг встала и быстро вышла в другую комнату.

– Что с ней? – встревожился Митёк.

– Ей, наверное, плохо, – каким-то приглушенным голосом ответил папа. – Наверное, меду объелась. Я пойду посмотрю. – И он вышел вслед за мамой.

И тут же за стеной раздался взрыв хохота. Маминого и папиного. Мы с Алешкой тоже не выдержали.

Но Митёк – он настоящий писатель – совсем не обиделся. Встал, подошел, натыкаясь на стулья, к зеркалу, долго вглядывался в свое отражение, вздохнул:

– Тоже бы посмеялся. Но ни фига не вижу.

– Хорошие у вас пчелы, – подначил Алешка. – Диковатые только немного. Вы их плохо приручили.

– Много ты понимаешь, – обиделся за своих пчел Митёк. – Я вот завтра в своей рубашке за медом пойду – увидишь, как они меня встретят!

– Извиняться будут? – захохотал Алешка. – Прощения просить?

Тут вернулись мама и папа. Папа был весь красный, а у мамы от слез растеклись по щекам ресницы.

– Отсмеялись? – буркнул Митёк.

– Мы больше не будем, – пообещала мама.

– Будете, – пообещал Алешка. – Митёк завтра опять за медом пойдет.

– Герой, – сказал папа.


Утром Митёк был уже в форме. Потому что на ночь мама еще раз смочила его «раны» содовым раствором.

Он долго топтался перед зеркалом, разглаживал бороду и довольно урчал:

– На человека похож, правда?

Алешка взглянул на него.

– Очень похож.

– На кого? – подозрительно обернулся Митёк.

– На человека, – кивнул Алешка. – Которого вчера пчелы покусали. Самые любимые и послушные. – И добавил серьезно: – Гречневые.

– Я думал, ты мне друг, – вздохнул Митёк.

– А что? – насторожился Алешка.

– Хотел тебе лодку дать. Резиновую. С веслами. Но раз уж так…

– Друг, друг, – поспешил Алешка.

– Не врешь? – Митёк еще раз оглядел себя в зеркале.

– Он у нас никогда не врет, – поддержал я Алешку, меня тоже лодка заинтересовала. – Только в крайнем случае.

– Да? – с сомнением в голосе произнес Митёк. И повернулся к Алешке.

Тот ответил ему ясным и честным взглядом.

– Ну пошли. Только умоюсь.

Умывался Митёк тоже по-особенному. Во дворе, под водосточной трубой, у него стояла громадная бочка, полная дождевой воды. Митёк раздевался до пояса и долго плескался возле бочки, повизгивая и покрякивая от удовольствия.

– Люблю совершать омовение, – приговаривал он, – живительной природной влагой.

Однажды он попросил Алешку слить ему на спину этой живительной влаги целый ковшик. Ну, и конечно, Алешка полил его так, что Митьку пришлось срочно менять не только брюки, но и ботинки.

И меня не удивило, что Алешка вдруг как-то задумчиво сказал Митьку:

– Может, не надо, дядь Мить. А то вы весь израненный.

– Ну что ты! Как раз мне это поможет.

Да, меня это не удивило. А надо бы удивиться…

Митёк поплескался – Алешка при этом очень внимательно почему-то за ним наблюдал, – и мы пошли в волшебный сарай, и Митёк снял с полки свернутую в тугой комок резиновую лодку.

– Так, Алексей, – сказал он. – Ты поищи пока лягушку, а я весла достану.

– Лягушку? – удивился Алешка.

– Ну! Надо же лодку накачать, проверить.

Алешка, ни слова не говоря, только пожав плечами, вышел из сарая на поиски лягушки – он еще доверял взрослым, их уму и опыту.

Митёк приладил стремянку, взобрался на нее, пошарил на верхней полке и вытащил два алюминиевых весла с красными лопастями. И небольшой брезентовый мешочек с привязанной к нему длинной веревкой. В нем что-то звякнуло.

– Держи, тезка, – сказал Митёк и передал мне мешочек. Я едва не выронил его – такой он был тяжелый. – Там старые гайки, – объяснил Митёк. – Это вроде якоря.

– Что это у тебя, Алексей? – послышался во дворе строгий мамин голос. И сейчас же он сменился на панический: – Брось эту гадость! Я кому сказала?

– Мне дядя Митя велел. Лодку надувать.

– Лягушками? – Теперь мамин голос приобрел оттенок изумления. И недоверия. – Что ты врешь?

– Спроси сама, – ответил Алешка.

И они вошли в сарай; мама держалась от Алешки немного поодаль. А из каждого его кулака торчало по зеленой лягушачьей морде с выпученными от страха глазами.

Митёк расхохотался:

– Это не те лягушки, Алексей. Вот она! – И показал круглую резиновую помпу со шлангом.

– Да? – удивился Алешка, с хитринкой в глазах. – Так бы и сказали. – И он опустил лягушек на пол.

Мама отпрыгнула в сторону. И взвизгнула:

– Отнеси где взял! На место их положи!

Но лягушки сами разобрались в обстановке и зашлепали к двери.

– Тот еще мальчик! – с восхищением произнес Митёк. – Хорошо еще целое ведро лягушек не набрал.

Когда мама, выглянув сначала за дверь, ушла, мы развернули и раскатали лодку и стали накачивать ее «лягушкой». Это очень просто делается: нажимаешь ее ногой, она чавкает и хрипло гонит воздух по трубке в лодку. А лодка постепенно принимает свою нормальную форму.

Мы накачали ее до звона, и Митёк, прислушавшись, сказал:

– Порядок, не шипит. Дырок нет. Можно выходить в море.

Мы с Алешкой подняли лодку за резиновые уключины и вынесли ее наружу. Под солнцем она сейчас же здорово запахла разогретой резиной. Сразу же захотелось поплавать на ней по речке.

И мы это хорошее дело не стали откладывать. Митёк дал нам спасательные жилеты, мы уложили их в лодку, где уже лежали весла, и понесли лодку на берег.

Митёк забрал якорь и пошел с нами.

– Посмотрю, как вы справитесь.

– Запросто, – сказал я. – Мы даже под парусом ходили.

– В детстве, – сказал Алешка. И уточнил: – В раннем.

Мы спустили лодку на воду, забрались в нее и отчалили.

Конечно, резиновая лодка не очень ходкая, не очень поворотливая, но мы быстренько ее освоили, и Митёк сказал:

– Нормально. Можете сплавать на кладбище.

– Чего? – Алешка вытаращил глаза. – Зачем? Что мы там не видели?

– На кладбище кораблей, – усмехнулся Митёк. – Там много интересного.

– А это где?

– Вниз по течению. Там увидите пристань, а за ней затон.

– А это что?

– Ну, вроде небольшого залива. Туда уже много лет буксируют отслужившие свой срок суда. Там целый музей.

– Все! – нетерпеливо сказал Лешка. – Поплыли.

– Только уговор, – строго предупредил Митёк. – Смотреть со стороны, по кораблям не лазить. Это очень опасно. Можно провалиться сквозь гнилую палубу. Обещаете?

– Конечно, – сказал Алешка. – Обязательно. Прямо сейчас.

– Ну-ну, – усмехнулся Митёк. – Я вам верю. – И добавил на прощание: – Жилеты не снимать!

Два дундука из сундука

Подняться наверх