Читать книгу Сказка для злодеев - Валерий Гусев - Страница 4

Мы прошли через весь город. Это было не долго, минут пятнадцать. А после рощи вышли на пригорок, и перед нами возникло высокое строение. Похожее на старинную крепостную башню. Да это и была старинная крепостная башня. Самая настоящая. С бойницами, в которых курчавились березки – и что им там понадобилось? С полуразрушенными зубцами. С дырищей в одной стене, где, наверное, были когда-то крепостные ворота.

– Вот! – гордо протянул вперед свою костлявую руку дядя Мифа. – Гремячая башня! Вы знаете, когда она была построена? Она была построена в 1525 году...

– До новой эры? – ахнул Алешка.

Но дядя Мифа не обратил внимания на его вопрос, дядя Мифа был увлечен собственным рассказом.

– ...Здесь, вокруг города, была крепость. Она отражала набеги всяких врагов. На ее стенах отважные жители защищали родной город. И вы знаете, крепость ни разу не пала под натиском осаждавших ее полчищ.

– И где ж она теперь? – огорчился Алешка. – Кто же ее разрушил?

– Отчасти в Отечественную войну ее разрушили немцы, а то, что не смогли сделать враги, сделало беспощадное время. И вот от всей крепости осталась только Гремячая башня, красиво освещенная заходящим солнцем.

Башня и правда была красиво освещена заходящим солнцем.

– Но почему – Гремящая-то? – нетерпеливо спросил Алешка. – Чем она гремит-то? Своими седыми камнями, что ли?

– Всему свое время, отрок. Сейчас расскажу. Давайте присядем вот на эту травку, и я продолжу свой рассказ.

– Я лучше вот на эту травку присяду, – сказал Алешка. – На той травке муравьи. И собачья кучка.

Но дядя Мифа не услышал его слов. И сел там, где стоял. Он вообще, по-моему, никого, кроме себя, не слышал. Видно, по жизни такой.

Мы сели с ним рядом, но подальше от муравьев, и, глядя на седые камни башни, красиво освещенные заходящим солнцем, выслушали драматическую историю. Которая началась неразделенной любовью, а закончилась... впрочем, еще не закончилась... жуткой легендой.

– ...Сто, двести или триста лет назад жил в нашем городе славный боярин Ставр. И у него была любимая дочь Марфа... Марфуша...

– Красивая? – деловито уточнил Алешка.

– Необычайно! Молодые бояре из других городов специально приезжали в наш город, чтобы только взглянуть на Марфушу. И увозили в вотчины свои разбитые сердца. Потому что Марфуша никому из них руки не отдавала. Потому что любила папиного конюха Ивана. А этот конюх Иван любил папину кухарку Марью. На Марфушу же не обращал никакого внимания. И Марфуша стала чахнуть. Боярин Ставр делал все, чтобы развеселить ее. Каждый день на его подворье были всякие пляски и песни. Кувыркались скоморохи, веселились шуты и шутихи. Водили хороводы красны девицы и добры молодцы. Каждый день боярин Ставр дарил своей печальной доченьке драгоценные украшения и прекрасные наряды... Но все было напрасно. Марфуша складывала драгоценности в сундук и продолжала чахнуть. Ах! – дядя Мифа вскочил и подпрыгнул.

– Как вы переживаете, – посочувствовал ему Алешка.

– Я не переживаю. Меня муравей укусил. Ай! – и он стал «айкать» и хлопать себя по ногам и сзади... по спине. Немного ниже.

– Придется штаны снимать, – сказал Алешка. – Так вы их не перебьете.

– Отвернитесь, отроки.

Мы отвернулись. Дядя Мифа снял штаны, перетряс их как следует и стряхнул с себя муравьев. Оделся и сел... Снова на то же место. Хорошо еще – не на собачью какашку.

– Так на чем я остановился, отроки?

– На чаханье, – напомнил Алешка.

– Ах, да! Тогда боярин позвал к себе в гридницу...

– А это что за фишка?

– Ну... Такая главная, парадная комната в боярском тереме.

– Понял. Там пируют и слушают вещего Баяна, под гусли.

– Верно... Позвал Ивана и приказал ему: «Женись на Марфуше. Получишь полцарства». «Не неволь, батюшка боярин, – отвечал конюх Иван. – Не люба мне твоя дочь. Люба мне твоя кухарка...»

– И он велел отрубить ему голову? – спросил Алешка.

– Нет, еще хуже. Он велел его выпороть на конюшне! И когда Марфуша об этом узнала, она еще больше зачахла...

– Что-то она долго у вас чахнет. – Алешке, пожалуй, стало скучновато.

Дядя Мифа обиделся и по-детски спросил:

– А я виноват? Сколько надо – столько и чахла. Но потерпи, скоро совсем зачахнет... Боярин был в великом горе. Собрал со всего света врачей и знахарей. Но никто из них не смог вылечить Марфушу...

– И он всем им рубил головы?

– А как же! Плохим врачам надо рубить головы. По-другому никак!.. Но вот приползла с дальних дремучих болот старая-престарая ведьма...

– Нос крючком, борода торчком, – подсказал Алеша. – Глаза завидущие, руки загребущие.

– Не борода, а бородавка, – уточнил дядя Мифа. – Но колдовать умела. И в Бога верила. Осмотрела она Марфушу, пошептала в три угла, поплевала на все четыре стороны... Боярин с дрожью в голосе спрашивает: «Жить будет?» Ведьма почавкала пустым ртом и говорит: «Жить будет долго. Но во сне». «И чего?» – говорит боярин. «А того! – отвечает ведьма. – Как она уснет мертвым сном, положите ее в гробу в укромном месте. И туда же – все ее приданое...»

– Золото, брильянты? – спросил Алешка.

– ...Изумруды, яхонты! «И вот, – говорит дальше ведунья, – коли сыщется добрый молодец, который прочтет над ней двенадцать псалмов» – ну, это вроде таких молитв, – «да поцелует ее в уста сахарные, то воспрянет заколдованная красавица и отдаст ему свое сердце, руку и все приданое».

– Хитрая бабка, – усмехнулся Алешка.

– Это еще почему?

– Потому! – Ответ не очень вежливый, но решительный. – Как уложат эту Марфушу в укромном уголке да разойдутся по своим уголкам плакать и рыдать, эта бабка все приданое и заграбастает.

– А вот и нет! – горячо заступился за ведьму дядя Мифа. – Она сказала, что Марфушу и ее приданое будет у входа в темницу охранять всякая нечистая сила и никто туда никогда не сунется и не подступится.

– Мало ли что она сказала. А добрый молодец? Как же он поцелует уста сахарные?

– Ты, отрок, какой-то не романтик. Недоверчивый какой-то. Пора тебе знать, что за каждой легендой скрывается историческая истина. За все сотни лет никто к этой темнице не подступился. Как дверь приоткроет, там, в подземелье, такой вой поднимается...

– А как дверь закрывается, – догадался Алешка, – так и вой затыкается.

– Верно, отрок. Кто тебе сказал?

– Сам догадался. – Это и в самом деле было так, догадался. Скоро узнаете.

– А ты не догадался, что творится там в ночь полнолуния?

– Ведьмы с чертями пляшут?

– Не. В ночь полнолуния, – эти слова дядя Мифа уже шептал ужасным шепотом, – вся местная нечисть начинает перебирать все драгоценности...

– Проверяет, значит? – усмехнулся Алешка.

– Проверяет. Счет ведет. Гремит она золотом в бочках, алмазами в кадушках, и от этого такой гром стоит, что и назвали башню Гремячей.

Наконец-то, подумал я, добрался дядя Мифа до сути.

Тут он опять похлопал себя от муравьев и добавил:

– А если поточнее, то эта башня раньше называлась не Гремячей, а Тайнинской.

– В ней всякие тайны были? – навострил уши Алешка. Он тайны любит не меньше сказок и мороженого.

– Тайна была всего одна. Но глубокая... Фу ты! Опять укусил... В этой башне был секретный колодец. Чтобы в случае осады защитники крепости не испытывали недостатка в воде. Без пищи, без ядер и стрел еще можно продержаться, а без воды ни одна крепость не выстоит.

– Ну хоть колодец-то сохранился?

– Сие, отроки, мне неизвестно. Известно только, что из-за нечистой силы башня стала называться Гремячей.

– Я бы посмотрел, – замечтал Алешка, – да послушал бы. Как открою дверь, они там как завоют, как деньгами и камнями зазвенят...

– Не откроешь, – вздохнул дядя Мифа. – Я тоже об этом мечтал.

– И чего?

– И того! Нет больше этой двери. Исчезла.

– Как это она исчезла? Утащил кто-нибудь?

– Никто ее не утащил. Как сквозь землю провалилась! А я бы на это золото такой бы музей организовал!

– Ладно, – великодушно пообещал Алешка, – когда я это золото найду, так и быть, поделюсь с вами. Стройте свой музей.

– Спасибо! – Дядя Мифа прижал ладонь к сердцу. А сам, наверное, подумал: легко обещать поделиться тем, чего у тебя нет. Но он не знал нашего Алешку. Все это ему еще предстоит.

– А у вас уже какие-нибудь экспонаты есть, для музея?

– Полно! Да такие редкие! Даже бивень носорога имеется. Они ведь раньше здесь в большом количестве водились.

– А когда? – загорелся Алешка.

«Вдруг еще не все перевелись?» – смекнул я его мысль.

– Не так уж давно. Не больше миллиона лет назад.

– Значит, – ахнул Алешка, то ли доверчиво, то ли со смешком, – вашему рогу миллион лет?

– Ну! Да это еще что. – Он опять зашептал: – У меня есть более бесценный экспонат. Знаешь, что? Яйцо динозавра!

– Клёво, – согласился Алешка. – Огромное?

– Да не очень огромное. Размером около футбольного мяча. И все волосатое.

– Класс! А вы не пробовали его высидеть? Вдруг бы вылупился у вас маленький динозаврик. Вы бы его выкормили. Он бы вас полюбил. Как отца родного. Тапочки бы вам приносил. – Как говорит наша мама: Остапа понесло! – Он бы вырос, и вы ходили бы с ним гулять на поводке. В парке, вокруг вашего памятника. А потом вдруг у него выросли бы крылья. И был бы в вашем музее собственный дракон!

– А зачем мне дракон? Да я его и не прокормлю, у меня пенсия маленькая. – Но, похоже, Лешкина идея все-таки в его голове застряла. И он неуверенно спросил: – А ты не знаешь, как динозавров высиживают?

– Не знаю, – признался Алешка, – не пробовал. Можно что-нибудь придумать. Но не сейчас. Пойдемте лучше башню вблизи посмотрим. А то скоро стемнеет.

– А не побоитесь? Скоро полнолуние.

Мы спустились с пригорка и чуть заметной в траве дорожкой пошли к башне. Этой дорогой, видно, очень редко пользовались, не ходили по ней и не ездили.

По мере того как мы подходили к башне, она словно вырастала из земли, и ее силуэт казался на фоне тускнеющего неба громадным и угрожающим. Мрачно темнел провал в той ее стене, где когда-то были ворота. Тревожно трепетали, будто шептались, березки в бойницах. И вдруг на самом верху, на полуразвалившемся зубце, зловеще каркнул ворон, сорвался вниз, взмыл, облетел башню, еще каркнул и исчез в темневшей невдалеке рощице.

– Пошли-ка по домам, отроки, – дрогнувшим голосом предложил дядя Мифа. – Все эти вороны – не к добру. Плохой знак. Накаркает чего-нибудь.

Да, нам давно уже пора домой. Мама наверняка волнуется, бабушка, конечно, сердится. И, как выразился Алешка, копытами стучит.

Вернувшись в город, мы попрощались возле памятника с дядей Мифой. Алешка, конечно, напросился в гости, посмотреть музей – носорожий рог и яйцо динозавра. Ну и другие необычные экспонаты.

– Жду вас во вторник, – лаконично отозвался дядя Мифа и исчез в быстро наступившей вечерней темноте. Только шаги его еще долго и гулко стучали по булыжнику, постепенно удаляясь, и совсем стихли.

* * *

Нам, конечно, немного попало.

– Где вы шлялись? – сердилась мама. – Одни, в чужом городе... Как вам не стыдно?

– Да мы не одни, – сказал Алешка. – Мы с дядей Мифой шлялись.

– Прекрати шепелявить! – еще больше рассердилась мама.

– Я не фепелявлю, – оправдался Алешка. – Он не дядя Миша, а дядя Мифа. Имя такое, сокращенное.

– Мефодий Кирилыч, – вмешалась бабушка и покачала головой. – Нашли компанию!

– Хулиган? – спросила мама. – Пьет пиво? Курит сигареты?

– Он не хулиган, – усмехнулась бабушка. – Он немного чокнутый.

– Еще того лучше! – ахнула мама.

– Да не в этом смысле. Он фантазер. Вечно выдумывает про всякие чудеса. То у него дракон снесся, то его носорог покусал, то комаров в банку собирает.

– Во дает! А зачем?

Бабушка засмеялась:

– Для какого-то врача. Тот объявил, что знает секрет изготовления лекарства от любых болезней. А для этого ему нужна литровая банка напившихся комаров.

– Набрал? – с интересом спросила мама.

– Не очень. Никто ему в этом не помогает, а с себя разве много комаров соберешь.

– Чудак, – уточнила мама.

– Хороший чудак, – кивнула бабушка. – Очень любит наш городок и мечтает создать краеведческий музей.

– Ага! – подхватил Алешка. – Он нам Гремучую башню показал. Со всякой нечистой силой. Там царевна над златом чахнет, ждет, что ее какой-нибудь дурак поцелует. И тогда она отдаст ему свою руку.

– Вот и поцелуй, – посоветовала бабушка. – Пусть она не какому-нибудь дураку, а тебе отдаст свою руку.

– И что я с ней буду делать? – изумился Алешка. – С этой рукой? В коробку, что ли, положу?

– Прикидывается? – спросила бабушка маму.

– Откуда я знаю? – искренне призналась мама.

– Алексей, – сказала бабушка, – а ведь про эту принцессу Мефодий вам не соврал. Там действительно где-то в подземелье какая-то гробница. Может, там и не принцесса, может, там какой-нибудь старик, но кто-то там лежит...

– Чахнет над златом? Или уже зачах давно?

Бабушка внимательно на него посмотрела и спросила:

– Лех, а зачем тебе злато?

– Ну... Зачем, зачем? Чего-нибудь куплю. Фигню какую-нибудь. Маме чего-нибудь подарю. – Спохватился: – Ну и тебе тоже. Какую-нибудь подкову.

– Ну раз ты такой добрый, я могу рассказать тебе о настоящем кладе, который никто до сих пор не нашел. И покажу тебе свои сокровища.

Мы поужинали и пошли в комнату, где стоял бабушкин сундук. Расселись по раскладушкам, бабушка достала откуда-то ключ, отперла замок и с усилием приподняла крышку сундука. И стала доставать из него свои сокровища. Но это были не такие сокровища, которые в виде злата, а дорогие для ее памяти вещи.

– Вот в этом платье, – с грустной улыбкой говорила бабушка, – я выходила замуж за вашего дедушку.

– Миленькое платьице, – сказала мама. – Сейчас такой фасон опять в моде.

Потом бабушка достала что-то вроде большой книги в коричневом переплете:

– Это моя докторская диссертация. Ведь я – доктор ветеринарных наук.

– Айболит, – сказал Алешка. – Хорошая профессия. Я, может, тоже буду «вертинаром» на старости лет.

– На здоровье, – сказала бабушка. – А вот это – почетные грамоты за всякие мои заслуги в области коневодства. А это, – она потрясла деревянную шкатулку, – мои медали. И ордена. А вот самое главное. – Бабушка достала желтый листок бумаги, свернутый в трубочку и схваченный красной выцветшей ленточкой. Бумага на вид была очень старой. И бабушка держала ее очень бережно. А потом стала так же бережно развязывать ленточку.

Она развернула бумагу, сказала со вздохом: «Вот!» и показала ее нам.

Это было что-то вроде афиши или объявления. В верхней части листа было лицо человека в очках, в бородке и в старомодной шляпе, со старомодным галстуком. А ниже был текст на иностранном языке, какими-то остроугольными колючими буквами. Что там было напечатано, нам, оказалось, конечно, недоступно, кроме крупной цифры: 10 000.

– И что? – спросил Алешка.

– Вот что! Такие объявления были расклеены по всему нашему городку, когда его захватили фашисты. Вот здесь, ниже, по-русски напечатано: «Немецкое командование сообщает: каждое лицо, указавшее местонахождение опасного преступника Лаврова Павла Андреевича, будет вознаграждено десятью тысячами немецких марок, а также, по желанию, либо участком земли, либо коровой. Каждый, кто укрывает указанного преступника от германских властей, будет немедленно расстрелян. Комендант города полковник Шульц».

– Это партизан? – спросил Алешка. – Или подпольщик?

– Это мой отец. И ваш прадед.

– Ого! – Алешка широко раскрыл глаза. – Он герой Советского Союза? Он, наверное, взорвал немецкий штаб? Или паровоз с солдатами и танками? Можно эту афишу подержать? Я осторожно.

Бабушка передала ему листок, Алешка долго всматривался в лицо человека в очках и при бородке. Вздохнул:

– А на вид не скажешь, что он настоящий герой.

– Самый настоящий, – сказала бабушка, сворачивая листок и укладывая его на дно сундука.

– Ты им расскажи, – сказала притихшая мама.