Читать книгу Любовь со взломом (пьесы) - Валерий Иванов-Таганский - Страница 8

Декорации те же. Крикливо бранясь, входят Сергей, Эдуард и следом – Григорий.

Сергей. Спросите Варвару, она подтвердит, что пропавшие вещи в бане. (Кричит.) Смылась!

В этот момент Варвара бутылкой бьет Григория по голове; тот, закачавшись, валится на пол к ногам входящих следом Капитолины и Любы. Сергей хватает табуретку и медленно идет на Варвару.

Голос Петровича. Руки! (Все испуганно замирают, оглядываясь друг на друга.) Опусти табуретку. Оружие заряжено. (Кричит зычно и яростно.) Смирно, сопляк! Руки вверх! (Сергей только теперь заметил за углом фигуру человека. Он медленно ставит на пол табуретку, поднимает руки. Эдуарду.) Мужчина в очках, отойдите от окна влево. Стоп! Если шелохнетесь, стреляю без предупреждения. Варя, свяжи своего бугая. Капа, Люба – отойдите в сторону! (Варвара находит веревку, связывает руки лежащего на полу Григория.) Варя, отойди за шкаф. (Варвара уходит за шкаф.) Эй ты, молокосос! (Бросает веревку Сергею.) Вяжи очкарика.

Эдуард (опомнившись). Вы что, с ума сошли? Кто вы такой? По какому праву?..

Петрович (выходит из-за шкафа). Молчать! (Стреляет из ружья в стенку. Все перепуганы.) Это первое и последнее предупреждение. Вяжи очкарика, кому говорю. (Сергей поднимает веревку, заводит руки Эдуарда за спину и связывает.) Привяжи его на место Варвары! (Сергей привязывает Эдуарда к спинке кровати.) Теперь отойди в сторону. Не туда! В угол! Кому говорят, в угол! (Сергей, озираясь, отходит в угол.) Варя, проверь, как он привязан? (Варя еще крепче привязывает Эдуарда.)

Варвара. Го-то-во, Петрович!

Капитолина. Петрович, господи, откуда ты? (Бросается к Петровичу. В этот момент Сергей ринулся к двери, но его успевает схватить Варвара. Оба падают на пол. Борьба. Петрович подбегает к ним и придавливает Сергея стволом ружья к полу.) Не шевелись! Или все кости разлетятся!

Эдуард. Бандит! Как вы себя ведете?

Петрович (наводит на Эдуарда ружье). Откроешь рот, душман, прямо в пасть попаду. (Эдуард скисает.) Варя, свяжи мальчишку. Капа, дай веревку.

Капитолина. Веревок больше нет. Есть шнур – подойдет?

Петрович. Подойдет! Давай. (Капитолине.) Не подходи! Бросай! Варя, возьми шнур. (Сергею.) Лицом на пол, руки за спину! (Командует.) Варвара Александровна, связать!

Варвара. Есть свя-зать! (Вяжет руки Сергею.)

Петрович (Сергею). Встать! (Сергей встает. Варваре.) Варя, привяжи мальчишку к другой спинке. (Варвара подводит Сергея к другой спинке кровати и привязывает шнуром.) Проверь! Крепко?

Варвара. За-ме-ча-тель-но.

Петрович. Всем оставаться на местах. (Подходит к лежащему Григорию. Поднимает за волосы голову, внимательно смотрит.) Хорошая работа! Жив… Ничего, скоро очухается… (Вытаскивает из брюк ремень и ловко связывает ноги Григория.) Все, конец! Операция по задержанию преступников закончена. Теперь надо принять решение, что с ними делать.

Капитолина (бросается к иконе и на коленях читает молитву). О Пресвятая Дева Богородица. Слезами молюсь пред Пречистым образом Твоим. Спаси в погибели и скорби. Воздвигни из глубины греховны, просвети ум наш, омраченный страстями, и врачуй язвы душ и телес наших. Даруй сокрушение сердечное и покаяние истинное, да очистившееся от скверны греховные. Ныне и присно и во веки веков. Аминь. (Быстро встает с колен, бросается к Эдуарду и закатывает тому тяжелую пощечину.) Петрович, я хочу рассказать тебе, что этот поганец еще сделал.

Петрович. Говори.

Капитолина. Нет, только тебе. (Отходит в дальнюю часть столовой, к шкафу. Петрович идет следом. Эдуард прислушивается к разговору.)

Петрович. Что он еще натворил?

Капитолина (резко, с отчаянием). Ты почему вовремя не приехал?

Петрович. Ноги у меня разболелись, Капа. Ты же знаешь, после ранения это. К хирургу съездил – укол сделали. Вот и опоздал. Приехал, когда хвост вашего поезда за углом скрылся. Поехал на следующем. Вот и все! Так что он тут натворил?

Капитолина. Ты не можешь себе представить, как мы волновались… Люба чуть с ума не сошла! Через каждую минуту спрашивала: что с ним? Может, завел кого-нибудь?

Петрович. Делать вам нечего? И это все, что ты мне хотела рассказать?

Капитолина. Нет, не все… (Пауза.) Есть еще одно… дело… (Находит выход.) Люба призналась… Советовалась со мной… (Шепотом.) Она… любит тебя… Подумай, Петрович.

Петрович. Слушай, Капа, здесь такое творится, а ты со своей любовью… Это все, что ты мне хотела сказать?

Капитолина (спасая ситуацию). Нет, не все… Икону он хотел купить. Пятьдесят тысяч предлагал.

Петрович (с досадой). Какую еще икону?

Капитолина (показывает рукой в угол). Вон ту.

Петрович. Что с тобой, Капитолина? Ты в своем уме? Разве иконами торгуют? И потом, при чем тут Люба? Ты меня удивляешь, Капа! Мне сводниц не надо! (Резко отворачивается от Капитолины и проходит в центр столовой. Все настороженно смотрят на него.) Ну что, все язык проглотили? Люба, докладывай, по порядку.

Любовь (словно сорвавшись с колков). А что тут докладывать?! Мы их приняли по-человечески… Усадили за стол, угощали… А они! (Безапелляционно.) Петрович, в полицию их надо… Они не те, за кого себя выдают. Какие вы геологи искусства, вы – бандиты… Рыщете здесь по нашим дорогам, как волки! И ты, Варя, хороша! Зачем тебе понадобились, тьфу, прости господи, блестяшки?

Варвара. По-мол-чи!

Только теперь до обеих женщин дошло, что Варвара говорит.

Капитолина. Варя, это ты сказала?

Варвара. Да, я.

Капитолина. Ты заговорила, Варенька?

Варвара. Спасибо Петровичу! (К женщинам.) Вот что еще бы-ло в его кар-ма-не.

Эдуард (с энтузиазмом). Вот, видите? Значит, кто был прав? Доказательство – налицо! Чего еще надо? Она схвачена с поличным! Немедленно развяжите меня. Слышите?!

Петрович. Сейчас мы разберемся, что это за поличное.

Эдуард. Эй, как тебя?.. Петрович, не делай глупостей! Это – уголовное дело! Статья 318, часть третья: нарушение законных интересов граждан с применением насилия. Лучше верните, что забрали, и мы по-мирному разойдемся. Я обещаю, что все останется между нами.

Сергей (плаксиво). Дядя, прости нас, отпусти… Я случайно попал в эту… поездку. Ну, ударил я ее, но и она тоже хороша – заплевала всю морду. Отвяжи, дядя, шнур, руки онемели. (Эдуарду, грубо.) Лопухнулись мы, коню ясно! Выложи лучше бабки, и катим отсюда.

Эдуард. Чего-чего? Не понял?! Сережа, опомнись! Ты в чем-нибудь виноват? Что-нибудь сделал противозаконное? Чего заскулил, как щенок? Ну, связаны руки – развяжут! Закон для всех одинаков.

Капитолина. Для тебя закона нет. Бессуден ты.

Эдуард. Не надо, Капитолина Ивановна. Мы с вами… говорили о вашей семье, о дедушке… Так что нечего вам предъявить. Таких, как я, – много на дороге… Как говорится: «Молча пришел, молча и ушел». Лучше по-хорошему отпустите, и на этом все закончится. Гришу мы вылечим сами, у меня аптечка в машине.

Любовь. Петрович, может, и впрямь отпустить? (Показывает на Григория.) Ведь она его бутылкой… по голове… еще чего вдруг… Посмотри, не шевелится.

Петрович. Задумался он. Сновидения осваивает.

Эдуард. Любовь Александровна, спасибо! Правильно вы говорите. Она его чуть не убила. У него может быть сотрясение мозга. Ему помощь надо, скорую! Люди, дорогие мои, опомнитесь! Что вы делаете? Есть прокуратура, суд, полиция, наконец, – пусть они разбираются.

Сергей. Дядя, дядя, отпусти, рук не чувствую. Шнур в кости въелся.

Григорий медленно, со стоном начинает шевелиться. Варвара переворачивает его на спину.

Варвара. Очу-хал-ся, вол-чара.

Эдуард. Ну вот, опять! Зачем так? Волчара! Какой он волчара? Вы его по башке, как немца какого-нибудь…

Варвара. А он и есть фа-шист!

Эдуард. Ну, знаете, это уже за гранью!

Петрович. Варвара, погоди! Вот! (Показывает Эдуарду и Сергею орден, переданный ему Варварой.) Откуда это у вас?

Сергей (охотно, показывая на лежащего Григория). Это – его! Это у него было.

Эдуард. Коллекционирует. Да-да, он – коллекционер, не удивляйтесь. Сегодня полно клубов коллекционеров, есть и комиссионки. Орден Красной Звезды можно купить в интернете за сорок тысяч рублей или поменять на первоклассный айфон. Сегодня спрос на боевые ордена огромный. За звезду Героя Советского Союза можно получить зарубежную машину, даже внедорожник среднего класса, но с большим пробегом.

Петрович. Значит, торгуете подвигом народа.

Эдуард. Ну зачем так? Все висит на сайте, который как раз так и называется – Подвиг народа. Есть там и предупреждение – за нелегальную продажу штраф восемьдесят тысяч рублей. У Григория – хобби. У него всяких побрякушек видимо- невидимо.

Петрович. Это орден Красной Звезды, а не побрякушка. Его за великую доблесть давали. Человек, получивший этот орден, был разведчиком, в расположении противника вызвал огонь на себя. Здесь же получил первое ранение – ему оторвало руку. О нем фильм «Председатель» снят.

Эдуард. Я очень рад этому. Фильм прекрасный. Но вы, видимо, не расслышали: Григорий коллекционер, у него ордена многих, в том числе и героев войны.

Петрович. А это откуда у него? (Показывает золотые коронки.) Он коллекционер чужих коронок?

Эдуард. Это тоже его. Кажется, у него заболели зубы, удалил коронки… В Щекино это было, в местной поликлинике.

Варвара. Мы зна-ем, чей э-то ор-ден.

Петрович. Подожди, Варя! Сейчас я спрашиваю. Значит, все это его?

Эдуард. Совершенно верно.

Петрович. Варя, возьми ключи, сбегай ко мне домой. Наверху, в правом углу белого шкафа – металлическая коробка, принеси ее сюда. (Передает ключи Варваре. Отводит ее в сторону.) Там удостоверение должно быть на этот орден, найди. (Варвара уходит. Петрович рассматривает коронки.) А где зубы?

Эдуард. В поликлинике остались.

Петрович. В какой?

Эдуард. В городе Щекино. Там ему удалили мосты.

Петрович подходит к Григорию, пытается открыть ему рот. Тот уже пришел в себя и не дается. Петрович берет нож.

Капитолина. Петрович, остановись! От греха подальше.

Петрович. Поближе, Капитолина. Мы все от греха бежим, а он нас даже на том свете не оставляет, так запутались. Так что потерпи!

Любовь. У меня предложение, Петрович, давай я за полицией обернусь. Выйду на большую дорогу, кого-нибудь поймаю и вмиг обернусь.

Петрович. Что, нервы не выдержали? Чистенькими жить хотите? Другие чтобы за вас все делали? Нет, Люба, мы здесь без полиции разберемся. Знаем, как они перебиваются: с хлеба на воду. (Подставляет нож ко рту Григория. Тот, отхаркиваясь, открывает рот.) Где у тебя рвали зубы? Все на месте, сволочь! (Показывает коронки.) Откуда у тебя это?

Григорий. Мои! Поставить хотел в ближайшем городе. Пломбы у меня расшатались.

Петрович. Совесть у тебя расшаталась. (Эдуарду.) Повторяю, откуда у вас это? (Пауза.) Здесь один закон – вот! (Показывает ружье.) Будете говорить? Молчите! Ну, тогда пеняйте на себя. (Деловито и спокойно.) Капа, Люба, садитесь вот сюда. (Капитолина и Люба садятся сбоку на табуретки.) Вы хотите судиться? Что ж, суд так суд! (Подкатывает старинное красное кресло, садится. Показывает орден.) Здесь на ордене есть номер. (Пауза.) К ордену должно быть удостоверение. Будете говорить?

Сергей. Я! Я все скажу! Мы…

Эдуард. Подожди, Сережа! Чего ты боишься? Коронки? Это дело Григория. У него нашли, не у тебя… Петрович, вы человек опытный, знаете жизнь, воевали… Мой вам респект! Но давайте по-хорошему! Мы здесь по серьезному и важному делу. Это – моя группа, если хотите – команда.

Петрович. Тебя послушать, еще за экспедицию себя выдашь.

Эдуард. Нет, нас не заносит. В наши планы входит найти умельцев: резчиков, граверов, народных художников… Словом, организовать большой, нужный для людей, для сохранения нашей исконной русской культуры промысел, с тем чтобы поставлять в центр лучшее, что создает народ в глубинке.

Петрович. Бросьте, вы обычные мародеры.

Эдуард. Вы опять о своем.

Петрович. Спасатели найдутся и без вас.

Эдуард. Возможно, и найдутся! Но пока их мало. Не секрет, что народное творчество двадцать пять лет брошено на произвол. Да-да, на произвол судьбы! Я не знаю, какие у вас убеждения, Петрович, но я считаю, что в стране воцарился нескончаемый хаос. Такое впечатление, что строят какой-то гигантский стадион, на котором никогда не будет победы. Хотим по своей воле пожить, а все время у разбитого корыта.

Петрович. Это такие, как ты, в 90-е к разбитому корыту страну привели. Еле-еле от него отползли.

Эдуард. Да, согласен. Но, несмотря на некоторую стабилизацию в нулевые годы, идеологическая смута в России продолжается. Разве не так?

Петрович. Так вы ее и делаете, смуту эту. К тому же на чужие деньги делаете. Вон на Украине что делается.

Эдуард. Вы правы, Петрович. Я абсолютно с вами согласен. Мы по глупости потеряли Украину, нас бросает из крайности в крайность. И при этом теряем свои позиции в народном творчестве, в литературе, в кино, даже в театре. Жирует только шоу-бизнес…

Петрович. Значит, вы в спасатели России нацелились?

Эдуард. Нет, у моей группы совсем скромная задача: мы хотим организовать свое хозяйство и приткнуться к крупному госпредприятию. В прошлом я архитектор…

Сергей. Ха, архитектор! Два курса, а потом?

Эдуард. Успокойся, Сережа! Да, я не закончил архитектурный и журналистику бросил. В девяностые стало не до учебы. Не хотелось терять время. Все наверстывали… Топтали социализм… Грабили страну. И я не ангел оказался, да-да, я из тех… Тут вы правы!

Петрович. Да, ты из тех, потому что не знаешь, что живешь в России. Иначе бы ты такую околесицу не нес. Россия таких, как вы, выплюнет. Где твой паспорт?

Эдуард. А зачем он?

Петрович. Нам надо знать, что писать на могиле. «Диссидент» – не знаю, как пишется.

Петрович подходит к Эдуарду, обшаривает его и достает из внутреннего кармана портмоне. Вынимает из него паспорт.

Эдуард. Диссидент пишется через «и». Но это плохая шутка, Петрович. И при чем тут диссидент? Я всегда был за народ. Просто я не доверяю тем, кто им рулит. Для меня главное – это возвращение русской культуры, ее корней… Да, здесь получилось… недоразумение.

Петрович (показывает коронки). Вот это ты называешь недоразумением?

Эдуард. Я понимаю, эти коронки… Григорий очухается и сам ответит. Но самое главное, Петрович, не надо конфликта! Бить бутылкой по голове человека – это преступление, связать и угрожать это тоже, простите, произвол! Вы – вооружены, мы подчинились силе, но есть закон.

Петрович. Я – закон! А это (показывает на женщин) ваш суд! Понял?!

Эдуард. Не понял. Вернее, понял одно: судя по вашему замечанию, вы не доверяете существующим законам?

Петрович. Повторяю для ясности: здесь закон – мы! Это наша земля. На ней мы родились и выросли. Сегодня ты и твои дружки на нашей территории. У нас тут свои правила. (К женщинам.) Надеюсь, вы запомнили, что сказал этот архитектор?

Любовь. Да, все! Врет, ни одному слову не верю. Говорит, как на диспуте по телику. (Вскакивает.) Не трогай Россию, гад! Она до сих пор обворовывается такими, как ты. (Вновь садится на табуретку, рядом с креслом в котором сидит Петрович.)

Петрович. Вот тебе, архитектор, голос народа. Итак (тоном судьи), будем считать, что эти нечистоты, высказанные гражданином (смотрит в паспорт.) Гозиным Эдуардом Михаевичем по поводу России, были его защитной речью.

Эдуард. Прекратите шить мне дело! И потом, это не мой народ – это ваш народ! И потом, мы живем в свободной стране! Я имею право говорить то, что думаю. Вы меня не заткнете. Я буду жаловаться губернатору Назарову.

Петрович. Недавно снят. Коррупция – девять лет получил.

Эдуард. Тогда руководителю РУВД города Фоменко.

Петрович. Срочно ушел на пенсию.

Эдуард. Есть второй состав, он менее коррумпированный.

Петрович (не обращая внимания). Капитолина Ивановна, вы все запомнили из речи подсудимого?

Эдуард начинает долго и вызывающе хохотать.

Эдуард (нагло, другим тоном). Хватит! Ты беса не гони, Петрович! На прикол и дурняк меня не возьмешь!

Петрович. Ах, ты так заговорил. Тогда я тебе отвечу: я тебе барагозить здесь не дам. Борода тебе здесь будет, бубен. Заехали вы не туда и заработали на головняк. Понял?

Эдуард. Понял, чем мужик бабу донял!

Капитолина. Петрович, все, что он сделал и говорил, я запомнила. (Пристраивается рядом с Петровичем и Любой. Возникает своеобразный судейский помост.) Как говорил мой дед: «Купчик божится, когда кнутом бьют».

Сергей. Ха! Угадала! Мы его так и зовем: Купец. Попался, купчик! Заливаешься соловьем, страну костеришь, думаешь, все идиоты?

Эдуард. Не выступай, Серый. Без меня ты пыли лагерной не стоишь. Кого ты перепугался? Этих? Мы еще посмотрим, чья возьмет!

Сергей. Купец, немая про нас все знает, видела нас на кладбище, и нечего виноград сушить.

Эдуард. Хорошеньким хочешь быть, Серега? Что ты расскажешь? О ком? Ты же сейчас наше дело начнешь закладывать, шкуру будешь спасать!

Сергей (на всю катушку). Ненавижу! Пообещал кущи небесные, и думаешь, все – обвел меня. Архитектор?! Да ты комиссионкой рулил, а потом сел на пять лет. Да ворюга ты! Своих бывших дружков боишься, поэтому по деревням шаришь. Что, не нравится?

Эдуард. Что ты несешь? Какая комиссионка?

Сергей. Простая – московская! Что, съел?! Подделки, сделанные Яшкой Клебой, музеям и скупкам предлагаешь. У тебя ведь где-то в машине запрятана «кругленькая», небось трясет, когда от тачки отходишь. Все скажу! Дядя, руки ломит. Отвяжи хоть немного, подпругу ослабь, чтобы не затекали плечи. Все скажу!..

Любовь. Петрович, ослабь его немножко, ведь мальчишка. Лицом на соседского паренька смахивает.

Сергей. Дядя Афган, прости, давно я ему хотел в рожу съездить, да руки слабые – не поднимались. (В сторону Григория.) Этот, Шныряла, как бульдог за него тявкал. Слово поперек – в морду. Хорошо, хоть теперь со звоном валяется. Впутали они меня… Простите…

Эдуард. Заткнись! Кто тебя, мразь, путал?! Всади ему, Петрович, дробь в задницу, я тебе сто тысяч заплачу.

Сергей. Ты! Ты, сволочь! Я художестенное училище закончил, картины из дерева вырезал – интарсия называется. (В сторону Эдуарда.) Он их поначалу по дешевке у меня скупал, а потом втридорога сплавлял кому-то. Спекулянт он, на нем пробы негде ставить!

Эдуард. Врет! Выгородить себя хочешь, Моцарт из ПТУ?! Не выйдет.

Сергей. Затянул он меня в круговерть, деньги давал… Потом таксистом устроил… Вози его, отпуск бери, когда потребует. Бросил интарсию, шальные деньги пошли… Шоферишь за похмелье, а он уже к вечеру с заданием лезет: там – скупим, у того – выклянчим, другого – объегорим… Дверь просил перед собой открывать – сука! К вечеру тыщу рублей мне в зубы: «Гуляй, Сережа, бутылку водки и хвост селедки – заслужил!» Запои у меня были…

Эдуард. Я тебя насильно не поил, сам к водке тянулся.

Сергей. Петрович, он нерусский, гадом буду, – из Молдовы! Сам, сволочь, пьет мало, а другим как из брандспойта льет. Девок напоит – нагишом танцевать заставляет. Одна спьяну лебедя изображать стала, руками махала и за окно шагнула. Отвертелся – сама шагнула. Дядя Афган, руку ослобони, нет сил говорить.

Петрович. Все, с тобой все ясно! Суд учтет твои признательные показания. Кстати, где твой паспорт?

Сергей. В машине! В бардачке! Хотите, принесу?

Эдуард. Задушить тебя надо, шпану, шнуром этим. За клевету – задушить!

Капитолина. Петрович, ослабь ему руки – мальчишка синий стал, затек весь. (Петрович чуть высвобождает руки Сергею.)

Сергей. Спасибо, дядя! Спасибо, женщины.

Эдуард. Ну и мухомор ты, Серый! Я его из дурдома вытащил – у тебя же глюки начались. Вспомни, на таракана от страха глаза пялил – «КГБ» кричал.

В этот момент Григорий сильным толчком переворачивается на спину и садится на пол.

Григорий. У-ух! За-са-да! (Мотает головой.) Словно шпалой по башке. (Смеется.) Ничего себе… Это ты, Афган, операцию провернул? Каким ветром тебя надуло?

Петрович. Сквозняком! Не ожидал?

Григорий. Я всего ожидаю. (С ненавистью посмотрел на Сергея.) Всего! Приучен. (Оглядывается.) Где она?

Петрович. Кто?

Григорий. Кто-кто? Конь в пальто! Где она – немая?!

Петрович. Вышла Варвара.

Григорий. Бабоньки, одеколона на башку полейте кто-нибудь, а то осколки заржавят.

Любовь. Нету для вас одеколона. Вот если коньяку только?

Григорий. Давай. А то раньше времени сдохну – радости для вашего народного суда никакой. (Любовь льет на голову Григорию коньяк, тот хватает губами скатившиеся капли.) И сюда тоже… (Открывает рот. Любовь смотрит на Петровича.)

Петрович. Капни, капни, пусть очухается. (Любовь дает глоток конь яку Григорию.) Ну что, Шныряла, так тебя, что ли, крестят? Давай по порядку. (Показывает орден.) У тебя ведь это нашли?

Григорий. Ишь ты, чего захотел! По порядку? Это у прокурора по порядку. А ты, Коряга, хоть и с пушкой – чиха моего не услышишь. Я тебе не этот котенок. (Кивает в сторону Сергея.) ПТУ, запомни: тебя на первой перепутке без телефона пришьют, охнуть не успеешь, червяк. Вдумайся в народную мудрость: «Не рой яму другому…» – продолжение знаешь. Коряга, закрой меня одеялом, я спать хочу. А когда твоя глухомань придет, я ее урою, вот так! (Делает сильное движение телом и выбрасывает ноги высоко вверх.) ПТУ, если я тебя еще раз услышу, считай, что приговор утвержден. А теперь тишина – спать буду. (Поворачивается на бок.)

Петрович. Будем считать, что и он высказался. Кстати, по поводу «не рой яму другому». (Негромко.) Нужна лопата и керосиновая лампа: будем по очереди рыть могилу. (Все трое связанных мгновенно отреагировали.)

Эдуард. Какая керосинка? Вы что, фашистские застенки хотите устроить?

Григорий. Купец, хватит хлебалом щелкать, не бзди – не все потеряно.

Сергей. Дядя, я им братское кладбище вырою, только освободи.

Григорий (с угрозой). Серый, я говорил тебе, не баклань. Теперь пеняй на себя: голову оторву и дам в руки поиграться.

Петрович. Капа, у тебя есть лопата?

Капитолина. Сейчас принесу. (Быстро уходит и возвращается с лопатой.)

Петрович (пробует на прочность, негромко). Подойдет. Приговор будем приводить в исполнение за домом. Здесь много крови будет, да и тащить далеко.

Входит Варвара.

Григорий. А-а? Не запылилась, жаба?

Варвара спокойно подходит к наполненному водой ведру и, большим ковшом зачерпнув воду, хлестко окатывает голову Григория. Тот, задохнувшись, долго откашливается.

Варвара (отводит Петровича в сторону). Пе-тро-вич, зд-десь все докк-ументы на на-а-грады. Вот. (Передает коробку.)

Петрович (Тихо.) Теперь ни крестом, ни пестом не отделаются.

Эдуард. Я хочу в туалет.

Петрович. А тебе не понадобится. До приговора осталось недолго.

Эдуард. Перед расстрелом и закурить дают, и в туалет водят. Неужели мне это здесь делать?

Петрович. Не велика проблема, валяй. Даже интересно, как это у тебя получится. Женщины, отвернитесь.

Эдуард. А кто мне откроет – ты, что ли?

Петрович. А ты сдай анализ в штаны – почки тебе больше не понадобятся.

Эдуард. А ты сдай мне свое ружье, и я скажу, из какого теста ты сделан. Ничего, вы еще ответите за все. Закон и таких обламывал.

Петрович. Неужели? А если я твоему закону не доверяю? (Связывает руки и тащит Григория волоком к центру. Сажает на пол между Эдуардом и Сергеем.)

Григорий (все еще откашливаясь). Коряга! Афган! Иди сюда, что скажу… (Петрович подходит.) Нет, на ухо. (Петрович наклоняется. Григорий резким рывком пытается схватить зубами ухо Петровича, но тот успевает подставить кулак. Укус приходится на руку.) А-а! Зацепил все-таки, Коряга. Он меня будет волоком, как падаль какую-нибудь, тащить…

Разъяренная Варвара бросается к Григорию, но Петрович перехватывает ее.

Петрович. Погоди, Варвара, я сам. Дай полотенце. (Варвара подает полотенце.)

Капитолина. Марганцовка есть. (Идет искать.)

Петрович. Не надо.

Обмывает руку водой из ведра, завязывает рану полотенцем. Незаметно берет целлофановый пакет, подходит сзади к Григорию и внезапно набрасывает пакет на его голову. Григорий начинает биться в конвульсиях. Через паузу Петрович сдергивает пакет.

Григорий (жадно хватая воздух). А-а-а-ох! Ну, все… – конец тебе. Теперь моя очередь!

Петрович. Это только шутка, Шныряла, расстрел – впереди!

Любовь (насмерть перепугана, тихо Петровичу). Петрович, лучше их в полицию. еще развяжутся… Давай я сбегаю, за час обернусь…

Петрович. Нет. Здесь все решим! Сами! Сиди! (Силой сажает Любовь на табуретку.)

Любовь. Не могу я. Сил моих нет. А ты, Капа?

Капитолина (тихо Любе). А я могу! Этого (показывает на Эдуарда) я сама расстреляю.

Любовь. Отпусти меня, Петрович, они мне нервы на кулак намотали.

Петрович. А у меня нет на них нервов! Нет и не будет! (Кричит.) Здесь с с ними покончу! Пусть потом судят! (Негромко, точно себе.) Знаю я этот суд, свой никогда не забуду. На ровном месте три года дали. (Подходит к Григорию и показывает орден.) Где ты это взял? Это орден Героя Советского Союза, героя войны Степана Игнатьевича Завьялова, схороненного нами месяц назад в Белых Камнях. Вот удостоверение на орден. (Показывает.) Этими руками по его просьбе я положил орден Красной Звезды к нему в могилу, а Звезду Героя сдал на вечное хранение в музей «Тульский некрополь». Как этот орден оказался здесь? По какому такому праву вы… туда… в могилу… Там ведь красный обелиск со звездой. Он всю войну колотился, весь израненный в землю лег, а вы… Нелюди вы, волки на большой дороге… Тысячи вас развелось!.. На троих теперь меньше будет! (Вскидывает ружье.)

Сергей (визжит). Дядя, не я! Не я! Нет-нет, не я! Это – он, Шныряла! Он могильщиком был в Коломне. Там он это освоил. Он сам хвастал!.. Мне не раз хвастал, сколько денег зарабатывал…

Григорий. Молчи, курвец! Пусть стреляет! Чего заблеял, как ягненок? Жить, как падаль, мог, а умереть человеком сил не хватает, скот паршивый? (Поет хриплым, яростным голосом.)

Сергей. Дядя, он это сделал. Мы с Купцом подобрали его в Коломне. Он рассказывал, как сперва за копейки в парке на аттракционном колесе, на самой верхотуре стойку на одной руке делал. Вначале за пятьсот рублей жизнью рисковал, а потом нашел работу на кладбище. По пьяни признался, как за десять минут до впуска родных в морг покойникам зубы «оперировал». Он даже название своей работе придумал – слесарь-стоматолог. Народ ведь похороны не любит, покойнику в рот не заглядывает, а там эти слесари тысячами зарабатывают. А наш умный народ – знать ничего не хочет.

Григорий делает рывок, чтобы ногами ударить Сергея. Не достает.

Григорий. У-у, сволочь! Купец, это ты его выкормил. Теперь будешь хлебать парашу за эту падаль!

Сергей. Петрович, вчера это было… Темнело уже… Проезжаем мимо кладбища. Шныряла заставил остановиться: «Свеженькая, – говорит, – надо проверить». И пошел… Ночь наступает, темно уже, а у него словно чесотка по всему телу…

Григорий. Помолчи, тарахтелка! Не толкай фуфайку в ухо.

Сергей. Потом приходит: «Посвети, Серега, темно!» Я пошел… Как за руку повели. А он – хоть бы хны! Не пойму, из какой утробы такие берутся? «Свети, – говорит, – вот здесь голова!» Я как увидел – не смог, бросил фонарь и деру назад, к машине. (Показывает на Эдуарда.) А этот вместо меня пошел…

Эдуард (кричит). Ложь! Все – ложь! Не было этого. Что ты несешь? Ты в своем уме? Язык тебе вырвать надо!

Сергей. А?! Пронимает? Купец плащ натянул, брючата закатил – дождь пошел – и туда…

Эдуард. Я пошел вернуть его, притащить назад… Больной он. У него форма клептомании. Его лечить надо…

Сергей. Вскоре вернулись назад. Купец со страху начал коньяк хлестать, а эта сволочь орден нацепил: «За Победу!» – говорит. Полбутылки выпил и храпел на заднем сиденье. (Показывает на Варвару.) А эту мы видели, когда кладбище объезжали. Она как раз туда шла. Быстро шла, но нас увидела. Я ее здесь по платку узнал: чеченки так носят – узел сзади.

Капитолина (тихо). Господи, до чего же люди докатились. За что, Господи? (Перекрестилась.)

Эдуард. Ко всей этой грязной легенде я не имею никакого отношения.

Петрович. Значит, мальчишка врет?

Эдуард. Врет! Шкуру спасает. Ничего этого не было. Я требую вызвать полицию, Петрович, сдать нас в полицию. У вас нет никаких доказательств. (Твердо и уверенно.) Никаких ночных походов я не совершал. Я спал в машине. Они действительно куда-то отлучались… Если память мне не изменяет, Григорий за самогонкой хотел пойти… в деревню… Он коньяк не любит.

Григорий. Ну ты загнул! Ну, загнул! Это я-то коньяк не люблю? Да помочиться я ходил на кладбище, понимаешь, по-мо-читься! Да, не удивляйтесь – люблю острые ощущения. (Резко и зло.) Попались, Купец! Не крути! (Шепотом.) Коряга хитер, как бобер. Ему другое надо. Дай ты ему бабла, чтобы отвязаться.

Любовь (решительно отводит Петровича в сторону). Капа, Варвара, идите сюда. (Капитолина и Варвара подходят. Заговорщицки.) Петрович, позволь, я в полицию. Ведь проще: сдадим – пускай разбираются. Наше какое собачье дело. Ну почему ты рогом уперся? Накликать беду на всех нас хочешь? Ведь сидел уже! Откуда у тебя эта непокорность? Ты же нас подведешь под монастырь. Вместе сесть хочешь?

Петрович. Люба, остановись! Не скули. Послушайте меня, дорогие мои, если мы их отпустим в полицию – откупятся и Еще смеяться над нами будут. (Громко.) Все, заседание присяжных закончено! За мародерство, за осквернение памяти героев Великой Отечественной войны приговариваем этих волков к расстрелу. (Наводит ружье, прицеливается.)

Любовь (становится перед стволом, кричит). Стой! Подожди! Петрович, не забирайся выше закона! Тебя снова посадят!

Петрович. На этот раз не посадят! Я их так закопаю, что никто не найдет. На харчи народные, Люба, я этим паразитам сесть не дам! Посмотри, как они выворачиваются. Поди, и денег дадут, если отпустим?

Григорий. Дадим, Коряга, чтобы отрезвел ты и перестал мутить баб на самосуд. Купец, а ты давай башляй, а то и впрямь под Саранском мордой о парашу ударят. (Запел.)

Слышишь, Эдик, отвали ему сто тонн, и делу конец.

Сергей. В машине деньги, в тайнике… Давай покажу… Там красненькими пачка на пачке, иконы, картины, барахло разное…

Эдуард (кричит). Не сметь! Убью, мерзавец! (Пытается вырваться.) Убью, гаденыш!

Григорий. Не ори! Дай сто тонн Афгану и бабам – по половине, и мотаем отсюда. Попались, Купец, давай на мировую.

Петрович. Ишь ты! Сколько же стоит твоя мировая?

Григорий. Сто тысяч тебе за глаза хватит. А то, что я забрал, – себе оставь. Хватит ссориться! Твоя взяла. Безденежье – корень всякого зла, Коряга. А заложишь полиции, передам ребятам по азбуке, перо получишь, будь уверен. У нас закон один: заложил – себя загубил. Купец, не кривляйся, а то эта сука… (показывает на Сергея) все ему выложит. Видишь, он обделался от страха.

Эдуард. Сам выкладывай! Кто тебя понес на кладбище? Сам ведь пошел, по своей охоте. Вот и плати теперь. А меня в эту историю не впутывай.

Сергей. Дядя Афган, давай покажу, где деньги. Ключ от тайника он прячет, но это не беда, найду. Ты только меня отпусти: обшарю и найду. Куча денег будет. Я им быстро и могилку выкопаю, дай только лопату.

Григорий. Я тебя за эту лопату утащу с собой, сука. Купец, видишь, куда дело идет, выкладывай бабки, а то все уведут. Дай больше – не откажется.

Петрович. Не купите! Здесь ляжете без суда и следствия. (Наводит ружье.)

Григорий. Слушай меня, дубина стоеросовая. Ты наверняка знаешь наши законы? Найду тебя, где бы ты ни был, только б землю топтал. Я с малых лет по тюрьмам. Если меня сдашь, я и половины срока не просижу, а тебя за это время трясучка доконает. А может, и сдохнешь, не дождавшись меня.

Капитолина. Но и ты в тюрьме можешь умереть, или ты уверен, что бессмертный?

Григорий. Да, я – бессмертный! Потому что зачали меня трое охранников на зоне. Мама там сидела, была очень красивая… После родов ее совсем доконали, чтобы она лишнего не сказала. Так что от троих у меня силы и хватит на троих. Коряга, советую тебе отпустить меня, пока я сам не развязался. Ты этим ружьишком в руках хочешь меня испугать? Знай, больше восьми лет мне не дадут, а ты сон потеряешь. А потом я вернусь, чтобы посмотреть тебе в глаза. Так что не выдрючивайся больше…

Петрович. Не пугай! А до лагеря ты не доживешь. Здесь твоя последняя остановка. Ты волк, хищник и будешь расстрелян, как преступник. (Взводит курок и целится.)

Капитолина (бросается к Петровичу, отводит в сторону). Нельзя здесь стрелять, Петрович. Сколько ни отмывай – кровь останется. Жизни здесь не будет. Этого я сама бы застрелила, но нельзя! Зачем тебе вторая судимость? Лучше их туда… Позвони, пусть приедут и заберут.

Петрович. Нет у меня телефона.

Любовь (подключается к разговору). Петрович, Капа правильно говорит: прознают – до конца жизни там останешься. (Решительно.) Все, решено, я в полицию. Обернусь мигом. (Направляется к двери.)

Варвара (перекрывает выход). Ни-ку-да! Зз-десь их… су-ди-ть будем. Я су-дить бу-ду! Все! (Любе.) Ся-дь на ме-сто! (Люба испуганно садится на табуретку. Варвара разворачивается к подсудимым.) Кре-ста на вас н-нет! Вы и-роды! Отку-да вы, та-ра-каны та-кие, взялись? От-куда и ког-да вы-пол-зли? Люба, нель-зя их жа-леть. Видишь, как он плюю-ет на все! Ему за-кон ды-шло… (Подходит близко к Григорию.) Фа-шист-ты! (Подходит еще ближе.) А ли-цо твое я уже ви-дела… Вот такое же ря-бое и гряз-ное. Пот так же зли-лся. А, бо-ишься?

Григорий. Отойди! Отойди, ведьма! Что ты на меня вылупилась? Я тебя тронул? А, тронул? Шутка это была! Шут-ка!..

Варвара. Ты Степана тро-нул! Ты всех, если бы тт-воя во-ля, из-му-чил и до Мо-сквы бы все рас-копал и пере-тряс. Чер-вяк ты!

Григорий. Отойди, сатана! Что ты от меня хочешь? Чего? Что ты на меня глаза вылупила? (Кричит.) Сгинь, кобра!

Эдуард. Господа, я прошу слова… Как говорится, «кондуктор, нажми на тормоза…» Давайте без крика мирно поговорим…

Григорий. Хватит говорить, Купец! Не виляй! Башляй им. Иначе не вылезем.

Сергей. Дядя, прости. Руки затекли. Отпусти, ради Бога. Я все вам сказал. Все, по совести. Пойдем, деньги найду, а потом – на машину и в полицию. Сам повезу, и все как один сдадимся. (Рыдает.) Сдай, дядя, в ближайшее РУВД, но развяжи. Не могу больше, шнуром сердце перетянуло.

Капитолина (Петровичу). Отпусти ты, ради бога, мальчишку. Они же его с панталыку сбили.

Сергей. Спасибо, тетенька. Вы, дядя, наверно, коммунист. Я когда в Москве был, то прежде всего в мавзолей пошел, к Ленину – как к родному отцу…

Григорий. Да ты просто Павлик Морозов.

Сергей. Я не люблю эти новые партии. Все на одно лицо…

Эдуард (торжественно). Господа, я прошу слова! Позвольте мне обратиться к вам: ваша честь… В уголовном праве зафиксированы случаи, когда по просьбе осужденного приговор заменяется более мягким видом наказания, то есть крупным штрафом. Сколько хотите, чтобы все аннулировать?

Петрович. Ах, так! Откупиться наконец-то решил?

Эдуард. К делу, Афган! Я люблю хруст… Полмиллиона вам хватит? Тебе, Афган, – двести тысяч и им – по сто, а? Полмиллиона на стол, украденное все возвращается, и… дело в шляпе. Ну, идет?

Петрович. Вот так! Лихо!

Эдуард. Мы здесь одни – никто не узнает. Клянусь! Такими сделками, старик, не бросаются. Ты прекрасно знаешь: Россия – у разбитого корыта. Здесь хорошо можно жить, если у тебя бабла много. Ну, полез этот идиот туда, куда не следует, тронул твоего Степана… Да, Героя тронул. Так ведь больной он, Гришка! Ты на него так и смотри.

Григорий. Не больной, а любопытный.

Капитолина. А ты, ты, подонок, здоровый?

Эдуард. Но и не больной, Капитолина Ивановна, у меня все на месте. Правда, есть грех: при прошлой власти я не согласился строить светлое будущее. Не уговорили! А подкрашивать его фасад, на который без зависти взирали пролетарии всех стран, я не стал. И новым господам я не верю. Вот сейчас, если ты согласишься, я тебе полмиллиона дам, а у них, старик, ты спасибо не дождешься. Потому что если ты отступишь, я им отсыплю то, что тебе обещаю.

Петрович. А если не возьмут? Посмотрят на твою рожу и не возьмут.

Эдуард. Будь спокоен: возьмут! Так эта власть их научила. Когда к руке пачка прилипает – не оторвешь! И запах у нее настоящий, настоянный… Тут пахнет властью, свободой, выбором… Ну, Афган, давай по совести: что ты защищаешь? Кого?

За окном отчетливо слышно, как пошел дождь.

Петрович. Друга! Друга, сволочь! Героя великой войны! Разве поймешь ты… человеческое. Вот Варвару защищаю. Миллионы людей защищаю, что легли в землю… Вы не только к Степану забрались, вы к ним ко всем забрались… А тебя, Купец, с такой философией в клетке держать надо. Потому что ты все сотворить можешь. Оборотень ты, любое предательство оправдаешь. Прикидываешься солью земли, а для тебя человек – тля, пустое место, тать. Все, кончаем разговоры. (Переламывает ствол ружья, смотрит патроны и встает наизготовку.)

Эдуард. Ты, Афган, святым-то не прикидывайся. Вон как целишь! Умелец! Небось в Афганистане не одного положил? Скольких там ни за что потеряли?

Варвара. Петрович, выводи его, не могу больше слушать.

Эдуард. Ах ты, цаца! Не может она. У преступника есть право последнего слова. Остановись, Афган! По тебе же жизнь проехала трактором, а ты на нее крестишься. Посмотри вокруг: от деревни твоей рожки да ножки остались, пахотная земля бурьяном заросла… От колхоза твоего и председателя только миф остался. Ты это защищаешь, Афган?

Петрович. Я дом свой защищаю! Ты – моль, черная моль, которая жрет эту страну.

Эдуард. Ложь! Я, как и ты, говорю правду! Но свою! Да, я работал на себя, на личное спасение. Вас учили коммунисты на три жизни замахиваться, а у меня – одна. И я никакому эксперименту ее дарить не собираюсь. Жаль, Афган, тебя, глупый ты!

Петрович. Для тебя ты – это все, вся правда, а для меня есть и другие…

Эдуард. Хорошо! Давай, Петрович, взаимную амнистию устроим. Все мы границу заступили. Прости нас, старина. Полмиллиона – хорошие деньги. Отпусти подобру, а все, что этот идиот вытащил, вернем! (Григорию.) Вставишь, гад, назад все, что забрал!

Григорий. Вставлю! Черт с ним, последний раз загляну на тот свет, если не вырвет.

Эдуард. Не глотал бы мух, не рвало бы.

Сергей. Дядя, не могу больше. Пусти хоть одну руку. Затекла… Болит… Простите…

Петрович. (Григорию). На «тот» заглянешь, навсегда заглянешь. (Эдуарду.) А тебе вот что скажу: людям я служил и людям поклонюсь, если надо будет ответить за вас. (Отчетливо и решительно.) Все, прения в суде закончены. А ну, Варвара (показывает на Эдуарда), отвязывай его первого. Предлагаю (читает по паспорту) Гозина Эдуарда Михаевича, как преступника и главаря пойманной банды мародеров, приговорить к смертной казни. Кто за? (Варвара поднимает руку. Любовь и Капитолина – нет.) Против? (Обе женщины замерли.) Кто воздержался? (Любовь медленно поднимает руку.) Двое – за, одна – против, одна – воздержалась. Большинство – за! Отвязывай, Варвара, решение суда приводим в исполнение.

Эдуард (до него наконец дошло). Петрович, ты что, рехнулся? Я кого-нибудь убил? Я ни по одной статье не подхожу! Я неподсудный!.. (Кричит.) Убийца!

Сергей. Дядя, миленький, меня пожалей!

Эдуард. Я – бизнесмен! Любой большой капитал в России на крови делался!

Сергей. Я теперь за сотню километров от таких буду!

Эдуард (кричит). Я буду жаловаться. Это – произвол!

Сергей. Дядя, я все понял. Отпусти, век помнить буду.

Эдуард (Сергею). Перестань выть, гиена! Петрович, я все достать могу, если надо, новые мозги вставлю! Без таких, как я, вам продыху не будет.

Сергей. Я все могу… Дядя, давай я ему первому могилу выкопаю.

Эдуард (кричит). Миллион даю! (Пауза. Все замирают.) Тебе семьсот за то, что воевал и сидел, и им – по сто… Ну что, по рукам?

Сергей (истошно). Дядя, пожалей!

Петрович (подходит к Сергею, проверяет, как связан). Ну что, женщины, отпустим или как? Доброволец, хочет могилу рыть. Может, и впрямь поумнел.

Капитолина. Да-да, Петрович! Мальчишка весь синий стал, затек… Пусть отойдет немножко…

Любовь. Отвяжи его, Варвара. Ему наука, с кем связываться.

Петрович. Хорошо, хорошо… С ним будем разбираться отдельно. Развяжи его. (Сергею.) Отдохнешь, и вперед – яму рыть. Вон, возьми лопату.

Варвара развязывает Сергея.

Варвара. Ну, гуляй, бздило-мученик.

Сергей (берет лопату, но внезапно отбрасывает ее, падает на колени и ползет к Петровичу). Дядя, благодарю тебя. Вечно буду помнить. Обещаю вам, буду человеком. (Приближается к столу, на котором лежит нож.) Дядя! (Обнимает ноги Петровича, виснет на шее.) Спасибо тебе, дядя. (Внезапно хватает нож и наносит удар Петровичу – тот валится на сторону и падает.) Вот тебе, старый козел! Прежде, чем судить, сам Богу душу отдашь! (Хватает ружье и наводит его на женщин. Отпивает из бутылки большой глоток коньяку.) В угол, сучки! (Капитолина бросается к Петровичу.) Стоять! Ни с места! Стрелять буду! (Капитолина останавливается. Сергей разрезает веревки, которыми связаны Эдуард и Григорий.)

Григорий (хлопает Сергея по плечу). Серега, да ты голова! Я-то, дурак, не сразу усек, куда ты ведешь!

Эдуард. Да, Серый, поработал лихо! Недаром два года в учениках ходишь. Даже я тебя пожалел, когда синеть начал. Молодец! С нас большой кусок тебе причитается!

Григорий (оглядывает женщин, Сергею). Надо кончать с ними.

Любовь. Что, как вы сказали? Мальчики, вы что? Вы шутите? Зачем так? Сережа, мы же тебя освободили. Я же все время просила за тебя. Ты это помнишь?

Григорий. Молчи, стерлядка, не удалось похорохориться. (Сергею.) Серега, лишние глаза и свидетели не нужны. Гады, шнуром такого парня связали. Давай!

Сергей (Любе). Ты, по-моему, больше всего рвалась в полицию? С тебя и начнем.

Капитолина (склонившись над Петровичем). Божечка, что наделали, ироды. Какого человека сгубили. (Плачет.) Петрович, голубчик… Петрович, слышишь меня?

Эдуард. Сережа, подожди, не торопись.

Сергей. Нет, я за все отплачу. (Переводит ружье то на Любу, то на Варвару.) Ну, прошмандовка полицейская, приготовься. Крестись и ты, заика.

Капитолина (достает из шкафа простынь и сильным рывком отрывает кусок). Человек кровью обливается, а он… горло дерет от радости.

Сергей (в экстазе). Молчать! Я здесь хозяин!

Варвара. Убб-ивец ты, гни-да.

Любовь. Варя, замолчи! Мальчики, не убивайте меня. Я ничего не скажу, они тоже молчать будут. Честное слово. Я расписку дам. Капа… Варя… Скажите, ради бога, что будете молчать. (Капитолина перевязывает Петровича. Варя незаметно отступает к печке.) Прошу вас, Сереженька, ни-ни… Ни одного слова.

Сергей (вставляет Любе ружье в рот). Вот так хочешь?

Любовь (выталкивает ствол изо рта). Сереженька, убери ружье… Все! (Ползет на коленях.) Слышишь, все. Больше никто эту историю не помнит, не знает и знать не хочет. Клянусь вам, что ни звука не пророню. Сережа, мальчик…

Капитолина (бинтуя Петровича). Его надо в машину, к врачу, в больницу. А то истечет кровью! Слышите, ироды! (Кричит.) Человек умирает!

Варвара (метнувшись к печке, вооружается топором). Ну? Что? Стреляй, мос-ляк! (Медленно идет на Сергея.) Чего ты ско-со-ро-тился. Стре-ляй!

Григорий (выхватывает у Сергея ружье). Да их всех под корень надо.

Варвара. Вол-ки! Вы вол-ки! Вас всем ми-ром из-жить на-до! И гнать из всех ще-лей, закут-ков и по-моек, по-ка вы все не сдох-не-те.

Григорий вскидывает ружье на Варвару и нажимает курок. Тишина. Все замерли. Григорий, сломав ружье, вытаскивает гильзы.

Григорий. Пустые! Ружье не заряжено.

Плюет. Издалека слышен звук подъезжающего мотоцикла. Где-то совсем рядом мотоцикл заглох.

Эдуард (быстро подходит к окну). Мужик подъехал к соседней избе. Открывает дом. В нашу сторону повернулся. Черт, машину заметил. Кажется, собирается сюда… А ну, ребята, давай, а то поздно будет.

Сергей и Григорий хватают сумки, гитару. Эдуард берет свой паспорт и бумажник, кладет их в дипломат; вдруг быстро подходит к иконе и забирает ее. Капитолина бросается к выходу. Встает в дверях. В руках у нее лопата.

Капитолина. Не смей ее трогать, мерзавец! Убью!

Эдуард (испуганно оглядывается по сторонам, бросает икону на стол). Ладно, будь по-твоему. Но предупреждаю: если хоть слово – найдем! И тогда – конец. Запомните это!

Все трое спешно выбегают. За окном сильно льет дождь. Звук стартера. Машина срывается с места. Люба бросается к окну. Варвара, оставив топор, подходит к Петровичу. Опускается на колени. Нарастающий шум мотора внезапно заканчивается сильным ударом. Издалека доносится сильный треск.

Любовь (кричит). С моста соскользнули! В реку… Черт попутал, по старой дороге покатили. Дождь их подкосил.

Варвара (подбегает к окну). На-казал! Господь нака-зал! (Крестится, возвращается к Петровичу.) Ка-па, как он?

Капитолина. Ну вот, перевязала. Рану промыла марганцовкой и крапиву на спирте положила. Как знала, с прошлого года пузырек с крапивой держала. Крови много…

Любовь. Внучек Степаниды приехал. Мужик – шестнадцать лет. Степанида, знать, за картошкой послала.

Варвара. Лю-ба, езжай с маль-чишкой за вра-чом. А я к ре-ке про-бе-русь…

Капитолина. Люба, скорее… Доктора надо, а то… Плохо ему…

Любовь. Да-да, сейчас… (Идет к двери. Останавливается.) Капа… Варя… Простите меня, если можете, испугалась. (Берет плащ и выходит. Через паузу слышен звук отъезжающего мотоцикла.)

Варвара. Давай его на кровать положим.

Капитолина. Нет-нет, дай подушку, пусть голова повыше будет. (Варвара подает подушку.) Варя, пойди все-таки взгляни, что с ними?

Варвара. Боюсь, Капа.

Капиталина. Тогда я…

Варвара. Не-т, ты здесь нужна. Я пой-ду. (Надевает плащ, платок и выходит.)

Капитолина (тихо). Петрович? А, Петрович? Ты меня слышишь? Не говори, не говори… Я по глазам вижу – слышишь.

Петрович. Пить… Воды… (Капиталина подает воду. Петрович медленно пьет.) Где они?

Капитолина. Болит?

Петрович. Где они?

Капитолина. В реке. Соскользнули со старого моста. Варя пошла туда.

Петрович. Вот оно как… Не ушли, стало быть?

Капитолина. Не знаю. Болит?

Петрович. Ничего, терпимо. Глаза только плохо видят. Лицо твое как слезами залило. Эх, просмотрел я мальчишку.

Капитолина. Я виновата, прости…

Петрович. Милосердная ты…

Капитолина. Виновата я перед тобой…

Петрович. В чем, Капа?

Капитолина. В Прощеное воскресенье скажу, не сейчас. (Пауза.) Как же ты с пустым ружьем судить собирался?

Петрович. Накатило сегодня… Людям справедливость нужна, а она не дается. В суде удобно, как за забором в палисаднике. А тут Божий суд, даже нелюдям страшно стало. (Кашляет.)

Капитолина. Потерпи, сейчас доктор будет. Люба поехала в Большие Степанцы.

Петрович. Не доживу я до доктора, Капа.

Капитолина. Ты что, Петрович? Ты же мост хотел наладить, чтобы люди сюда ездили. Ты нас-то пожалей, родимый. Как же мы без тебя будем? А я куда? И слышать не хочу!

Петрович. Вот и разговорились, а так, может, и не решилась бы. Капитолина. А ты? Ты-то что молчал?

Петрович. Не знаю, совестно было. Да и не молод!

Капиталина. Не молод! Да ты еще любого молодого на прямой объедешь.

Входит Варвара.

Варвара. Двое у-шли, а маль-чишку ру-лем зажало. Только не пойму, голова сзз-ади про-бита.

Петрович. Волки… Добили, значит…

Варвара. На-до в Сте-панцы, в РУ-ВВД, пока далеко они не уш-ли. Пойду я…

Капиталина. Ты смотри, осторожно…

Варвара. Чего уж, на-до… Льет вот толь-ко… (Подходит к Петровичу.) Ты вот что, не взду-май уми-рать… То-то… Пош-ла я… (Надевает плащ Петровича и уходит.)

Капитолина (берет с полки старинную книгу). Петрович, скажи мне страницу?

Петрович. Зачем?

Капитолина. Так, проверить хочу.

Петрович (тихо). Двадцать пятая…

Капитолина. А строка сверху?

Петрович. Строка? Семнадцатая.

Капитолина (читает). И пошел дождь, и разлились реки, и подул ветер и устремился на дом тот; и он не упал, потому что был основан на камне. (Закрывает книгу.) Вот видишь, Петрович, выстоим! (Проходит к столу, берет икону и ставит ее на место. Встает на колени, тихо читает молитву.) Владыко, Премилосердный Боже, в нераздельной Троице поклоняемый и славимый, призри благоутробно на раба твоего; подай ему исцеление, возврати ему здравие и силы телесные, подай ему долгоденственное и благоденственное житие, чтобы он вместе с нами приносил благодарные мольбы тебе, Всещедрому Богу и создателю моему. Ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Слышно, как подъехала «скорая», радостно салютуют мигалки. Все громче тикают ходики. По-прежнему шумит дождь. Медленно гаснет свет.

Конец