Читать книгу Дважды о любви - Валерий Железнов - Страница 12

Что есть Родина для человека, рождённого вне стен родительского дома? И что есть Дом для вечного скитальца?

….

Иопия встретила скитальцев привычной разноязыкой сутолокой и гомоном базаров. Распрощавшись с Ездрионом, Иосиф отправился с семьёй на постоялый двор. Тем же вечером он сторговал на рынке двух осликов, чтобы поутру, водрузив на них поклажу, отправиться в путь.

Куда направиться по прибытии супруги начали обсуждать ещё на корабле.

– А может быть, нам стоит вернуться в Вифлеем, к твоим родственникам? – предложила Мария.

– Почему в Вифлеем? Наш дом в Назарете.

– Я много думала о странном гимне, исполненном в иерусалимском храме над нашим сыном.

– Мария, любимая, ты слишком близко к сердцу принимаешь всякий вздор. Я тебе уже говорил, что не стоит обращать внимание на бредни этой сумасшедшей и её не менее чокнутого дружка, – вразумлял свою жену Иосиф. – Им что-то взбрело в голову, а нам пришлось бежать.

– Всё в руке Божьей. А вдруг он действительно избранное дитя? Тогда ему лучше вырасти в городе Давида, – настаивала молодая мать.

– Ну, почему ты так упорно веришь этим храмовым бездельникам?

– Очень уж много совпадений в его рождении.

– Да, я знаю текст пророчества, но это ещё ничего не значит, – серьёзно сказал Иосиф и перешёл на шёпот. – Даже если допустить, что пророчество сбылось, и наш сын обещанный мессия, это совсем не означает, что жить он должен в Вифлееме Иудейском. К тому же там ему может угрожать смертельная опасность.

– Почему? Ирод ведь умер, – вопрошала Мария.

– Ирод умер, это да, но Иудея сейчас под властью его сына Архелая. И я думаю, что он будет столь же коварен. Не дай Бог ему донесут, что ребёнок, которого приказал убить его отец, жив. Сынок-то уж точно выполнит папин приказ. И нас с тобой заодно…

– Прошло два года, про нас уже забыли, – пыталась настаивать Мария.

– Глупая, – он прижал жену к груди, – найдутся те, кто вспомнит. Нет, нам нужно возвращаться в Галилею.

– Но там тоже правит сын Ирода Антипа, – она подняла на мужа растерянные глаза.

– Сомневаюсь, чтобы Антипа разыскивал опасного ребёнка в своих владениях. Там нам будет безопасней, там наш дом, там наши родители. В родном доме, как известно, и стены помогают.

– Но там нас не ждут, мы не посылали туда вестей с тех пор, как покинули те края.

– Это и хорошо. Пусть для всех мы пропали. Вернёмся в Назарет и заживём как прежде. Там ведь никто не знает про историю с гимном и приказом Ирода, а мы и не будем никому говорить. Зачем привлекать внимание? Много людей живёт в Палестине, властям не до нас, да и свои не выдадут, в случае чего…

– А если начнутся расспросы? – сомневалась Мария.

– Скажем, что бежали от эпидемии, а послать весточку никак не удавалось. Ничего, обойдётся, я найду что сказать.

– И всё же я сомневаюсь.

– Не сомневайся, и не бойся. К тому же, я убеждён, что в Галилее наш сын получит лучшее образование, чем в Иудее, ведь у нас Закон не так суров и предоставляет евреям больше свободы.

К подобным разговорам супруги возвращались не раз. И каждый раз Иосиф оставался при своём мнении. В конце концов Мария тоже склонилась к мысли, что лучше возвратиться в Назарет, но не оставила веру в избранность сына. Матфан же легко перенёс морское путешествие и был в полном восторге от такого приключения. Он даже подружился с матросами и самим Ездрионом, постоянно забрасывая их своими каверзными вопросами.

В Галилее семью Иосифа действительно никто не ждал. Для всех они пропали бесследно, ведь всё это время о них не было никаких вестей. Конечно же, родственники приняли их с радостью, и даже устроили маленькое празднество в их честь. Но некоторая неловкость в их появлении всё же была. Дело в том, что в построенном Иосифом доме поселился его женатый брат с семьёй. Он принимал участие в строительстве этого дома и счёл, что имеет полное право занять его в отсутствие прежнего хозяина. Радость встречи со старшим братом омрачилась для него необходимостью оставить обжитое жилище. Но Иосиф пообещал помочь в строительстве нового дома, и этим инцидент был исчерпан.

Молодые родители Матфана поселились в своём доме и зажили счастливо, стараясь не вспоминать былые страдания.

Иосиф вскоре нашёл работу плотника. Через какое-то время он построил мастерскую недалеко от источника и стал брать подряды на строительство. Опыт, приобретённый в Александрии, помог ему быстро стать преуспевающим мастером. Братья помогали ему, а когда работы прибавилось, пришлось нанимать дополнительных рабочих. Семья Иосифа теперь уже не испытывала особой нужды в деньгах и могла жить безбедно.

Мария с энтузиазмом взялась за домашние хлопоты и воспитание сына. Она оказалась прекрасной хозяйкой, любящей женой и очень нежной матерью. После трудов праведных усталый муж возвращался в тепло семейного уюта, заботливо созданного умелыми руками хранительницы очага.

Матфан тоже радовал родителей. Он рос здоровым и совершенно нормальным ребёнком, разве что несколько более любознательным и активным. Поначалу ему не хватало общения со сверстниками, к которому он привык в Александрии, но со временем и в Назарете у него появились друзья. Первым из них стал соседский мальчишка Иаков. А когда родители подарили ему ещё и брата Иакова, он был безмерно счастлив. С одним Иаковом он играл на плоской крыше своего дома, а другого с удовольствием нянчил, помогая матери.

До пяти лет, как и полагается по Закону, Матфан находился под полной опекой матери. Она обучала его, по мере возможности, всему, что знала сама. Но и Иосиф совсем не отстранился от воспитания сына. Родители всегда старались находить понятные ответы на многочисленные вопросы мальчика, хотя порой его интересовали такие вещи, что они с трудом находили ответ. Такая пытливость Матфана, желание заглянуть в глубинную суть окружающего мира, искренне поражали Марию и Иосифа. По их мнению, задавать столь глубокомысленные вопросы ему ещё слишком рано. Но отмалчиваться, и тем более лгать, они не хотели.

Матфан рос общительным, и это позволяло ему легко находить друзей, как среди сверстников, так и среди людей значительно старше его. У своих сверстников он имел почти непререкаемый авторитет, благодаря физической силе и сообразительности, а со старшими мальчик любил беседовать на серьёзные темы. Взрослых всегда поражала его недетская сообразительность и тяга к познанию. Бывало, женщины подолгу задерживались у источника, расспрашивая Матфана о чём-то им неизвестном. Ведь для своего возраста он уже знал много такого, что неведомо было другим. Он уже повидал другие земли и даже путешествовал по морю на корабле.

Когда Матфану исполнилось пять лет, его воспитанием и обучением занялся отец, но это не значит, что Мария полностью перестала заботиться об образовании старшего сына. К этому времени она родила Мириам и, естественно, младшим детям внимания уделялось больше. Иосиф обучал сына греческому языку, на котором он сам говорил очень хорошо. А учебником греческого стали священные книги, подаренные в Александрии. Во всем Назарете было всего два экземпляра Писаний на греческом, и то, что одним из них обладала семья плотника, сделало дом Иосифа местом паломничества, позволяя подраставшему Матфану знакомиться с всё новыми и новыми любителями знания и искренними правдоискателями.

Матфан часто бывал в мастерской отца и, как мог, помогал ему в работе. А ещё он любил заглядывать в гончарную мастерскую Нафана, что находилась недалеко. Его завораживало мастерство гончара. С восхищением он наблюдал, как из бесформенного куска глины в умелых руках мастера рождается сосуд. Нафан, видя интерес мальчика, позволял наблюдать за работой и даже не препятствовал лепить из глины фигурки, хотя Закон запрещал евреям заниматься скульптурой и живописью. Мальчик брал куски глины домой и там продолжал своё увлечение. Родители, а особенно Иосиф, не одобряли подобного развлечения старшего сына, но категорично запретить ему заниматься лепкой не хотели.

Однажды в гончарной мастерской произошёл курьёзный случай. Матфан решил похвастаться перед друзьями своими успехами в скульптуре и придумал некую хитрость. Устроив ловушку в саду, он поймал небольшую птичку. Принёс из мастерской Нафана сырую глину и облепил несчастную птаху, оставив только дырочки для дыхания. Дети часто бывают жестоки, так и он не понимал ещё, что причиняя страдания живому существу, совершает грех. Фигурка, вылепленная по форме живой птицы, получилась очень достоверной. Матфан, обрадованный своей выдумкой, побежал хвастаться перед друзьями. Его приятели по достоинству оценили фигурку и отправились вместе с ним в мастерскую Нафана.

– А вот что у меня есть, – гордо сказал мальчик гончару и протянул в зажатых ладонях свою поделку, – я это сам сделал.

– И что же это? – снисходительно спросил Нафан.

– А вот что! – разжал ладони мальчик.

Но в этот момент птица разорвала глиняные оковы и выпорхнула из заточения. Никто не ожидал такого поворота событий, а потому все присутствовавшие застыли в изумлении. Матфан тоже растерялся, но его замешательства никто не заметил, так как все взгляды были устремлены на птаху, метавшуюся под потолком. А когда птичка выпорхнула в открытую дверь, незадачливый скульптор бросился прочь, испугавшись, что его накажут за этот обман, и тем более за нарушение запрета. Но почему-то никто его наказывать не собирался, а по городу вскоре распространился слух, что маленький мальчик оживил глиняную птицу. И этот факт подтверждали свидетели, в числе которых был и мастер Нафан.

Этот случай, возможно, и забылся бы совершенно, но трагедия, произошедшая вскоре, напомнила о нём.

Матфан как-то сцепился в драке с другим мальчишкой. Сын лавочника был несколько старше и значительно сильнее. Как предводитель своей ватаги, Матфан не мог отступить и спастись бегством, а потому дрался до конца. Но силы были неравны, и он вскоре был повержен, упав в пыль базарной площади.

– Ну, что, получил? Не будешь больше задираться! – Стоял над поверженным соперником победитель. – Давай, проваливай отсюда со своими молокососами, – и пнул напоследок Матфана в зад.

Друзья помогли ему подняться. Прихрамывая и утирая кровь с лица, Матфан отошёл недалеко от места схватки. А потом резко обернулся и громко выкрикнул: «Чтоб ты сдох! Сдохнешь, сдохнешь!» – и уже распалившись, добавил грозно, – «сегодня же сдохнешь!»

Оскорблённый победитель, было, бросился вдогонку, но ватага мгновенно пустилась наутёк и затерялась среди базарной сутолоки.

Свидетелей этого случая было много и многие из них слышали угрозы маленького мальчика. Но что для них значили глупые угрозы побеждённого? Ничего. Пустые слова, брошенные в злобе. А только проклятие сбылось непостижимым образом. В этот же день сын лавочника сорвался с лестницы и ударился о каменный жёрнов головой. Смерть сына помутила рассудок лавочника, и он обвинил маленького Матфана в колдовстве. Нашлись и свидетели, слышавшие то самое проклятие.

Вот тогда-то и припомнили оживление глиняной птицы. Эти два случая стали основой страшного обвинения. Состоялось даже некое подобие суда над Матфаном. Его родителям стоило большого труда оправдать своего сына. Не последнюю роль сыграли и деньги, вовремя заплаченные кому надо.

Иосиф после этого случая серьёзно беседовал с сыном, а тот с тех пор стал вести себя осмотрительнее. Он уже не ввязывался в сомнительные предприятия своих сверстников, да и со словами стал крайне осторожен. Матфан глубоко переживал смерть сына лавочника. Он выкрикнул проклятие от обиды, в состоянии помутнения рассудка, и теперь искренне раскаивался в этом, возомнив, что именно он был причиной трагедии.

– Папа, я больше никогда не буду драться, – обещал сын.

– Это очень хорошо, сын мой, что ты понял свою вину. Драться можно только в крайнем случае, когда тебе или твоим близким грозит опасность, когда остановить врага словом уже нет возможности. Но слово порою сильнее кулака. Ты поймёшь это с возрастом, потому и слова свои нужно держать в узде, – увещевал Иосиф.

– Обещаю, папа, что и за своими словами я тоже буду следить строго, – серьёзно произнёс мальчик.

На какое-то время мальчик замкнулся в себе. Мария заметила странную привычку, появившуюся у сына. Он ночами лежал на крыше дома и разглядывал звёзды в ночном небе, в то время как всем добропорядочным евреям полагалось давно уже спать. Мать сильно переживала за сына и стала уделять ему больше внимания. Она учила его разбираться в лозах и цветах, росших по периметру участка, и ухаживать за ними. Кроме того, она приспособила на крыше, служившей летней спальней, мелкие ящики с песком, в которых Матфан чертил карты и которые часто использовал для своих ранних упражнений в письме. Теперь он чаще оставался дома, помогая матери по хозяйству, или с большой нежностью ухаживал за младшими детьми. Замкнутость старшего сына беспокоила Марию, но приезд гостей благотворно способствовал нормализации душевного состояния Матфана.

Захария и Елисавета вместе со своим сыном Иоанном посетили семейство Иосифа. Иоанн и Матфан прекрасно провели время в течение первой встречи. Хотя гости пробыли в Назарете лишь несколько дней, родители успели обговорить многие вещи, включая планы на будущее для своих сыновей. Тогда-то Елисавета и открылась Марии, что это она внушила своему мужу мысль об избранности их сыновей. Якобы именно Матфану суждено стать обещанным мессией, спасителем еврейского народа. Но теперь она совершенно искренне раскаивалась в своей глупой выходке, ибо понимала, что тем самым навлекла на маленького Матфана гнев Ирода, и заставила семейство Иосифа скитаться, спасаясь от смерти. Она просила у Марии прощения, на что та смиренно отвечала ей: «Если Богу было угодно такое необычное рождение моего сына, может быть, это он и внушил тебе мысль о мессианском предназначении Матфана».

Пока родители были заняты своими взрослыми делами, мальчики играли в песке на крыше дома и предавались всевозможным мальчишеским забавам.

Познакомившись с Иоанном, Матфан начал проявлять необычайный интерес к истории Израиля и подробно расспрашивать о смысле субботних ритуалов, проповедей в синагоге и периодических праздников поминовения. Иоанн объяснял ему значение всех этих празднеств, ведь он был сыном священника и с малых лет приучался к пониманию религиозных обычаев. Впоследствии Иосиф отвечал на вопросы сына, на которые не смог ответить Иоанн.

Незадолго до семилетия Матфана, появился на свет его брат Иосиф, которому он был так же несказанно рад, как подраставшим Иакову и Мириам.

А ещё через два месяца пришло время, когда еврейские дети начинали обучение в школе при синагоге. Аарон, хазан местной синагоги, с подозрением отнёсся к новому ученику, помня недавние его неприятности. Но постепенно подозрения улетучились. Матфан вёл себя совершенно пристойно, отличаясь от других детей, разве что, бо́льшими познаниями и повышенным любопытством.