Читать книгу Всё может быть - Валерий Железнов - Страница 3

«А вы знаете, что инструкции по технике безопасности „написаны кровью“? – серьёзно спросил нас преподаватель, – Не знаете? А дело обстоит, именно, так!»

С этих слов началось наше первое занятие по шлюпочной подготовке. Преподаватель морской практики Арнольд Михайлович – старый такой седой морячина, широкоплечий и заметно располневший, после выхода на пенсию пришёл преподавать в мореходку, чтобы из бестолковых пацанов сделать будущих морских волков.

Было это давным-давно, когда ещё существовало государство с аббревиатурой СССР, первокурсники мореходных училищ начинали своё обучение со шлюпочной подготовки. В сентябре вчерашних абитуриентов отправляли в загородный лагерь на берегу моря. Там они впервые знакомились с азами морской службы и своим первым судном – шлюпкой. Там море проводило предварительный отбор, отсеивая самое неподходящее. И только после этого курсантам выдавали морскую форму.

У нас была целая флотилия из пяти деревянных шлюпок ЯЛ-6. Цифра шесть означала, что это шестивёсельные шлюпки, и на них нам предстояло первым делом научиться грести. Нелёгкое это занятие, скажу я вам, превратить толпу вчерашних школьников в слаженную команду гребцов, не говоря уже о том, что четырёхметровое деревянное весло казалось нам неподъёмным бревном. Это вам не водная прогулка на лёгкой лодочке в парке отдыха! Но за месяц нашим наставникам каким-то чудом удалось это сделать. У каждой группы был свой мастер производственного обучения, а по сути, просто нянька. Нашего звали Юрий Сергеевич. Высокий, сухощавый, с пышной шевелюрой седеющих волос. Сначала меж собой мы окрестили его «Мастак», но очень скоро за глаза стали уважительно назвать «папа Юра». Потому, что это тоже был настоящий моряк, электромеханик рыболовного траулера, исходивший много морей и насмотревшийся всякого. Он был с нами всегда и везде, с раннего подъёма и до позднего отбоя, в бане и в столовой, на постоянных занятиях и редких развлечениях. Были ещё четыре инструктора по шлюпочной подготовке, но этих мы видели только на практических занятиях, а «папа Юра» был всегда. Ходил он с нами и на шлюпке, подменяя инструктора. Он рулил, командовал, а мы гребли. И гребли до кровавых мозолей, благо погода способствовала. Гребля уже осточертела, болели мышцы, саднили истёртые ладони.

– Юрий Сергеевич, когда под парусом пойдём? Ну, скока мона? – шутливо спросил правый загребной.

– Скока нуна, стока и мона! – в тон шутке ответил папа-Юра. – Вы сначала грести научитесь по-человечески, а то вон лопасти все побили друг об друга. А уж брызги летят, словно бабы бельё полощут! Если вы на вёслах согласованно работать не можете, так с парусом и подавно не справитесь. Хорош болтать! Налегли! Ииии раз, иии раз!

И всё бы ничего, но осенняя природа подкинула подлянку. Погода резко испортилась, с моря задул холодный ветер, разгоняя волну с белыми барашками. Занятия по парусной подготовке проводились теоретически и только на берегу. К тому времени мы уже знали, что выход в залив при ветре свыше четырёх баллов для нас запрещён, ибо инструкции по технике безопасности в нас вдалбливали с самого начала.

Однажды я заступил вахтенным по причалу. Ветерок тогда задувал что надо, уж всяко больше четырёх баллов. Волна с разбегу ударялась о стенку пирса, выбрасывая на него белую пену. Наши ялы хоть и стояли в закрытой гавани, но бойко приплясывали на волнах. Я спрятался от ветра в инструкторской, примостившись у окошка, чтобы видеть весь причал. Сморило меня в тепле, задремал, а когда очнулся, увидел на пирсе две фигуры. Узнать их не составляло труда. Наш «папа Юра» и Арнольд Михайлович устанавливали мачту на одной из шлюпок. «Наверное, решили покататься на яле под парусом» – решил я, но появляться постеснялся, проспал ведь. Они установили мачту, раскрепили её и стали поднимать парус. «Нам так не разрешают, а сами кататься поехали» – подумал я. Мне ведь тоже хотелось покататься с ними. Ох, как хотелось подержаться за шкоты, послушать свист ветра в снастях, ощутить его силу. Романтики хотелось! Но они старые морские волки, им можно, а мне оставалось только жалеть и завидовать.

Тогда я просто не понимали всех нюансов хождения под парусом и совершенно ничего странного не замечал. А на самом деле, прогулка их не заладилась с самого начала. Когда ещё у причала они стали поднимать парус, почему-то не смогли полностью подтянуть реёк к блоку на вершине мачты. Потом шкаториной кливера основательно приложило папу-Юру по лицу, да, видно, так больно, что он выпустил из рук шкот и долго его потом ловил, чтобы унять полоскавшее на ветру полотнище. Когда, наконец, паруса были установлены, как надо, шлюпку резко завалило на причал. Это их, по-видимому, не испугало и, отдав швартовы, они взяли вёсла «на укол». Ял медленно отвалил от пирса и стал набирать ход. И опять что-то пошло не так. Как только они вышли из гавани, порывом ветра резко накренило шлюпку, и она зачерпнула бортом. Через секунду полотнище паруса потеряло упругость и затрепетало на ветру, крен выровнялся. Но скорость была уже потеряна. Они вновь попытались набрать ход, но Арнольд Михайлович слишком резко положил руля на борт, и ял вновь зачерпнул бортом воды. И черпанул, как мне показалось, весьма прилично. Оба «морехода» вскочили на наветренный борт, пытаясь своим весом выровнять крен, но куда там… Парус уже неумолимо опрокидывал шлюпку. Всё это произошло так стремительно, что описывать дольше. Казалось, ещё мгновение и оба окажутся в воде. А вода тогда уже была совсем не для купания. Я даже затаил дыхание от неожиданности и растерянно наблюдал эту картину. «Тоже мне мореманы, – с изрядной долей иронии подумал я, – сами не умеют, а нас учат!». И страшновато стало и любопытно: «Перевернутся, или нет? Сколько ещё протянут?»

В следующее мгновение они отдали шкоты и, освобождённый парус, вновь взвился по ветру, как огромный белый флаг. Крен уменьшился и тогда наши наставники решили вернуться. Наконец-то до них дошло, что прогулка в такой ветер не удалась. Но чтобы вернуться к причалу, нужно вновь заставить парус работать.

– …ифы брааать! – сквозь шум волн донеслось издалека. Арнольд Михайлович что-то кричал и размахивал руками.

Мне прекрасно было видно, как Юрий Сергеевич отдал фал и спустил реёк. Они пытались брать рифы, чтобы уменьшить площадь парусности и не перевернуться на обратном пути. На полном парусе идти стало уже невозможно. Теперь-то я понимаю, что брать рифы им необходимо было ещё до отхода, а тогда только беспомощно наблюдал.

Пока они лихорадочно пытались взять рифы, ял бросало по волнам и быстро несло на камни. Они торопились, но вдвоём получалось плохо, нужна была ещё хотя бы пара рук, чтобы удерживать вырывающееся полотнище. Вот когда я бы мог пригодиться.

Ветер трепал паруса, риф-штерты вырывались из рук, а время уходило, камни неумолимо приближались. Когда всё-таки обрифели паруса и подняли реёк, забрать ветер и набрать ход уже не успели. Тогда «папа Юра» вновь сбросил паруса и, чтобы хоть как-то оттянуть момент столкновения, они сели на вёсла. Но в два весла выгрести против такого ветра на тяжёлом яле оказалось не под силу даже двум здоровым мужикам.

Когда до камней оставались считанные метры, и крушение казалось неизбежным, оба прыгнули за борт, и стали удерживать шлюпку от удара о камни. Лишь сильно напрягшись, по пояс в воде, им удалось предотвратить столкновение и сдвинуть ял вдоль берега подальше от опасности. Потом два «бурлака», впрягшись в носовой конец, медленно потащили шлюпку по мелководью. Буксировали долго, но, в конце концов, подтащили к пирсу и торопливо ошвартовали.

Совершенно промокшие, устало направились в лагерь. Проходя мимо моего укрытия, громко обсуждали неудавшуюся парусную прогулку, не стесняясь в выражениях.

– Хорошо хоть «караси» не видят, твою мать! – бросил Арнольд Михайлович.

– Дааа, уж… – с ухмылкой протянул «папа Юра», – вот позорище-то! Рифы надо было сразу брать.

– Учитель хренов! Всю жизнь на флоте, а парусом управлять так и не научился, ети его в душу!

– Так и я на парусе с курсантов не ходил.

– Прогулялись!… – заключил Арнольд Михайлович и смачно добавил пару нелитературных выражений.