Читать книгу Добро пожаловать в ад. Репортажи с войны в Чечне - Валерий Киселев - Страница 3
Первая кампания
2. Первый пленный
ОглавлениеОбреченные
Одиннадцатого декабря 1994 года батальон подполковника Виталия Серегина в составе Шумиловского полка оперативного назначения внутренних войск двигался колонной по дороге от Хасавюрта к чеченской границе. Полк, охраняя важные объекты и поддерживая общественный порядок в населенных пунктах вдоль шоссе, должен был обеспечивать ввод в Чечню танкового корпуса генерала Льва Рохлина.
По численности батальон был чуть больше роты – 120 человек. Большинство солдат – молодые, необстрелянные, всего пять дней, как прибыли в Дагестан, собраны из милицейских частей округа. Стрелять, тем более по мирным жителям, к этому солдаты были не готовы психологически.
Командиры боевиков хорошо просчитали ситуацию. Они понимали, что русские солдаты не будут стрелять по женщинам с грудными детьми, окружившим колонну бронетранспортеров. Возможно, боевики знали, что полк получил приказ: «Огонь не открывать!» Дагестанская милиция в это время самоустранилась от конфликта между Чечней и Россией и не мешала боевикам.
У подполковника Серегина было два выхода: пролить кровь мирных жителей или сдаться в плен, надеясь на помощь своих или на политическое разрешение конфликта.
Боевики, прикрываясь толпами женщин и детей, захватили в плен 58 солдат и офицеров батальона, в том числе и подполковника Серегина. Предчувствуя трагический поворот событий, он сделал все, чтобы к боевикам не попало тяжелое оружие его батальона. Успел сообщить о ситуации командиру полка. Тот послал помощь – пропагандиста с громкоговорителем. Он разделил участь своих товарищей.
– То, что мы в этой ситуации не применили оружие на территории Дагестана, было правильным решением, – считает Виталий Серегин, – Если бы мы начали стрелять, против нас поднялись бы все дагестанцы. Это привело бы к расширению конфликта. Чеченцам только этого и надо было, чтобы пролилась кровь.
Но если бы батальон тогда применил оружие, по- другому сложились бы судьба многих его солдат, в том числе и подполковника Серегина…
– Сейчас, в такой же ситуации, на этом же месте, первая моя команда была бы: «Огонь!» – сказал Виталий Серегин.
«Наши стоят, копошатся вдали…»
Тогда, 11 декабря 1994- го, никто не мог представить, что в Чечне начинается настоящая война. Пленных, всех 58 человек, отвели в школу Хасавюрта. Офицеров держали отдельно.
Парадокс ситуации был в том, что чеченцы захватили российских военных на территории Дагестана, неподалеку до границы с Чечней стояли другие подразделения полка. Пленные надеялись на скорую помощь товарищей. Увы…
– В час ночи, откуда ни возьмись, вдруг приезжают корреспонденты ОРТ, Си- Эн- Эн, потом НТВ, – вспоминает Виталий Серегин. – И стали нас снимать, расспрашивать, зачем мы сюда приехали. Мы отвечали, что прибыли охранять важные государственные объекты на территории Дагестана…
Корреспонденты российских телекомпаний быстро примчались на приглашение боевиков снять первых пленных, но никто из них не рассказал о месте их нахождения российскому командованию, чтобы то могло предпринять попытку их освобождения.
– Около шести утра двенадцатого декабря нас подняли. Вижу, на улице стоят две «Волги» и иномарка. Нас, восьмерых офицеров, посадили в машины, – продолжает Виталий Иванович. – Вокруг стояли чеченцы в форме президентской гвардии, увешанные оружием. И повезли нас из Хасавюрта в сторону Чечни по трассе Ростов – Баку. Проехали мимо места, неподалеку от которого находился командный пункт нашего полка. Кто-то нас должен спасти! Наши стоят, копошатся вдали…
Чеченцы совершенно открыто провезли пленных по дороге, вдоль которой недалеко стояли подразделения полка. Никаких наших блокпостов не было. На границе с Чечней стоял дагестанский ОМОН. Милиционеры не проверили кавалькаду машин с вооруженными людьми и спокойно подняли шлагбаум.
Первая встреча с Масхадовым
Через несколько часов пленные роcсийские офицеры оказались в Грозном, на площади Минутка.
– Нас поместили в подвале библиотеки рядом с Домом правительства Чечни, – рассказывает Виталий Серегин. – На следующий день привезли еще одиннадцать человек, экипаж бронетранспортера, который ночью заблудился и «залетел» в Чечню.
К пленным пришел сам Аслан Масхадов, стал расспрашивать кто и откуда. Случайно подполковник Серегин увидел его карту с обозначением дислокации российских войск, готовившихся к походу на Чечню. Потом начали допрашивать прокуроры Чечни: «Зачем вы пришли в Ичкерию?» Завели на пленных дела, сфотографировали.
– И опять приехали корреспонденты – из Египта, Иордании, других стран, кого только не было. С особым удовольствием снимали нас поляки, «братья – славяне», – вспоминает Серегин.
Сразу вспомнили о Боге
А через несколько дней российские войска начали штурм Грозного.
– Кто-то из чеченцев накануне предупредил нас, чтобы мы легли спать на пол. Так и сделали. Начались бомбежки. Все почему-то сразу вспомнили о Боге. За стенкой в подвале стояли ящики с противотанковыми минами. Если бы в наш дом попала бомба, от нас ничего бы не осталось. Видел, как на площадь 31 декабря влетели наши танки и БМП, как они горели. Когда начался бой, дед-чеченец сломал замок в подвале и предложил всем нам уходить. А куда мы пойдем? Везде чеченцы и идет бой. Решили остаться в подвале.
Подвал стал пополняться пленными из Майкопской мотострелковой бригады, которая первой вошла в Грозный вечером 31 декабря.
– За ночь привели двадцать четыре человека, в основном танкистов, – вспоминает Виталий Серегин, – Из них человек шесть-восемь – раненые. У меня был фельдшер, оказал им первую помощь. Одного лейтенанта чеченцы стали допрашивать и он рассказал, что из своего БМП сделал сто выстрелов. Чеченцы вывели его и расстреляли. Был среди пленных штурман вертолета. Тоже расстреляли бы запросто. Мы посоветовали ему говорить так: отказался бомбить и был направлен в наказание в пехоту, так и попал в плен.
Сгоревшие солдаты
Несколько дней относительного затишья, а потом – новый штурм. Пленных в подвале прибавилось.
– В Рождество к нам пришел батюшка, – говорит Серегин. – Спрашиваем его: «За какие грехи мы здесь? Людей не убивали, не калечили». – «Крест божий!» Потом пришли правозащитник Сергей Ковалев, кто- то из «Яблока», похожий на Ленина. Опять снимали на видеокамеру. Правозащитники говорили, что нечего нам было сюда приходить. Кинули нам по пачке сигарет, да и то неполные… Ковалев предлагал подписаться под петицией о прекращении войны. Я отказался.
На следующий день после Рождества пленных вывели на площадь перед дворцом собирать в кучу трупы убитых русских солдат, чтобы их не ели собаки.
– Сгоревшие в БМП солдаты были такими маленькими… – вспоминает Серегин.
Кольцо российских войск вокруг дворца Дудаева сжималось, и пленных перевели в подвал этого здания.
– Здесь нас было семьдесят шесть человек. Из них шестнадцать – офицеры, прапорщики и контрактники. Я был старшим по званию, все меня слушались. Хлеб и воду делили поровну, следил, чтобы раненые поели. Каждую ночь к нам на артиллерийском тягаче приезжали солдатские матери, искали своих сыновей среди пленных и забирали, если находили. Я попросил одну женщину переслать домой записку, что я жив. Отказалась. Потому что я офицер, а не солдат. Зато этот же тягач привозил не только солдатских матерей, но и боеприпасы чеченцам.
Надежда висела на волоске
Семнадцатого января боевики, защищавшие дворец Дудаева, начали одеваться в марлю, готовиться к прорыву. Пленных разделили на группы и заставили нести раненых и убитых чеченцев.
– Мне досталось нести «жмурика». Вышли из дворца – никто не стреляет, – продолжает Серегин. – Ушли за Сунжу. Как можно было не заметить три сотни людей, уходящих из дворца в разных направлениях…
Российские войска заметили прорвавшихся, но поздно. Постреляли вдогонку. Догонять не стали. Еще несколько дней пленные и охрана, а с ними и штаб Масхадова находились в черте Грозного, в какой-то больнице. Там всех пленных солдат разобрали матери. Чеченцы освобождали их тогда охотно. Отпущенные из плена российские солдаты были информационным оружием Мовлади Удугова, этого чеченского Геббельса.
Подполковника Серегина и майора Дедегкаева вскоре отделили от этой группы пленных и они оказались в роте охраны президентской гвардии Дудаева. Чеченцы переезжали с пленными с одного места на другое.
– Видел, как наши вели бой за Аргун. Несколько раз приходилось видеть Масхадова и «товарища» Басаева, – вспоминает Виталий Иванович. – Возили в Шали, Ведено. Здесь нас бил каждый желающий, дней восемь подряд. Отольют водой и снова бьют. Предлагали перейти к ним на службу. Особенно били пацаны 13—15 лет, это настоящие зверьки. Но не так тяжело было физически – дадут пару раз и теряешь сознание, как морально, выслушивать оскорбления.
В боях с российскими войсками таяли отряды боевиков. Казалось, вот- вот свобода.
– Летом девяносто пятого, например, в первом мусульманском батальоне оставалось всего двенадцать человек, во втором – десять, – рассказал Виталий Серегин, – Это были дагестанцы, кумыки, ногайцы, казахи, узбеки. Оставалась их горсточка. Но наши объявили очередное перемирие и чеченцы стали собирать новые отряды из пацанов, учить их воевать.
Они узнали друг друга
Без девяти дней девять месяцев провел подполковник Виталий Серегин в чеченском плену. Девятнадцатого августа 95— го через посредников чеченцы обменяли его на нужного им человека.
– На следующий день я был в Ханкале, у генерала Романова, – рассказывает Виталий Иванович. – Он обнял меня, расцеловал.
Еще немного – и встреча дома с родными и друзьями.
После возвращения из плена Виталию Серегину по делам службы не раз приходилось бывать в Дагестане, в тех самых местах, где он был взят в плен. Дагестанские милиционеры, не без помощи которых попали в плен российские солдаты и офицеры, теперь радушно улыбались полковнику Серегину. Он пытался найти своих старых знакомых, которые держали его в плену. Одного, это было до начала второй кампании, встретил на границе Чечни с Дагестаном. Чеченец стоял за шлагбаумом и ухмылялся. Они узнали друг друга.