Читать книгу Чёрная бабочка на красном колесе. Разные судьбы – разная правда - Валерий Киселёв - Страница 4

Летом 1984 года сидел я на лавочке на привокзальной площади в Ярославле, ожидая поезда, читал повесть Василия Белова «Воспитание по доктору Споку» и не мог сдержать слез: сюжет удивительно повторял мою тогдашнюю семейную ситуацию. Потом прочитал его «Все впереди», когда знакомая учительница литературы заявила, что это будто бы первый антисемитский роман. Затем были книги В. Белова «Привычное дело», «Плотницкие рассказы», «Лад», «Кануны». С В. Беловым мы земляки: от моей деревеньки до его Тимонихи на Вологодчине напрямик всего километров пятнадцать. Но на встречи не везло. Один раз пришел – он уехал к В. Распутину в Иркутск, второй раз – заблудился на болоте, в третий, прошлым летом, тоже не добрался – машина перевернулась. Но вот судьба все же свела, в Нижнем Новгороде. Три дня Василий Иванович принимал участие в международном семинаре по проблемам пьянства, проходившем в Русской гимназии.

Объявили о встрече В. Белова с преподавателями литературы. Пришли всего трое. Но вопросов было много, и прежде всего о преподавании литературы в школе.

– Душа болит об образовании вообще, – сказал В. Белов. – Особенно в связи с последними изменениями в программах. Ущербные программы сейчас составляются. Лермонтова, например, начинают изучать со стихотворения, которое писал не он, а его враги. «Прощай, немытая Россия…». Фонд Сороса коснулся уже всей нашей культуры, а не только образования. Целые институты живут за счет Сороса и ведут его политику. Сорос решает, что нам читать, что не читать. Что делать – даже не знаю, мои силы слабые.

– Василий Иванович, кто из современных русских писателей вам особенно близок?

– Дорожу дружбой с Распутиным и его книгами. Из поэтов чту глубоко Рубцова, Передреева, Соколова. Люблю Юрия Кузнецова, хотя он особый человек, бескомпромиссный.

– А в публицистике современной кого уважаете?

– Здесь интересы меняются. Мне симпатичны «День», «Завтра», там целая плеяда думающих публицистов. Но вот в их евразийстве я разочаровался. Ценю Сергея Кара – Мурзу. С Прохановым хорошие отношения, но есть у него какая – то разухабистость. Проханов с восторгом говорил о Лебеде, а он оказался предателем.

– Вас не беспокоит, что писатели России разделились на два союза?

– В одной Москве три союза писателей. Пусть делятся. «Апрель» к нам хочет перейти, а мы еще думаем, стоит ли брать.

– Почему у вас такие разногласия с Евтушенко?

– Он стариков выгнал из Союза писателей, долго его друзья ездили на деньги фонда союза, а деньги кончились – и разбежались. Бродского рядом с Пушкиным поставили, смешно. Бродский скорее политическая фигура. Разве можно внушать, что Бродский равен Пушкину?

– Что бы вы взяли из Белова в школьные программы?

– Трудно сказать, не берусь. Рассказ «Скворцы» есть в программе шестого класса, беспомощный, наивный, а повестей моих в программе нет.

– Вам нравится, как сняты фильмы по вашим книгам?

– В кинофильме «По 206—й» с ужасом услышал не мои фразы. И слов таких в моем лексиконе нет. Оказывается, авторы фильма имели право добавлять в текст слова от себя. Не нравится и экранизация романа «Все впереди». Сколько говорил: или снимайте точно по сценарию, или уберите мою фамилию. Не послушались. Голых девчонок наснимали. Этот кинофильм терпеть не могу. К кино вообще отношусь как к развлечению. Я и Шукшину сколько раз говорил: брось ты кино, это суррогат искусства. И в его «Калине красной» мне не все нравится.

– Василий Иванович, в чем причина вашего конфликта с Виктором Астафьевым?

– Вы и сами должны понимать. Не могу его читать, вульгарщина в последнее время. Как он поцеловался с Ельциным, так его собрание сочинений и издали.

– Вы всегда такой бескомпромиссный?

– Я только и делаю, что иду на компромиссы, иначе бы так дрался, что меня милиция каждый день бы забирала.

– Чувствуете ли вы себя свободным как писатель?

– Все осталось по – старому, только не сажают. Свободы и не может быть. Писать можно что хочешь, но не печатают. В Вологде десять лет мои книжки не издавали. Вот недавно вышла, тираж всего пять тысяч, только на Вологду и хватило.

– А раньше вам разве не легче было писать и издаваться?

– Почитайте, что я писал при коммунистах… Раньше ничего нельзя было писать о православии. Ленинградские ребята, Леонид Бородин в том числе, создали союз христианской молодежи, всех и посадили, да на полную катушку срок дали – по 12—15 лет. Я рукопись своего «Лада» даже закапывал тогда.

– Вас хорошо знают как писателя и гораздо меньше как драматурга. Что с вашими пьесами?

– Всего их шесть. Четыре поставлены. Одна в 32 театрах несколько сезонов шла, вторая – в восьмидесяти. Сейчас во МХАТе идут «Семейные праздники», там есть и о событиях в Москве в октябре 93—го. Приезжали на премьеру Руцкой и Зюганов. Руцкой обиделся на то, как он выглядит в пьесе, но виду не подал. Зюганов тоже вроде бы обиделся.

– Если уж зашла об этом речь, кто из нынешних политиков в России вам по сердцу?

– Никто. Хотя – Сергей Бабурин. И то – более – менее.

– А к Зюганову как вы относитесь?

– Нормально. Но вот с тактикой его я не согласен: люди и страна гибнут, а он все ищет пути легитимного вхождения во власть.

– Вы бывали в горячих точках. Что вас туда тянет?

– Не могу смотреть на несправедливость. В Приднестровье был в 1992 году, хотел с Лебедем встретиться – он уклонился. В Сербии был два раза. Радован Караджич даже предлагал остаться. Там настоящее православие. Сербию распяли, как Христа.

– Вы и в октябрьских событиях в Москве участвовали…

– Все видел своими глазами, и лужи крови на площади у Останкинской телебашни. Меня лавочники тогда чуть не застрелили.

– А с Солженицыным приходилось встречаться?

– После того как он поддержал расстрел Верховного Совета, я написал ему во Францию письмо. Не ответил. Недавно встретились, но разговора не получилось. Стыдно ему.

– Вас называют писателем – «деревенщиком», не обижаетесь?

– А мы с Распутиным этот термин сделали хорошим.

– Василий Иванович, вы писатель крестьянского корня, скажите, что делать с землей?