Читать книгу Как это было - Валерий Лаврусь - Страница 7

– …Конечно пора…

– …Я свою Эльзу уже три месяца не щупал…

– Ты один, что ли?..

– Его Эльзу?! – гогот.

– Я ему говорю, граф приказал! А он мне: а король?..

– Грёбаные мавры…

– Грёбаные сарацины.

– Грёбаные баски!

– Графа Ожье к королю!

– Ты ноги каждый раз сбиваешь, потому что не умеешь, разгильдяй…

– …рафа… оролю…

Топот ног, копыт, бряцанье металла, скрип телег, гул голосов, ржание лошадей, визг маркитанток, пыль, вонь, жара! Жара, хоть день катился к вечеру… август же, лето. Исход… Наверное, такой толпой шли евреи из Египта.

Граф Хруодланд неторопливым шагом ехал верхом на своем пегом жеребце навстречу бесконечной колонне войск, которую, как в гигантскую воронку, засасывало ущелье. Графа легко узнавали по крупной фигуре, синему шерстяному плащу и светлому чубу – граф по новой моде брил бороду и голову, оставляя длинные вислые усы и чуб, как у короля, – узнавали и приветствовали: графа любили и уважали. Кто-то вскидывал копьё, кто-то кивал головой, кто-то находил нужным окликнуть – и почти всегда по-франкски: «Роланд!».

Франки. В войске короля Карла одни франки. Есть немного датчан, есть лангобарды, галлы из Прованса, есть даже бретонские кельты, но абсолютное большинство – франки. Хруодланд со своими кельтами присоединился к королю сразу после того, как тот усмирил Аквитанию, за что и был пожалован графом Бретонской марки. А чего бы не присоединиться? Такая жизнь устраивала графа, и его бойцов устраивала. Война, которую непрерывно вёл король, стала единственным и естественным образом жизни. Бивуаки, переходы, стычки, скачки, сражения – настоящая жизнь для настоящего мужчины. Иногда, конечно, не хватало женского тепла… Ну так всегда есть крестьянки, которые захотят переспать с воином великого короля. А которые не захотят… А которые не захотят – дуры.

Граф въехал в расположение отряда, направив коня прямиком к большой палатке. Возле палатки щурясь стоял Холивер – помощник, друг, правая рука, сам граф, но никогда не спорящий со старшим по возрасту Хруодландом.

– Что, что? – ловя за удила жеребца, на кельтском нетерпеливо выспрашивал Холивер, – что сказал король?

Мог бы и на франкском спросить. И на латыни. Он мог бы даже на греческом спросить, малый грамотный, не то что сам Хруодланд. Вопрос услышали бретонцы и подтянулись ближе – всех интересовало, когда уже?

– С маврами договорились, возвращаемся… – Хруодланд спрыгнул с коня и сунул копьё в пирамиду. – Основные силы уже отходят в ущелье.

– Слава Богу Иисусу… – закрестился Холивер, и за ним повторили крестное знамение воины: кельты Хруодланда в основном христиане, не друиды, как их соплеменники в Бретани.

– Ага… слава… Только не сразу… – граф наклонился, протянул ковшиком руки, и в них побежала вода из кожаного ведра: оруженосец примчался, зная: граф любит умыться с дорожки, не терпит грязи… брезглив.

Холивер удивлённо вскинул бровь:

– А когда?

Хруодланд умылся, не спеша вытер куском ткани лицо и руки, оглядел окружавших его воинов, подмигнул и выкрикнул:

– Ну, что приуныли?! Король поручил нам ответственное дело – прикрыть отход основных войск!

По толпе воинов прокатился недовольный гул.

– Ты сам напросился?! – возмутился Холивер.

– Да, конечно! Сам! А кто? Все изнылись. И ноют, и ноют… И ноют, и… И даны, и лангобарды… Ну эти-то ладно! А граф прованский? А аквитанский? Как выпрашивать милости короля – все первые… А сейчас рвутся побыстрее к своим бабам… Успеем! Всё успеем! Король сказал: нужно прикрыть отход – прикроем! Или кто-то не согласен? Или кто-то только горазд глотку драть в таверне: «Кельты – надежда короля»? А? – он вызывающе окинул взглядом кельтов. – Кто не согласен, может подойти ко мне и высказать свои соображения.

Воины, не понаслышке знавшие, чем заканчиваются такие высказывания, начали быстро расходиться.

– Вот видишь! – Хруодланд развёл руками и повернулся к другу. – Все согласны.

– Зачем ты так с ними? Они верят в Бога и в тебя и пойдут за тобой хоть на край света.

– Знаю! Но ещё я должен знать, что они пойдут туда, куда им прикажет король! Или не пойдут, а встанут и будут стоять, вот здесь! Прямо тут! – граф ткнул пальцем в землю, – пока я или король не скажем сделать шаг.

– Да будут они стоять… будут!

– Ну и слава Богу! Слушай, устал я… Советы эти… болтаем… болтаем… и ночью опять… пойду перекушу, посплю немного. Ты распорядись, пусть выставят на вершинах охранение. Лошадей в перелесок. Там спрячьте. Не пригодятся они нам, чувствую. Пару дозорных вышли в испанскую сторону, пусть посмотрят, нет ли чего… подозрительного.

– Откуда?

– Я вот тоже думаю, откуда?.. Вроде бы, всё зачистили. Перестоим тут сутки, отдохнём малость и тронемся вслед за королем – по холодку, без пыли, с комфортом… да, парень? – граф хлопнул оруженосца по плечу. – Принеси-ка мне, братец, вина и пожрать чего-нибудь!

– Уже мчусь, мой синьор, – оруженосец, молодой расторопный кельт, подхватился в сторону костров.

– Костры к ночи затушить! – распорядился граф и зашёл в палатку, потом выглянул и добавил: – Мы в Саксонию сходу идём, неспокойно там… И это… не сам я напросился, Епископ порекомендовал королю нас задействовать.

– Аахенский?!

– Аахенский.

– Чего вдруг?

– А чего не вдруг?! – и граф задёрнул за собой полог палатки, пресекая никчёмный разговор.

Вот интересно, на кого ещё мог бы рассчитывать король? Граф стоял посреди палатки, снимая поясной ремень с ножнами. Только на него, на Роланда, на его Оливье – как они все называют Холивера – да на его кельтов… Не на кого больше. Прав Епископ. Остальные трутся возле короны, выпрашивая милости, и на рожон не лезут, а вот бретонский маркграф – всегда пожалуйста! Одного граф терпеть не мог. Он поморщился… карательные операции. Мерзко, гадко… А его и не посылали! Считали чистоплюем и не посылали. А вообще, дурацкая вышла война. Граф тяжело вздохнул. Но, хвала Христу, Господу нашему, кажется, закончилась: с маврами заключили мировую.

– Синьор граф, – в палатку боком просочился оруженосец. – Сегодня одноглазый Моркант зайца подстрелил, исключительно для вас, никому, говорит, не дам… вот приедет синьор граф… сам приготовил… тут кувшин вина… – оруженосец по-скорому накрывал на стол. – Хлеба нет, синьор граф, не смог достать.

– Нет так нет. Налей вина и ступай, я поем и посплю, пусть поставят к палатке охрану… а то зарежут во сне целого графа… не дай Бог…

– Слушаюсь, синьор граф! – И мальчишка вынырнул из палатки.

«Да, дурацкая вышла война», – ещё раз вздохнул про себя граф. Он выпил вина, сел на лежанку и принялся за зайца. Заяц был жёсткий, жилистый, сухой, граф не отказался бы от барашка, но где же тут возьмёшь барашка, после того как прошли двадцать тысяч здоровенных мужиков? А всё этот сарагосский кади – брат сатаны, заманил короля в ловушку! Сначала позвал в Сарагосу, чтобы Карл помог ему отбиться от Кордовского эмира, этого… как его, чёрта? Абд… Ар… Абд-ар-Рахмана, Абдурахмана, о! Вечно эти сарацины друг с другом воюют. Сначала пригласил, а потом сам переметнулся к эмиру… И так у них всегда! Сначала: «мамой клянусь!», а потом – раз! и нож в спину… Карл думал, кади подготовит провизию в Сарагосе, а пришлось добывать самим. О-о-о-о… как они добывали… Граф замотал головой… Прости нас, Господи, грешных… до сих пор противно. Одних деревенек штук десять спалили, не меньше. А сколько людишек-то перевешали? У-у-у-у… Причём как раз те лангобарды… как воевать – их нету, а как вешать – они тут как тут! Но без жестокости нельзя… Граф снова вздохнул. Дисциплины не будет, а не будет… (Граф налил ещё половину кружки вина и запил зайца.) А не будет дисциплины – будет как с Памплоной. Свои же, вроде, христиане, не мавры… И на тебе! Закрыли ворота и не пускали короля. Пришлось стены срыть. И людей со стенами… тоже.

Граф вытер руки и, не снимая верхней одежды, устроился на лежанке поверх шкур, прикрыв глаза. Нет, дурацкая вышла война. Народу побили… Он полежал некоторое время, пытаясь уснуть. Поспать было нужно… но сон не шёл.

– А чего это у тебя рожа расцарапана? – послышалось за палаткой. На пост заступило охранение.

– Чего-чего… – пробасил второй голос. – Тут одну кошечку припёр к стенке. Говорю ей, давай, мол… того! Ты – мой трофей, говорю! Схватил её, хочу платье задрать… А она мне хлесть по роже, и прямо до крови! Чуть, стерва, глаз не выбила…

– Ну, ты её и…

– Ну, я её и…

– Воины, вы бы заткнулись! – графу быстро надоело слушать их приключения.

И «кошечки» надоели. Все какие-то смуглые, аж чёрные, и вроде не мавры. Хотя тут им давно кровь поперемешали… Граф перевернулся на другой бок. Сами, конечно, чёрные… но ноги у них ничего… Ничего… А ещё они такие страстные… Как начнут изгибаться… как начнут… Бывало… Граф опять перевернулся. Бывало… Зацепишь такую, а она… Тьфу, черти, раззадорили! Может, приказать чтоб доставили… Ну какой тут спать?!

– Э! Который там с расцарапанной рожей, иди сюда!

За палаткой грохнуло, что-то уронили, кто-то выругался вполголоса, и в палатку пролез здоровенный детина:

– По вашему приказанию… граф… синьор…

– Ты чего с той девкой сделал, прибил? – граф приподнялся на руке.

– С какой девкой, ваше… синьор граф? – воин весь подался вперед.

– Ну, той, которая тебе рожу расцарапала?

– А-а-а-а… Да нет. Я ей в морду дал, а потом… того, немножко снасиловал.

– Как это немножко? – развеселился граф.

– Ну, только согнул её… и это… Да ей потом понравилось! Она меня даже просила с собой взять…

– А ты?

– А что я? Я, синьор граф, – воин! Какая мне жена? Меня не сегодня-завтра убьют, может.

– А она что?

– А что она? Ясное дело: у них, у баб, первое средство – слёзы… Ну, я ей колечко подарил… а сам…

– Колечко-то где взял?

– А Памплону когда жгли, я там с одной снял… руку рубанул… с мёртвой уже… сразу не снималось, потом…

– Ступай! – распорядился граф. Нет, настолько брезглив он не был, но упоминание о Памплоне отбило всякое желание. Вот, спрашивается, зачем нужно было жечь? Как бы нам боком не вышла эта Памплона, чтоб её… Граф повернулся на другой бок. Ведь говорил королю, но хрен тот меня послушал! До хрипоты орал – нельзя оставлять в тылу обиженных! От досады он завернулся с головой в плащ и незаметно для себя провалился в сон.

Адель ему не снилась. А снилась всякая чертовщина. Он опять уговаривал Карла пощадить Памплону, а король опять отдавал приказ наказать город. И снова в ушах стоял крик, а лицо горело от огня, который пожирал некогда цветущий басконский город.

– Ваше сиятельство… Синьор граф, проснись! – его тормошили за плечо.

– Что случилось? – он сел на лежанке, откашлялся и потёр обожжённое во сне лицо.

– Коней увели…

Граф моментально очнулся, встал, вцепился в куртку Холивера – это он стоял, держа свечу в руке, – притянул помощника и пристально посмотрел в глаза:

– Как увели?! Кто?! Куда?! Охрану ставил?!

– Охрану вырезали… и увели, сейчас смена доложила.

– Времени сколько?

– Луна поднялась.

Граф натянул кольчугу, перепоясал себя ремнём с ножами в ножнах и вместе с Холивером шагнул из палатки. У выхода стояли несколько растерянных бойцов.

– Кто был в лесу? – Граф крепко взял ближнего за плечи. – Ты?

– Вон тот… – кивнул боец на крайнего.

– Что видел? – рванулся к нему граф.

– А чего видел?.. Лежат сердешные! А горлы у них перерезаты… А вокруг чёрным всё залито и блестит, стало быть, кровища… А лошадок-то нету!

Граф опёрся на телегу, чувствуя слабость в ногах. Поспал, значит… отдохнул, значит… Он с досады надавил себе на виски. Никого же не должно было быть… никого! Разве что…

– Что скажешь, Холивер?

– Баски…

– Баски. Памплона … – Граф оттолкнулся от телеги, выдернул своё копье из пирамиды. – Дозорные возвращались?

– Так точно! Доложили, никого в округе нет. Мы поэтому охрану и не усиливали…

– Кони при них?

– Так точно!

– Коней беречь! Буди всех! Разобрать копья! Занять позиции! Костры не разжигать! Разговоры отставить! Как считаешь, король далеко?

– Думаешь позвать? – Холивер оживился.

– Ради басков? Ты хочешь, чтобы потом над нами вся Европа смеялась?

– Не подумал… извини. Считаю, далеко. Они идут с вечера, а значит, теперь миль на десять-двенадцать ушли…

– Ладно, наша задача та же. Обеспечить безопасный отход…

– Ваше сиятельство… – один из бойцов боязливо тыкал пальцем в сторону ущелья, – что это?

Из ущелья, как белёсая река, заполняя всё вокруг, вытекала зловещая белая мгла, отражая лунный свет.

– Туман, – первый сообразил Холивер, – туман это…

И тут ударили тяжёлые стрелы. Их свист перемежался с криками раненых, стрелы пробивали кожаные и кольчужные доспехи, вонзались в руки, в ноги, кого-то убило стразу, кто-то кричал, но потом замолкал, кто-то пытался закрыться щитом, но и его добивали. Оба графа лежали под телегой, куда они успели нырнуть. Хруодланд крепко прижимался к младшему, защищая ему спину.

– Прикрыли короля, мать их! – кричал граф в затылок Холиверу. – Ты до сих пор думаешь, что это баски?!

Но младший не отвечал, он вдруг дёрнулся, засучил ногами, выгнулся и через мгновение обмяк, мёртво привалившись к графу. Хруодланд повернул его, из глазницы Холивера торчала стрела с железным арабским пером. «Мавры… мавры… мавры… Откуда?!» – бормотал граф, прикладывая голову к груди Холивера, пытаясь услышать сердце… не билось…

Обстрел закончился так же внезапно, как и начался.

Граф приподнялся на руках, надо выбираться, потихоньку перевернулся на другой бок, достал меч, перекатился на живот, отполз от телеги и стал осторожно подниматься. Тут кто-то наступил ему на руку с мечом и с силой толкнул ногой в бок.

– Ва-а-а, вы поглядите! Сам граф Роланд! – с арабским акцентом на франкском громко прокаркал сарацин в белых одеждах и с повязкой на лице. В одной руке он держал факел, в другой – изогнутый меч, меч графа он откинул ногой в сторону.

– Не узнаю… тебя, – сощурился на огонь Хруодланд, он попытался рывком подняться, но новый удар под дых сбил его – граф задохнулся, закашлялся, корчась на земле.

– Не надо делать резких движений, граф…

– А кто этот «Роланд»? – прозвучал в темноте хриплый голос с басконским твёрдым выговором.

– Личный друг Карла, – из темноты вышел пожилой франк, вкладывая в ножны меч, – граф Роланд. Префект Бретонской марки… «Герой» Памплоны…

– А… – Хруодланд почти восстановил дыхание. – А-а-а… Ганелон… Собака Ганелон.

Он перекатился на спину, присел и теперь, улыбаясь, рассматривал того, кого он назвал Ганелоном. – А король всё спрашивал: «Куда подевался Ганелон?..» Собака Ганелон… Иуда Ганелон…

– Ты бы не собачил меня, свинья бретонская! Твой король – убийца! Братоубийца и узурпатор¹¹! Гореть ему в аду! И ты, свинья бретонская…

– Потом разбираться будете! – пресёк склоку сарацин. – Там и разберётесь: кто собака, а кто свинья. Поднимите графа!

Два мавра в таких же, как у сарацина, белых одеждах, с повязками на лицах подцепили графа под руки, дёрнули и поставили, тут же сорвав с него ремень с ножами.

– Скажите мне, граф, – сарацин держал факел прямо перед лицом Хруодланда, яркое пламя потрескивало и обжигало, – а где же королевское войско? Король где?

– Нет его! – граф кривился, отворачивая лицо от огня. – Ушёл! Давно!

– Ганелон, ты же говорил, что король собирался выступать только завтра? Ты же утверждал, что вот оно, войско, перед нами. А это только арьергард графа!

– Великий кади, король часто бывает непредсказуем…

Сарацин сделал жест, отвергающий оправдания:

– …Если здесь нет франкского войска, зачем же мы привели сюда армию? Это же деньги, Ганелон! Много денег! Войско туда, войско сюда… Фураж, зерно, мясо… Кто заплатит мне за это?! А, ладно… Всё равно ты мне не ответишь. Ты уже ничего не ответишь… – Сарацин резко развернулся, перехватив свой кривой меч, и одним ударом снёс голову предателю. Голова кувыркнулась, подпрыгнула и укатилась под телегу к Холиверу, тело в задумчивости постояло секунду, свистнуло кровью и завалилось на бок. – Вай-вай-вай, – притворно всплеснул руками сарацин, – жалко, быстро умер… Собака Ганелон… Иуда Ганелон. Баск, а этого, – он повёл факелом в сторону Роланда, – отдаю вам! Иуда Ганелон говорил, что он был активнее всех, когда резали Памплону. Окажите христианское гостеприимство. Вы же христиане? И он – христианин. Что, граф Роланд, префект Бретонской марки? Не надо… не унижайтесь, не оправдывайтесь! Сейчас вас здесь примут как дорогого гостя. Баски умеют принимать дорогих гостей, я знаю. И вы узнаете. Ладно, празднуйте, не буду мешать, тем более – праздник будет долгим! Аллах акбар! – и сарацин бесшумно шагнул в темноту.

… – Граф Хруодланд ни разу не крикнул… – Кельт, здоровенный мужик, стоял перед королем на коленях, склонив голову, и всхлипывал. – Они его… а он – ни разу… Я хотел… должен был… но они добили всех… – Он собрался с силами и поднял голову. – Я должен был умереть, король, но нужно было доложить, это – долг, мой король!

Этот кельт, один из дозорных графа, единственный выживший из арьергарда, к полудню верхом нагнал войско. Теперь он рассказывал королю о том, что увидел этой ночью на входе в Ронсевальское ущелье – после того как ушёл сарацин в маске.

– Значит, и Ганелона…

Великий король смотрел на кельта с высоты своего почти двухметрового роста и задумчиво постукивал плетью по ноге.

– Будем атаковать, мой король? – спросил Карла кто-то справа.

– Нас ждут в Саксонии, мой король… – напомнил Карлу кто-то слева.

– Надо бы атаковать… Но… нас ждут в Германии и Саксонии. Эйнхард, голубчик, запиши о нашем бедном Роланде, как всё было. Только не надо этих… – король ткнул плетью в гонца и поморщился, – подробностей… Пусть о них не узнают. Про Христова защитника пусть знают, а вот подробности – ни к чему. И вот ещё что… – Король развернулся и вскочил на коня. – Епископ, где вы?

– Здесь, ваше величество… – высокий монах на гнедой кобылице присоединился к королю.

– Я оценил вашу работу, епископ, – вполголоса произнёс уже на ходу Карл. – Так вот сразу обоих… руками мавров и басков…

– Они стали опасны, мой король. Особенно Роланд… после Памплоны.

– Да-да. Мой бедный Роланд… Мой храбрый Роланд… Мой благородный Роланд… Мой глупый Роланд… Пусть о нём сложат Песнь как о борце с Халифатом! А у меня появился замечательный повод уничтожить Сарагосу.

И король, пришпорив коня, поскакал в голову колонны.