Читать книгу Вне закона - Валерий Махов - Страница 19

Графу Льву Николаевичу Толстому повезло. Ему суждено было заглянуть в зеркало всего одной русской революции, самой бескровной. Бог любил его нежно и забрал семнадцатого года. Но вот что интересно: будучи уже довольно пожилым человеком (графу было под восемьдесят), он в течение одного года переболел малярией, пневмонией и тифом. Дивный набор безобидных заболеваний. Любое из них в начале двадцатого века уложило бы в гроб и автора помоложе. Ан нет. Граф выжил. Чтобы уйти через некоторое время из дома в одном рубище и с вервием груза прожитых лет на вые. И тихо скончаться, то есть упокоиться на неизвестной железнодорожной станции. Не под знаменем, как его герой на Бородинском поле. Не в кругу семьи, как старый граф Безухов, а тихо и странно, улыбнувшись в лицо суете сует, ханжеству и лицемерию. О такой смерти мечтал златокудрый, буйно помешанный на Руси крестьянский сын Сергей Есенин.

…Сегодня, зная все о своем смертельном диагнозе, Николай Иванович Кузнецов, полковник службы безопасности Украины, уже свыкся с мыслью, что скоро конец. И, думая о милых его сердцу Толстом и Есенине, он завидовал умиротворенности Толстого и смелому порыву Есенина.

Он не боялся смерти. В жизни ему часто приходилось рисковать и собой, и другими. Он не верил в загробную жизнь, но верил в высшую справедливость.

Сам бывший ликвидатор, за годы службы принесший много горя другим и пекущийся об интересах государства, которого давно уже нет, он, лишившись своей родни, в одну ночь стал другим человеком. Как не умер старец Толстой в тот страшный для себя год, пока не нашел мира в своей душе, так и Кузнецов решил не уходить, пока не накажет виновных в смерти родни. А попутно, по мере сил и возможностей, он решил очистить город от прочей нечисти, с которой наш гуманный закон носится, как дурак с колесом от велосипеда. И сегодня, ставя самовар для вечернего ритуального чаепития, он с нетерпением ожидал свою Никиту – Елену Сергеевну Голицыну, красивые руки которой держали на весу весь смысл его оставшейся жизни.